***
— А ещё с прикладом нужно быть нежнее, вцепилась в него, будто… — Колонелло расхаживал по столу в номере, азартно жестикулируя и чудом минуя многочисленные чашки, расставленные Наной для позднего чая. — Над этим мы тоже поработаем, кора! Тсуме наблюдала за маленьким мужчиной с каким-то странным умилением, подперев щеку ладонью. Запястья надсадно ныли, возвращая воспоминания о недавней тренировке. Что бы кто ни говорил, она скучала по весу оружия в руках, по резкому толчку, что знаменовал отдачу, — по свисту и грохоту выстрела. Это опьяняло… Она увлеклась, да. Колонелло же, заметив искренний интерес и многочисленные помарки с непривычки, вдруг решил взять ее в ученицы? Тсуме сильно сомневалась, что его впечатлили результаты. Да, первый выстрел был показательно-образцовым — со злости, — но последующие… осознавать собственную деградацию было неприятно. Унизительно. Да и, безусловно, Реборн постарался бы привлечь Колонелло к обучению брата в любом случае, но… — Ты пугаешь её энтузиазмом, — проворчала Лар, с неодобрением наблюдая за бывшим учеником. — Впрочем, я бы сказала, что после того полигона с минами ты пугаешь и меня. Своей безответственностью. …Но, собственно, была выглядевшая куда более весомой причина: узнав, ради кого женщина сорвалась в Японию, Колонелло буквально помещался на попытках понять, зачем та ещё продолжала навязанное задание. Не то чтобы сама Тсуме понимала, будем честны. На самом деле, та ожидала от столкновения наставницы с Дождем… нечто более эмоциональное. Но эти двое восприняли его совершенно спокойно, хотя было очевидно, что встреча первая за достаточно долгое время. Не исчезни Лар на целую ночь из гостиницы, Тсуме могла бы посчитать, что той вовсе нет дела до Колонелло. Но знала их слишком хорошо, чтобы замечать даже тень нервозности или эмоциональной уязвимости в их жестах. Пусть годы смазали многое — никто не остаётся неизменным, — она все равно могла с уверенностью сказать: они были близки. Но словно боялись нарушить дистанцию, чтобы… что? Вздохнув, она потерла царапину у брови. Настроения вмешиваться в перебранку не было никакого — брат фонтанировал не самыми приятными эмоциями, где-то за стенкой переругиваясь с репетитором… Идиллия в своем саморазрушении. — А предупредить не мог? — Сама-то явилась как снег на голову! — фыркнул обиженно Колонелло. — Ни слуху ни духу, а тут ещё и выводком обзавелась. Покачав головой, Лар закатила глаза, словно уговаривая себя быть снисходительнее. — Мы не планировали так рано выводить их в свет. А тут ты начинаешь за сборище, которое проигнорировать Вонгола не имеет никакого права. И как это называется? — Склероз, — флегматично выдал Колонелло, спрыгивая на кресло, совсем рядом с задумавшейся Тсуме. — Потому что это ежегодная хрень, о которой ты знала. Но у нас ведь есть дела поважнее, чем… Лар вздохнула ещё несчастнее.***
Мафия-лэнд как развлекательный остров предоставлял широкий выбор бутиков с разным брендовым шмотьем. Выбор досуга, так сказать, на вкус, цвет и кошелек. Тсуме чувствовала себя неуместно в этих шикарных дизайнах, среди полок, заваленных шмотками дороже ее ноутбука. А ещё ее простой сарафан, небрежная коса и неровный загар ярко выделялись на фоне расфуфыренных посетительниц данных заведений. Когда-то она одним взглядом могла себе позволить поставить на место любую девицу, обряженную в дорогие тряпки очередным богатым доном (в мафиозной среде, отчего-то, подобные «игры в кукол» пользовались успехом). Да и выглядела — тогда… Помнится, один гарнитур для очередного бесполезного раута выходил в месячную статью расходов всей семьи — были времена. Игра в статусную вещь при брате тогда веселила неимоверно: кто будет воспринимать ее всерьез? Несомненно, все крокодилы в их болоте знали, кто она такая и при какой семье обретается, но хватало идиотов для развлечения. Так что — да, сейчас Тсуме чувствовала себя максимально не в своей тарелке — от воспоминаний, ощущений… ну, и компании, да… Ка-чан смущённо оглядывалась, пытаясь урезонить разошедшихся детей. Ламбо и И-пин не прониклись обстановкой ни капли, хотя полностью осознавали, что находятся в преступной среде — это было понятно по их более напряжённым взглядам и ленивым перепалкам: обычно спор уже перерастал в потасовку с применением подручных средств, но сейчас они не отходили от Наны, словно защищая женщину, что о многом говорило Тсуме. Глупо было равнять это место с гражданским курортом. А И-Пин и Ламбо — совсем не обычные дети, как бы ни хотелось верить в обратное. Лар, заведовавшая странным походом, наморщила лоб. — Все не то… ощущение, что эти тряпки шили на каких-то… Она не продолжила, только небрежно толкнула вешалку. Платье зашуршало оборками, словно протестуя против такого обращения. Стоявшая подле Тсуме консультантка поджала губы. — Возможно, вам стоит… Одного взгляда Лар хватило, чтобы работница, подавившись воздухом, освободила их от своего присутствия. Не то чтобы Тсуме имела хоть какое-то право голоса. Наставница совершенно не признавала… присущий ей вкус? Скорее, была уверена, что школьница, которая мало следила за собой, нацепит джинсы с кроссовками, в духе Туманов обозвав это «новым веянием». Впрочем, возможно, Тсуме бы так и поступила; ничья, как она считала. Да и в любом случае, ей явно было проще, чем брату, вынужденному идти с Реборном и Хаято за костюмом. С Хаято все в принципе приобретало свой… взрывной оттенок. — Душно здесь как-то, — пробормотала Лар себе под нос, скептически оглядывая стайку жарко о чём-то перешёптывавшихся консультанток. — Пойдем-ка. Тсуме лишь пожала плечами, а Нана слишком уж облегчённо выдохнула. Была у девушки догадка, что женщина даже не подозревала об истинных заработках спонсировавшего происходящее мужа. Как они в итоге оказалось на местном стихийном рынке, Тсуме затруднилась бы ответить. Кажется, Ламбо и И-Пин поспорили, кто быстрее доберется до тех цветастых палаток, Нана поспешила за ними, а они с Лар отстали, потеряв остальных за гомоном и феерией красок. А затем их внимание привлекла… небольшая выставка? Лоток? На импровизированной витрине ворохом были насыпаны самодельные украшения. Не из драгоценных металлов или чего-то в этом роде, но они сразу притягивали взгляд своей утонченностью в обилие бутафорно-ярких изделий местных. Продавец из колорита выбивался ещё сильнее. Аляповатая мешковатая одежда, которая сочеталась неожиданно гармонично, массивные солнечные очки, скрывавшие глаза, — определить пол не представлялось возможным. Условно-мужской? — Синьоритам что-то приглянулось? Микеле посоветует вам лучшие украшения этого богом забытого места! Лар фыркнула на смелое утверждение, но заинтересованно подалась вперёд и жарко заспорила о свойствах каких-то камней или металлов — Тсуме вновь не вслушивалась, зачарованно перебирая цепочки. Естество отчего-то довольно мурчало, любуясь многочисленным изящными звеньями. Когда ее спутница и продавец замолчали, она совершенно не заметила, словно погрузившись в медитацию. — Хорошо, сотворить из этого чуда конфетку будет интересно, — Микеле улыбнулся со странной теплотой, наблюдая за Савадой. — Юная синьорита определённо заслужила подобное, сумев увидеть очарование моих деток. Лар покачала головой. Пусть Сарто — подмастерье, но у лучших учили на совесть, ей ли было не знать?***
Нервно поправив волосы, Тсуме со скепсисом оглядела отражение. Микеле сотворил истинное чудо — она была почти довольна собственным обликом. Шикарные платье и прическа сделали свое дело, но внутренняя Ника по-прежнему кривила носик: подобный материал расходовался на такую неблагоприятную фактуру. Да, откуда-то появилась грудь, а подчёркнутые макияжем глаза стали намного выразительнее, но… В зеркале все ещё отражалась Натсуме Савада. И это было проблемой. Небрежно одернув подол, она вскинула голову. Губы исказила кривая улыбка — жалкая пародия на положенный сборищу вежливый оскал. Розовая помада лишь сильнее подчеркнула фальшивость её попыток. Цепочка неприятно скользнула по голой коже, холодом возвращая к реальности. Брат, наблюдавший за ней с диванчика, только неодобрительно цыкнул; вся его поза выдавала ленивое равнодушие. — Ты прекрасна, сестрица. Не придавай этому столько значения. Вскинувшись, Тсуме обернулась, растрепав художественный беспорядок свободных прядей. Тсуне шел костюм. Как породистому коту кокетливый бантик — он чувствовал себя совершенно свободно в пиджаке за пару тысяч долларов, и не думая вновь прятаться за маской. — Твоя невозмутимость, братец, вызывает приступ тошноты. Не твой стиль. — Не стиль Тсунаеши, — хмыкнул он. — Плевать. Алая лента скользнула по плечу атласной змеёй, воскрешая неприятные воспоминания о недавней тренировке. Потерев все ещё саднивший бок, Тсуме отвернулась обратно. — Я не справляюсь с твоим пламенем. Тсуна отразился в зеркале тотчас, появившись за ее спиной. Обнял крепко, притянул к себе с той силой, которую не заподозришь в изящной фигуре, а затем положил подбородок на плечо, так и не изменив равнодушному выражению лица. — Думаешь, это наша проблема? Тсуме не нашлась с ответом. — Мое пламя ещё будет копиться до грани некоторое время. Это тем более не стоит твоего волнения, не-чан. Прикрыв глаза, она глухо выругалась сквозь зубы. — Ты мог бы… — Не мог, — насмешливо дунули ей в шею. — Пусть эта кровожадная масса изорвет меня изнутри в лоскуты, я не собираюсь хоть как-то отсрочивать. Пусть у Реборна голова болит, как пробуждать то, что уже давно жаждет крови. Смешной. В противовес — в голосе брата улыбки совершенно не чувствовалось. — Уравновешивать ты меня долго не сможешь, милая, это было понятно сразу. Хлопнула дверь, впуская сгусток солнечного пламени, и Тсуна поспешно отступил, с неохотой расцепляя руки. Реборн ворвался в комнату вихрем, мгновенно прогоняя весь флер серьезного разговора. Жаль, с тревогой Тсуме такое не работало.***
Заставлять себя вспоминать было неприятно. Привычки, выражения лиц, манеры, ведение разговоров… Лар пыталась устроить экспресс-курс, но намного легче казалось воспользоваться старыми наработками, чем вбивать нечто новое в совершенно неблагоприятную для этого почву. Натсуме Савада была бездарна сама по себе. Она пригубила шампанское — один стакан планировалось растянуть на весь вечер, чтобы был повод отказываться от танцев. Их с братом фигуры неминуемо стали самым обсуждаемым событием, поэтому не хотелось утруждать себя излишней компанией. Да и танцевать за шестнадцать лет повода так и не было. И вряд ли будет. — Очаровательной синьорине не скучно в этом темном углу? Вздрогнув, Тсуме подняла взгляд от бокала — и наткнулась на ослепительную улыбку. В карих глазах подошедшего молодого мужчины плясали бесенята, пока он бесстыдно оглядывал ее фигуру. Незнакомец показательно небрежно смахнул блондинистую прядь, упавшую на глаза. В какой-то момент от абсурдной схожести с Вероном захотелось протереть глаза… После Бьянки этот мистер ходил по лезвию ножа — П-простите?.. — О, прошу извинить за мою бестактность. Дон семьи Кавалонне, безумно приятно, синьорина?.. Он выдержал положенную паузу, предлагая ей поддержать разговор и представиться, но Тсуме даже не подумала. Стоило этому… Кавалонне открыть рот, как наваждение исчезло. Верон больше не смотрел чужими глазами и не улыбался фальшиво, пытаясь скрыть собственную нервозность. Это отрезвило. — Натсуме. Просто «Натсуме». Синьор?.. — Дино, — он вновь расплылся в улыбке. — Это ведь ваш брат, не так ли? Он неуловимо быстрым движением указал на Тсуну, что в компании Реборна пытался беседовать с каким-то пожилым человеком в другом конце зала. Тсуме напряглась. — Это имеет значение? Позвольте, этот разговор свернул совершено не туда, вы так не считаете? Дино пожал плечами, а его улыбка стала ещё более натянутой. Краем глаза девушка впервые заметила движение за своей спиной, легко вычислив закономерность. Личная охрана? — Быть может. Японский менталитет существенно отличается от европейского, — мужчина отсалютовал ей бокалом. — Выпьем за это? Тсуме напряжённо кивнула и сделала маленький глоток, проигнорировав выжидательный взгляд. — Вы столь молчаливы, синьорина. — Не люблю говорить попусту, синьор, — отзеркалила его фразу девушка, удерживая взгляд где-то на уровне чужой переносицы. — К тому же… здесь так шумно. Проигнорировать ее намек Дино не мог, поэтому они медленно двинулись в сторону балконов. Тсуме сама не знала, чего хотела добиться от разговора, но выверты собственного подсознания начинали пугать. Кавалонне не имел особо значимых общих черт с Вероном, но его неуловимый образ, возможно, даже поведение?.. Она не понимала, почему этот человек вызывал столько противоречивых эмоций. Сбив ее с мысли, на их пути показалась официантка с подносом с шампанским и бокалами. Дино подозвал её жестом, желая заменить пустой фужер. Девушка повернулась к ним всем телом. Тсуме подавилась воздухом, чувствуя, как задыхается. Ярко-желтыми, почти нечеловеческими глазами прямо на нее смотрела Кобра. Неоново-синие волосы были стянуты в строгий пучок, чёрно-белая форма неожиданно уместно сидела на жилистой андрогинной фигуре… Официантка вежливо улыбнулась Дино, тягучим, змеиным движением скользнув к ним. Призрак прошлого когтями схватил за горло, уверив, что Туман таки пошел вразнос и подсовывал ей теперь знакомые образы на места реальных людей. Панически оглядевшись, чувствуя, как пламя выходило из-под контроля… она теряла разум. Вскинулось Небо на периферии, какими-то странными толчками начиная приближаться. Ника, забывшись, схватила за локоть Верона; пол ушёл из-под ног. Брат, почему-то чужим голосом, обеспокоенно что-то сказал — ей так и не удалось расслышать за гулом крови в ушах. Кобра в незнакомой девушке подалась вдруг ближе, словно что-то почувствовав. А затем чужой Туман скользнул к ней, пытаясь унять разбушевавшееся пламя, — это и стало последней каплей. Выдохнув, Тсуме посмотрела прямо в черные зрачки официантки, из последних сил направляя вышедшие из-под контроля излишки в одну лобовую атаку. А затем мир померк. Чтобы через мгновение раскраситься ярким маревом собственных воспоминаний. …заботливо обтирала очередную рваную рану, с трудом сдерживая беспокойные вопросы. Он не был обязан отчитываться ей или брату, но каждый раз, когда отлучался на сторонние поручения Триады, не возвращался без ран. Пусть после его глаза казались почти живыми, а не скрытыми за стеклянной поволокой самоконтроля… Ей было страшно. Он перехватил её руку, когда она уже без надобности очертила кончиком пальцев застарелые отметины. — Не вини себя в том, чего не можешь изменить, watashi no hikari. Она не понимала отзвуки чужого языка, лишь косвенно похожего на китайский. Но по мягкости его голоса и извиняющимся поглаживаниям ладони верила, что сказанное было чем-то важным. — «Мой свет»? — как-то сдавленно, растерянно прошептал мужской голос в голове. — Che… Боль расцвела в разуме алым цветком. Вспыхнула, кидая, словно об стену, в другое воспоминание. За гранью ее сознательного восприятия. Александр Грин всегда был безумно увлекающимся. Откликался на «Верде», терпеть не мог фамилию, но зелёному никогда не изменял. Это веселило до оторопи. А ещё, если сказать совсем честно, его высокотехнологичным шаманством она восхищалась, потому что понимала целое н и ч е р т а. — Ты… уронила нашу базу. Алекс как-то нервно поправил очки, не решаясь потревожить кривую массива данных на экране. Сжавшись в кресле, она попыталась избежать его прямого испытующего взгляда. Он устало вздохнул над ее головой, без труда перегибаясь через кресло, чтобы добраться до клавиатуры. — Так трясешься, будто я тебя бить буду. — Алекс хмыкнул, что-то быстро набирая. — Не критично, но, боюсь, Верону не понравится. Но и не думаю, что это большая проблема для нас, как считаешь? — Я хотела тебе помочь, а не… — махнув рукой, пробормотала себе под нос. — У Верона, может, рука и не поднимется, но всегда есть Реборн, а он только вернулся и чертовски оправдывает репутацию дьявола в шляпе. Придурок. Алекс скосил на нее искрящиеся от молчаливого веселья глаза. Хмыкнул ещё раз. — Ну, конечно. А на твоей шее, безусловно, синяки. Покраснев, она одернула свитер. — Абьюзивные отношения. Он, наконец, расхохотался в голос. Бешенство, дикое в своем неистовстве, захлестнуло остатки разлетевшегося разума. Осколки, казалось бы, хаотичные, собрались в одно целое, ломая сопротивление растерявшегося оппонента. Тсуме ухнула в чужое пламя, словно в воду, и оно обволокло ее мягким, тягучим — и совсем немного сине-пушистым, как плед, — маревом. Безумно родное, давно забытое, одним своим ощущением то заставило зверя присмиреть, вот только… Луче всегда улыбалась мягко, словно понимала все на свете. Он мало верил в это — о, пророчица, безусловно, знала куда больше, чем желала показать, — но сейчас она светилась настолько же мягким внутренним светом – на контрасте с… остальной псевдо-Семьей. Хорошо бы не от довольства получившимся раскладом. — Ты до сих пор единственный, с кем возможно серьезно поговорить о произошедшем. Он хмыкнул. Правда ваша, донна Лилия, ему… пришлось проще остальных. Не легче, но — проще. Небо свое он не терял. Не больше. — К тому же, ты способен понять необратимость… этого. Я сама никогда не желала подобного, но… Случившегося уже не изменить. Ах, донна, вы же отлично знаете… Хотя — пусть так. Сегодня играем в уклончивость; он качнул головой, почесывая чешуйки Фазмы. Змейка стала отдушиной, единственной «постоянной» в безумстве последних лет. Нет, время нам не вернуть, но на фейерверков праздник взглянуть хочу ещё хоть… …хоть это-то оставил бы уже в покое, змей. Смирись, Город остался там со всеми его криптами, пятнами крови по закоулкам и трупами в канале, вот его не хватает здесь тебе одному. — Понимаю. Но я думаю иначе, донна: мифическое благо мира меня всё так же интересует мало. Луче улыбнулась — снова мягко, но с всё больше становившейся для неё характерной за годы тенью грусти. — Верю. Но ты и не хотел бы им жертвовать. Миром, — уточнила она, уже почти смеясь — истерически; говорят, бывает, когда замыкаешь на себе четыре с половиной откровенно враждебно настроенных атрибута и два… что о них с ребёнком, впрочем. — Правда? …ну, мир успел пожертвовать его названой семьёй… Но он кивнул. Иногда было жаль, что пророчицы не читали мыслей. Смазанных картинок было… много. Родных до боли лиц, голосов, смены времён — смены всего, кроме их образов. Она видела, как старела Даниэла, уступая власть… сыну(? он был откровенно староват, но… почему бы и нет, ракушка сказала «сын» — значит, сын, и не волнует, сохраняется преемственность власти), как Луче породила на свет очаровательную младеницу, выросшую в упрямую и резкую девушку, «Ари», как понемногу брали себя в руки Александр и Лар… Так много и так мало. Достаточно, чтобы красной нитью выцепить Вито, Кобру, Вайпера — Маммона? ещё одна маска-жизнь? — того, кто незримо был рядом — считай, всю жизнь: оберегая, ядовито посмеиваясь, помогая, мелкий совет мимоходом здесь, фальшивые имя и внешность с честной клятвой там, откровенно облачные повадки и шутки об атрибутной диффузии и самодостаточности. У Тумана слишком много имен, чтобы позволить до конца понять свою истинную суть, у Тумана слишком много ликов, чтобы обращать внимание на какой-то один, но… Назвать его когда-то своим было правильно. Не родным по крови — но родным по сути. Следующее воспоминание она выцелила сама, уже сплетая защиту, чтобы разбить непроизвольную сцепку сознаний. — Ты, милая, неправильно подаёшь себя. Кобра (моложе и одновременно — старше, целых два года, только подумать) неожиданно хулигански усмехнулась, вскакивая на бордюр. Ночной Пекин играл огнями, смазываясь с неоновой шевелюрой собеседницы в яркие пятна. — Эти двое уверены, что ты всегда будешь готова их утешить, когда они снова разругаются вдрызг, не желая признавать очевидного. Ах, какая трагедия, однополая любовь из жаркой Сицилии, спешите! Женщина согнулась в приступе нескрываемого хохота. Она вторила ей, наслаждаясь ночной прохладой. — Так непривычно, когда ты изменяешь своему высокому стилю. Кобра отмахнулась, выпрямившись. — С этим вашим Фонгом иначе язык не поворачивается. Благородный самурай избрал себе не ту компанию, в самом деле… — Я не думаю, что он… — Вот именно, что он, — передёрнула плечами та. — Ты увлеклась, я вижу. А твоим жарким парням будет полезно побыть друг с другом, чтобы не ломать окружающим психику. Она у нас нежная, знаешь ли. Она неловко улыбнулась, не найдя ответа. — Разве так — правильно? Кобра посмотрела на нее со священным ужасом. — Ты точно уверена, что все ещё Туман? На негодующий вскрик она звонко расхохоталась. Возмущение на лице вечно невозмутимой спутницы было ужасно комичным. — Когда вы «спали», — женщина выделила это слово с особым удовольствием, намекая, что имелось в виду, — втроём, не думаю, что тебя это волновало. Ей хватило совести покраснеть под победное хмыканье Кобры. Сквозь картины воспоминаний медленно проступил ее внутренний мир, сейчас совершенно — непривычно — пустой. Яркое марево Неба клокотало где-то далеко, на границе горизонта, не раскрашивая унылые просторы в цветные пятна. Фигура в капюшоне так же неторопливо соткалась из пустоты. — …Ника? Его голос дрогнул на имени. Тсуме знала, как выглядела в собственном подсознании. И это вызывало тошноту. Покачав головой, она титаническим усилием прогнала образ Ники, позволяя проявиться Натсуме Саваде. — Сейчас я мало на нее похожа. — Хаотичность твоего сознания это показала, спасибо, Ника, — припечатал он, скрещивая руки на груди. — И тебе придется очень постараться, чтобы убедить меня в обратном. Не дождавшись от нее ответа, он тяжело вздохнул. Взмахнул руками. — С вами все вечно не так… Пелена Тумана отступила, проявляя уродливую скалу с полувырванными цепями. Камень крошился, но пока стоял — непонятным чудом. Звенья угрожающе покачивались, скрипели натужно, словно тоскливо. — Последняя опора твоего разума это тоже показывает ясно. А затем всё схлопнулось абсолютной чернотой.***
— …ме! Тсуме! С трудом разлепив глаза, она увидела перед собой лишь какое-то странное расплывающееся пятно. Оно нервно подергивалось, словно в припадке… и вызывало новый приступ тошноты. Скривившись, Тсуме опять закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Мысли ворочались лениво и неохотно, возвращая ощущения тела с трудом. Осознав себя полулежащей на ком-то, она приоткрыла глаз, пытаясь сфокусироваться на картинке перед собой. Пятно наконец собралось в лицо брата; затем появился и чем-то разозленный Реборн. — Жить надоело? — рыкнул он, продолжая какой-то разговор. — Полезть к связанному Туману… Хватило же ума! — Я не… Голос Дино раздался совсем рядом, над головой. Вздрогнув от ощущения его тела, девушка, опасно покачнувшись, встала самостоятельно. — Синьорина! Брат было хотел ее поддержать, но она устояла — и от взволнованного оклика Дино только поморщилась. Официантка уже куда-то пропала; видимо, Вито решил, что привлекать к себе внимание будет излишним. Оправданно. Несколько пар внимательных глаз прожигали в спине дыру, поэтому девушка не стала прислушиваться к перепалке, а совершенно целенаправленно двинулась в сторону балконов. Вскинувшемуся Тсуне одними губами шепнула, что объяснит все потом. Реборн, казалось, посчитал ее уход самим собой разумеющимся — только проводил темным недовольным взглядом. Ночной воздух ворвался в легкие, чуть прогоняя дурноту и очищая сознание. Вдохнув полной грудью, она с удовольствием ощутила знакомое пламя. Такая же знакомая фигура опиралась о перила балкона поодаль. — Не думаю, что здесь выйдет спокойно поговорить. — Действительно, — каркнула Тсуме и поморщилась от собственной слабости. — Ужасно раздражает. Шум основного зала проникал даже сквозь закрытые двери. — Я могу перенести нас в более… располагающее место. Но, боюсь, твои спутники не оценят. — Подавятся, — хмуро отрезала она. — Делай, пожалуйста, только захвати что-нибудь покрепче. Я скрою пламя своим. Пусть думают, что психованная туманница решила прогуляться… так ведь ты учил? Вито только хмыкнул, протягивая руку. Тсуме без сомнения ее приняла.***
— Шестнадцать? Не рановато? Я понимаю, технически — малое совершеннолетие, самый возраст, но… — он не спрашивал — утверждал, — это случилось далеко не год назад. — Кто бы говорил… — фыркнула Тсуме, отпивая прямо из горла. Вино было терпким на вкус и смешивалось с привкусом крови — но приятно обволакивало внутренности, будто отдаваясь физическим теплом. Вито глазами Кобры смотрел на нее как-то грустно и бесцветно. — Они ни о чем не знают, верно? Тсуме поморщилась, загребая пальцами ног песок. Волны накатывали одна за одной, бликами играя в свете луны. Платье алым пятном смялось вокруг щиколоток, запачканное каплями крови и вина. Мысли в голове ворочались лениво и неохотно, потревоженные рукой — и пламенем — старого… друга. — Да. Это имеет значение? — Да che kazzo? Ты серьезно, мелочь?! — тот совсем неожиданно повысил голос, пронзительно вгрызшийся в мозг. Схватившись за виски, она приглушённо зашипела. — Прости, — сразу же невыразительно пробормотал он. — Я забыл, что ты не успела выставить защиту. — И препарировал мне мозг тоже от большой забывчивости, конечно же. Он ухмыльнулся криво, наливая себе вина в чудом уцелевший бокал. Взболтнул алую жидкость пару раз, прежде чем обхватить длинными пальцами. — Честно? Мне и в голову не могло прийти, что одно несносное создание окажется на этом вечере и полезет в разум девушки, удивительно похожей на старую знакомую. Знаешь, это определённо не было чем-то, что я привык планировать в начале дня — а я привык планировать много разной cazzata. — Я понимаю, — голос Тсуме поник; сама она отвела взгляд. — Думала, что уже ничему не могу удивиться, но… тебе удалось. Снова. Кобра Эспер? Ты все такой же… — Добавь «идиот» — и получится прекрасная отсылка на Ала. — …как он? — Сейчас? Нормально — насколько это возможно. Столько лет-то прошло, — Вито помолчал, отпивая из бокала совсем немного, словно смакуя вкус. — …Упоминал как-то про Eco с похожей манерой работы, хотя я не сопоставил… Но и он — мастер игнорировать всё, что не вписывается в его картину мира. Тсуме против воли нежно улыбнулась, забывшись на доли секунды. Братец, впрочем, подобрался мгновенно. — А теперь ты объяснишь мне все эти глупости по поводу… minchia! Ты проткнула себя огромным мечом! Che kazzo?!! Его любимое восклицание наждаком прошлось по нервам. — Мечом? Правда? — почти весело переспросила она. — Ничерта не помню, знаешь. Сознание поплыло качественно, даже не скажу, в какой момент потеряла себя. Да и какая разница? Его пальцы побелели, так сильно он сжал стекло. — Вы с Алом всегда были похожи сильнее, чем хотели показать. Он тоже твердил мне это, когда я явился выколупывать его из добровольной изоляции после вашей смерти. И — спойлер сюжета, милая — ему не помогло. — С чего бы? Я… увидела кое-что, пока пыталась не захлебнуться в твоём пламени. И ничего… совершенно ничего не сходится! Тсуме положила голову на колени, даже не пытаясь унять противный гул в ушах. Крепко зажмурившись, она сжала кулаки. — Ты винишь их в вашей смерти? Смешок подавить не удалось тоже. — Лучше бы они сами нажали на курок, чем… Ты же не почувствовал? Как оно рвалось, лопаясь под чудовищным напором с пяти сторон. Как в агонии билось мое Небо, а я ничего… ничего не могла сделать! Ещё эти придурки с автоматами, даже арсенал не потрудились опустошить, подорвалось все за доли секунды… Тупой сюр, а не смерть. — Ты ушла не оттуда, — возразил он в пространство словно бы механически. — «Рвалось»? Подожди-ка… Он опустил бокал на песок. Приподнял руки. Раскрутил пару раз запястья, словно примериваясь. В лунном свете засияла простенькая иллюзия — семь фигур на фоне возвышенности. Над головой — огненные цифры. — Люфицер бы одобрил дизайн, — Тсуме подняла большой палец. Брат отмахнулся. — А теперь смотри на дату и время. Сможешь выцепить примерное соотношение? — Зачем это? — пробурчала Тсуме в пустоту, сосредотачиваясь. Он не любил, когда его прямые указания подвергали сомнению — и сейчас был не случай, заслуживавший упрямства. Перед глазами замелькали приглушённые картинки — день она запомнила до мельчайших деталей. Дата на чертовых документах стояла та же — время почти совпало на наручных часах Верона, опережая на несколько минут. Пламя, повинуясь воле хозяйки, отобразило последнее сочетание цифр, которые запомнила Ника перед тем, как… Сжав губы, Тсуме тряхнула головой. — Совпадает с нашим последним заданием, до того… Странно. Они не упоминали ничего подобного, а я… Он махнул рукой в пространство, нахмурившись. — В любом случае, вы двое играете в совершенно непонятные игры вместо того, чтобы воспользоваться этой глупой иронией. На тебя совершенно непохоже, Ника. — Забудь это имя, — холодно посмотрела на него Тсуме. — Эта девушка умерла, сейчас на ее месте я. И насколько справедливо думать, что спустя столько лет это имеет значение для них — теперь, когда… — Да что ты несёшь! Брат вскинулся, сузив глаза. Взгляд Кобры всегда был словно застывшим, а в ярости казался стужей с льдинками вместо зрачков… Тсуме несло в аналогии, пока она пыталась абстрагироваться от темного вала эмоций в душе. И не дать волю душившим грудь слезам. — Вы двое были всем для них. Ты, сестра, предпочла последовать за братом, вместо того, чтобы разобраться в том, что вас настигло. И мне плевать, кем ты осознаешь себя теперь — мы клялись не только на крови, когда я называл тебя своей названой семьё… что там. Вы клялись своим пламенем, все семеро, так какого черта ты так легко поверила? Я, не осознавая связи, метался как ушибленный, пытаясь собрать хоть что-то из того, что осталось, а ты… Он осекся. Тсуме беззвучно плакала, спрятав лицо в ладонях. Плечи ее тряслись, сломанная прическа в конец растрепалась, алыми лентами струясь по коже. Пламя всполохами кружилось вокруг хозяйки, собираясь в выброс. Вито глухо выругался, сминая личину. Когда Туман доходил до грани, перестав контролировать собственное пламя, — выхода оставалось два. Простейший, безопаснейший — сбежать, либо же… Истинная личина — истинная фальшивка, злая шутка непрошеного дара, невысокая фигурка в плаще, — проступила сквозь наведенный образ. Его пламя в последний раз, словно вуаль, мелькнуло в воздухе, а затем он опустился на песок, парой шагов сократив расстояние до шлейфа выброса. Туман Тсуме клубился опасными спиралями, словно примериваясь… Губы, что только и были видны за низко опущенным капюшоном, растянулись в кривой ухмылке. Вито шагнул в обжигающее облако чужого огня. Ткань занялась мгновенно — впрочем, что в ткани; не такое переживала, — но стоило ему прикоснуться к сжатым кулакам Тсуме, как её Туман… отступился, в каком-то смысле; прекратил приносить какие-либо неудобства; почувствовал своего. Пламя заластилось, словно выпрашивая прощение. Он хмыкнул. …А затем Тсуме резко вскинулась, ощутив прикосновение. Её зрачки расширились. — Почему… и ты? Почему… Её шепот скорее напоминал полубред; был низок и тих. Вито знал, что именно она могла увидеть, провалившись в его сознание. И она знала. Под его пальцами кулаки Тсуме разжались. — Это — ещё одна причина, почему я считаю твою позицию бредом, сестрица. И он послушно подался ближе, когда та, полузадушенно всхлипнув, притянула его к себе. …Сколько они так провели, не двигаясь с места, оба бы затруднились сказать. Тихий шорох волн убаюкивал, два сердца рвано сбивались с ритма. Много позже, удобно устроившись на коленях Тсуме, он крутил ее пряди в задумчивости. — Эта дрянь — словно черная дыра и маяк одновременно. Чудовищная мощь… и платишь сторицей. Наши обличья — лишь малая… я объясню потом, если смогу; сам разобрался не до конца, а под рукой примеров… достаточно. — Верону не нравилась та поразительная щедрость, хотя он и не считал опасными отлучки. И я не… Черт побери, вас было семеро, это… выше моего понимания. Они, ты, не было никого, кто посмел бы… — На что и был расчёт, — он хмыкнул. — И то — Шем зацепило по касательной: «наше» Облако не она. — Что, прости? — удивление в голосе Тсуме даже перевесило горечь. — Как это, по касательной? Она же тоже… — Нолли, недоумок, попытался ее прикрыть собой — к чему, вопрос, конечно, занятный, но сперва мне было не до разбирательств, а потом… Не соберёшься спросить у Шем или Ала — расскажу. Лучше спроси. У обоих. Взгляд на ситуацию у них будет очень разный… единственное, меня уебать и та, и другой хотели. Тяжела и неказиста ты, жизнь дейтерагониста… В итоге, думаю, можешь и догадаться: пустышка Дождя у Нолли, Облако — у одного… знакомого (ты его вряд ли вспомнишь, мальчишка из гражданских), а Шем застряла примерно на грани, дефектной… Говоря ей брать с меня пример, я имел в виду немного другое. Оба — сильные Атрибуты… были… так что… — Это опасно? Вито пожал плечами. — Шем не распространяется о неудобствах, знаешь ли. Даже со мной. Но новые шрамы появились не от хорошей жизни… да и наши общие трюки она почти забросила. Пламя Тсуме вновь вспыхнуло на мгновение, а затем поникло. Вито почувствовал, как фигура за спиной задрожала. Ветер стал пронзительнее, знаменуя приближение рассвета. — Луче, — в пустоту вдруг сказала Тсуме. — Это теперь Луче? — Была. Пустышка перешла ее дочери, Ари… Арии, в смысле. Такая себе наследственная кабала. Она недоуменно моргнула, ожидая услышать совсем другое. — Третье Небо? Это как… Обрыв связи для остальных Атрибутов тоже никогда не сказывался бесследно — пусть и не был таким катастрофичным. Но — в третий раз? Вито фыркнул слишком уж беспечно. — Для меня — второе, мелочь. Да и подделка, не настоящая связь… во всяком случае без обоюдного желания её укрепить, а… ну, Ари настолько бестолковые траты сил и времени не сдались совершенно, поверишь на слово? Что до Луче… Им даже не сразу понятно стало, когда она умерла — пустышка-то уже обрела новую хозяйку… По свидетельствам — никакой разницы не улавливалось вплоть до получения приглашений на похороны. Тсуме приподняла брови. — Серьезно? — и не удержалась, веря-не веря, обоюдное желание, Ари, «по свидетельствам»… братец, а братец, che, собственно, cazzo? «Дефект»… — Им — не стало, а тебе?.. — Ещё скажи, что я буду тебе врать, — он развернулся в её руках, щёлкнув по носу. Пространно повёл рукой. — Так на так, но у меня и случай… не слишком исследованный. — Помрачнел. — Всё ещё. Мы работаем… Были бы рады иметь побольше опытного материала, чем я, пара полукровок и два криптида разной степени скрытности. И не думай, что ушла от разговора, глупая младшая, просто сейчас скорее твой якорь спровоцирует очередной выброс, чем ты признаешь существование цепей. — Якорь… — она сморщилась, прикусывая губу. Неприятным сюрпризом было увидеть, как из скалы опоры ее существования цепи вырвали целые куски, оставляя уродливые выбоины. Вот только так и застряли, не окончив свое чёрное дело до конца. Ну, да, так выглядели ошметки ее чувств, спасибо братцу за, безусловно, ценное знание. Он щёлкнул пальцами, не продолжая начатую тему. На песок плавно спланировал плед — знакомый, сине-пушистый… — Не буду спрашивать, как ты собираешься оправдываться и поддерживать вашу игру дальше, но сейчас — спи. Посторожу. Тсуме улыбнулась едва заметно, но не сказала ничего. В воздухе повисло так и невысказанное: «Нам… мне тебя не хватало». «Я скучал».