***
Сладкая пелена, опутывающая бессилием тело Сакуры, моментально рассеялась. Она резко оторвалась от поверхности пола и приняла сидячее положение, подбирая под себя ноги. — Что значит «в Камень»? А как же я? — ладони Сакуры похолодели от внезапно подскочившей тревоги. Она не могла просто отпустить Мадару в его разболтанном состоянии. — То есть… Как же наше исследование Ваших рецидивов? Учиха потёр пальцами переносицу, хмурясь. Прикрыв глаза, он на долю секунды попытался покинуть своё тело, чтобы избежать той ситуации, где ему снова понадобится её помощь. Но его упёртая душонка когтями цеплялась за тело. — Я прекрасно осознаю сложившуюся проблему. Но у меня тоже есть обязанности, которыми нельзя пренебрегать. — А что, если Вы наломаете дров в состоянии аффекта? Что тогда? — Сакура была готова вцепиться в Учиху, чтобы остановить его от возможного военного конфликта в будущем. Мадара молчал. Ему нечего было ответить, потому что всё было очевидно. Воспользовавшись его задержкой, мозг женщины начал лихорадочно перебирать факты из истории. «С кем была Первая Мировая Война Шиноби? Против какой страны?» — она боялась вспомнить хоть какие-то намёки на конфликт с Камнем, который касался бы этой эпохи. Но всё было тщетно, потому что, насколько могла помнить Сакура, война началась после того, как Мадара покинул Коноху. Сейчас он был здесь и, вроде бы, никуда не собирался, кроме как поиграть в дипломатию. Это была уже её заслуга или его время ещё не настало? Порочный круг её истеричных мыслей, которые он мог увидеть в её безумных стеклянных глазах, что отражали свет горячей красной луны, Мадара нарушил в пару движений. Он стянул с себя рубашку, а затем положил холодные ладони женщины на свою обнажённую крепкую грудь. Сакура вспыхнула на долю секунды, растерянно всматриваясь в его очерченную лунным светом фигуру. — Ищи. Сакура сглотнула тугой вязкий ком слюны, который застрял в горле. Это был его способ просить о помощи? — Что? — женщина подняла на него глаза, потому что не сразу уловила ход его мыслей. — Что бы это ни было, ищи то, что вызывает эти приступы неконтролируемой ярости. Если бы не такая болезненно острая ситуация, то она бы восхитилась его верой в её силы. Найти за один вечер или даже за одну ночь то, что они не смогли отыскать за всё это прошедшее время? Никто и никогда не поверил бы Сакуре, что Учиха Мадара был оптимистом. Сакура активировала мягкий свет зелёного свечения техники, к которому мужчина успел привыкнуть. Он старался расслабить все группы мышц в своём теле, но коварный кусок мяса уже знал, что будет больно. А потому по его лицу начали ходить желваки от растущего напряжения. Больше медику не требовалось ползать по укромным уголкам этого великолепного тела. Она знала, где нужно искать, но не была уверена в своих догадках по поводу того, что же это было, и как это извлечь. Глаза Мадары даже не успели в достаточной мере привыкнуть к новому источнику света в комнате, как он тут же погас. Учиха взметнул на неё недоуменный взгляд, требовавший незамедлительных ответов. — Я подготовила Ваши каналы чакры к своему вмешательству, — розоволосая убрала руки с груди Мадары, и, опершись о татами, поднялась на две своих некрепких ноги. — Наша ситуация требует более решительных мер. Женщина вышла из комнаты, оставив Учиху один на один с красной луной, которая в своём хищном прищуре покачивалась над потускневшими в ночи клёнами. Техники и знания розоволосой были для него восхитительной загадкой. Он видел, как Хаширама мог излечить себя, даже не используя печатей. Но это было другое. Эта женщина могла лечить других. И никакая природная регенерация не могла с этим сравниться. Кроме того, розоволосая женщина была первым медиком, который вступил на его памяти в открытый бой. Что само по себе нарушало все правила ведения тактики. Вернулась Сакура в помещение через мучительно долгие десять минут с небольшой ёмкостью в руке, наполненной жидкостью. Вода, смешиваясь со светом луны, нежной рябью опустилась рядом с Мадарой. Судя по насыщенному травяному запаху, это был какой-то настой. Даже при сильной жажде мужчина не был уверен, что сможет выпить столько жидкости. Словно развеивая его догадку, медик опустила свои узкие ладони в настой, и края жидкости обволокли её кожу, обхватывая за запястья. Источая мягкое успокаивающее зелёное свечение, свет из глубины рвался на поверхность. Сакура образовала маленький светоч зелёной луны в небольшом деревянном тазу. Розоволосая начала извлекать свои руки из жидкости, но та, словно влюблённая в прикосновения медика, следовала за Сакурой. Женские руки были заточены в плотных водяных пузырях, удерживаемые зелёным свечением. — Прошу Вас лечь на спину, — и вновь Мадара услышал этот стержень в звонком женском голосе. Он знал, что должен был ей покориться. — Я чувствую в Вашей системе чакры инородные сгустки, — Сакура перекинула свою оголённую ногу, которая выбралась из-под полов узкого халата, через Учиху и села на его бёдра. Тем самым она заняла устойчивую позицию для удержания. — Этот настой должен помочь мне вытянуть из Вас хотя бы немного, чтобы я смогла проанализировать полученные образцы. Мадара всматривался в её силуэт, который ему рисовала луна. Зелёное свечение резонировало с зеленью её строгих глаз. Она возвышалась над ним, и ему хотелось последовать инстинктам, которые шептали, что он должен схватить её за бёдра и прижать к своему члену, чтобы почувствовать её горячую плоть даже через ткань одежды. Но, сжав зубы, Учиха оставался глух к мольбам своего тела. Склонившись над ним, Сакура с большим усилием ввела часть жидкости в грудь Мадары. Боль отвратительным раздувающим изнутри шаром заставила его задохнуться. Мужчина зажмурился, не в силах смотреть. Он был готов раздробить свои зубы в пыль, чтобы не закричать. Его тело прогибалось под ней, но женщина была готова к этому, вдавливая его в пол своими бёдрами всё сильнее. Второй рукой Сакура пыталась вытянуть водный пузырь наружу, но он, словно к чему-то прилипнув, оттягивался назад. Частицы жидкости, что уже могли виднеться на поверхности его тела, начинали кипеть от напряжения её чакры. — Чёрт побери! — зарычала Сакура, возбуждённая битвой с невидимым врагом. Розоволосая усилила натяжение жидкости, и та в ответ начала окрашиваться густыми чернильными пузырями в чёрный цвет, пока снова не скрылась в толще тела Мадары. Настой стремительно испарялся под пылом её воинствующей чакры. И боль медленно отступала по мере уменьшения объёма жидкости. Боль пробуждала в нём нечто животное. Учиха чувствовал, как она смешивается с тугим возбуждением внизу живота. Сакура, что вдавливала его своим телом в футон, уже должна была почувствовать, как окреп его член. Она всё ещё пыталась остатками своей техники добиться хоть каких-то результатов, но Мадара был сконцентрирован лишь на том, как она своим естеством тёрлась о его ствол. С каждым новым движением, хруст трескавшегося самообладания расползался тонкой паутиной по его вожделению. Обхватив одной рукой Сакуру за хрупкую талию, Учиха резко принял сидячее положение, сильнее вжимая женщину в своё тело. Его распаляющее дыхание отдавалось в ней дрожью. Как голодный зверь, Мадара впился в её губы. Её приоткрытый от удивления рот словно приглашал войти внутрь своим горячим языком. И он принял это приглашения, проникая в неё. Изо всех сил Сакура пыталась заставить себя скинуть это наваждение, но тело продолжало находиться в ступоре. Его обжигающие поцелуи брали её без шанса на отступление. Испуг смешался с интересом, а мужская необузданная энергия пробуждала желание. Мадара Учиха хотел её. Это было страшно, волнующе и так в новинку, когда мужчина, что тоже был ей не безразличен, хотел её по собственной воле. Когда ей не приходилось вымаливать внимания и унижаться. Когда он сам выбивал из неё ответную реакцию. И Сакура сдалась под этой пылкой волной его возбуждения. Робко, вспомнив о том, чему она толком и не успела научиться, Сакура коснулась его своим языком. Она ответила на поцелуй Мадары, словно боялась обжечься. Но женщина не знала, что Учиха уже давно начал обугливаться от страсти. Мадара едва не простонал ей в губы от удовольствия, когда её крепость пала. Кровь сильнее приливала к его окрепшему члену, заставляя тот подрагивать от новых волн возбуждения. Требовательно и властно Учиха углублял свои поцелуи. Рукой, что не удерживала её тонкий стан, он потянул за пояс халата. Откинув в сторону ненужный лоскут ткани, Мадара проник своей грубой ладонью под её халат. Плоский живот, горячая спина, чуть выпирающий контур рёбер. Его рука гуляла по телу Сакуры, наслаждаясь нежностью кожи. Они забыли, кем были и кем когда-то являлись. В омуте этой страсти они были лишь мужчиной и женщиной. Сакура обхватила его руками, углубляясь в густые волосы Мадары. Её движения вызывали волну мурашек по его остывшей спине. Отвечая на этот ход, ладонь мужчины настигла полушария её грудей. Ночная прохлада придала им ту самую соблазнительную упругость, которая трепетом отдавалась в теле женщины. Повинуясь инстинктам, Сакура двигала бёдрами навстречу ему. Учиха чувствовал, как она насаживается на него. Мужчина обхватил её тело руками, и изменил их положение относительно друг друга, повалив женское тело на футон под ними. Эта страсть потухла так же быстро, как вспыхнула. Мадара и Сакура отпрянули друг от друга, словно напуганные собственной дерзостью. Их окатило холодной водой в прямом смысле: пытаясь рукой найти опору для своего тела, Учиха опрокинул на них таз с настоем. Гул сердца и тяжелое дыхание затопили комнату. Против воли он активировал шаринган, навсегда запоминая её разметавшуюся бледную фигуру на его футоне, горящие опьянённые глаза, спутанные ядовито-розовые волосы и тонкую ткань халата на острых плечах. Придя в себя, она подскочила, запахнула халат и стремглав вылетела за порог комнаты в сад, отрезая возбуждение, возникшее между ними, хлопком створки сёдзи. Губы всё ещё приятно болели от его поцелуев, а кожа под тонкой тканью помнила каждое его прикосновение. Влажные полы халата, промокшие в настое, отрезвляюще касались голени. Испуганная и растерянная она вжимала пальцы в собственные плечи. Женщина подняла свой взгляд к круглому обручу луны. Спутница укоризненно отразилась в её зелёных глазах, затухая в их глубине. Сакура молила об ответах. Куноичи дезертировала с этого фронта. Снова оставила одного из Учиха один на один со своими чувствами. Сбежала, как ребёнок. Но в этот раз всё было иначе. Ведь даже ему может быть больно? Укол вины коснулся её груди, и она решила, что не может прятаться от Мадары. Особенно сейчас, когда она настолько близко подошла к разгадке его аффектов. Разговор не требовал отлагательств. Стоило выяснить всё здесь и сейчас, стоя на пороге чего-то неизведанного для неё. Ей больше не пятнадцать, она не будет прятаться. С холодным трепетом внутри, Сакура вернулась в покои. Прошло не более пяти минут, но Мадары уже не было внутри. Женщина попыталась сконцентрироваться на его чакре, но её собственный контроль наотрез отказывался подчиняться. Разбитая, она опустилась на колени. Учиха оставил её одну в этой остывшей комнате. Грязную, липкую и отвратительно одинокую.***
От нервов у Сакуры разболелся живот. Она лежала в его футоне, обволакиваемая фальшивым теплом одеяла. Закрыв глаза, женщина видела его разгорячённый образ с горящим во тьме шаринганом. С невиданной ранее жадностью он пожирал её взглядом. В нём читалось восхищение и желание. И Сакура болезненно надрывно выдохнула. Она прижала ткань одеяла к своей груди, пытаясь унять болезненные спазмы. Ядовитый стыд перед Саске рвал на мелкие куски её внутренности. Хотелось отвлечься, забыться или просто забыть всё, что здесь произошло несколькими часами ранее. Розоволосая молила о пощаде у собственных чувств. Но тупая непроходимая насмешка внутри встала плотным комом. Это уже произошло. И ей хотелось ещё. Как обычному человеку, это не было ей чуждо. Она и раньше испытывала потребность в сексе. Но ей хватало благоразумия и верности, чтобы ограничиваться обычной мастурбацией. Сакура почти забыла, что такое настоящие ощущения от чужих прикосновений. Горячие и необузданные. А знала ли она о них раньше по-настоящему? Саске хотел её лишь дважды за все те годы их отношений, где Сакура играла в театре одного актёра. Мужчина был тенью на стене её спальни. За всё время их семейной жизни, Учиха касался её возбуждённого тела мыслями и фантазиями розоволосой. В них он был иногда нежным, иногда грубым. Но реальным — никогда. Было бы глупо полагать, что Учиха Саске был асексуален, и сам никогда не испытывал физиологических потребностей подобного рода. Такой красивый мужчина, как он, мог без проблем найти себе женщину на одну ночь. И Сакура бы об этом никогда не узнала. Потому что не хотела знать. Проще и безболезненнее было забыть об этой части человеческой природы. Так для кого же она хранила верность все эти годы? Вспышками памяти всплывал образ Саске из детства и юности. И ни на одной из них он даже не смотрел в её сторону. Так зачем же он уступил ей, позволив стать его женой? Для чего всё это было? Сил плакать больше не было. Слёзы застыли внутри Сакуры, не смея касаться её щёк. С тяжёлой головой, она поднялась, всматриваясь в то, как небо медленно рассеивает ночную дымку, светлея на глазах. Женщина поднялась, собрала футон. Ленивыми, безмерно усталыми движениями, Сакура направилась к сундуку и выудила всё то же бордовое платье. Оно мягко легло на её холодную кожу. Область вокруг глаз покалывало. Отёчность скопилась мешками под глазами. Розоволосая прикоснулась кончиками пальцев к своему лицу, проминая кожу подушечками пальцев, которые почти не чувствовала. Замерев буквально на секунду, словно забыв, что именно она хотела сделать, Сакура уставилась в видимую только ей точку на стене. Сна не было, но усталость давала о себе знать. Розоволосая вздрогнула, услышав шаги в коридоре. Чакра Мадары тёплой волной коснулась её, проходя мимо. Он так и не зашёл в покои. Набрав в грудь воздуха, она снова погрузилась в недра сундука, в котором никак не находилось времени убраться. Через несколько мгновений слепых поисков, Сакура извлекла на тусклый тёмно-синий свет хрупкий стеклянный сосуд. Нежный воск, смешанный с вытяжкой из трав, ароматной мазью лежал внутри, ожидая своего часа. Сакура вышла в коридор, и увидела тонкую полоску света, что лежала на деревянном полу. Продвигаясь к ней, женщина всё крепче сжимала в своих руках баночку с мазью. Розоволосая остановилась перед сёдзи и тихо выдохнула. У неё не было достаточно сил, чтобы полноценно волноваться. Створка мягко сдвинулась с места, проливая больше света на деревянный пол. В мягком тусклом свете масляных ламп сидел Мадара, который укладывал в мешковидную сумку свитки и оружие. Не сразу, но мужчина поднял свой взгляд на Сакуру. И женщина была готова поклясться, что он был растерян и слегка смущён. Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но слова стояли поперёк горла. Его черты лица были острее, чем обычно. Мадара осунулся и несколько поблек. От него пахло потом и металлом. Этой ночью он тренировался. В несколько шагов, она подошла к Учихе и протянула склянку в своих руках. Мужчина посмотрел сначала на стекло в её ладонях, а затем медленно перевёл уставший взгляд на лицо Сакуры. — Это успокаивающая мазь. Я приготовила её специально для Вас… Тебя. Женщина поставила рядом с ним сосуд и отступила назад, давая ему и себе пространство. После того, что между ними случилось, она действительно не знала, как теперь к нему обращаться. Перечеркнуть всё, что произошло или сделать точкой опоры для их сближения? Мужчина, казалось, не был против. Мадара кивнул. Он раскрыл один из свитков, и, поставив мазь на него, запечатал внутри. Больше ни слов, ни действий для него у женщины не было, но она не хотела просто оставлять его перед разлукой. Достаточно веских поводов как-то не находилось, но Сакура продолжала стоять. Ей хотелось проводить его. Мужчина опустил свой взгляд к оружию, и снова продолжил собираться. Она просто тихо делила с ним этот момент, напоминая о своём присутствии лишь робким размеренным дыханием. Тоска крепла в ней. Хотелось напроситься с ним. Не расставаться вот так. Сакура прекрасно понимала, что женщину не допустят до переговоров государственного значения. Не в эту эпоху. Перевоплотиться в мужчину — вызвать подозрения техникой у остальных. А это было опасно в столь неустойчивых политических отношениях между странами. Их могли превратно понять. Мадара затянул крепкий кожаный шнурок на сумке и поднялся. Вместо обычного облачения в костюм Учиха и крепкую алую броню, в его одежду были встроены панцирные пластины, прикрывающие грудь и бёдра мужчины. А на лбу, отражая свет ламп, красовался новый металлический протектор с символом Конохи. Сакура впервые видела Мадару с повязкой. И она невероятна шла ему. Она была ему к лицу больше, чем предательство. — Я ушёл, — прежде чем выйти, бросил Учиха на прощание. Тело Сакуры рефлекторно дёрнулось, чтобы обнять его. И он был почти готов принять эти объятия.