Возмездие

      Ригель не готов был действовать сразу после ухода Снейпа, но обстоятельства и здесь были против него. Аберфорт Дамблдор, в чьем кабаке он собственно и находился, предупредил что оставаться в номере он может только до завтрашнего утра. Это тоже казалось Лестрейнджу своеобразной издевкой. Он не мог задержаться в безопасном месте, не мог спокойно все обдумать. Он даже не мог позволить себе бурно выражать эмоции относительно всего случившегося. Хотелось разгромить номер, как когда-то вечность давно, кабинет Дамблдора, но понимание бессмысленности этого действия его сдерживало. Он был бы полным идиотом, если бы позволил себе, так ярко выражать свои эмоции здесь. В стане врага.       Лестрейндж не знал, когда и откуда появилась вера в то, что Альбус со своими приспешниками враги, но она появилась. Он все еще не мог поверить, что все происходящее правда. Что его друзья лгали ему на протяжении всей его жизни. Что в то время, когда он прятался по лесам и уничтожал крестражи, где-то в спокойствии и счастье готовился к финальной битве настоящий Избранный.       Альбус многое объяснил Ригелю, словно бы в извинение, за все случившееся. Тогда, в восемьдесят первом, Поттеров было решено спрятать куда надежнее, чем под простым Фиделиусом. Да что там, был разработан целый план по уничтожению Темного Лорда. Предательство Питера предательством не было. В Годриковой Впадине в тот Хэллоуин Риддла ждали не только вполне себе настоящие старшие Поттеры, но и часть ордена Феникса. Дамблдора с ними не было — он боялся, что, только увидев его Том сбежит. Но были Сириус и Ремус, родители Невилла, Грозный Глаз, незнакомые Гарри МакКиноны и еще несколько человек. У орденцев были и защитные артефакты, и более-менее четкий план действия. Было лишь одно, но — Лили Поттер четко заявила, что не позволит никому рисковать жизнью ее Гарри. Но ребенок в доме должен был быть. Просто потому, что были заклинания, позволяющие определить, кто находится в доме. И если спрятать лишних можно было относительно легко, то вот сделать так чтобы заклятие показывало ребенка определенного пола и возраста было очень сложно. Не невозможно, но вот если бы Волдеморт что-то заподозрил, то все покатилось бы под откос. Поэтому им нужен был ребенок.       Почему именно он, ему так и не ответили. Больше уверяли, что после смерти Риддла о нем обязательно бы позаботились и нашли приемную семью. Что его согласны были взять к себе даже сами Поттеры. От этих слов на душе почему-то было особенно мерзко. Создалось впечатление, что ему собирались сделать какое-то великое одолжение, за которое он еще и расплачиваться должен был. Вышло все иначе. Орден сильно недооценил Темного Лорда. Тот довольно легко раскидал их всех. И даже убил пару магглорожденных, которых потом и выдали за чету Поттеров. Потому что Авада отлетевшая ото лба была правдой. И крестраж тоже был правдой. Сначала было решено временно объявить Лили и Джеймса умершими, чтобы спрятать их и Гарри ото всех. Ригеля в это время пристально изучая на предмет того, что собственно произошло. Не нашли ничего, кроме осколка души Темного Лорда.       А после Дамблдор придумал идеальный план — стравить Тома с собственным крестражем и использовать мальчика как ширму для настоящего героя. Ведь кто будет искать Гарри Поттера, если он и так всегда на виду. И даже все поисковые чары покажут на нужного ребенка. Настоящий же Гарри получит счастливое детство и время для подготовки к финальной битве. Которая должна была случиться уже после смерти Ригеля, когда Том окончательно бы поверил в свою победу. Смерть самого Лестрейнджа была решенным делом. Все же он был гарантом бессмертия Волдеморта. Поэтому и режиссировали его жизнь особенно тщательно. Предсказать как осколок чужой души может повлиять на живого носителя никто не брался. Никому не нужен был второй Волдеморт в теле мальчишки. Поэтому крестраж был запечатан при помощи целого комплекса чар, который и стал давать слабину на его четвертом курсе. Если б не эти чары, то он ощущал бы все сильные эмоции Темного Лорда еще с полуторагодовалого возраста. А так, с правильными друзьями и врагами, он шел как баран, по специально выложенной для него тропинке, навстречу собственной смерти. Даже речи призраков из воскрешающего камня были придуманы задолго до того, как он вошел в лес, преисполненный желания умереть. Чары иллюзии и актерское мастерство. Ничего более.       Его воскрешение ни в чьи планы не входило. Ригель и сам не мог понять до конца, как именно вернулся. Просто после той Авады, на поляне, он оказался в странном месте до боли напоминавшем вокзал Кингс-Кросс. Только было у него ощущение, что все вокруг — не настоящее. Словно в омуте памяти. Платформа была абсолютно пустой, не считая его и какого-то плачущего ребенка, больше похожего на окровавленный кусок мяса. Он хотел как-то ему помочь, но не представлял, чем и как. А после ему в голову пришла мысль, что пока он здесь, вроде бы еще не совсем мертвый, там за него возможно умирают друзья. Эта мысль была пугающе страшной. Ему так захотелось в тот миг вернуться назад и помочь хоть чем-то. В следующий миг он очнулся, лежа на промерзлой земле, и Нарцисса Малфой проверяла жив ли он.       Только сейчас до Ригеля дошло, что Нарцисса Малфой — его родная тетя. А Драко, чью дружбу он отверг еще на первом курсе и с которым враждовал все эти годы, его родной кузен. И Нимфадора ему тоже близкая родственница. Как и Андромеда. От этого всего голова шла кругом. Он слишком привык быть один. И только сейчас понял — по-настоящему один он не был с одиннадцати лет. У него были, как он думал, друзья. А теперь он словно вернулся в прошлое, еще до Хогвартса, когда у него никого не было. Ощущения больше походили на лето после возвращения Темного Лорда, когда его забыли на Тисовой улице. Тогда он лежал ничком на кровати, пытаясь принять все случившееся. Как и сейчас в темной комнатушке над третьесортным кабаком. Интересно, что сказала бы тетя Петунья на все это? И ведь Дурсли были в чем-то правы — его родители хоть и не были алкоголиками, но вот уголовниками сколько угодно. Интересно, а как среагировала бы Беллатрикс на новость, что ее сына воспитывали магглы? Что он рос в чулане до одиннадцати лет и побаивался собственного кузена? Что его могли запереть в комнате, лишив ужина? Что он носил обноски после какого-то маггла?       Ригель невольно хихикнул. Что-то подсказывало ему, что даже Волдеморт в этот момент показался бы всем образцом милосердия и благоразумия. Подумать только чистокровный наследник семьи Лестрейндж воспитан в маггловском чулане. И если реакцию отца и дядюшки он еще не мог предсказать, то вот реакция Беллы Блэк была очевидна. Ярость и ненависть. Не только по отношению к магглам, но и к нему, как к тому, кого воспитали магглы. И естественно к тем, кто его собственно передал магглам. А еще он отчаянно пытался представить, какой бы матерью была Белла. С одной стороны, он не мог представить ее не сумасшедшей фанатичкой, но с другой он узнал ее только после четырнадцати лет Азкабана. Соседство с дементорами кого угодно могло свести ума. А Нарцисса была хорошей матерью. И Андромеда тоже. Его родителей посадили на столь долгий срок из-за чудовищного случая с родителями Невилла. Если бы этого не было, они могли избежать наказания также, как и Малфои. Интересно, каким бы он был тогда?       Воображение рисовало мальчишку до ужаса похожего на Малфоя повадками и внешностью на Сириуса. Естественно, слизеринца и чистокровного сноба. Вот только у этого сноба возможно были бы родители. Они готовили бы его к школе, покупали вместе мантии и учебники, готовились к Святочному балу, гордились его СОВ. И всего этого его лишил Дамблдор со своим Орденом Феникса. С полным пониманием того, что они делают. Со втягиванием во весь этот фарс собственных детей. От этого было особенно тошно.       Оставаться на месте и думать о том, что могло быть, Ригель не хотел. Он понимал, что все могло быть и несравненно лучше и несоизмеримо хуже. Этими размышлениями он мог свести себя с ума. Но и оставаться в Кабаньей Голове он больше не мог. Пора было действовать.