Три килограмма конфет

      Меня вывел из задумчивости лёгкий скрип двери, закрывшейся за вышедшим из кабинета Ивановым. Почему-то мне казалось, что мы должны бы вернуться на урок физкультуры вместе, как и уходили с него, но у медсестры, имя которой я, к своему позору, так и не запомнила, оказалось совсем иное мнение на этот счёт.       — Я же сказала, пока всё не выпьешь — не уйдёшь. Сейчас ещё померю тебе давление, и если всё будет в порядке, выдам тебя на руки кому-нибудь, одна домой не пойдёшь, — решительно заявила женщина и достала потрёпанный старенький стетоскоп из выдвижного ящика, еле открывшегося из-за её чрезмерно объёмного живота, с трудом прикрытого трещащим от натяжения белым халатом.       Шансов выбраться отсюда как можно скорее оставалось немного: давление у меня и в лучшие времена было низким, а уж теперь надеяться на нормальные показатели и вовсе не приходилось. Как назло, я не догадалась взять с собой телефон, поэтому не могла позвонить или написать никому из подруг и надеялась лишь на сообразительность Наташи, которой следовало бы собрать все мои вещи из раздевалки и прийти сюда на помощь после окончания урока. Намного хуже будет, если обо всём решат сообщить родителям, и без того при любой возможности находящим поводы лишний раз обо мне побеспокоиться.       Пока я буквально спала с открытыми глазами, наотрез отказываясь допивать самый мерзкий в своей жизни напиток из-за мерзкого сладкого привкуса во рту, вызывающего в дополнение к головокружению ещё и тошноту, успел подойти к концу урок. Мне еле удалось сдержать вздох облегчения в продолжение весёлой громкой трели, и оставалось лишь дождаться Колесову, которой явно понадобится около получаса, чтобы переодеться самой, собрать всё необходимое и дойти сюда из зала.       Однако уже через пару минут раздался настойчивый и невероятно обнадёживающий стук в дверь.       — Здравствуйте! Я за Полиной Романовой, можно? — вкрадчиво поинтересовалась Рита, просунув в щель приоткрывшейся двери свою кудрявую голову. Она быстро нашла взглядом меня, сгорбившуюся на одной из столь ненавистных больничных кушеток, и приободряюще улыбнулась.       Спустя пять минут, потраченных на выслушивание длинного списка рекомендаций от медсестры, касающихся моего питания, продолжительности сна и образа жизни, мы наконец смогли выбраться обратно в коридор, показавшийся пристанищем свободы, счастья и радости. Даже тут же чуть не сбивший меня с ног мальчуган, с визгом пронёсшийся мимо, вызвал не раздражение, а умиление.       — Поль, ты как себя чувствуешь вообще? Выглядишь, если честно, так себе, — Анохина схватила меня за руку и остановила, чтобы нежно и заботливо пригладить растрепавшиеся на затылке волосы.       — Да нормально. Быстрее бы выйти на улицу, на свежий воздух, — не моргнув глазом, соврала я, чувствуя себя хуже некуда с тех самых пор, как вновь пришлось неимоверными усилиями удерживать вес своего тела на подгибающихся от слабости ногах. Ладонь судорожно обхватила пузырёк с нашатырём, сунутый преподавателем и до сих пор лежавший в кармане спортивных брюк, на которых, благодаря чёрному цвету, совсем незаметными оставались капли чужой крови. Но я-то знала, что они там, и вопреки желанию не могла перестать думать об этом, делая себе ещё хуже. — А где Наташа?       — Ой, действительно, надо ей позвонить! — спохватилась Ритка, округлив и без того большие, чуть навыкате глаза. — Она ведь не знает, что я тебя уже забрала!       — Подожди, как не знает? Это не она тебя попросила зайти?       — Ой, нет. Мы же сейчас сидим вместе со Славой, ну знаешь, Чанухиным, и я случайно увидела у него в телефоне фотографию из входящих сообщений и пошутила, что это похоже на иллюстрацию к «Кэрри», а он рассмеялся и показал мне сообщение, где минутой ранее примерно то же самое написал в ответ, и мы начали обсуждать как тяжело экранизировать Кинга, ну помнишь, я вам с Наткой как-то уже объясняла эти нюансы, — она тараторила, как обычно пытаясь за несколько секунд пересказать какую-нибудь длинную историю, пропуская действительно важные моменты, зато делая акцент на несущественных и малоинтересных деталях.       — Рита, так как ты узнала, что я здесь? — терпеливо спросила я, еле дождавшись маленькой паузы в потоке льющихся из неё слов.       — Ой, Поля, ты совсем меня не слушаешь, — грустно вздохнула Анохина, — я же рассказываю тебе, что Иванов прислал Славе фото окровавленной футболки, он спрашивал код от его шкафчика в раздевалке, чтобы одолжить толстовку. Я, честно, даже не подумала уточнить, как именно Максим разбил себе нос, пока в одном из сообщений не увидела, что в медпункте он вместе с тобой.       — Дай угадаю, это выглядело примерно как «я тут вместе с этой дурой»? — съязвила я, не без удивления отметив тот факт, что Марго беспрепятственно читала переписку Чанухина с другом. Немного странно позволять такое случайной соседке по парте на каких-то несколько дней.       — Ох, Поль, ну чего ты начинаешь…       — Ну, а как? «С этой идиоткой»? — Ритка застонала и возвела глаза к небу, явно набираясь терпения для дальнейшего со мной общения. — Что, характеристика была ещё хуже?       — «С Романовой». А ты ведёшь себя как маленькая, ей-богу. Между прочим, это Иванов написал, что телефона у тебя с собой нет и одну тебя из медпункта не отпустят, так что со звонком я сразу побежала сюда, зная, как ты боишься врачей, — она как раз успела договорить, прежде чем из динамика телефона, небрежно прижимаемого к уху плечом, донёсся взволнованный голос Наташи.       Пока они делились новостями касаемо моей скромной персоны и договаривались о месте встречи, у меня как раз появилось время подумать. Во-первых, порадоваться достаточно неплохому разрешению всей ситуации: Иванов, по-видимому, писал тот поток сообщений только своему другу, поэтому никто не вызывал меня для объяснений в кабинет директора (пока что), а ещё благодаря умению Риты произвести хорошее впечатление мне всё же удалось выйти вместе с ней из медицинского кабинета, несмотря на недопитый даже наполовину чай, худший из всех когда-либо попробованных. Во-вторых, я начинала ощутимо нервничать, слыша имя «Слава» из уст подруги с той же пугающей частотой, с которой раньше упоминала Романова.       — Пойдём, встретимся с Наткой на крыльце, она уже твои вещи собирает, — Марго взяла меня за руку и уверенно потащила к выходу из гимназии, по пути опять рассказывая что-то связанное с загадочным Славой, каким-то чудесным образом знавшим, смотревшим, читавшим и любившим всё то же самое, что она.       Вообще-то мы бы только обрадовались, если бы Рита смогла устроить свою личную жизнь, почему-то всегда ограниченную воздыханием по какому-нибудь актёру из последнего просмотренного фильма (причём разброс типажей метался от смертельно опасного Энтони Хопкинса в «Молчании ягнят» до юного Луи Гарреля, меланхолично поющего «Все песни только о любви»). Несмотря на то, что она была очаровательной, хрупкой, кукольно-прекрасной и многим очень нравилась внешне, эпатажное поведение и слишком ярко выраженные артистичные замашки быстро отпугивали всех потенциальных ухажёров.       — Полина, ты как? — судя по тому, как запыхалась Колесова, расстояние от зала до нас она преодолела бегом.       — Жить буду, — нерешительно отшутилась я и вздрогнула от раздавшегося за спиной смешка нескольких проходящих мимо одноклассников, которые, как мне показалось, смотрели до этого именно на меня. Я жалобно посмотрела на возвышающуюся надо мной подругу и упавшим от волнения голосом осмелилась спросить: — Это выглядело совсем ужасно со стороны, да?       — Ну… — Натка замялась, а потом внезапно сдавленно хихикнула, слегка покраснев. — Ты не представляешь, какой сначала был переполох. Ты без сознания, Иванов весь в крови, никто не видел, что между вами произошло, и в тишине, когда все в шоке на эту картину смотрели, кто-то ляпнул: «Он что, её убил?». Это… это очень смешно, Поля, хотя я понимаю, как тебе сейчас, наверное, тяжело, извини, — она попыталась остановить рвущийся наружу смех, настолько забавно надув при этом щёки, что я и сама не удержалась, растянувшись в вымученно-нервной улыбке. — Знаешь, теперь ты точно прославилась, Романова! ***       Каждый раз, слыша выражение «проснуться знаменитым», я представляла себе типичную картину из любого молодёжного американского фильма, когда главная героиня идёт по длинному коридору, толпа расступается перед ней, открывая рот от восторга, удивления, страха, а парни сворачивают шеи, провожая её фигуру взглядом. От неё исходит внезапно проснувшаяся самоуверенность и каким-то непостижимым образом ранее никем не замеченная сногсшибательная красота, и все ребята, ещё вчера издевавшиеся над ней, теперь готовы душу продать ради того, чтобы затащить её в кровать.       Второй приходящей в голову аналогией становится пробуждение от вспышек фотокамер, пробивающихся даже сквозь плотно задёрнутые шторы, за которыми, по ту сторону окна от главного героя, ожидают жадные до эксклюзива журналисты, ночь напролёт дежурившие у дома. А дальше крики имени героя, лишь бы привлечь внимание, просьбы прокомментировать ситуацию или попытки зацепить оскорблениями, вызвав необдуманные эмоциональные поступки вроде разбить кому-нибудь камеру или обозвать козлом.       А теперь я расскажу, как это выглядело у меня.       Шторы в моей комнате тоже были плотно задёрнуты, но маму никогда не останавливало ни это, ни лежащая на моей голове подушка, позволявшая целых пятнадцать минут не замечать периодически звучащей трели будильника.       — Полина, вставай! Опять сегодня без завтрака останешься! — гаркнула мама прямо на ухо, бесцеремонно тряся меня за плечо. Хорошо, что они с отцом вчера были на смене до полуночи, поэтому у меня вроде как не представилось возможности рассказать о своём обмороке. Хотя ладно, кого я обманываю, просто не хотелось, чтобы меня снова потащили по врачам или предложили походить немного к психологу, как уже было после аварии брата.       По пути в гимназию я как обычно встретилась с Наташей и Ритой, ещё с прошлого вечера соревновавшимися между собой в попытке придумать самую оригинальную шутку про случай на уроке физкультуры. Только мне совсем не было смешно, особенно при мысли о необходимости целый день снова сидеть рядом с Ивановым, личность которого теперь вызывала помимо ненависти ещё и чувство сильного стыда за его разбитый нос и замеченные им за пару мгновений до этого слёзы.       — Наташа, поменяйся со мной сегодня местами, а? — жалобно простонала я, окончательно наплевав на все попытки вести себя по-взрослому и принять вид сильной независимой женщины.       — Считай, что тебе повезло, Полинка, но совместные уроки с технарями закончились, — Марго широко улыбалась, уставившись в экран телефона и на ходу печатая кому-то сообщения. Она нехотя оторвалась от переписки, посмотрела на нас и, закатив глаза, пояснила: — Слава написал, их классный руководитель вышла с больничного.       В этот момент мне показалось, будто солнце стало светить ярче, настойчиво пробиваясь своими лучами сквозь грязно-серые осенние тучи, а пожухлая трава и скрюченные голые ветви деревьев приобрели особенное очарование, став родными и даже уютными, как старая и заношенная, но при этом горячо любимая вещь.       Конечно же, я слишком рано обрадовалась, представив своё возвращение к спокойной жизни. Первая весточка надвигающегося урагана появилась ещё у ворот, когда мне показалось, что какие-то смутно знакомые девчонки показали на меня пальцем и начали перешёптываться, но уже спустя мгновение я напрочь забыла об этом случае.       Следующим моим шагом по лестнице суровой школьной славы стала встреча со «звёздами» лингвистического класса, Катей и Мариной, состроившими при виде меня максимально кислую мину, на какую вообще были способны.       — Это правда, что ты сломала нос Максиму? — преграждая нам дорогу, с вызовом спросила одна из них, та которая с густо подведёнными глазами. Вообще-то я прекрасно знала, кто из них кто, но больше нравилось принципиально делать вид, будто они давно срослись в единый катямаринный организм, разделивший один мозг на двоих, а оттого не способный функционировать так же слаженно, как у обычных людей.       Хотя я сама, как часто казалось, была сначала лишь «новенькой в А», потом стала «вот той третьей, вместе с Колесовой и Анохиной», и такое теневое положение ничуть не напрягало, напротив, ощущалось очень комфортным и удобным. Не считая необходимости напрямую контактировать с учителями, всегда получалось спрятаться за спиной бойкой Натки или прикрыться импозантными манерами Марго. Для кого-то подобное поведение — верный признак «серой мыши», а для меня — проявление суперсилы человека-невидимки.       — Сейчас ещё и тебе сломает, если лезть с тупыми вопросами будешь! — рявкнула Наташа, одной рукой подталкивая в спину меня, так и застывшую на месте от ощущения надвигающейся угрозы, а второй бесцеремонно отодвигая с нашего пути недовольно надувшую пухлые губы девушку, многозначительно хмыкнувшую, но не пожелавшую и дальше вступать в перепалку.       Натку немного побаивались. Может быть, потому что ей удавалось без каблуков возвышаться над большинством девчонок, носивших экстремально высокие шпильки? Худая и костлявая, она всё равно выглядела довольно угрожающе, а ещё умела хмуриться так, как получалось только у престарелых мегер и моей мамы, когда я отказывалась от ужина, и этот взгляд коршуна надолго мог отбить желание перечить или вставать на пути. А ещё Колесова быстро бегала, далеко прыгала и легко лазила по канату, на котором я, наравне с большинством своих сверстниц, могла только висеть как полудохлая мартышка, молясь всем известным мне богам, чтобы не упасть и не расшибиться.       Вот и сейчас у неё вышло лихо вытащить нас с Риткой из ситуации, в которой мы могли бы только беспомощно хлопать глазами и что-то тихо мямлить себе под нос в покорном ожидании когда же нам позволят уйти.       Дальше события пошли по вполне предсказуемому сценарию, каждый учащийся нашей параллели посчитал своим долгом хоть раз обсудить случившееся вчера, сопроводить меня насмешливым взглядом или поупражняться в остроумии. — Романова, только не смотри на меня сейчас, а то я палец порезал и здесь есть капелька крови! — Эй, Поль, а научи меня драться? Хочу разбивать всем лица как ты! — А ты, оказывается, опасная штучка! — Эй, чушка, научить тебя по-нормальному флиртовать с парнями?       На первой перемене я краснела и шипела что-то нечленораздельное от злости, пока Колесова посылала всех высказывающихся, очень конкретно указывая необходимое им направление движения. На второй перемене я просто старалась сделать вид, что читаю учебник и не слышу половину из всего этого бреда, пока Натка уже не так бойко призывала всех приближающихся к нам отвалить по-хорошему. А после обеда, на который я даже не рискнула высунуться из кабинета, мы обе просто устало подпирали ладонями щёки и отсчитывали минуты до конца уроков, уже не пытаясь ничего предпринять.       — Расслабься и получай удовольствие, — глубокомысленно протянула заскочившая к нам под конец дня Ритка, усевшись на краешек парты и кокетливо покачивая в воздухе худенькой ножкой. Она то и дело набирала в телефоне какие-то сообщения, при этом загадочно улыбаясь, и перед уходом помахала перед моим лицом обшарпанным самсунгом, доставшимся от старшей сестры. — Уверена, что тебя это утешит: страдаешь не ты одна.       В общем, как несложно заметить, в реальности становиться внезапно популярной оказалось не очень приятно, обидно и вредно для нервной системы впечатлительных девушек, к числу которых я всегда себя относила. Единственным относительно положительным моментом было лишь то, что за весь день мне повезло ни разу даже издалека не увидеть Иванова (на самом деле везение здесь не при чём, ведь все перемены я предпочитала отсиживаться в кабинете, под крылышком заботливой Наташи).       Благодаря нашей бравой шпионке Марго, не побоявшейся проникнуть прямо в стан врага, а именно увязаться после уроков за парочкой попугаев-неразлучников Славой и Максимом, я смогла спокойно сбежать из гимназии домой, не боясь внезапной неприятной встречи с человеком, умудрившимся за пару дней случайно насолить мне так, как нарочно не придумаешь.       На следующий день шуточек стало чуть меньше, да и у меня начало получаться не дёргаться, как от удара, слыша из уст одноклассников собственные имя и фамилию, а ещё не злиться от любых перешёптываний, многие из которых, хотелось надеяться, уже не касались непосредственно моей персоны. К счастью, была пятница, и я искренне верила, что после выходных все забудут о происшествии между мной и Ивановым, который всё это время, со слов вездесущей Ритки, с непробиваемым хладнокровием терпел за своей спиной ехидные комментарии о том, как его побила какая-то девчонка.       Мы с Наташей стояли на крыльце гимназии и уже четверть часа ждали Анохину, чтобы вместе отправиться домой. Она упрямо не отвечала ни на одно сообщение, вынуждая нас волноваться, когда рядом вдруг раздался пронзительный крик:       — Ой, кровь идёт!       Я чуть не подпрыгнула на месте от страха и, обернувшись, увидела перед собой Марину и Катю, изображавших безудержный смех. Колесова уже было дёрнулась им навстречу, но я успела поймать её за рукав куртки, останавливая от опрометчивых поступков. Этим богатым дурам и море по колено, а нам не нужны лишние проблемы.       — Не расстраивайся, — я почувствовала, как чья-то ладонь опустилась мне на плечо, принося с собой волну разливающегося по телу тепла и начавших очумело порхать в животе бабочек. Мягкий, обволакивающий взгляд карих глаз так и манил к себе, вытесняя из головы все мысли и ощущения кроме абсолютного восторга от близости внезапно подошедшего Димы. — Они скоро успокоятся. Ты не виновата, что довелось иметь дело с Максом. Он всегда такой… проблемный.       Я уже открыла рот, но никак не могла придумать, что бы сказать в ответ, кроме банального «спасибо», потому что противоречить парню своей мечты совсем не хотелось, а согласиться не позволяла совесть, упрямо напоминающая, что мы с Ивановым оба вели себя как идиоты, вот и получаем теперь сполна за это. К тому же, вменяемо думать мешала смутно знакомая рыжая макушка, настойчиво маячившая позади объекта моего обожания и постоянно отвлекавшая на себя и без того рассеявшееся от волнения внимание.       — Не очень-то красиво обсуждать своего капитана за спиной, Дим, — Романов резко переменился в лице и развернулся, почти нос к носу столкнувшись с широко улыбающимся Славой. Он наклонился и начал шептать что-то Диме на ухо, и можно было поспорить, что все мы: я, Ната и Ритка, выглядывавшая из-за спины рыжего с виноватым видом, в этот момент пытались сделать невозможное и разобрать хоть одно слово, но всё оказалось тщетно.       — Да пошёл ты нахуй, Чанухин! — в сердцах бросил Дима, вдруг отшатнувшись от него, как от огня, и почти бегом направился к воротам гимназии под шокированные взгляды всех случайных прохожих.       Эта сцена напрочь выбила меня из равновесия. Хотя, чего-то такого я и ожидала, на самом деле, под конец настолько сумасбродной недели, удивлялась только тому, что хоть один отвратительный момент моей жизни на этот раз обошёлся без участия непосредственно Иванова. Зато его друг явно постарался от всего сердца, разрушив миг абсолютного счастья раньше, чем мне удалось хоть немного им насладиться.       — Наташа и Полина, я Слава. Очень приятно с вами познакомиться, — дождавшись, когда Дима скроется из виду, как ни в чём не бывало заявил нам Чанухин, очаровательно и задорно улыбаясь. Кажется, конец света уже близко.