***
На обратном пути идти тайком по кварталу Учиха не было необходимости. Впервые за долгое время она обратила внимание на жизнь, что кипела в этой обособленной части деревни. Дети сновали тут и там, словно маленькие суетливые облачка шума и безудержного смеха, которые искали, к какому приюту прибиться в этот раз: к лавке с вкусными рисовыми лепёшками бабули Учиха, ловить зайцев в клановом лесу, искупаться в пруду, распугав всех уток, или дразнить старших, уже приступивших к тренировкам на полигоне. Взгляды их ещё не были острыми от искрящихся осколков разбитых сердец. Они были детьми нового поколения. Первыми, кто понесёт Волю Огня. Многие жили намного проще и скромнее, чем представляла себе Сакура, находясь исключительно в поместье главной семьи. Женщины развешивали влажное бельё намозоленными руками на верёвках, что тянулись стройными нитями, соединяя соседствующие дома. Их мужчины, успевшие захмелеть, перекидывались громкой бранью, тонувшей в очередной партии в сёги. Солнечные лучи прыгали от одного молодого сочного клёна к другому, обдавая квартал оранжевым пожаром вихря листьев. Покачиваясь на ветру, они напоминали языки пламени, которые согревали в промозглую погоду каждого, кто видел их. Лишь пыльная дорога оставалась равнодушна к красным клёнам. Так же, как Учихи были равнодушны к Сакуре. Чужих тут не любили, но океан конфликтов, который топил их сотнями лет до появления Конохи, — единственного мирного островка, — пугал их больше, чем сплетни за спиной. Каждый молчал, провожая взглядом фигуру розоволосой женщины. Никто не хотел прогневать главу, от хрупкого душевного состояния которого каждый раз зависел баланс между кланом и деревней. В отличии от обособленных домов клана Сенджу, скрытых за периметром заборов с охраной, квартал Учиха никем не охранялся. Вид главного поместья, возвышавшийся на небольшом холме, бросал вызов каждому, кто его видел. Единственным органом правопорядка могли считаться надменные гуси, которые называли себя патрульными Учиха. Сакура догадывалась, что послужило основанием сделать клан Учиха полицией Конохи в своё время. Выпятив грудь колесом, молодые мужчины чинно расхаживали по ограниченной территории квартала, и лезли со своим авторитетным мнением в любой конфликт. По пути в поместье Сакура снова пересеклась с патрульными и чуть не подавилась от количества пернатого пафоса, который они распыляли вокруг себя. В скольких по-настоящему стоящих перепалках они успели поучаствовать? Утренняя буря влажной стихийной уборки успела стихнуть, но оставить вполне заметный след на стенах поместья: запах влажной древесины придавал помещению свежесть, которой не хватало этим знойным днём. Дышать сразу стало приятнее, а старый главный дом уже не казался таким враждебным. Сакура встала у порога, не решаясь нарушить хрупкую ауру самозабвенной чистоты. Но стоять долго у входа ей просто не позволили: служанки, заслышав о том, что госпожа вернулась, робко защебетали о готовом обеде. Одна из них попыталась взять рюкзак розоволосой, на что та ловко извернулась, заверив, что справится со своей ношей сама и сразу же направится на трапезу. После случая с фотоаппаратом доверять свои вещи кому-либо хотелось меньше всего. Едкие подозрения обожжёнными пятнами расползались по телу женщины. Цель, которой добивались люди, которые стояли за кражей её личной вещи были вполне чёткими и понятными. Люди или человек? Представления о том, кто мог наглым образом забрать её фотоаппарат, с сомнением перекатывались от виска к виску. Оставшиеся старейшины? Верни наших людей в клан. Слова человека из темноты эхом вторили в ушах Сакуры. В них могла содержаться подсказка о том, что за этим чёртовым шантажом стояла группа людей. Но в то же время куноичи боялась увидеть второе дно там, где было только одно единственное, до которого не доставало зрение Сакуры. Под словом «наших» могло лежать значение «люди клана», «Учихи». Делать какие-либо выводы было рано. Мысль о том, чтобы просить помощи у Мадары-сама отвалилась сама собой, даже не успев налипнуть на рассудок Сакуры. Ей было стыдно и больно признаваться даже самой себе, что она была готова сбежать от миссии, которую сама себе придумала. Ведь в отличие от неё самой, Учиха вкладывал все свои силы в это дело. Розоволосая чувствовала, что попусту распаляется, участвуя в интригах клана вместо чётко поставленной цели. Чувство вины перемежалось с отчаяньем. С каждым днём чакры оставалось всё меньше, а насущные проблемы лишь увеличивались количественно и качественно. Позволив себе погрузиться в размышления, женщина не заметила, как оставила свои вещи в покоях. Она не была уверена в сохранности своего имущества даже там, но, таская свою сумку по поместью, куноичи вызвала бы у Мадары ряд вопросов, ответы на которые лавиной уложили бы её на лопатки. Язык болел от одной мысли о том, чтобы признаться Учихе в своём мнимом предательстве. Сакура была не готова встать в один ряд с уже существующими дезертирами. Когда настанет время, чтобы позволить себе признаться в том, что ей было важно мнение Мадары о ней? Медленно, но верно туманными шагами Сакура достигла комнаты для трапезы. Она встала в проходе, всё ещё перетирая мысли в своих сцепленных в замок пальцах. Запах вкусной еды поманил её, увлекая за собой. Сакура подняла голову и замерла от увиденной красоты: большое количество миниатюрных глиняных глубоких тарелок разноцветной блестящей россыпью приглашало её поблагодарить за еду и ухватиться за палочки. Рис, тофу, овощи, морепродукты во главе с нарезкой свежего тунца. Сакуре казалось, что это буйноцветие запахов, цветов и вкусов не могло принадлежать лишь ей одной. И она была права. Подтверждая её догадку, на узкую спину между лопаток легла большая тёплая ладонь. Она закрывала собой фрагмент символа Учиха на её платье, покровительственно держа клан в своей руке. Сакура вздрогнула и подняла взгляд. Рядом стоял Мадара и говорил с ней. Она, как заложница видения, смотрела на него, словно он был прекрасной иллюзией. Сакура не слышала слов, лишь его тёплые тягучие чёрные глаза напротив её глаз. Все звуки растворились в движении его губ. Сакуре казалось, что он впервые был к ней настолько близок. Мой муж. Сердце женщины трепетало от волнения и растерянности. Слова, произнесённые вслух, что-то надломили внутри. И дороги назад больше не было. — Женщина, ты оглохла? — Мадара вернул ей утерянный слух, повалив с небес на землю. Сакура сморгнула наваждение, нахмурившись. Он, по всей видимости, говорил о том, что этот обед накрыли на двоих. Женщина кивнула ему невпопад, на что Учиха лишь закатил глаза и шумно выдохнул через нос, проходя вперед. Он сел первым, жестом приглашая её, словно делал одолжение. Желание показаться ему красивой и при этом выглядеть естественно вдруг накрыло Сакуру с головой. Следуя своему неповторимому плану, розоволосая прошла к низкому столу, попутно споткнувшись о подушки и едва не повалившись на филе тунца своей собственной филейной частью. Она рухнула коленями на татами, неловко подползая к столу. Стандартный протокол обольстительницы был перевыполнен на день вперёд. Ни один мускул на лице Мадары не дрогнул. Она навсегда останется в его памяти тем самым оранжевым пластиковым лягушонком с неровными акриловыми потёртостями: несуразная, тёплая и неожиданно родная. Они синхронно поблагодарили за еду, и Учиха принялся за трапезу. Сакура боялась последовать его примеру. Её лопатки до сих пор горели под его прикосновением, плескаясь жаром по женскому телу. Она смотрела на него, словно видела впервые. С трудом верилось, что Учиха может поглощать не только чужие души, но и обычную человеческую еду. Словно сомневаясь, куноичи склонила голову набок. Мадара вполне обычно подцеплял палочками кусочки рыбы и риса, обмакивал их в переливающийся соус и опускал в рот. Спокойно прожёвывал и сглатывал. Ком опускался по горлу, и Сакура теряла его из виду. Что-то настолько простое и чрезвычайно обычное сильно пугало женщину. Как будто он перестал быть Мадарой Учихой и вдруг оказался просто…человеком? — Хватит заглядывать ко мне в рот, — Мадара, который, казалось, игнорировал тот факт, что вместо яств Сакура поглощала взглядом его, наконец, не выдержал. — Извините, — буркнула женщина, пойманная с поличным. Сакура уткнулась в свою малую пиалу, в которую палочками начала укладывать крохотных рыбок рядом с кусками тофу в панировке. Мадара почти был уверен, что женщина вела себя, по меньшей мере, странно. Возможно, погружать её в иллюзию было лишним. Мужчина придирчиво оценил её взглядом на предмет возможных повреждений, но она выглядела хорошо. Даже слишком. Хорошо сидящее по фигуре платье обтягивало те контуры, которые особенно сильно притягивали его внимание. Его глаза исследовали её тело: крепкие бёдра, хорошая талия, аккуратная грудь, острые ключицы и не менее острый взгляд, которым она поймала его, пленив. Мадара ухмыльнулся, насильно всматриваясь в глубину её глаз. Сакура, словно принимая вызов, расправила плечи и упёрлась в Учиху немигающим взглядом. Мужчина был готов поклясться, что ещё минута игры в «гляделки», и он опрокинет стол и незамедлительно сократит расстояние между их телами. При мысли о том, что его тело будет вжимать её хрупкую фигуру в татами, выбивая воздух, его чёрные глаза наливались истомой. Необъяснимый градус возбуждения в комнате возрастал с каждым дыхательным движением грудной клетки. От Мадары не утаилось, что её тело тоже напряглось в упругой готовности. Он атаковал её одним взглядом. Она не собиралась просто подчиниться. И это было чертовски ново для Учихи. Охота, где были только охотники. Створки сёдзи медленно открылись, выпуская наружу из трапезной комнаты спёртый сладкий аромат обоюдного влечения. Женщина, которая несла в своих руках поднос с чайными принадлежностями, готова была отшатнуться от двух пар горящих взглядов, что теперь переметнулись на неё. Прислуга была уверена, что трапеза уже должна была подходить к концу, а потому уверенно подавала чай. Но господа едва притронулись к замечательному столу. Она чувствовала себя лишней, словно прервала нечто значимое между ними. Сакура расслабилась и опустила плечи, снова утыкаясь в свою порцию обеда. Мираж, навеянный Учихой, рассеялся так же быстро, как и сгустился. Женщина, что разорвала напряжение между ними, опустила чайный поднос и аккуратно расставила чаши рядом с Мадарой и Сакурой. Розоволосая поблагодарила за излишнее усердие и поймала на себе пристальный взгляд служанки. Женщина задержала взгляд на Сакуре чуть дольше положенного, словно что-то вкладывая в него между строк, а затем, поспешно кивнув, удалилась из комнаты. Сакура отставила свою личную пиалу и палочки, заканчивая с обедом. Под взглядом Учихи она всё равно не чувствовала вкуса еды. Куноичи придвинула глиняную чашу для чая ближе к себе, чтобы наполнить её горячий напитком, но внутри посуды пространство уже было занято: тонкий лист пергамента, сложенный в несколько раз, заполнял чашу изнутри исписанными символами. Женщина украдкой посмотрела на Мадару, который не собирался так быстро заканчивать свой обед, и продолжал уплетать плотные блестящие куски тунца. Казалось, теперь он был поглощён едой, а не ей. Сакура одной рукой потянулась за чайником, невзначай привлекая внимание Учихи к этому своему жесту, а второй рукой, не глядя в чашу, одними пальцами извлекла послание, ловко упрятав то в своём рукаве. Было глупо полагать, что это укроется от заострённого годами внимания Мадары, но он решил не подавать вида. Сакура плеснула горячий чай в уже пустую чашку, и осушила его слишком быстро для напитка такой крутой температуры. Поморщившись от боли в обожжённом горле, женщина поклонилась Учихе и покинула трапезную комнату, пулей вылетев в коридор. Она скрылась в глубине деревянных панелей помещения, чтобы тихо расправить изгибы пергамента. Беглым взглядом женщина впитала информацию из послания, и, опустив зажатый в одних пальцах листок, устало опёрлась спиной в стену. Мадара был готов последовать за ней, чтобы проследить. От кого женщине было бы получать в этом доме тайные послания? Но он был не готов продемонстрировать своё возбуждение, которое ещё не до конца покинуло его тело, тесно упираясь окрепшей плотью в ширинку. Усилием воли он заставлял себя сидеть на месте, когда его тело рвалось следом за ней.***
Сакура была готова к встрече. В оружейной комнате женщина отыскала для себя лёгкий вариант защитного покрытия на тело: плотная ткань, которая походила на ту, что использовалась для жилетов ниндзя Конохи, обхватывала её грудь, фиксируясь лишь на одном плече. Герб Учиха и приглушённый серый цвет были обязательными элементами вещи. Своеобразный защитный бандаж мог прикрыть только органы дыхания, поскольку живот всё равно оставался открыт. На талию был подвешен пояс с подсумком для оружия, которые она также нашла в оружейной. Так, в любой ситуации, что могла её поджидать, Сакура чувствовала себя немного увереннее. Она стояла у сёдзи, что разделяли её с человеком, пославшим записку, и чувствовала, как под рёбрами билось нервное напряжение. Сакура резко потянула створку, чтобы не оставлять себе путей для отступления. Яркий солнечный свет успел ослепить её на долю секунды, прежде чем розоволосая сфокусировала взгляд на не менее ослепительной женщине. Рубиново-красное кимоно с множеством гербов Учиха на своей ткани никак не могло отвлечь от её природной хрупкой красоты. Бледные узкие руки с мраморной сеткой сосудов, мёртвенно-бледное лицо, до остервенения ровно выведенный контур красных губ и затерявшийся пустой забитый взгляд серых глаз. Завидев Сакуру в полной боевой готовности, женщина встала, грузно поднимая за собой тяжёлое парчовое кимоно и несколько слоёв нижних одежд под ним. Фарфоровая незнакомка двинулась прямо на розоволосую женщину, что сейчас как никогда прежде чётко ощущала себя простушкой в сравнении с этим напускным искусственным богатством. Сакура была готова к сражению, но никак не ожидала быть сражённой поступком женщины напротив: подойдя достаточно близко к куноичи, Учиха с ярким шелестом ткани своего убранства рухнула на колени, расстилаясь перед женой главы клана. Белоснежным лбом она вжималась в татами; из лаковых идеальных волос, уложенных в сложную причёску, выбивались пряди и заколки, возмущенные такой низостью хозяйки. Её плечи дрожали. — Пожалуйста… — Сакура навострила слух, приоткрыв рот от удивления. Женщина неразборчиво шептала, задыхаясь в своих эмоциях. — Прошу Вас, помогите ему! Две женщины в разных оттенках красного друг напротив друга. Между ними клан Учиха. Комната показалась Сакуре удушающе тесной; она опустилась на колени рядом с Учихой. Та в свою очередь приподнялась, чтобы заглянуть жене главы в глаза. Медик, всмотревшись в её лицо снова, заметила, что перед ней была уже немолодая и безмерно уставшая женщина. Белая краска, жирно наложенная на кожу, собиралась в углах глаз, забиваясь в сеть морщинок. Контур дрожащих губ был стёрт. Её красота таяла, как шоколад на солнце, густо капая в слезах на светлое татами тёмными пятнами туши, превращаясь в грязь. Сакура смотрела на неё и осознание того, что в жизни этой женщины не было ровным счётом ничего дальше этой комнаты и красного кимоно, медленно расползалось в голове. Учиха рисовала каждое утро контур для самой себя вот уже много лет. Куноичи взяла её за хрупкие руки, чувствуя тонкую пергаментную кожу. Сколько ей на самом деле было лет? — Что случилось? Чего Вы хотите? — Сакура была растеряна и чувствовала неподдельную жалость к женщине. — Я видела… Я знаю, на что Вы способны, — Учиха шмыгала носом, втягивая в себя поток слёз. — Мы все видели, когда Вы и Хаширама-сама принесли Мадару-сама… Ваша техника спасает жизнь. Смысл сказанного не сразу дошёл до Сакуры. Успокоив женщину, она сумела разобраться в ситуации бегло. Чем больше она узнавала, тем больше это пугало её. Складывалась довольно неприятная картина: пятнадцатилетний мальчик умирал, лёжа в новоиспечённой тюремной камере, от удара, который нанесла ему она сама. И его мать сейчас умоляет вернуть ему шансы на жизнь человека, который так просто забыл о парне. Через полчаса она стояла на пороге здания, который служил временной тюрьмой для тех немногих, которые уже успели стать первыми преступниками в Конохе. Её не пускали внутрь, а потому, послав сообщение в главный кабинет Хокаге через кланового сокола, она ожидала записки или личного прибытия любого человека, который имел достаточные полномочия, чтобы пройти внутрь временной тюрьмы. В ожидании Сакура растирала пыль под подошвой, втаптывая глубже в землю чувство вины и здравый смысл. Она не могла понять, как вполне чётко имеющая оттенок ситуация, стала такой размытой. Моральные скрепы Сакуры дрожали, потому что она не могла решить, а правильно ли она поступала? Она сражалась с юношей как с равным противником. Он нападал на неё полноценно, явно без страха убить её или быть убитым. Так почему теперь последствия этого боя гнетут её? Медик и мать в Сакуре сминали в ком логические доводы, пробуждая тревогу. Прямо сейчас чужой ребёнок умирал из-за неё. Слишком близко и слишком болезненно ситуация сжимала её плечи. Хлопок рядом с розоволосой отвлёк от размышлений. И вот в который раз перед ней стоял мужчина, чьи строгие алые глаза следили за каждым её движением. И снова он, когда ей нужна была помощь. — Ты уверена, что хочешь сделать это? Он преступник. Нападавший. — Тобирама-сама, он человек. Всё ещё ребёнок, чей отец втянул его в это. Мужчина кивнул. Он был из тех людей, что глухи к эмоциональной иррациональной части своей человеческой природы. Но Сенджу умел слушать и слышать. И когда она звала на помощь, готов был откликнуться на зов. Они вошли в узкое помещение с наглухо забитыми окнами. Основной комплекс здания находился под землёй, где естественной преградой к побегу была толща почвы, по которой ходила остальная деревня, едва догадываясь, какую тайну хранило обычное здание на окраине. Влага, которая не испарялась даже в тяжёлую летнюю жару, отсутствие солнечного света, пыль, забившаяся в швы, соединяющие холодный камень — всё это создавало прекрасные условия для манифестации любого заболевания. Сакура ступала, следуя за широкой спиной Второго. Среди плесени, пыли и спёртого почти безвоздушного пространства на тонком грязном футоне лежал он. Старший из детей старейшины, что нападал на неё. Его лицо было тонким и серым. Крупные капли пота стекали на футон, быстро обезвоживая тело парня. Среди боли и жара молодой Учиха лежал совсем один. Его дыхание было частым и поверхностным. Лихорадка заставляла сворачиваться кровь в сосудах, а тело биться в хаотичной дрожи. Быстро опустившись рядом, Сакура извлекла из подсумка кунай и рассекла одежду парня в нескольких местах. Она резко стягивала мокрые лоскуты с его тела и осматривала на предмет наружных повреждений. Ниндзя не могли так умирать. Не должны. — Сакура, чем я могу помочь? — подал приглушенный голос Тобирама. — Инструменты, антибиотики и Ваш клановый лекарь с остальными медикаментами. Передайте, что здесь явная картина сепсиса. Сакура старалась строго анализировать ситуацию, сканируя парня. Мощный отёк охватил наружную сторону его бедра, в месте, где она нанесла свой удар. Воспаление здесь заставляло кровь застывать в иссиня-красном плотном сгустке. Стиснув зубы, медик погрузила в толщу повреждения пальцы, жестко прощупывая консистенцию подлежащих мышц и костную основу. Мышечная ткань под пальцами Сакуры перекатывалась; она чувствовала всплески скудной жидкости под кожей. Рана уже не была обычным синяком. Речь шла о грязно-сером септическом очаге. Медик приложила пальцы к шее парня, концентрируясь на пульсации вены. Пульс был тонким и частым. Несмотря на болезненную манипуляцию с её стороны, юноша не подавал никаких признаков того, что ему больно. Он был в глубоком бессознательном состоянии. Продукты распада тканей отравляли его организм. Печень парня не справлялась с токсическим напряжением, о чём говорила обширная желтуха на видимых слизистых оболочках. Сакура ярко чувствовала, что без госпиталя и оборудования не сможет вытянуть его из лап смерти. Но заплаканные глаза его матери заставляли двигаться её руки дальше, не в силах опустить их. Если бы не её вмешательство в эту эпоху, умер бы он так рано? Сакура боялась украсть у этого мира важную часть по своей собственной глупости. В глубине коридора послышался перезвон стеклянных склянок и тревожный шепот. С каждым шагом, он становился более ясным и отчётливым. Тобирама размашистым шагом вошёл, неся деревянный короб с медицинским стеклом. Следом, перебирая несгибающимися в коленях ногами, появился низкий старик. Его белый фартук, окроплённый блёклыми брызгами крови, ясно дал понять Сакуре, с кем она имела дело. Он осмотрел женщину и ребёнка с сомнением. За час совместной работы они смогли очистить гнойную рану в мышечной толще. После хирургической обработки повреждения и ледяных компрессов, температура пошла на спад. К сожалению Сакуры, антибиотики в это время представляли из себя слабо концентрированные настои из плесневых грибов. Ей слабо верилось, что примочки с ними смогут вытянуть парня за руку с того света. Но других вариантов она попросту не видела. После первых болезненных стонов парня, рабочая медицинская бригада выдохнула. Даже Тобирама, который поначалу лишь стоял в стороне, сейчас испытал временное облегчение. Сознание снова вернулось к юноше, что было хорошим признаком. Старик отпаивал его успокаивающими боль настойками на основе вина, Сакура занималась раной, а Тобирама — охлаждающими компрессами. Скрипя зубами, розоволосая позволила себе выделить небольшое количество чакры, чтобы сопоставить костные обломки и позволить им первично срастись. Сакура знала, что пожалеет об этой растрате, но чувство вины не позволяло ей просто оставить мальчика инвалидом. После перевязки раны, юноша уже спал тихим, но лихорадочным сном. Под воздействием антибиотиков воспаление начинало отступать, а значит и сильная боль вместе с ним.***
После крепкой бани, обессилившая морально и физически Сакура лежала посреди их с Мадарой покоев прямо на голом татами. Лишь тонкий хлопковый халат отделял её тело от напольного покрытия. Ни голода, ни желания спать она не испытывала. Её окутала сладкая ядовитая дымка, прижимающая женское тело к полу. В темноте ночи она даже не силилась, чтобы рассмотреть чёрный потолок комнаты, который вот-вот должен был обрушиться на её розовую голову. Тобирама-сама помог добраться ей до поместья под вопросительные взгляды Учих. Паре, уставшей в борьбе за чужую жизнь, было плевать на них. Эта битва была для Сакуры не первой. Сенджу же лишь начинал понимать, что принести в этот мир и удержать в нём чужую жизнь куда сложнее, чем отнять её одним разрубом меча. Обмякшее тело розоволосой тут же окружила своей суетой женщина в красном. Сакуре нечем было утешить несчастную мать. Учиха старалась выхватить из неё крохи надежды, на что медику было сложно объяснить женщине, что такое сепсис, отсутствие первичной хирургической обработки и неблагоприятный прогноз. В её глазах Сакура была не врачом, а волшебницей, которой, конечно, не являлась. А потому без отсутствия моментального хорошего результата, медик встретилась с непониманием и обидой в глазах Учихи. Сакура выдохнула, выпуская в тишину комнаты душевную тяжесть, что камнем лежала на её груди. Спустя несколько мучительно долгих часов в комнату вошёл Мадара, который застал женщину всё в той же позе и состоянии. Он обвёл её не менее уставшим взглядом и взял свой футон. Учиха бросил его рядом с её фигурой и небрежно расстелил без особого энтузиазма. Мужчина опустился на свою постель и сел. — Хаширама отправляет меня с дипломатической миссией в Деревню Скрытого Камня.