Первая из Учиха

      Ей не нравился вкус алкоголя. Он обжигал горло, желудок и разум. И в последнем таилась причина, по которой изредка Сакура всё же припадала к бутылке. Женщина быстро хмелела, и градус опьянения можно было видеть прямо на её лице. Как и многие другие эмоции, которые сейчас так ясно читал Мадара. Она была для него как стекло: хрупкая и прозрачная. Он видел её насквозь.       Шла третья пиала алкоголя, они всё ещё сидели на веранде рядом, едва касаясь друг друга. Этих смазанных, будто случайных прикосновений хватало, чтобы чувствовать близость. Сакуре хотелось заговорить с ним, но тема разговора проворно сбегала с языка женщины. И она сидела, смакуя горький привкус напитка во рту вместо подходящих слов.       Из транса её вывел Мадара, забирая из женских рук единственную пиалу на двоих. — Почему ты ничего мне не рассказываешь? — низкий голос мужчины прозвучал прямо над ухом Сакуры, заставив её руки покрыться мурашками. — О чём ты? — медик снова взяла чашку и одним махом закинула её содержимое в своё горло, жмурясь. — Я ничего от тебя не скрываю, если ты к этому ведёшь, — поспешила добавить Сакура, как только горечь напитка утихла, пылко опускаясь в желудок. Скрываешь. Конечно, ты скрываешь, Сакура. — То, что произошло сегодня, это результат того, что ты постоянно не договариваешь мне о проблемах, что у тебя возникают здесь.       Женщина поспешила скрыть от Учихи взгляд, в котором читалась растерянность. Сакура мягко наполнила пиалу для него. Как давно она поселилась в одной голове с привычкой скрывать свои проблемы от других? Кажется, ей было тринадцать. И тогда из-за её дурости Наруто едва выжил, вернувшись после битвы в Долине Завершения. — Я в состоянии разобраться со всем сама. — Я видел, — и вот очередная пиала беспощадно опустошена мужчиной.       В ответ на эту реплику раскрасневшаяся Сакура поморщила нос, сделав недовольное выражение лица. — Я серьёзно, Сакура, — а ведь она и не сомневалась в его словах. — Ты ведь собиралась в конечном итоге всё решить силой? Если бы я не появился.       Розоволосая молчала, но молчание это было красноречивее любых её слов. — Пускай для женщины ты довольно способная, но качество не всегда превосходит количество. Мы говорим об огромном количестве Учих. Шаринган— могущественная сила, которой обладают многие, кто был в том зале.       Сакура предпочла не смотреть Мадаре в лицо, не смотреть ему в глаза. Она сцепила руки в замок на своих коленях и сосредоточенно их рассматривала. Всё внутри женщины противилось, ведь он говорил правду, а потому на душе становилось ещё паршивее. Она давно была взрослой, но сейчас Учиха читал ей нотацию, как ребёнку. — Я верю, ты смогла бы обезвредить одного или двух, а что дальше? Рано или поздно, они бы тебя поймали. В лучшем случае ты бы отделалась смертью. — А в худшем? — прошептала Сакура. — Могу только предполагать, — он отставил чашку в сторону. — Попытались бы выведать твои тайны, загадочная женщина без клана. Или попытались бы шантажировать меня.       Что-то тёплое и одновременно трепещущее коснулось её груди изнутри. — С чего они взяли, что ты пойдёшь ради женщины у них на поводу? — Сакура подняла на Учиху свой взгляд. Ей было важно увидеть его лицо. Именно сейчас. Дыхание её углубилось, а грудь болезненно стеснило.       Он не торопился отвечать. Сердце женщины сделало удар в холостую, потому что кровь её застыла в жилах. Мадара, казалось, растягивал её пытку, предельно медленно вновь наполняя пиалу. Чего так отчаянно она хотела услышать от него? — Это очевидно, — Учиха вложил в её дрожащие руки чашку; от волнения рябь пошла по жидкости внутри. — Ведь это ты.       Сакура приоткрыла рот, вглядываясь в лицо Мадары. Его щёки, казалось, не тронул алкоголь, словно он был и вовсе трезв. Но то, что он говорил… Ей было страшно ошибиться. Вдруг, ей показалось, и она слышала только то, что хотела слышать? А она хотела. Хотела слышать, что Учиха Мадара нуждался в ней, потому что она была ему дорога. Отчего-то это показалось возможным. Желанным. На долю секунды.       А затем она пришла в себя одним накатом здравого смысла. Медик была его важной военной единицей. Пускай временной, но она могла и знала то, что в этой эпохе никому и не снилось. Сакура ещё не выполнила свою работу, на которую была способна только она. А потому Мадара, как дальновидный стратег, просто не мог позволить её пленить. И не мог просто так отпустить даже на тот свет.       Сакура замахнулась для нового глотка. — Что будет с той, что давала против меня обвинительные показания? — больше ей смотреть на мужчину не хотелось. Ведь она сама себя обманула необоснованными ожиданиями. И сама же спустила с небес на землю. Её слегка рассеянный взгляд был теперь устремлён в совершенно бесполезную точку где-то на садовой траве.       Мадара позволил себе пропустить разочарованный взгляд. Казалось, эти важные для него слова не произвели на Сакуру ни малейшего впечатления. И она просто решила пропустить их мимо ушей. — По законам клана — ничего. — Мне кажется, она специально следила за мной, — Сакура выдохнула, что далось ей довольно болезненно. — В действительности, я почти уверена, что она была замешана в попытке отравления. — Есть мысли, кто мог её подослать? — Тогда, с чаем — это была её собственная инициатива.       Учиха встряхнул пустую бутылочку из-под алкоголя и усмехнулся. — Зачем ей это? Она бы в любом случае не смогла бороться за власть в клане. — Мадара-сама, Вы даже не замечаете с какой лёгкостью разбиваете девичьи сердца, — женщина горько улыбнулась сама себе. Интересно, это она о Наоки или о себе?       Мужчина нахмурился. Такого рода мотивы не приходили ему в голову, настолько глупыми они ему казались. Впервые за долгое время Мадара не нашёлся, что ответить. Сейчас он и Сакура были средоточием политических проблем в клане. И Учиха думал лишь об этом.       Тяжёлый обод солнца начал закатываться за дымчатые облака, и этот вечер,— их вечер, — окрасился в лиловые оттенки. Закат пестрил. Говорят, это к ветру. Земля быстро остывала, и Сакура поёжилась от встречной прохлады. Алкоголь заставлял её тело стремительно терять тепло.       Мадара уже поднялся, прихватив с собой пустую тару из-под алкоголя. Он оставил реплику женщины без ответа и просто вышел из комнаты. Но поднос с нетронутыми закусками пообещал, что он вернётся с новой порцией выпивки. Сакуре тоже не было смысла засиживаться на улице, и она поднялась на ноги, скрываясь в комнате. Седзи в сад были всё это время открыты, но комната ещё не успела выпустить весь жар, что накопила за день. И женщина почувствовала себя значительно лучше в помещении. Её немного раскачивал алкоголь в крови, но в целом она чувствовала себя всё ещё уверенно.       Сакура решила не терять времени зря и вытянула свой футон из угла. Опыт предыдущих попоек гласил, что лучше спальное место готовить заранее, ведь никогда не знаешь, в каком состоянии будет тело в конце вечера. Немного поразмыслив, она решила и для Мадары расстелить футон, который совсем недавно притащила пара слуг. Их новая просторная комната могла позволить ей сделать это где угодно, в любом месте. Но она предпочла по привычке расстелить его рядом со своим. Пускай только дышать ему в спину, ей будет достаточно и этого, чтобы противная жёлтая луна не мешала спать.       Когда Учиха вернулся в комнату с парой привычных глиняных плотно закупоренных кувшинов, наполненных, очевидно, обычным саке, Сакура уже сидела за столиком в центре второго яруса комнаты. Ей хватило времени, чтобы подготовиться ко сну. И он отчасти пожалел, что не успел застать женщину за переодеванием в тонкий хлопковый халат, в котором она ждала его.       Поднос с уже порядком обветрившейся рыбой и ожидающей своего часа пиалой был заботливо перенесён Сакурой на стол. Рядом Учиха выставил и саке, сильной рукой вытягивая пробковую затычку из тары. Он и не собирался заканчивать этот вечер. — Надо же, у Учих есть и такие неприкосновенные запасы, — тихо хохотнула Сакура, растягивая губы в полуулыбке. При виде на неё взгляд Мадары несколько смягчился. Ведь улыбка этой женщины внезапно опьяняла больше, чем весь выпитый алкоголь за этот вечер. — А ты знаешь и о других? — едва сдерживая улыбку, спросил мужчина. — Ну, например, ваш кошачий склад оружия, — Сакура склонилась над столом, наполняя пиалу для Мадары. — Ты знаешь даже про котов-ниндзя? — Учиха ухмыльнулся. — Похвально для женщины, которая говорит о себе так, словно не считает себя частью этого клана, — глоток за глотком, мужчина осушил чашку. Вкус родного саке как будто расставил в этом вечере недостающие знаки препинания. — Ты ведь знаешь, это действительно так. — Как же так вышло, что твой муж-Учиха взял в жёны нечистокровную женщину из клана? Он ведь глава в твоём времени, если я не ошибаюсь.       Сакура сознательно отвела взгляд, прячась от Мадары. Разговор принимал неприятный оборот. Говорить о Саске сейчас было тяжело, учитывая, при каких обстоятельствах они расстались. И на какой-то миг женщина поймала себя на мысли, что, когда всё закончится, она снова вернётся в пустой дом под флагом вечного ожидания. Ожидания лучшей жизни, которой уже не настанет. — Ты действительно хочешь поговорить о моём муже сейчас? — голос Сакуры звучал устало. — Его здесь нет. Что тебе мешает?       Ей мешала правда, которую она не хотела ненароком сболтнуть. Женщина боялась, что Мадара потеряет самообладание, если узнает, что у Саске не было выбора, потому что клан Учиха уже больше двадцати пяти лет на грани вымирания. — Клан Учиха в моём времени крайне мал. Кажется, я упоминала о подобной проблеме, когда пришла к тебе. И он выбрал меня, женщину со стороны, чтобы… — Сакура с большим трудом смаковала слова, которые вертелись на кончике языка. Сказать правду было бы куда проще, чем врать, используя реальные факты. — Понимаешь, мы были с самого детства близки. И он посчитал, что я лучшая из кандидаток, чтобы влить в клан «свежую кровь».       Отчасти, правда ведь была в том, что он и не хотел никого искать для себя. Ведь Сакура всегда была такой удобной. Да, Сакура?       Холодными пальцами она взяла пиалу, которую для неё уже наполнил Мадара, и поставила точку в этом предложении одним терпким глотком. — Тогда ответь, — Учиха скользил взглядом по её отрешённому подрагивающему силуэту, который начинала забирать тьма ночи, — почему ты решила взвалить на себя такую тяжёлую ношу для, по сути, чужого тебе клана? — Мадара наклонился к Сакуре через стол, опираясь локтями о столешницу. — Клан Учиха мне не чужой, — женщина облизнула пересохшие губы и подняла затравленный взгляд на чёрные глаза напротив. — Мой ребёнок был его полноправной частью.       Что-то в её глазах было настолько неестественным и пугающим, что Мадара невольно вздрогнул, почувствовав себя неуютно. — Почему был? — Она погибла, — мужчина ожидал этого ответа. И это его почти не тронуло. — Я здесь, потому что её больше нет. Ты теперь думаешь, что я дура?       Мадара молчал. Отчего-то не торопился отвечать на очевидный вопрос. Сакура подобрала под себя слегка замёрзшие ноги и наполнила для него пиалу прозрачной жидкостью. Он заговорил лишь после того, как выпил. — Во времена войн между кланами, ещё до образования системы Скрытых Деревень, истинной удачей было убить ребёнка на глазах его родителя. Ведь даже самый великий воин не сможет сохранить самообладание при виде смерти своего дитя, — Учиха поставил пустую чашку на стол и подпёр голову рукой. Наконец, алкоголь дошёл и до его разума, и взгляд Мадары захмелел. — Так уж вышло, что у меня никогда не было собственных детей. Но одного глупого ребёнка я всё же потерял.       Сакура не до конца понимала, о ком он хотел сказать, но Учиха Мадара, который обычно застёгивал свою душу на все пуговицы, вдруг приоткрылся для неё. — Я рано лишился своих братьев. В конце концов Изуна остался моим последним близким родственником. Но Тобирама забрал его у меня, — душа Мадары наполнялась горечью, но он продолжал. — И я не смог. После его смерти, я не смог обуздать свою ненависть и боль, сорвался, — мужчина вкладывал в свои слова всё больше и больше ярости, и сквозь залёгшую в уголках глаз дымку, Сакура почувствовала, как чакра Учихи сгущается. — Хаширама победил. И у него, чёрт возьми, всё ещё есть брат.       Сакура сожалела. Эта злость Мадары была другой. Она была чистой и искренней, пропитанной болью потери. И она, как никто другой, понимала, о чём он говорил. Это не было новым приступом его необузданной агрессии. Ему действительно было больно по-настоящему.       Её рука опустилась на непослушные чёрные волосы мужчины. Она зарылась в его смоляную копну и гладила со всей нежностью, на которую была сейчас способна. И Учиха выразительно посмотрел на неё с печалью. Прикосновения Сакуры снова лечили его, но в этот раз она не использовала ни капли чакры для этого. Сейчас с ней он хотел быть таким, какой есть на самом деле.       Мадара взял её руку в свою и притянул к себе над столом, который между ними был лишним. Их неотвратимо тянуло друг к другу. Мужчина склонился к лицу Сакуры и положил свои влажные губы на её — мягкие и тёплые. Робко, словно скованная страхом, она ответила на поцелуй. Учиха положил на её затылок свою ладонь, углубляя поцелуй. Он подминал её губы под себя уже сильнее, и она сдалась ему и начала покусывать мужчину в ответ. Его влажный язык скользнул по её губам, словно спрашивая разрешения. Сакура коснулась своим языком в ответ, увлекая Мадару за собой, пока у обоих не перехватило дыхание. Нависая над этим столом, они не могли позволить себе большего, и Учиха хотел снести эту преграду к чёрту.       Сакура разорвала поцелуй первая. В темноте ночи каждый звук принимал живые очертания. Мадара слышал, как тяжело она дышит. И как горячо вздымается её грудь под халатом. Эта многоградусная красота сводила его с ума. — Иди ко мне, — едва различимо прошептал Учиха.       В этих словах было столько желания, что очертания дозволенного просто растворились. Он взял её за руку и легко помог ей подняться на ноги, обходя стол. Женщина качнулась то ли от опьянения, то ли от возбуждения, но всё же упала в объятья Учихи целиком. Мадара обвил её руками и прижал к своей груди. И всё было ясно без слов.       С несвойственной ему мягкостью, Учиха стянул с женского плеча тонкую ткань халата и начал осыпать поцелуями шею Сакуры. Она пахла сладко, маняще; необъятный аромат её будил голод внутри Мадары. Он спускался всё ниже, покусывал её ключицы. Это заставляло женское тело дрожать. Её холодные руки забрались под рубашку Мадары, и тело его обжигало. Сакура сняла с него ткань, что разделяла её и тело мужчины. Ему тоже было мало. Учиха потянул пояс её халата на себя, и ткань упала у его ног.       Эта чёрная ночь в его чёрных глазах стала ещё темнее. Мужчина скользил по её телу крепкой рукой: он коснулся чувствительного бугорка на груди, и он тут же напрягся; за его ладонью по её телу следовали мурашки; Учиха опустил руки на её бедра и сжал их, и Сакура покорно закинула на него ногу, прижимаясь всем своим естеством. На этот раз женщина сама увлекла его в новый поцелуй. В чёрный поцелуй под чёрной луной.       Сакура облизывала и посасывала губы мужчины, словно захватывала над ним власть. Казалось, она теряет контроль, звереет с каждой новой секундой. Низ живота приятно тянула истома. Учиха подхватил её на руки, и женщина обвила его торс ногами. Мадара едва дошёл до футона, повалив на него хрупкое тело Сакуры. Следом за ними на пол упало чёрное небо. Он спускался поцелуями к её груди, и когда его губы обхватили один из её тугих сосков, она не смогла сдержать тихий стон. Большего ему и не требовалось, чтобы Учиха почувствовал, как болезненно реагирует его давно вставший колом член на каждое её движение.       Её телом он овладевал, как новым видом оружия. Он прощупывал, как мог бы наиболее эффективно использовать это удовольствие. С точностью стратега исследуя каждый миллиметр её атласной кожи, Мадара прислушивался и к своим ощущениям. Он впервые чувствовал потребность в чужом удовольствии. За всё это безликое долгое время это была его первая настоящая близость.       Учиха стянул с неё влажное бельё, и Сакура осталась полностью нагая. Лишившись последнего крохотного кусочка белья, она вдруг почувствовала себя беззащитной перед мужчиной. Но Мадара накрыл её своим горячим телом, и это чувство тут же покинуло её. Он поймал её губы своими, чтобы слышать и чувствовать каждый тугой напряжённый вздох женщины. В бедро Сакуры упёрлось крепкое мужское естество Мадары, но он мучал и её, и себя, и не позволял прикоснуться к своему члену.       Рука Учихи легла на её лоно и скользнула между влажных складок. И Сакура задержала дыхание. Он вошёл в неё двумя пальцами, и она не сумела сдержать опаляющего воздух стона, откидывая голову назад. Как давно она не испытывала этих ощущений, когда другой человек ласкает тебя. Руками она схватилась за его волосы, пока мужчина, увлёкшись поцелуями, оставлял на её теле бурые отметины. Он толкался в неё пальцами всё сильнее и требовательнее, проникая глубже. —Ма-да-ра… — она задыхалась и молила его войти в неё. Войти по-настоящему.       Наконец, Учиха вынул из неё свои пальцы. Мужчина отвлёкся, чтобы раздеться самому. Он стянул с себя штаны, и, наконец, бельё, которое до этого сильно давило на член. Мадара встал на колени; на головке его полового органа выступала белёсая смазка. Никогда раньше он ещё не доводил себя до такого пика возбуждения.       Сакура же не собиралась просто оставаться немым наблюдателем. Всё её тело дрожало, но женщина приподнялась. Мадара с интересом наблюдал за ней. Розоволосая присела рядом с ним, убирая упавшие на его лицо чёрные пряди волос. Она опустила ладони на мужскую грудь и толкнула его назад. Учиха не любил терять контроль над ситуацией, но такая власть ему была отчего-то по душе. Он позволил повалить себя на спину, и Сакура взяла его крепкий горячий член в свою руку. Она чувствовала пульсацию в каждой набухшей вене на нём. И, наконец, женщина сделала то, чего так жаждало всё её нутро, истекающее терпкими соками: Сакура медленно села на член Мадары, погружая его в себя на треть длины.       Когда узкие влажные стенки её обхватили его чувствительную головку, он не выдержал. Схватил Сакуру за бёдра и насадил покрепче, душно и с хрипом выдыхая в темноту. Женщина зажмурилась от нахлынувших ощущений и задрожала всем телом. Удовольствие смешалось с небольшим дискомфортом внутри, но, когда Учиха начал двигать бёдрами навстречу, все ощущения стали одним голодным огнём внутри. Он толкался в неё, проникал и выбивал весь воздух. Она старалась не сбивать его с темпа, но бёдра сами толкали её к нему.       От удовольствия Сакура зажмурилась и задержала дыхание. Воздуха критически не хватало, но она не знала, как заново научиться дышать. Смазанные цветные круги начали ходить перед её глазами. И чтобы усилить ощущения, она опустила на свой клитор два пальца, массируя его полукругом. Стоило Мадаре увидеть, как женщина таким образом прикасается к себе, как он тут же опрокинул её на спину. И проникал уже под другим углом. Он схватил её за волосы, второй рукой сжимая бедро, впиваясь пальцами в нежную кожу.       На утро останутся синяки. Но увидит их Сакура лишь тогда, когда всё закончится. А сейчас эта чёрная страсть пожирала их изнутри. Мадара близился к своему пику, наслаждаясь каждым новым выбитым из розоволосой стоном. Он толкался в заветную точку, смотря, как Сакура теряет на собой контроль окончательно, меняясь в лице. Оргазм пронёсся по её телу судорогой, словно яркое безумие. Её стенки сжались в спазме, крепко обхватывая член Мадары. И он кончил уже после неё, горячо изливая в Сакуру своё семя. Их тела напряглись в унисон, вжимаясь друг в друга, пока, наконец, не расслабились.       Подбитый оргазмом, он постарался не уронить своё тело на Сакуру, но женщине, казалось, было всё равно, потому что она всё ещё лежала, прикрыв глаза, и подрагивала. Лишь упав рядом с ней, Мадара понял, как тяжело ему было дышать. Всё его тело было покрыто бисером из пота.       Учиха приподнялся, чтобы посмотреть на женщину: её ослепительные розовые волосы налипли нитями на лоб, припухшие от его поцелуев губы жадно ловили воздух, на бледной коже уже начали выступать багровые синяки, а сведённые в коленях ноги мелко дрожали.       Это был его личный Ханами — праздник цветения Сакуры.