Мебуке отчаянно вцепилась в спинку деревянного стула. Перед глазами поплыли белёсые тени. Кожа на её белоснежных нетронутых боями костяшках болезненно натянулась. Ей не хватало сил пустить трещины на предмете мебели, и от того безысходность стискивала её грудь ещё сильнее, расползаясь по всему дому. Сакура в очередной раз ставила мать перед фактом, оставляя один на один с упрямством дочери.
— Какой месяц? — бесцветно спросила Харуно-старшая.
— Второй, — тихо ответила Сакура. Взгляд её был виновато-трогательным, а уголки губ чуть подрагивали в полуулыбке.
Она так давно мечтала об этом. Но в мечтах Сакуры мама была рада. А отец закатил шумную пирушку, смущая их с Саске глупыми сальными шуточками. Столкнуться с реальностью было непросто. Тёмная кухня, выдраенная до противного скрипа, и безумно растерянная Харуно Мебуке напротив своей неблагоразумной дочери.
— Ребёнок от… него? — с усилием выдавила Мебуке. В глазах рябило от эмоций.
— Мам, — Сакура мягко коснулась плеча матери, — ты скоро станешь бабушкой. Понимаешь?
Губы женщины задрожали, а в углах глаз налились крупные градины неопавших слёз. Она всегда думала, что будет обожать своих внуков. Утыкаться в нежную маленькую макушку носом, пахнущую материнским молоком в светлой палате госпиталя Конохи. Оставаться бессонными ночами, когда у малыша начнут резаться зубы. Хвалить за первые успехи. Перебирать волосы; Мебуке всегда хотела верить, что они будут светлыми.
Но Сакура отвергла Наруто окончательно и бесповоротно. И точкой невозврата стала беременность от Учиха. Единственного сейчас и неповторимого в своём исполнении. Сколько бы раз она не твердила дочери о том, что нужно выбирать тех, кто больше любит нас, Сакура не слушала. Твердила, что всё это глупости. Ведь ей в отношениях обязательно нужна была жертва. И Мебуке отказывалась верить, что ею станет её девочка.
Он ей не пара.
— И что Саске планирует делать с этим ребёнком? — Мебуке подняла свой стеклянный взгляд на Сакуру в поисках ответов. Ведь речь шла не об обычном внебрачном ребёнке. На кону стояло продолжение великого клана с сильнейшей техникой глаз. — Он позволит выносить его ребёнка именно тебе?
Тёплый уголёк в глазах Сакуры дрогнул прежде, чем потухнуть. Она одёрнула от матери руку, словно коснулась оголённого провода под высоким напряжением. Розоволосая так долго всматривалась в лицо матери, что, казалось, время вокруг замедлило свой ход: эхо голосов на улице стихло, вечернее солнце закатилось за горизонт, а ветер всколыхнул тонкий тюль на кухонном окне медленнее и выразительнее обычного.
— Я уйду с ним на рассвете из деревни, — девушка обрушила эту новость на мать вместо ответа.
Мебуке раскрыла рот в немом крике, но Сакура перебила её прежде, чем начнётся истерика.
— Мы получили разрешение хокаге, — девушка скрестила руки на груди, отгораживаясь от матери, и рефлекторно отступила на шаг назад. Сакура спрятала потускневший взгляд в картине на стене.
— Сакура… — Харуно-старшая повалилась на стул и прикрыла рукой мокрые глаза. — Я не такой жизни желала тебе, — прошептала женщина. — Походная жизнь жестока и не подходит беременной женщине.
— Мама, я так решила.
Азот волевого решения Сакуры пробил в Мебуке ледяной пот. Горячий июльский вечер остывал так стремительно, что несчастная женщина буквально зябла от решимости дочери. Розоволосая развернулась на одних босых пятках и тяжело зашагала к узкой лестнице, ведущей на второй этаж. Мебуке смотрела ей вслед, невольно вцепившись в белый обруч на её спине.
Символ пока ещё её клана.
Он напоминал ей повисшую в небе луну, на которую буквально выла годами Сакура. Мебуке знала, что девочка каждую ночь плачет, сжимая фотографию команды номер семь в дрожащих руках. Она видела разводы от слёз на стекле, под которым прятались знакомые лица. Она видела отёкшие от бессонных ночей глаза Сакуры. Но каждое утро обе делали вид, что ничего не происходит.
Когда ей стоило вмешаться?
Сакура уже скрылась за дверью своей комнаты. Не могла и не хотела выслушивать либо упрёки, либо оглушительное молчание Мебуке. В пределах знакомых с детства стен стоял незнакомый двадцатилетний Саске-кун. Сакура жила воспоминаниями о Саске, когда тот был тринадцатилетним мальчиком. Тогда всё было легко. Но сейчас он изменился. Изменились и чувства Харуно. Созрели.
Девушка упёрлась узкой спиной в гладкую поверхность двери, рассматривая парня. Он сидел на полу и сосредоточенно перебирал вещи в её походной сумке, словно прикидывая, что ещё могло бы пригодиться Сакуре в её новом положении за время их путешествия. Его лицо было сурово напряжено в своей заботе о девушке. Таков уж он был.
Краем глаза Харуно подметила, как сильно он вырос: стал значительно выше, плечи стали шире, а фигура в целом выглядела массивнее. Его крепкий торс сейчас прятался за простой чёрной рубашкой с длинными рукавами, один из которых был подвязан в тугой узел на культе, где раньше была левая рука.
Как же много было сделано ошибок, Саске-кун.
— Ну что твоя мама? — последнее слово далось Учихе с большим трудом. Многие годы ему не приходилось произносить его вслух.
Сакура встретилась с испытующим взглядом Саске, но тут же поспешно отвела глаза, не выдержав зрительный контакт с парнем.
— Растеряна. Плачет, —прошептала Харуно.
Учиха снова вернулся к сумке, плотнее стягивая несходящиеся края и утрамбовывая вещи.
— Понятно, — эта новость не казалась ему впечатляющей.
Каждый в Конохе знал, кто он такой и какое прошлое за его плечами. Грязные слухи приукрасили и без того нелицеприятную действительность. Он хотел скорее убраться из этой деревни вновь. Здесь ему было просто невыносимо. И миссии за пределами деревни были манной небесной для парня.
— Почему ты не сказала, что выходишь замуж за меня? — вновь подал голос Саске. Тон его был строг. — Не уверена?
Сакура вздрогнула, покрывшись мурашками, неприятно стянувшими кожу на руках.
— Нет, что ты! — вспыхнула Харуно. От фамилии Учиха её разделяло расстояние в два шага. — Я уверена как никогда в своей жизни, Саске-кун! — Сакура сжала кулаки и устремилась к парню, нависнув над ним своей маленькой фигурой.
— Понятно, — вновь повторил Учиха. — Тогда у меня к тебе просьба, — брюнет несколько замялся в несвойственной для него манере. Он отвёл от неё упрямый взгляд и потёр кончик носа пальцем. Возможно, Сакуре показалось, но бледная тень румянца упала на его щёки.
— Что такое, Саске-кун?
— Прекрати меня называть «Саске-кун», — выдавил он.
Сакура растерянно раскрыла рот, но тут же опомнилась и захлопнула его, стыдливо прикрыв рукой.
— Извини, Саске… — его имя теперь казалось ей неполноценным, когда от него был оторван прикипевший с годами кусок.
Он кивнул. Дальше они собирались в комфортной для обоих тишине: она рисовала печати на свитках, в которые собиралась запечатать часть провизии, а Учиха складывал вещи, точно угадывая их местоположение в пределах её комнаты. На секунду парень замер, медленно высматривая что-то чёрными глазами. И это мгновение чётко уловила Сакура, когда он, наконец, остановился на комоде, где девушка хранила своё бельё. Парень без тени сомнения двинулся в его сторону, но Харуно метнулась к заветному дубовому ящику через всю комнату с завидной даже для ниндзя скоростью и полностью заслонила его собой.
Лицо её и тело сковало смущение. И Саске вмиг понял, что всё-таки точно определил, где лежит бельё девушки. Парень подошёл вплотную к Сакуре и мягко, но настойчиво оттолкнул розоволосую в сторону. Харуно упиралась, возвращаясь в исходную позицию. Саске тяжело выдохнул.
— Сакура, это глупо.
Она незамедлительно кивнула, но комод брюнету не уступила. Харуно живо представила себе, как он будет перебирать её трусики с неподдельным интересом, словно изучает свиток с новой техникой. Подстёгнутая удушливым приступом стыда, Сакура повернулась к Учиха спиной, тем самым открывшись перед ним.
— Мы больше не дети, — прошептал Саске, смутно осознавая причины такого поведения девушки.
В подтверждение своим словам, он положил свою единственную руку на бедро девушки и прижал её тело к себе. Сакура замерла, словно кролик, схваченная хищником. С ощутимым давлением он вёл руку по её бедру вверх, забираясь под тонкий малиновый жилет на заклёпках. Шершавая грубая ладонь Саске легла на её горячий плоский живот, и Сакура положила свою руку поверх, переплетая с парнем пальцы. Харуно откинула голову назад, на плечо брюнета, и пропустила через кончики пальцев маленький импульс чакры. Энергия прошла сквозь ладонь Саске, и маленькая тонкая лучинка чакры, огонёк которой только зарождался, мигом отозвалась на материнский зов.
Зачерствевшее сердце парня пропустило глухой удар о рёбра. Внутри неё был ещё один маленький живой Учиха. Саске больше не был единственным. И если клану под гербом веера суждено было затеряться в миллионе голосов нового мира, Учиха желал разделить свою кровь с самой достойной женщиной. С женщиной, что выкупала его свободу из плена одиночества по цене одной мимолётной ночи в маленькой провинциальной деревеньке на западной границе страны Огня. Он желал разделить это с Харуно Сакурой.
Одним рывком он повернул девушку к себе лицом и впился в её приоткрытые влажные губы. Они не спорили с ним. Он грубо подминал их под себя, проникая всё глубже и требовательнее. Опаляющий поцелуй иссушил весь воздух в лёгких и выбил землю из-под ног. Разорвать его заставил так быстро закончившийся кислород. Сакура и Саске тяжело дышали, не отводя друг от друга взгляда таких разных глаз.
Девушка не успела ничего понять, прежде чем шаринган Саске ослепил её, ворвавшись в рассудок. Перед её глазами мелькали картины из детства парня, вихрем сметая всё сущее вокруг. Любовь к брату. Забота матери. Гордость отца. Семья. Клан. Предательство. Лицо любимого брата, с которого стекала вязкая кровь родителей. Разодранные кусками мёртвых тел сёдзи. Трупы, разбросанные по кварталу. Кроваво-красная луна и нескончаемая боль потери.
Затем вспышка света. И вот она уже видит Итачи молодым мужчиной. Почти таким, каким Саске был сейчас. Он избивал Саске-куна до исступления. Избивал тринадцатилетнего подростка. И ярость младшего из братьев Учиха застилала даже её глаза. За этой пеленой она вновь увидела свет, который привёл её к уже мёртвому телу Итачи. Через несколько лет после их предыдущей встречи. И брат не давал Саске шанса — следующего раза не должно было быть. Но судьба снова свела их даже после смерти Итачи Учиха. Ведь старший брат всегда будет любить Саске. Несмотря на любой избранный им путь. Теперь девушка знала, что старший из братьев побывал по обе стороны баррикад. Предатель оказался спасителем.
Наваждение рассеялось, и Сакура, ослабленная видениями прошлого, упала в объятья Саске. Она не издала ни звука, но брюнет чувствовал по стремительно намокающей рубашке, что девушка плачет, заходясь в бесшумных рыданиях. Харуно вся сжалась, и плечи её ритмично подрагивали.
Сакура оплакивала ушедший в прошлое Великий клан.
***
Тобирама всегда был серьёзен, когда дело касалось клана Учиха. Как воин, он уважал их силу. Они были достойными соперниками его родному клану леса. Но ненависть, что поглощала Учиха в обмен на эту силу, заставляла чувствовать младшего Сенджу полное непринятие их философии, жизни и традиций. Это отвержение медленно, но верно трансформировалось в его сердце в раздражение, граничащее с едкой нетерпимостью. Годы злого соперничества и боль утраты подпитывали его изнутри, заставляя становиться с каждым новым шагом всё сильнее. Но до ненависти Учиха он не опустится никогда. Он обещал себе.
В своих самых далеко идущих планах мужчина собирался обуздать эту ненависть и силу, чтобы направить её в полезное для деревни русло. Чутьё этих красноглазых церберов не должно было просто кануть в лету, раствориться в моменты всемирного затишья. Не должно было. Но кануло.
История, которую рассказала ему женщина из будущего, была беспощадна к членам клана Учиха. Даже для Тобирамы это всё было слишком.
— … после смерти старшего брата и Обито-сана мой муж остался последним, единственным чистокровным Учихой, — подытожила Сакура.
Лицо женщины на вид было холодным и восковым, она прикрывала губы дрожащими пальцами, пряча страшные слова откровения в ладонь. Она рассказала о Мудреце Шести Путей, о соперничестве его сыновей. О их реинкарнациях. И об истинной роли Мадары в этой тысячелетней заварушке. Рассказала, как пал клан, и как всё это на протяжении многих часов в жестоком плену иллюзии видел маленький Учиха Саске. И лишь об одном умолчала: об опасности восстания и гражданской войны. Пускай Учиха Итачи и дальше останется в глазах людей предателем во имя чести клана. Иначе Тобирама доберётся до Учиха раньше, чем настанет время Итачи.
— Кто бы мог подумать, что этот сильный и многочисленный клан ждёт такой конец… — прохрипела Мито, которая всё это время пропускала эмоции Сакуры через себя. Было больно.
Язык медика не повернулся рассказать о не менее печальной судьбе клана Узумаки. И даже Сенджу, которые растворились в лицах жителей страны Огня, оставив после своей яркой звезды славы лишь тусклый шлейф.
— Тогда почему бы тебе просто не убить Мадару? — холодно заявил Тобирама, скрестив руки на груди.
— Нет! —выпалила Сакура быстрее, чем успела подобрать достойные аргументы. Женщина вздрогнула, испугавшись собственного голоса. Стук в её груди звенел в ушах, но она уже не чувствовала собственного пульса.
Тобирама, сидевший напротив Сакуры за низким столиком, заваленным книгами и свитками, свёл свои белоснежные брови на переносице. Но мужчина тут же взял свои эмоции под контроль, и лицо его приняло отрешённый вид. Он понял всё.
— Он того не стоит, Сакура, — Сенджу говорил прямо без прикрас. — Ты не изменишь его.
— Но я могу хотя бы попытаться понять его! — розоволосая сжала свою ладонь в крепкий кулак и решительно посмотрела в глаза Второму хокаге.
— Это ничего не решит. Всё равно что дуть на воду в попытках изменить течение целой реки.
Сакура закипала. Она была готова бросить вызову самому Сенджу Тобираме. Её кулаки уже искали разрядки.
— А не потому ли великий Тобирама-сама меня отговаривает, что так яро ненавидит Учих? — медик в прищуре склонилась над столом, придвигаясь к младшему Сенджу. Она неотрывно смотрела в его алые глаза.
— Прекрати, — голос мужчины зазвучал уже угрожающе и поддавшись этому противоборству взглядами, он так же склонился к Сакуре. — Дальше будет только хуже.
— Я смогу помочь, — настаивала медик, — не убивая его.
— И что дальше? Уйдёшь? — мужчина видел слишком близко, как лихорадочно блестели её зелёные глаза напротив. — Одна мысль о том, что ты уйдёшь от Мадары и оставишь его одного, будет толкать его во тьму ещё сильнее, чем до тебя. Может во всём виновата ты, а не он?
Сакура шумно вдохнула, набирая полную грудь отчаянья. Рёбра болезненно стянуло и живот заболел именно в том месте, куда когда-то Мадара вонзил в неё чёрный приёмник чакры. Тогда, ещё на войне.
— Это не правда!
— Сакура, — тихо, но уверенно позвала Мито. Розоволосая мигом повернулась на голос. Она была вся взъерошенная и злая в своём запале. — Когда Мадара нападёт на Коноху, ты будешь там, чтобы убить его?
Это было последней каплей. Сакура подлетела из-за столика, опрокидывая на пол часть книг, ударяясь коленом о него. Она должна бежать. Просить помощи у того, кому Мадара так же небезразличен, как и ей.
— Сакура, подожди!
Они не понимают. Им всё равно.
Медик взлетела в один прыжок по каменной лестнице и выбежала в коридор поместья. Её ноги не слушались на скользком деревянном полу, и едва ли не падая, она вылетела на улицу, оставив даже собственные сандалии.
Мито уже было подорвалась следом, но Тобирама схватил её за узкое запястье, останавливая. Мужчина покачал головой в ответ на её немой вопрос.
— Мы будем там первыми.
***
Хаширама не был из тех людей, кто распаляется понапрасну, но даже у него был рубеж, пересекать который было чревато головой. Его сокрушительные крики было слышно за версту, и каркас ещё недостроенных зданий Конохи был готов рассыпаться, как карточный домик.
— Ты действительно считаешь, что это достойное поведение для главы клана? — орал мужчина на Мадару. Отчёт Учихи бледными листами был растерзан по кабинету хокаге. — Надеюсь, ты получил достаточно удовольствия от того, что избил несчастного паренька?
Мадара хмыкнул, рвано дёрнув подбородком.
— И после подобного ты обижаешься, что мы с Тобирамой ничего не можем доверить тебе действительно важного? — Хаширама изливал всё, что успело налиться в его груди не только от прочтения документа Мадары, но и за всё то время, что уже существовала деревня. — Мы живём в мирное время, но вместо того, чтобы укреплять новые связи, ты машешь кулаками направо и налево, как тупая груда мяса.
Учиха сохранял молчание, но ходящие по его лицу желваки говорили красноречивее самых громких слов.
— Удивляешься, что люди тебя боятся и обходят стороной? — рубил правду потоком Сенджу. — Так ты посмотри на себя, какой из тебя кандидат на пост хокаге? Ни жалости, ни сострадания. Ты так и не научился жить рядом с людьми. Думаешь, что тебя всё ещё окружают собаки, непонимающие человеческую речь. Так ты оглянись, — Хаширама указал пальцем за свою спину в сторону деревни за окном, — ты единственное животное здесь. Слепые инстинкты и желание найти разрядку.
После такой тирады Первый с трудом перевёл дыхание, успокаиваясь. Теперь его душа была пуста и спокойна. Он сказал всё. Пускай грубо, но если Мадара был его другом, то должен был понять, что всё это Хаширама говорил из благих побуждений. Чтобы тот пересмотрел свои взгляды на жизнь.
Но шоковая терапия не работала на таком человеке, как Учиха Мадара.
— Так вот что ты на самом деле обо мне думаешь, Хаширама, — ухмыльнулся мужчина. — Давно пора было сказать, что мне здесь не место.
— Мадара, я пытался сказать другое…— но договорить Сенджу не дала влетевшая в кабинет секретарь. Девушка согнулась в двое, чтобы отдышаться. Пряди её тёмных волос выбивались из причёски и торчали непослушными вихрами во все стороны. В руках она сжимала какие-то бумаги.
— Извините, прошу, — хватала воздух ртом девушка перед каждым новым словом. —Хаширама-сама, Ваша жена и Тобирама-сама, — секретарь торопливо обмахивалась кипой бумаг, — в общем, там, нам нужно идти, — вовсе задохнулась она.
Тревога потянула Сенджу за руку, и он обогнул стол. Сравнявшись с Мадарой, Первый бросил другу:
— Дождись меня, мы ещё не закончили, — но Учиха отвернулся. Видимо, на сегодня это были ещё не все унижения в его адрес.
Хокаге покинул кабинет широкими шагами. Но не прошло и пары мгновений, как дверь снова открылась и в проёме показался человек, которого Мадара хотел сейчас видеть меньше всего.
— Что ты здесь делаешь? — прорычал глава клана Учиха.
И снова Сакура застала в этом кабинете Мадару, когда искала разговора с Хаширамой. Как-будто все дороги в этом мире вели её к этому мужчине. Не обнаружив хокаге, женщина несколько растерялась. Мадара стоял у стола спиной к женщине и смотрел на неё лишь в пол-оборота головы. Этого хватало, чтобы видеть, как напряжены все мускулы в его теле. В комнате пахло мускусом и злостью.
— Я хотела поговорить с хокаге, — залепетала она под суровым злым взглядом мужчины.
— Как жаль, что я — не он, да? — прохрипел Мадара.
Отчего-то Сакуре показалось, что в эти слова Учиха вкладывал больше смысла, чем требовала от него ситуация. В её глазах мелькнул испуг, сменяющийся смущением. И рефлекторно она начала искать оправдания, чтобы защитить себя от чувств к этому мужчине.
Он говорил о них.
Сакура вошла в кабинет и тихо прикрыла за собой дверь. На негнущихся ногах медик приблизилась к Мадаре. Услышав шаги, он резко развернулся к ней, и она отшатнулась, испугавшись того, что смотрело на неё из глубины его глаз.
— Говори, — с вызовом бросил он женщине, снисходительно смотря на её щуплую фигуру в его массивной тени.
— То, что было между нами ночью…
— Было ошибкой, — закончил Учиха за неё.
Сакура хотела сказать это сама. Но он, словно сжалившись над ней, произнёс это вслух вместо неё. Это было правдой.
Но почему тогда так больно?
Вместо ответа, медик кивнула. И что-то в Мадаре наконец-то надрывно лопнуло. Он грозно двинулся на Сакуру, а затем грубо схватил её за запястья. Хватка его была, как стальные тросы. Они вмиг поменялись местами, и Мадара толкнул её до упора в стол. Сакура почти не чувствовала боли от удара бёдрами о тяжёлую дубовую столешницу.
Капкан со скрипом захлопнулся; Учиха загнал её в угол. Он вжал женщину своим телом в стол, перекрывая пути к отступлению. И от того сердце Сакуры билось так предательски сильно. В горле встали слёзы.
— А теперь послушай меня ты, — Мадара накрыл ладонями её острые плечи, с силой сжимая те. Глава клана Учиха склонился к ней так близко, что она чувствовала его горячее дыхание на своей коже. — Твоё чувство вины — только твоя проблема.
Глаза Сакуры испуганно расширились, и застоявшаяся боль нашла выход в двух солёных дорожках слёз на её щеках. Она покачала головой.
— Ведь я действительно хотел любить тебя.
