* * *
— Знаешь, я ведь сам себя обманывал. — Луи говорит тихо, сверля взглядом тёмный потолок. Комната Лиама находится напротив его собственной, и окна здесь выходят на другую сторону, так что океан слышно гораздо хуже. — Когда он вернулся, я правда поверил, что у нас получится. Что он сделал свой выбор. Я такой глупый. Лиам протестующе ворчит. — Ты не глупый. Рисковать никогда не глупо. Ты пиздец какой смелый, Лу, и я реально тобой восхищаюсь. И раз уж на то пошло… — Лиам придвигается ближе, опуская руку Луи на живот, и матрас под ними сильнее прогибается. — То, как он на тебя смотрел, не было похоже… Знаешь, я ведь думал, что он тоже втрескался в тебя по уши. «То, как он на меня смотрел? Что ты хочешь этим сказать? Что ты хочешь этим сказать?» Луи не спрашивает. Ему надоело, надоело обманываться, думая, что Гарри не просто в себе запутался, надоело притворяться, что для Гарри всё это было чем-то бóльшим, а не только каким-то сложным, извращённым способом немного разобраться в себе. Да уж, какое всё-таки счастье, что Луи поспособствовал его сексуальному раскрепощению, серьёзно, счастья просто полные штаны. Счастливее быть не может. С другой стороны, именно это ведь Луи ему и предлагал — не больше и не меньше. Каким же он был дураком, тупым, слепым идиотом, и теперь он за это расплачивается. Но он уже попросту устал находить Гарри оправдания: даже если Луи так и не признался в том, как сильно влюблён в него на самом деле, в глубине души Гарри просто не может этого не знать. Просто не может. И всё равно он опять бросил Луи, не оставив после себя ни извинений, ничего. Да, Луи надоело. Надоело просто сил нет.* * *
Луи абсолютно точно почти совсем не думает о Гарри. Разве что тогда, когда он наконец приносит Элеонор лишние одеяло с подушкой, и та, бросив на него всего один взгляд, утягивает Луи в крепкие объятия, которым совсем немного мешает зажатый между их телами ком белья. Разве что тогда, когда с ним начинает заигрывать довольно-таки симпатичный курортник, зашедший на дайвинг, а Луи не может ответить ничем, кроме вежливой улыбки. Разве что тогда, когда Лиам говорит ему, что Найл скоро снова приедет на пару дней. Разве что тогда, когда Луи проверяет электронную почту и находит там заявку в друзья на Фэйсбуке от Гарри, и это что, блять, какой-то прикол? Решив так ему и написать, он открывает Ватсап. Это что , блять , какой-то прикол ? Прикол , да ? Нихуя не смешно . Гарри появляется в сети меньше чем через минуту. Он ничего не отвечает.* * *
— Твой лучший друг — мудила, — первым делом говорит Луи Найлу, опустив надлежащее приветствие. Лучше уж сразу перейти к делу. — И тебе привет. — Найл бесстрашно набрасывается на него с объятиями и не выпускает из них до тех пор, пока Луи не хлопает его по спине. — Знаешь ли ты, — добавляет Луи, едва отстранившись, — что он вернулся ради ещё одного перепихона и снова от меня сбежал? Ты это знаешь? Вздохнув, Найл бросает взгляд на Лиама и опускает плечи. — Да уж, наслышан. — Похоже, его это действительно расстраивает, и он стоит с повязанным на поясе кардиганом, потому что ещё не успел переодеться во что-то попрохладнее после перелёта. Луи вдруг становится стыдно, что он вывалил всё это на Найла. Он ведь не виноват. — Ты не виноват, — говорит Луи, когда напряжённое молчание затягивается. — Правда не виноват. Усевшись на шезлонг, Найл поднимает на Луи глаза, и в его внимательном взгляде мелькает беспокойство. Его слова звучат ласково, осторожно, а ведь Найл, естественным состоянием которого является насыщенный концентрат наглости и оптимизма, вообще никогда не осторожничает. — Мне жаль, Лу. Знаешь, я правда надеялся… Надеялся, что у вас всё получится. Не думал даже, что он тебе разобьёт сердце. Да уж, смешно получилось. Луи фыркает, не решаясь заговорить. — Но просто чтоб ты знал, — добавляет Найл и подаётся вперёд, упираясь локтями в колени, — Гарри сейчас… — Не надо, — перебивает Луи. — Даже знать не хочу, окей? Мне абсолютно похуй, что там Гарри думает, где он и не у бывшего ли часом. Мне всё равно. Ложь, ясное дело, тем более что Луи всё-таки подводит голос, дрогнувший на середине последнего предложения. Видно, что Найл уже хочет возразить, но тут рядом с ним садится Лиам, приобнимает за талию, и Найл мгновенно прижимается ближе к нему. Хороший человек не почувствовал бы укол зависти, но Луи и не считает себя таковым. Он уже собирается вернуться в коттедж, но в дверях замирает и оборачивается. — Эй, Найл? С возвращением. Рад тебя видеть, а то тут было как-то тухло. — А я-то как рад, — отвечает Найл. — Завалимся сегодня вечерком в паб, а? Выпивка за мой счёт. — Звучит круто, — соглашается Луи, и по большей части действительно так считает. От такого заманчивого предложения, как алкоголь и хорошая компания, ему сейчас грех отказываться. Если повезёт, он даже сможет отвлечься от мыслей о том, что нужно ещё выбрать свободную неделю, забронировать билет на самолёт, навестить семью, помочь маме с бумажной волокитой и просто… хоть немного побыть с ними. Может, он даже подцепит кого-нибудь сегодня. Снимет напряжение. И может, Найл расскажет об этом Гарри.* * *
Точно. Итак, Недокриштиану действительно из местных, и, судя по косым взглядам, которыми он одаривает Луи, его не очень порадовало внезапное завершение их прошлой встречи, когда Луи согласился на выпивку, а потом удрал. Неловко. Ещё один проёб, вину за который можно полностью свалить на Гарри. Пора уже завести список. И Гарри его отправить. Вот будет умора. Луи демонстративно поворачивается спиной к залу и с отчаянной решимостью припадает ко второй по счёту бутылке пива. Пару раз он ловит на себе взгляд Найла, который, судя по всему, старательно выискивает прорехи в его напускной жизнерадостности: слегка надрывный смех, к примеру, нетипичную грубость или написанное на лице Луи отвращение к этому месту. Теоретически, Луи и правда стоило засунуть куда подальше тираду об одном из записавшихся на дайвинг гостей, который впервые попробовал погружение с аквалангом в Египте и очень сильно удивился, что тут ему нужно самостоятельно собирать себе экипировку и — тяжёлый вздох — нести её самому. Аж до самого бота. Почти целую минуту, боже, вот уж действительно просто бесчеловечно. Теоретически, да, Луи стоило засунуть эту тираду куда подальше, особенно учитывая то, что Найл, вообще-то, его босс, вроде как. Но на практике это просто Найл. И Найл во весь голос ржёт над рассказом Луи, который тот отыгрывает чуть ли не по ролям, так что не то чтобы Луи могут уволить за его скверное поведение. С гостями же он ведёт себя почти всегда хорошо. Пока они смотрят. Как только Лиам, пообещав вернуться с новой порцией выпивки, отлучается в туалет, их столик погружается в тишину. Всё внимание Найла сосредоточено на тарелке начос, и он даже, кажется, этим доволен. Расплавленный сыр давно перестал тянуться. Луи откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. От льющейся из динамиков музыки Café del Mar в голове пробуждаются образы лета, которое будто бы ускользает сквозь пальцы. Грёбаный Гарри. Крепче сжав бутылку, Луи вдыхает настолько глубоко, что в лёгких больше не остаётся места. — Эй, Найл? Найл что-то мычит, и Луи расценивает это как предложение говорить дальше. — Как там… — Нет. Нет, Луи не хочет спрашивать, всё ли с Гарри в порядке. Ему плевать. Пле-вать. — Гарри не… Он не говорил… — Какого хуя это настолько, блять, тяжело? Но Луи не приходится и дальше путаться в словах, потому что Найл заговаривает: — Да, он говорит о тебе. И нет, с ним не всё в порядке. Открыв глаза, Луи опускает взгляд на бутылку, делает глоток пива и подковыривает ногтем край этикетки, пытаясь её отклеить. Запотевшее стекло холодит руку. — Что ж, — произносит он спустя какое-то время, может, минуту. — Так ему, блять, и надо. Потому что со мной тоже не всё в порядке. Только потом он осознаёт, что не в порядке Гарри может быть совсем не из-за него, а, к примеру, из-за этого тупого Джейми. Но слов назад не вернёшь, и Луи просто отпивает ещё уже выдохшегося пива, так и не поднимая на Найла взгляд. Найл накрывает его ладонь своей, заставляя Луи вздрогнуть, и, дождавшись, когда тот на него посмотрит, отвечает: — Лу, послушай. Думаю, кое о чём он тебе не рассказывал, и не мне, наверное, это делать, но да хуй с ним. — Взгляд у Найла серьёзный, а брови непривычно нахмурены. — Он пиздец как напуган, окей? Прям-таки в штаны чуть не наложил от страха. «Спасибо, теперь бы это развидеть», — уже хочет сказать Луи, но шутка не настолько уж и смешная. Он понятия не имеет, хочет ли участвовать в этом разговоре, но грех жаловаться, раз уж он сам его начал. — Понимаю, что напуган. — Ну или по крайней мере он думает, что понимает. В целом. Если только Гарри не был интересен один лишь секс, но Найл же сказал, что Гарри говорил о Луи, так что… Все эти знаки противоречат друг другу, да и в любом случае нет никаких оправданий тому, что Гарри бросил Луи дважды (причём особенно во второй раз). Блять, Луи был так уверен, что у них всё как-нибудь сложится. — Вот только напуган — не напуган, — Луи отдирает этикетку и с глухим стуком ставит бутылку на стол, — но права хуёво вести себя это ему всё равно не даёт. Найл поводит плечом. — Нет, не даёт. Но послушай, а тебе он не говорил, что больше никогда не хочет вот так себя потерять? — Говорил, — подтверждает Луи, и Найл тут же продолжает, наклоняясь ближе и крепче сжимая в руке его ладонь: — Окей. Значит, об этом ты знаешь и, может, даже осознаёшь, что он думает, что может с лёгкостью потеряться в тебе. Постойте, постойте, что? Найл не даёт ему и слова вставить, быстро добавляя: — Но знаешь ли ты ещё и то, что он не хочет снова оказаться как бы… в ловушке? В которой он будет чувствовать себя виноватым за то, что в одиночку видится со своими друзьями, в которой ему придётся придумывать сраные отговорки, чтобы пойти ночью самому повеселиться? Информации вдруг становится слишком много, и Луи на какой-то момент выпадает из разговора, пытаясь её переварить, а затем качает головой. — Это не… Я никогда бы так не поступил. Даже если бы он был не в Лондоне, я бы никогда не стал так его… контролировать. Или… Что вообще? Молчание длится пару секунд, а потом Найл отпускает его руку и улыбается. Его глаз эта улыбка не достигает. — Ага, я правда верю, что не стал бы. Хочешь забавный факт? Я с Гарри через Джейми познакомился, потому что Джейми учился со мной на экономическом. Сначала-то он мне казался вполне норм, но потом я сдружился с Гарри, и… — Найл невесело усмехается. — Блин, не знаю даже. Думаю, Джейми уже тогда чувствовал, что Гарри от него ускользает, вот и превратился в ревнивого мудака. Ко мне он стал относиться чуть проще, когда познакомился с Лиамом, но всё равно отпускал тупые комментарии каждый раз, стоило нам с Гарри затусить вместе. — Его тон становится едким. — Типа «ясно-понятно, ты меня стесняешься, раз прячешь от своих друзей». Хуйня это полная. Всё это… Что ж. Луи даже не знает, как это всё назвать. Он едва ли может представить Гарри заточённым в такой клетке, добровольно заточённым в такой клетке, в нём ведь так и кипит жизнь, радость и смех. В этом нет никакого смысла. Да, ладно, Луи имел общее представление о его прошлом, но просто… Что? Почему? — Плюс ко всему, — добавляет Найл, — Джейми никогда не нравилось, что Гарри учится на фотографа. Он всё пытался его образумить, говорил, что это несерьёзно, что Гарри следует думать о будущем, о ебучей карьере. Мол, Гарри ведь такой умный, а фотография — пустая трата его способностей. Пытался изменить его, короче. Такая вот хуйня. Что-то болит у Луи в груди, когда он вспоминает голос Гарри, едва слышно звучащий в темноте спальни: «Ты же не думаешь, что это глупо, нет? Ну, учиться на фотографа?» — Не понимаю, — наконец выдаёт он. — Не понимаю, почему Гарри его бросил только спустя ебучих шесть лет. — Всё ведь не всегда так было. Раньше Джейми относился к Гарри так, будто тот какая-то идеальная, драгоценная, хрупкая фарфоровая кукла, не способная ни на что плохое. Ровно до тех пор, пока не почувствовал, что Гарри от него ускользает. Тогда-то всё и изменилось. — Изменилось, — медленно, неуверенно повторяет Луи. — Изменилось. Джейми, видимо, думал, что сможет удержать Гарри, если… не знаю даже что. Подорвёт его уверенность и внушит ему страх одиночества. И вообще, знаешь, у них это было, скорее, по привычке. Все шесть лет вместе. — Найл пожимает плечами, и Луи неловко ёрзает под его пристальным взглядом. — Просто поразительно, чего мы только не делаем по привычке, а? Лично я это просто ненавижу. Засунув в рот кусочек начос, Найл тщательно его пережёвывает, а Луи всё ждёт хоть какого-то продолжения его речи, толком не зная, хочет ли в самом деле его услышать. — И, — тянет Найл, глотая, — Гарри… он говорил, что всё катилось под откос постепенно, а я ещё думаю, что виной всему их возраст и то, что они были такие одни на всю школу. Городок-то маленький. Потому друг за друга и цеплялись. Отсюда и зависимость. Закусив щёку, Луи, лишь бы чем-то занять руки, принимается складывать этикетку от пива в маленький квадратик. Его пальцы слабо дрожат. Секунду помолчав, Найл продолжает: — Так что да, по словам Хаза, он даже не замечал, как всё это неправильно и какими нездоровыми становятся их отношения. Ровно до тех пор, пока Джейми не запретил ему со мной видеться. Луи резко выпрямляется. — Что за пиздец? Найл улыбается во все зубы. — Да, я точно так же отреагировал. Гарри, кстати, тоже. «Нездоровыми, — слово эхом отдаётся у Луи в голове. — Какими нездоровыми становятся их отношения. Больше никогда не хочет вот так себя потерять, думает, что может с лёгкостью потеряться в тебе». Это… в каком-то смысле проливает свет на поведение Гарри, объясняет то, что раньше сбивало с толку. Как в тот раз, когда Луи пожелал ему хорошо провести время с Найлом, а Гарри его поблагодарил. Или когда Лиам в шутку намекнул, что Гарри уже практически переехал к Луи в комнату, и Гарри ни с того ни с сего напрягся. Или когда Луи подарил ему какой-то дурацкий камушек для натюрморта, а Гарри аж весь засиял. Или когда Луи ещё в самом начале их знакомства заверил его, что друзьями они могут быть как с привилегиями, так и без, а Гарри приятно удивился. Боже, а ведь Гарри было всего пятнадцать, когда ему пришлось сделать подобный выбор. Что за пиздец, что за ебучий пиздец. Хотя это не то чтобы что-то меняет. Гарри всё равно поступил по-свински, в этом даже сомнения нет, но… Да. В груди у Луи покалывает от того, как сильно он скучает по тихому смеху Гарри, по его манере осторожно подбирать каждое слово. По его теплу. Блять. Втягивая носом воздух, Луи поднимает глаза на Найла, сразу же встречаясь с ним взглядом. — Просто я… Я никогда бы таким не стал. Таким, как Джейми. — Да, я тоже так думаю. — Слова Найла звучат ласково, и Луи вскоре приходится отвернуться. Он замечает двигающегося к их столику Лиама, пытающегося обойти группу перевозбуждённых туристов и не выронить ни одной из трёх бутылок пива, которые несёт в руках. А Луи и половины своей ещё не выпил. Найл пихает его в голень, и Луи снова переводит на него взгляд. — И да, возможно, это не моё дело, — тихо произносит Найл. — Но теперь Гарри не уверен даже, любил ли он Джейми на самом деле. А тут вдруг появляешься ты, и с тобой всё получается слишком быстро. Ладно, хорошо. Для Луи это тоже было слишком быстро. И да, возможно, это не совсем то же самое, может, Луи было немного проще поддаться течению. Но он не пойдёт никого ни о чём упрашивать, ведь это Гарри сбежал и это Гарри никак не может принять решение. Не Луи. Он ничего не успевает ответить, потому что Найл заговаривает раньше: — Ты представляешь вообще, каково это — вдруг осознать, что ты себя обманывал шесть ебучих лет? Нет, не представляет. Это всё немного слишком, на него давит музыка, отголоски чужих разговоров и даже воздух, тяжёлый от запаха пива и духов. Это слишком, просто, блять, слишком. — Слушай, я понимаю. Ты на его стороне. — Он вздёргивает подбородок и даже не смотрит в сторону только подошедшего к ним Лиама, всё внимание уделяя Найлу. — Но я не встречу его тут с распростёртыми объятиями, только чтобы утром обнаружить, что он благополучно съебался. Снова. Ни за что. Найл какое-то время изучает его внимательным взглядом и наконец расслабляется. Глядя на Луи, он прижимается к Лиаму и кивает. — Справедливо. «Справедливо». Вообще-то как раз нет, ни капли. Всё это с начала и до конца абсолютно несправедливо, и Луи вспоминает, каким виноватым Гарри себя чувствовал из-за того, что был с ним, из-за того, что этим наслаждался… хотя и не настолько виноватым, чтобы отступить. «С тобой я чувствую себя свободно». Господи. Если бы Луи только мог, он отмотал бы назад пару месяцев. Вернулся бы в то время, когда секс был всего лишь сексом, а с чувствами ебались другие. Вот только если бы он так сделал, для него были бы безвозвратно потеряны солёные на вкус поцелуи, написанное его рукой «Луи» у Гарри на коже, его мальчишеский смех, так противоречащий крепкому телосложению, потеряно было бы… очень и очень много всего. Луи потерял бы возможность познакомиться с Гарри. Он не уверен, что был бы готов заплатить эту цену.* * *
Луи правда не хочет подслушивать, честное слово. Просто так уж получается, что он проходит мимо кухни как раз в тот момент, когда оттуда доносится приглушённый смех Найла. — Ни за что. Отвали от меня со своим протеиновым коктейлем, он мерзкий. — Затем следует короткая пауза, и тихим, счастливым голосом он добавляет: — Люблю тебя, кстати. Резко разворачиваясь в сторону своей комнаты, Луи пытается затолкать чувство зависти куда подальше. Они это заслуживают, правда заслуживают, просто… Просто боже. Почему у них это кажется таким простым, когда на самом деле всё совсем наоборот?* * *
Луи чувствует себя воришкой, пробравшимся к Гарри в дом. Он бы с радостью летел сразу в Манчестер, но прямым рейсом туда отправляется всего один самолёт в неделю, и по времени он не подходит другу Джорджа, который согласился подменить Луи. Значит, в Лондон. Ощущать эту мнимую близость так странно, хотя на самом-то деле Лондон большой, а Луи всего каких-то двадцать минут проведёт на вокзале Кингс-Кросс и сразу сядет на поезд до Донкастера. Глупо. Все его мысли о Гарри по-прежнему ужасно глупые. Если бы только он мог щёлкнуть выключателем и это остановить. Как бы не так.* * *
Приехав домой, он чувствует себя так, словно попал во временную петлю. Тут мало что изменилось: всё тот же вокзал из красного кирпича, у столпившихся перед ним людей всё такие же измождённые лица, а мама Луи водит всё тот же старенький, потрёпанный вольво. Луи не знает, почему вообще решил, что здесь что-то изменится. Да, его отец переехал в крохотную квартирку рядом с начальной школой, и да, для Луи это просто грандиозная перемена, но в глобальном масштабе это ведь сущий пустяк. Едва он переступает порог, сёстры тут же кидаются ему на шею, и одна лишь Шарлотта стоит в стороне и ждёт, пока остальные его отпустят. — Я так рада, что ты вернулся, — шепчет она, когда им наконец удаётся улучить минутку тишины. — Хреново тут всё было. Ну, знаешь, перед белой полосой всегда идёт самая чёрная или типа того. — И я рад, что вернулся, — отвечает он, обнимая её до тех пор, пока Шарлотта легонько не пихает его в грудь. Отстраняясь, он притворяется, что не видит, как она украдкой вытирает глаза. Почти целый день Луи помогает маме паковать коробки, но время от времени заглядывает к близняшкам. Для ещё очень маленькой, чтобы всё понимать, Дейзи, произошедшее, похоже, стало тяжёлым ударом, а вот Фиби ведёт себя на удивление спокойно. «Папа всегда из-за всего бесился», — как-то раз говорит она, и Луи с трудом сглатывает подступившую к горлу желчь. В её возрасте он верил, что оба его родителя просто замечательные, а их образы в его голове были идеальны и нерушимы. К его облегчению, их отец так и не появляется. Луи всё равно не знает, что ему сказать. Только когда близняшки и Фелисите ложатся спать, а Шарлотта уходит в гостиную, чтобы посмотреть какое-то шоу, Луи наконец выпадает возможность поговорить с мамой, по-настоящему поговорить. Они сидят друг напротив друга за кухонным столом, между ними стоит бутылка вина, и Луи кажется, что его мама выглядит похудевшей, усталой и даже, пожалуй, постаревшей. Но в то же время её губы сжаты решительно, а в позе чувствуется небывалая уверенность. Её глаза сияют в тусклом кухонном свете, пока она описывает все квартиры, между которыми выбирала, и рассказывает, что в итоге остановилась на той, что чуть поменьше их дома, но вполне приемлема для неё с девочками. Приемлема. — К чему-то, конечно, придётся привыкнуть, — добавляет она, глядя в свой бокал. — Особенно тяжело будет Дейзи и Фиби, ведь отец у них будет только по выходным. Не хочу, чтобы для них это стало… травмой, понимаешь? А то все всегда говорят, что у детей разведённых родителей в будущем возникают проблемы при создании собственных отношений. Луи фыркает. Перекатывая вино в бокале, он наблюдает за тем, как свет от подвесной люстры преломляется, попадая в тёмно-красный напиток. Он надеется, что горечь обиды не просочится в его голос. — Какая разница, всё равно отношения переоценены. — Нет, родной. — Она хватает его за запястье. — Не говори так. Я не хочу, чтобы ты боялся любви, потому что она может быть прекрасна. Если она настоящая. — Её взгляд внимателен, сосредоточен. — Надеюсь, я не вырастила тебя трусишкой. «Лучше бы вырастила, — думает Луи. — Может, тогда я был бы осторожней». — Я просто к тому, что она далеко не так красива, как показывают в кино. Вот и всё. — Он пожимает плечами. — Вся эта мишура на День Святого Валентина, все эти шоколадки, красные розы и блестящие сердечки, вот это вот всё — полнейшая дурость. Любовь совсем не такая. — Нет, не такая. — Она медленно качает головой, всё ещё не сводя с него внимательных глаз. — Любить бывает тяжело, иногда даже больно. Но если ты сможешь любовь удержать… если вы оба сможете её удержать, потому что для этого, разумеется, нужны двое… — Её речь прерывается, и тишину наполняет приглушённое бормотание телевизора, доносящееся из гостиной. Наконец она спрашивает тёплым, ласковым голосом: — Тут не обошлось без мальчика, я права? — Ага. — Подняв перед собой бокал, Луи с трудом выдавливает из себя грустную улыбку. В окне он видит своё отражение, лишённое красок и отчётливых очертаний, напоминающее чем-то привидение. — Правда он не стал ничего удерживать. Такие вот дела. Так что не совсем уверен, что у нас могло бы что-то получиться, тем более на расстоянии. Какое-то время его мама просто на него смотрит. Затем она встаёт со стула, обходит стол и обнимает Луи со спины, тепло прижимаясь к его щеке своей. Закрыв глаза, он глубоко вдыхает знакомый запах её духов, дома и уюта и впервые за всё это время позволяет себе оплакать потерю этого крохотного шанса, которому никогда не суждено было воплотиться в жизнь. — Со временем станет легче, — едва слышно говорит ему она. — Знаю. — Луи резко втягивает воздух, и правда, он знает. Знает. Со временем от Гарри останется лишь прекрасное, солнечное воспоминание. Просто… пока ещё слишком рано.* * *
— Получается, за все четыре дня дома, отца ты видел всего один раз? И то только когда он зашёл забрать свои вещи? — Зейн легонько пинает стул Луи, держась за огромную кружку кофе так, будто в ней заключена вся его жизнь. Судя по всему, вчера вечером на него нашло вдохновение, и он полночи потратил на редактирование своей диссертации вместо того, чтобы перед приездом Луи хорошенько выспаться. — Ага, всего один. Было неловко пиздец. — Луи кивает. — Так что, как по мне, одного раза уже вполне достаточно. Грех жаловаться. — Я не понимаю, — говорит Зейн. — Честное слово, совсем не понимаю. Как такие родители вообще существуют. — Без понятия. — Сделав глоток чая, Луи пожимает плечами. — И в целом это меня больше не волнует. Я-то с этим справился, но ты только представь, каково моим сёстрам. По большей части так и есть. Луи давно уже бросил попытки понять своего отца; они с ним просто слишком разные. Поколение его отца загнано в ловушку менталитета, оно воспитано на твёрдых убеждениях и идеалах. На убеждениях и идеалах, согласно которым вместо сына-гея у тебя должен быть гениальный футболист, согласно которым муж, зарабатывающий меньше жены, — это жалкое посмешище. — Пример для подражания из него уж точно такой себе, — осуждающе произносит Зейн. Наверняка он не впервые об этом задумывается, учитывая, что его отец тоже ушёл из семьи, и Зейн тогда был ещё совсем ребёнком, внезапно осознавшим, что кроме него мужчин в доме не осталось. Сплошные нарушенные обещания. — Да, — медленно тянет Луи. — Да, это уж точно. — Чай на удивление хорош, хотя они и выбрали совершенно случайное кафе рядом с универом Зейна. Что ж, должно быть, заслуженное уважение к чаю — это одно из преимуществ Великобритании. На Мадейре чай, как правило, невозможно пить. — Так получается, ты теперь просто… — Зейн на секунду замолкает, и в этот момент до них долетает смешок из-за соседнего столика. — Просто уедешь назад уже через пару дней, и всё? Бросишь их на произвол судьбы? «Разумеется, — хочет ответить Луи. — Разумеется, блять, куда ещё мне идти? Мадейра — мой дом». — Вообще-то… — Он отставляет чашку и опускает взгляд на серую столешницу, неаккуратно исписанную разными посланиями и чьими-то именами. Следы от чёрного маркера переплетаются друг с другом, и Луи приходится отвести взгляд до того, как мозг подкинет ему парочку ненужных воспоминаний. — Я всё думал, не сможешь ли ты незаметно провести меня на какую-нибудь лекцию, например? Просто так. Ради интереса. Зейн вскидывает одну бровь. Затем вторую. Затем он улыбается во все тридцать два зуба, и морщинки собираются в уголках его глаз. — Да. Да, думаю, это я смогу.* * *
— Ну как? — спрашивает Зейн. Луи склоняет голову набок. — Что «как»? — Как тебе лекция? — В целом нормально. Зейн фыркает. — Ты её конспектировал. — Я снимал кое-что на телефон, — поправляет Луи, и надо отдать должное профессору — изображённая на доске схема антарктической пищевой цепочки вышла интересной. Может быть. Немного. — Это не то же самое, что конспектировать, потому что тут даже стараться не нужно. А смысл, Зейн, как раз в старании. — Тебе понравилось. — Просто отвратительно, насколько самодовольным выглядит Зейн. Луи поводит плечом и, опередив Зейна на шаг, разворачивается к нему лицом, продолжая идти спиной вперёд. — Ну, я не уснул. На секунду ему кажется, что Зейн продолжит гнуть свою линию. Но тот лишь достаёт из кармана пиджака пачку сигарет, вытряхивает одну себе на ладонь, и на этом их дискуссия заканчивается. — Ладно, забыли. Пойдём сегодня напьёмся? У Пезз на работе можем один раунд получить бесплатно, плюс она очень хотела тебя увидеть. Напиться? Луи всегда готов напиться. — Обязательно пойдём, — заявляет он. — Попрошу её намешать что-нибудь очень сладкое и сливочное, чтобы довело мои вкусовые рецепторы до оргазма. Зейн щурится. — Вот спасибо. Только мы не будем обсуждать твою сексуальную жизнь раньше пяти вечера. Таковы правила. — С каких это пор у нас такие правила? — С тех пор, как ты спишь на моём диване. — Я тебя умоляю, как будто вы с Перри не занимались сексом на этом диване. — Луи взмахивает рукой, перебивая вопрос Зейна о том, каким образом всё это вообще связано. Никаким, Луи просто захотелось это озвучить. Отвлечь внимание от плачевной ситуации в собственной личной жизни, насладиться хотя бы чужим счастьем и всякое такое. — К тому же мне сейчас рассказывать нечего, так что скучное получилось бы обсуждение. — Это тебе-то нечего рассказывать? — Зейн выдыхает облако дыма и, протянув вперёд руку, тормозит Луи, не давая ему врезаться в фонарный столб. Хороший Зейн человек. И друг хороший. — Это что-то новенькое. — Да уж. Всё из-за Гарри. — Луи себя обнимает и плотнее кутается в толстовку, которую ему одолжил Зейн, потому что сам Луи не прихватил с собой тёплых вещей и оказался совершенно не подготовлен к холодному бризу Ирландского моря. Взгляд Зейна теплеет. Долго и внимательно он всматривается в Луи, нахмурив брови и делая глубокую затяжку. Наконец он заговаривает снова, и его тихий голос будто бы тает в тусклом дневном свете. — Знаешь, он заходил ко мне пару недель назад. Гарри то есть. — Зейн нервно шевелит пальцами. — Наверное, вскоре после того, как второй раз слетал на Мадейру, может, где-то неделю спустя или около того. Десять дней. Прямо перед тем, как мы наконец нашли время созвониться в Скайпе и ты наконец-то рассказал о его скотском поступке, кстати о котором… — Он пихает Луи в плечо. — Какого хрена ты заставил Лиама пообещать, что он ничего мне не расскажет? Луи, хорош считать себя обузой. Луи останавливается. Буквально замирает посреди тротуара, и в него чуть не врезается пожилая пара. Игнорируя недовольные взгляды, он всё своё внимание сосредотачивает на Зейне, потому что Гарри заходил к нему пару недель назад и Луи впервые об этом слышит. Зачем Гарри было заходить к Зейну после того, как он выкинул такой фокус с Луи? Зачем? Беспокойное гудение в голове мешает Луи соображать. Ему очень, очень нужно напиться, а ещё ему очень, очень нужно не думать о Гарри. — Чего он хотел? — спрашивает он, потому что не думать о Гарри у него получается хреново. — Понятия не имею. — Зейн качает головой и достаёт из пачки новую сигарету. Ни с того ни с сего он протягивает её Луи. — Это было странно. Он пиздец как нервничал и, думаю, всё ждал, что я вышвырну его за дверь. И если бы я знал, я бы и правда всыпал ему по первое число. Ну и, короче говоря, он забросал меня вопросами на самые разные темы, но сам ни на один из моих не ответил. Луи забирает из его рук сигарету. Во рту у него сухо. Он редко курит, потому что убивать лёгкие — плохая идея, особенно когда они нужны тебе для работы (да и когда не нужны тоже), но… Отчаянные времена требуют отчаянных мер. — Что за вопросы? — Да разные. Много спрашивал о Мадейре. — После секундного колебания, Зейн закидывает руку Луи на плечо. — Но не о тебе. Мне это показалось странным, потому что ну… было очевидно, что ему интересно. И выглядел он дерьмово. — Ну, он разбил мне сердце, так что, надеюсь, это из-за чувства вины, — бормочет Луи. Он выуживает зажигалку из пиджака Зейна и закуривает, тут же кашляя от появившегося во рту вкуса. Очевидно, его терпимость к курению резко снизилась после отъезда Зейна. Вкус просто отвратительный. Но он всё равно ещё раз жадно затягивается. Зейн притягивает его ближе. — Так что? Напьёмся? Напиться. Да. Звучит как отличный способ справиться со стрессом. Луи кивает. — Обязательно напьёмся. И потрахаться бы ещё. Не на твоём диване, конечно, просто… Он не знает, как закончить предложение, потому что, если уж быть честным, ему совсем не хочется, чтобы кто-то отсасывал ему в грязном туалете клуба. Особенно тогда, когда он на сто процентов уверен, что каждый раз, закрывая глаза, будет представлять, что это Гарри стоит перед ним на коленях, что это Гарри втягивает щёки, скользя губами по его члену, что это Гарри, Гарри, Гарри. Так будет только хуже. Так что остаётся алкоголь. Уж с этим Луи справится.* * *
Фишка как бы в том, что Луи любит алкоголь. Настоящей любовью, между прочим, такой любовью, что хоть сейчас делай предложение руки и сердца. Его расслабленное тело парит, да, парит над тротуаром. Любовь, любовь. Ливерпуль Луи тоже любит и подумывает даже спрыгнуть в море прямо с набережной и немного поплавать. Ощутить свободу. — Люблю тебя, — говорит он Зейну. Смеясь, Зейн приобнимает Луи за талию, а второй рукой пробирается в задний карман джинсов Перри. Чем-то он напоминает сутенёра. О, а ведь Луи мог бы стать мальчиком по вызову, начать жизнь с чистого листа. С такой-то задницей он бы мигом набрал популярность. — Завали, — говорит Зейн, и ой, должно быть, Луи произнёс это вслух. Но ничего страшного, ведь он всё ещё парит, а рука Зейна служит ему чем-то вроде якоря. Якоря́. Покоря… Покоряя якоря. Звучит как название песни. Типа того. — Дай человеку похвастаться. — Перри хихикает, и в свете уличных фонарей её светлый блонд приобретает странный оранжевый оттенок. — Задница ведь и правда хороша. — Она лучшая, — заверяет её Луи. В животе будто бы что-то переворачивается — вверх тормашками, как в детстве, когда они с Шарлоттой учились делать колесо на заднем дворе их дома: пап, смотри, колесо на одной руке, одноручное колесо. Но делать колесо не по-мужски. Не-а. Он утыкается лицом Зейну в шею и глубоко вдыхает. Море пахнет гниющими водорослями, и Луи вдруг становится дурно. Именно это он и хочет сказать, но с языка почему-то срывается: — Я дурень. — Мой хороший, ты золото, — заверяет его Перри, и её слова приводят в движение воздух, или, может, не воздух, да, точно, это они втроём всё ещё двигаются. — Нет, ну ведь правда. — Луи вздыхает, и ладно, он не Гарри, а значит, он способен кардиони… координи… да без разницы. Он способен не путаться в, как это называется, в собственных ногах, но земля сейчас всё равно кажется не очень устойчивой. — Я не должен был бросать семью, разве нет? Это было эгоистично. Тупой эгоист. — Ты не эгоист, — говорит ему Зейн, но его раскатистый голос над самым ухом так сильно отвлекает, что Луи едва ли слушает. Луи любит Зейна. И Перри. Лиама. Стэна. Свою маму, и Шарлотту, и Фелисите. Дейзи, Фиби. Может, даже Найла, хотя Найл совершенно не умеет выбирать друзей. Луи не любит Гарри. Не любит. Ой. А почему по тротуару пошли волны? Это вышло случайно, да? Но случайно — это даже хорошо. Да. Случайности — хорошо, алкоголь — хорошо, Гарри — плохо. Вот и порешили. Супер.* * *
— Ненавижу алкоголь, — говорит Луи дивану Зейна. Как и ожидалось, диван ничего не отвечает. — Ненавижу алкоголь, — чуть громче повторяет Луи. Ему в плечо прилетает подушка. — Я и первый раз слышал, — бормочет Зейн, — а терь заткнись. Я сплю. Спать. Поспать сейчас было бы самое то, но голова Луи пульсирует от боли, а во рту просто невыносимо сухо. А ещё вкус такой, как будто туда что-то заползло и там же и сдохло. — Пиздец как ненавижу алкоголь, — говорит Луи. Зейн стонет. Неудачник. Ему больше нечем швыряться — теперь на его подушке лежит рука Луи. Секунду помолчав, Луи перекатывается на спину и моргает, поднимая взгляд на потолок. В хреновенькой однокомнатной квартире Зейна сыро, а в одном углу даже вздулись обои. Хотя невелика потеря — когда Луи впервые их увидел, его аж передёрнуло от этого кричащего оранжевого узора. Теперь же он вызывает у Луи желание выколоть себе глаза. Ложкой. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу. — Он подозревает, что Зейн снова уснул, но всё равно слышать эхо собственного голоса почему-то очень весело. — Ненавижу алкоголь, ненавижу своё тело. И просто пиздец как ненавижу чувства, потому что они говно. Они самое настоящее говно, реально, пусть просто идут в задницу. Молчание. — Знаешь, а я ведь уже почти три недели не трахал ничью задницу, — обращается Луи к потолку. — С тех пор, как этот засранец Гарри меня бросил. Второй раз. Вообще, это можно считать личным рекордом. В переносном смысле. Последний рекорд был, когда мне было шестнадцать. — Блять, может уже заткнёшься. — Зейн раздражённо шипит, но затем его тон смягчается. — И чувства не говно. Это люди — говно. Иногда. Да, самая настоящая правда. Луи вздыхает, и невыносимый стук у него в голове понемногу утихает. Утро здесь серое, как и всегда в Британии в конце октября, но под одеялом, которое пахнет Зейном, Луи так тепло, как не было уже давно. — Если бы я только мог его ненавидеть, Зейн. — Это от тебя не зависит, — тихо отвечает тот. — Знаю. — Откинув с глаз спутанную чёлку, Луи лежит, не шевелясь, и вслушивается в отдалённый рокот машин, заглушающий ритмичный шум Ирландского моря. Луи провёл в Великобритании пять дней и всё ещё не скучает по постоянным приливам и отливам так сильно, как ожидал. Не зависит. Любовь к Гарри тоже от него не зависела. Нет такого момента, когда он мог бы вдруг передумать и всё изменить, он не может его найти. И даже если бы такой момент был, Луи не уверен, что захотел бы им воспользоваться. Что касается других аспектов его жизни… они зависели как раз от него. Он сам решил совершить каминг-аут в шестнадцать, хотя мог бы выбрать более лёгкий путь, он сам решил переехать на Мадейру, он сам решил через пару дней сесть на обратный самолёт и снова оставить всё это позади. Сам.* * *
На вокзале близняшки плачут. Должно быть, на свете не существует человека более удручающего, чем Луи. Он прижимается лбом к грязному окну поезда и наблюдает за тем, как стекло запотевает от его дыхания и за ним становится всё труднее различать проносящиеся мимо дома. Его дом больше не здесь, не в Донкастере, но и возвращаясь на Мадейру, он не чувствует, что скоро окажется дома. Он как раз собирается нарисовать на запотевшем стекле смайлик, как вдруг в его кармане вибрирует телефон. Достав его, он снимает блокировку и видит сообщение от Гарри. От Гарри. Нет. Нет, хватит с Луи его выходок. Он всё равно читает сообщение. Найл сказал что Лиам сказал что ты в Британии. Мы можем встретиться? Ага. Ну уж нет. Ничего не ответив, Луи снова блокирует телефон. Не проходит и двух минут, как на него приходит второе сообщение, а в нём всего одно слово: Пожалуйста. Боже, как же Луи от этого устал… от этой непреходящей боли глубоко в костях, от того, что ему не хватает Гарри, словно какой-то фантомной конечности, хотя он даже не знал о его существовании каких-то… сколько? Три месяца назад? Два с половиной? Примерно около того. Иди нахуй Эйч, — печатает он в ответ, а затем выключает телефон. Он не собирается больше ни одной мысли посвящать Гарри. Уже в Хитроу он никак не может перестать то и дело оглядываться. К счастью, Гарри так и не появляется. Да, к счастью.