В воздухе стоял запах чипсов и прокисшего пива, под ногами хрустели рассыпанные орешки, но вскоре через открытое настежь окно в комнату ворвался прохладный ветер, зашелестел листвой, квартиру заполнили звуки, среди которых были отдалённые раскаты грома, гулкие и призрачные. Наткнувшись коленкой на угол кровати, Бэтмен нащупал скомканное одеяло и тяжело опустился на него. Собственное пыхтение и хруст суставов громко отозвались у него в ушах. Зажмурившись, Бэтмен крепко сжал рукоять ножа, засевшего у него под рёбрами.
— Мне нужны бинты, перекись водорода или спирт, зелёнка, вата, марля, иголка с ниткой.
Вместо ответа Джокер фыркнул, хлопнув дверью. Включился душ, какое-то время Джокер мылся: Бэтмен чувствовал горячий пар, просачивающийся в комнату. Потом клоун прошлёпал мокрыми ногами по кафелю, скрипнула дверца шкафчика, и в раковину посыпалось его содержимое. Зазвенели бутылочки, стукающиеся друг о друга стеклянными боками. Джокер никуда не торопился, шипя себе под нос песенку, слова которой за разведённым им шумом было не разобрать. Всё ненужное он сгрудил обратно в шкафчик. И снова шлёпающие шаги, Джокер шмыгнул носом, остановившись напротив Бэтмена.
— Тебе придётся снять костюм, — ответил он, бросив на кровать добычу.
Брюс протянул руку — нащупал вату, бинт, пузатую бутылочку, моток ниток. Ойкнул, уколовшись об иголку.
— Я могу сам, просто проводи меня в ванную…
— Ты не можешь сам, — голос Джокера взвился от негодования.
Клоун сделал шаг вперёд, ногами упёршись в колени Бэтмена. От его мокрого горячего обнажённого тела исходил жар. Брюс попытался отодвинуться назад, но его поймали за подбородок, притянули: жгучее дыхание обожгло щёку, в то время как влажная ладонь сомкнулась на кулаке Бэтмена, в котором была зажата рукоятка ножа.
— Я помогу, — в следующее мгновение Джокер, обхватив Бэтмена другой рукой под спину, одним резким движением выдернул нож.
— Джо… — от острой боли, прострелившей позвоночник и ноги, Брюс захлебнулся собственным стоном. Схватился за край одеяла, думая заткнуть им рану, но клоун опередил его, прижимая к ней полотенце.
— Потерпи, радость моя.
Тихий, мурлыкающий голос заставил Брюса вспомнить, кто рядом с ним — не добрый доктор, оказывающий ему первую помощь, и не Альфред, лечащий лучше многих профессионалов, а опасный маньяк-убийца, его ночной кошмар.
— А теперь расскажи мне, как эта бэт-хрень снимается. Ты же не хочешь истечь кровью у меня на глазах?
Брюс понимал, что без обработки рана быстро загноится, в своих путешествиях по миру он не раз видел, как люди умирали в тяжёлых мучениях от заражения крови и гангрены. Брюс нащупал потайные застёжки. Сначала он избавился от оплавленного пояса, затем подцепил крохотный крючок на боку, оттягивая в сторону верхнюю часть усиленной ткани. Ткань отделилась от основы сантиметра на два, демонстрируя скрытую под ней молнию.
Джокер накрыл пальцы Брюса своими: даже после горячего душа они оставались ледяными.
— Знаешь, Бэтс, — промурлыкал Джокер, помогая Бэтмену подняться. — Как долго я мечтал сделать это сам? Снять с тебя чёртов блядский костюм.
Джокер медленно потянул за молнию вниз. Когда ползунок упёрся в основание, руки клоуна, словно невзначай, скользнули под ткань — больше не шершавые подушечки пальцев погладили лёгкий пушок на плечах Брюса.
Бэтмен твёрдо отодвинул Джокера от себя, на расстояние вытянутых рук.
— Я могу сам, — он постарался сказать это как можно спокойнее, без раздражения в голосе.
Джокер расхохотался, звучно шлепнув себя по коленям. Как ни старался, Брюс никак не мог понять, что же смешного он сделал, и почему клоун аж похрюкивает от хохота, пока не почувствовал жар на своих щеках. Он покраснел, и это развеселило Джокера. То ли из-за ранения температура поднялась и начался жар, то ли... Брюс прогнал мимолётное воспоминание о ласковом, прохладном прикосновении прочь. Клоун не должен трогать его так.
Отсмеявшись, Джокер так и не придвинулся обратно, а просто смотрел, как Бэтмен с перекосившимся от боли лицом стягивает с себя костюм летучей мыши. Когда он закончил, клоун, не обращая внимания на кровь, стекающую по ноге Бэтмена на пол, потащил его за руку в ванную, запихнул под душ и до того, как Бэтмен успел опомниться, включил холодную воду. Брюс вскрикнул, ругая клоуна на чём свет стоит и радуясь, что это хотя бы не кипяток.
— Убери руку, — скомандовал Джокер, когда Брюс после душа доковылял до кровати и плюхнулся на неё: измотанный, несчастный и мокрый, потому что чистое полотенце найти не удалось, а то единственное, принесённое Джокером, было перепачкано кровью. Остальные валялись в корзине с грязным бельём, и когда Джокер протянул одно из них, Брюс по ударившему в нос запаху чужого пота понял, что лучше остаться мокрым и чистым, чем подцепить чёрт знает что.
Ветер с гулким стуком ударил створку окна о стену, пронёсся по комнате, и Брюс, покрывшись мурашками, пришёл в себя. Сознание, отключившееся на мгновение, вернулось: они оба голые, Джокер стоит напротив, ждёт, когда можно будет начать следующую часть оказания первой помощи. Самую неприятную часть.
А потом Джокер присел на корточки, ткнувшись острыми коленями в его ноги, и Брюс постарался не думать о том напряжении, которое клоун всякий раз демонстрировал, когда они дрались, сплетаясь телами в яростно рычащий клубок.
Шипение Джокера себе под нос, постоянно шмыгающее и свистящее, стало отчётливее: он ругался с самим собой, спорил, что-то доказывал и опровергал, пытался пошутить и рассмеяться. Казалось бы, в этом не было ничего странного, ведь Джокер безумен, и всё же во всей этой бессмыслице была одна настораживающая деталь — раньше Брюс не замечал за клоуном ничего подобного. Обычно Джокер болтал без умолку с ним, с Бэтменом, а не с самим собой.
Какое-то время резкие движения, которыми Джокер обрабатывал его рану, чередовались с бережными и осторожными прикосновениями, а потом, когда с обработкой было покончено, Джокер принялся зашивать края. Он делал это без лишнего садизма, хотя пару раз протягивал нитку нарочито медленно, чем заставлял Бэтмена шипеть и извиваться. Это не первый раз, когда Брюса зашивали без анестезии. Боль неприятная, но не отключающая голову. Ловкие пальцы на удивление быстро закончили процедуру, протёрли воспалённую поверхность спиртом. На языке вертелся вопрос, не зашивал ли клоун самого себя, когда Джокер внезапно схватил Бэтмена за запястье, уткнувшись мокрой головой ему в плечо:
— Я больше не могу с ним… Он…
Брюс опешил, невольно потянувшись к щекочущим кожу волосам, почти коснулся их, желая убрать в сторону, но на него зарычали.
— Ты же не думал, Бэтс, что я всерьёз? Не двигайся, я ещё не закончил.
Он быстро сделал перевязку, не заботясь о том, насколько грубыми и болезненными были его стремительные движения, толкнул Брюса на кровать, опрокидывая на спину, и вытянулся рядом, замерев.
Стараясь не выказывать лишних эмоций, Брюс сжал воображаемые кулаки. Рядом с ним лежал маньяк, недавно расправившийся с тремя людьми, как с какими-то котятами, разбивший их головы об асфальт, как незрелые помидоры. Лежал и прижимался так сильно, что Брюс мог почувствовать горячий член клоуна у себя на бедре.
Холодные пальцы, скользящие вдоль маски, неподвижное тело…
— Время узнать, кто ты есть на самом деле, — зловеще прошипел Джокер.
Бэтмен схватил его за запястье, выворачивая руку, но вместо вскрика услышал долгий протяжный стон. Чёртов больной мазохист. Брюс оттолкнул его, готовый на всё — драться, бить наотмашь, кусаться, если понадобится, несмотря на рану, несмотря на боль: не привыкать. Откатившись к краю, шлёпнулся на пол под подвывающий смех и бурные аплодисменты. Нащупал брошенные на пол трусы, лихорадочно натянул их. До сих пор Брюс никогда не смущался своей наготы. Он столько раз ходил с партнёрами по бизнесу в сауну, купался голым в море, не раздумывая, обнажался перед Альфредом, когда тот лечил его, что казалось странным, что он может стесняться своего тела. Просто находиться обнажённым рядом с клоуном вдруг показалось ему до крайности неправильным и опасным. И, чёрт возьми, ему было неловко, потому что Джокер слишком часто подшучивал над ним, дразня прикосновениями и двусмысленными предложениями. За годы их противостояния Брюс так и не понял, заигрывал ли Джокер с ним всерьёз или просто хотел вывести из себя. Джокер был слишком одержим им, а он сам…
Брюс почувствовал жуткую слабость. Трескучий короткий смех растворился в обычной рассветной тишине, а потом и вовсе исчез. Бок то и дело простреливало колючей болью, но уже не такой сильной, как раньше. Брюс опустил голову на грудь, прижался спиной к кровати, пытаясь сосредоточиться на реальных звуках, а не на собственных неуместных чувствах — на звенящей под потолком мухе, на криках чаек из открытого окна, на первых голосах на улице, на капающей из душа воде. Глаза больше не щипало, но это внезапно расстроило его. Пока глазам было больно, он чувствовал их, понимал, что им всё ещё нужна помощь, а теперь… Он понятия не имел, что происходило с ними под маской. Соблазн снять её, доверившись Джокеру, разрешив ему посмотреть, что там, был велик. Он уже подумывал попросить об одолжении, как вдруг сверху донеслось шевеление, а потом его обняли и потянули наверх.
— Ладно, Бэтси, хватит самоистязаний.
Джокер помог ему подняться.
— Можешь снять маску и промыть глаза, подглядывать не буду, — на этих словах Джокер впихнул его в ванную и закрыл дверь. Бэтмен остался один.
Воду он включил не сразу: просто стоял в мутной душной темноте, прислушиваясь к себе. К тоскливому чувству, царапающему внутренности. Даже внутренний голос, беспрерывно твердящий об опасности, заткнулся. Всё в его мире перевернулось с ног на голову: по ту сторону двери его ждали монстр и свет, а здесь он был один с самим собой и кошмарами, ставшими явью, — ночной мститель, запертый в раковину темноты, словно Джокер в своё безумие.
Памятуя о том, как небрежно орудовал Джокер в поисках предметов первой помощи, шкафчик Брюс открывать не стал, боясь, что содержимое высыплется наружу и что-нибудь обязательно разобьётся. Он мог обойтись и без ваты. Включив воду, Брюс хорошенько помыл руки, стянул маску, промыл глаза. Жжение вернулось, когда он повторил процедуру с мылом. Опершись локтями на раковину, он ждал, пока кожа высохнет. Если надеть маску на мокрое лицо, начнётся раздражение. Ничем хорошим это точно не закончится.
— Джокер, — позвал Брюс, выходя из ванной.
После водных процедур ему стало значительно легче, хотя в голове по-прежнему стучали молотки, и дышать было тяжело. Повезло, что рана оказалась неглубокой и не задела жизненно важные органы.
— Я буду называть тебя человеком-пауком, — проворчали с кровати.
Брюс промолчал.
— И что, тебе даже не любопытно почему, летучие мыши?
— Почему? — вздохнул Брюс.
— Потому что ты паук в паутине шрамов, — довольно хихикнул Джокер.
— Мы можем поговорить серьёзно?
— Нет.
— Джокер.
— Я не умею, радость моя.
— Джокер, ты не…
— Это ты не представляешь, как я рад, Бэтси. Ты и я, мы вместе, — на последнем слове Джокер сделал акцент.
— Мы не вместе, Джокер.
— Это пока. Но скоро мы будем расследовать одно дело, от которого зависит твоё зрение и моя жизнь. Вместе. Бок о бок. Плечом к плечу. Сумасшествие к сумасшествию.
— Вот об этом я и хотел поговорить. Тот человек, которого вы все называете Химиком, что он с тобой сделал? И почему я ничего не знаю о нём?
— Бэтс, ты так и будешь стоять в дверях? Это вредно для твоей раны. Мне, конечно, наплевать, хоть подыхай, но прежде, чем ты это сделаешь, я всё же хотел бы покончить с нашим общим делом.
Брюс присел на край кровати, невольно перебирая в пальцах смятое одеяло, впервые за весь день подумав, что давно ничего не пил: во рту разверзлась самая настоящая пустыня.
— Джокер, можно тебя попросить… — язык вдруг сделался ватным и непослушным.
— Ну чего ещё? — недовольно фыркнул клоун.
— Я хочу пить.
— Я что, нанимался тебя поить, Бэтс? Я и так спас тебе жизнь, дотащил до ванной, помыл, перевязал, даже подглядывать не стал, пока ты там без маски плескался. Вода на столе у окна, сам найдёшь.
Брюс мрачно проковылял к столу, один раз ощутимо ударившись о стул, а второй — споткнувшись о коробку на полу. За открытым окном медленно поднималось солнце. Его первые лучи ласковым теплом коснулись кожи. Постояв так секунду-другую, Брюс нащупал бутылку, сделал несколько жадных глотков. Жестом предложил Джокеру, уверенный, что тот за ним наблюдает.
— Тащи уже свою красивую жопу сюда, вместе с водой.
— Ладно, ты прав, я нуждаюсь в отдыхе. Всё равно нам придётся ждать вечера. Я лягу, только давай без глупостей.
— Ты, как всегда, умный, но чересчур серьёзный, ей богу, Бэтс, тобой можно забивать в арену клоунов.
Брюс постарался устроиться на кровати подальше от Джокера, протянул бутылку. Джокер выхватил её, принявшись громко пить. Брюс понял, что ошибся, не сделав ещё один глоток, когда пустая бутылка ударилась об стену. Дни, проведённые в засушливой Аризоне, сами напомнили о себе. Дни без воды, без еды, пока он разыскивал в каньоне… Брюс не мог вспомнить, кого именно он разыскивал. Он помнил лишь палящее солнце, колючие травы, царапающие щёки, когда он припадал ухом к земле, слушая… пустоту. Над головой кричали орлы, а в норах копошились змеи, и не было никаких клоунов, залпом допивающих прохладную, вкусную воду.
— Не люблю клоунов, — проворчал он.
— Да кому ты заливаешь, Бэтси. Все знают, как ты меня любишь.
Брюс проигнорировал заявление, забираясь под одеяло.
— Ладно, раз уж пообещал, расскажу. Запиши это где-нибудь, летучие мыши, желательно в своём червивом сердце: Джокер умеет держать обещания. Так вот… Химик. Всё началось, когда мне стало дико скучно, и я уже было подумывал сбежать из моей обожаемой психушки...
***
Он появился в Аркхэме в один из самых непримечательных дней. Никаких потасовок с санитарами, никаких интересных убийств в новостях, громких преступлений, загадочных каннибалов, террора, Бэтмена в сводках. Джокер скучал, находясь в скверном расположении духа.
Двое санитаров ввели в комнату тучного мужчину, еле переставлявшего ноги и больше похожего на полудохлую рыбу, выброшенную на берег, чем на живого человека. И пахло от него рыбой и химикатами. Губы новенького распухли от укусов и синяков, зато его мутные глаза рассматривали всех без любопытства, но словно бы с умыслом. Джокер почувствовал этот умысел кожей и заинтересовался. Как выяснилось позже, новичок пришёл в Аркхэм сам, бормоча что-то про преследование и преступление против города. Его оставили до выяснения обстоятельств, потому что при попытке отправить дурачка восвояси он набросился на врача, пытаясь запихнуть ему в рот какой-то порошок, который был спрятан во внутреннем кармане его рубашки. В общем, ничего любопытного, кроме умысла, которым так и стреляли синие, как разведённая метиловая синь, глаза.
Через день Джокеру надоело следить за новеньким. Химик ни с кем не общался, лишь бормотал себе под нос химические формулы да изредка заглядывал кому-нибудь из больных через плечо. Прозвище прицепилось к нему быстро и как-то само собой, брошенное в воздух одной из медсестёр.
Сегодня в свете люминесцентных ламп всё казалось Джокеру особенно унылым и сверкающим — дочиста отдраенные полы, стулья, стол в зале для отдыха. За хорошее поведение Джокеру наконец-то разрешили играть с другими в карты, читать газеты и смотреть новости. Он устроился на диване, развалившись во всю длину и игнорируя чужое ворчание, изредка раздающееся на фоне звонкого женского голоса из телевизора. Двуликий пробудет в изоляторе ещё дня два, Бэйн заперт в подвале за попытку разорвать санитара пополам, остальные даже не рискнут подойти к нему лишний раз, включая врачей и медсестёр, не то что выразить недовольство вслух. Всё, на что они способны, — это ворчать себе под нос и то и дело прогуливаться мимо в надежде, что Джокеру надоест валяться на месте. Но надоесть ему в этот отстойный скучный день просто не могло, потому что краем глаза он наблюдал за новеньким, пытающимся пристроиться к игрокам в карты.
Ссутулившийся и весь какой-то робкий, Химик принялся обыгрывать одного игрока за другим, устроившись за столом аккурат напротив дивана Джокера. То, что новенький пытался произвести на него впечатление, было видно за версту: он то боязливо поднимал глаза, то делал вид, что интересуется новостями, то бегло скользил взглядом по Джокеру, когда тот намеренно прикрывал глаза.
Это было даже забавно, хоть что-то любопытное в набившей оскомину берлоге, и день из откровенно скучного перешёл в ранг непримечательного с элементами новизны.
Через день из изолятора вышел Двуликий и сходу взял новенького в оборот. Но тот как будто того и ждал: рассказывал о себе всякие небылицы, поглядывая по сторонам, не проходит ли мимо Джокер, «тайком» делился историями своих экспериментов. Одним словом, как мог, привлекал внимание клоуна. Сначала Джокеру было любопытно, поэтому он внезапно оказывался рядом, наблюдал за реакцией новенького, подмечал детали, а однажды даже утешительно похлопал по плечу, когда Химика за что-то наказали, заставив отдраивать длинный коридор, и всё это с одной лишь целью — узнать, какой умысел скрывается за мутными глазами. Попутно Джокер решил выяснить, чего Химик боится больше всего на свете. Это была очередная игра, обычное развлечение — держаться в стороне, присматривая за жертвой, контролировать, даже ухаживать за ней, испытывать на прочность, пробираться внутрь, оставлять свою тень в чужом сердце, вить верёвочки и наблюдать, как тень растёт, превращаясь в монстра. Очередная игрушка в опытных руках безумного, как мир, старого, как хаос, клоуна, ждущего восхищения одного единственного зрителя.
И Джокер наблюдал, пока его не отвлекла новость о Бэтмене. По слухам, быстро распространившимся по лечебнице, Бэтмен был на грани жизни и смерти. Это выбило Джокера из колеи, сделало раздражительным и крайне необщительным. И, словно специально выбрав неправильный момент, Химик сделал первый шаг.
Это произошло после полудня, в положенный час отдыха после психологической групповой терапии, когда игроки сели за карточный стол, одиночки разбрелись по углам, а Джокер, развалившись на потрескавшемся кожаном диване, переключал два единственных доступных канала с одного на другой, ожидая хоть словечка о Бэтмене. В том, что Бэтмен — живучая скотина, он не сомневался, но убедиться в этом в очередной раз лишним не было.
— Разрешите, я присяду здесь? — на самый краешек дивана неуверенно опустилась грузная тень.
Джокер промолчал, без интереса скользнув взглядом по новичку.
— Я знаю, кто вы… — продолжил он.
— Все знают, кто я. Тоже мне новость, — фыркнул Джокер, раздосадованный тем, что его отвлекли от мыслей о Бэтмене.
Довольный их последним столкновением, Джокер предавался воспоминаниям в мельчайших подробностях. Бомба в Центральном детском магазине символизировала глупость последнего решения Бэтмена взять к себе в ученики нового юного Робина и должна была продемонстрировать всю абсурдность данного решения — никто и никогда не сможет превзойти Бэтмена, даже приблизиться к нему. А единственный, кто может соответствовать ему — это Джокер. Его лучший ученик, который каждый день учится тому, как сделать Бэтмена лучше, восхитительнее, опаснее и сильнее. Сколько бы учеников ни брал к себе Бэтмен, все они будут жалкой тенью клоуна — игрушками, разорванными взрывом на тысячи рваных частей. Были только Джокер и Бэтмен — клоун и летучая мышь. Один — ужас и хаос, второй — страх и надежда Готэма. Всё, что требовалось от Бэтмена, — это прийти и остановить его, вновь доказав, что друг без друга они ничто: выброшенные на ветер обещания. Бомба так и не взорвалась, а может, её и не было вовсе — Джокер не помнил, что спрятал в детском магазине: бомбу или муляж. А может, просто воздушный шарик с веселящим газом. Это было неважно.
— Это ты устроил, чтобы мне под одеяло подбросили сырое мясо?
— Может, и я, — отмахнулся Джокер, даже не вникнув в суть вопроса.
— Откуда ты узнал?
— Узнал что? Ты мне мешаешь…
Лицо Химика сделалось бледно-зеленым, и Джокеру показалось, что его вот-вот вырвет.
— Ты с первого дня пялишься на меня. Ты что, влюбился? Либо говори, чего хотел, либо не отвлекай.
— От чего я тебя отвлекаю? Ты даже новости не смотришь.
— Не твоё дело, — зашипел Джокер, резко принимая вертикальное положение. — Если бы я что-то устраивал, сунул бы мясо тебе в трусы, залил всё это дело кровью, привязал к толчку, запер дверь и ждал бы, пока милосердные врачи не спохватятся и не начнут тебя искать по ору, раздающемуся невесть откуда. Ни для кого не секрет, что у тебя пунктик на сыром мясе. Скажи, это твои родители постарались или дедушка с бабушкой? Что они делали? Пороли тебя жилами, вытащенными из животных? Заставляли жрать сырое мясо? Трахали посреди выпотрошенных тел?
Глаза Химика расширились, он сидел ни жив ни мёртв, сжимая в узловатых пальцах угол дивана.
— Да расслабься ты, шучу я. Если ищешь психотерапевта, то ошибся комнатой. Я не в настроении.
Выдавив из себя подобие улыбки, Химик снова заговорил:
— Вообще-то я хотел поговорить о своём открытии. Тебе, как химику, было бы…
— Бла-бла-бла. С чего ты вообще взял, что мне это интересно?
Вот он и умысел: ему нужен тот, кто оценит его изобретение. Поэтому он пришёл в Аркхэм сам. Никакой тебе полиции, никакого Бэтмена. Хочет продать своё оружие? Напроситься к Джокеру в напарники? Провернуть дельце? Пару дней назад это, вероятно, и было бы весело, но сегодня у клоуна просто не было настроения. А когда у него не было настроения, всё вокруг теряло всякий смысл.
***
— Я совершил самую большую свою ошибку, и всё из-за тебя, Бэтси, — Джокер перевернулся на живот, уставившись на Бэтмена. Брюс почувствовал этот долгий, немигающий взгляд кожей. — У тебя жар.
Джокер придвинулся, прижал согнутый палец к щеке Брюса.
— Рассказывай дальше, — Бэтмен убрал длинный палец от своего лица.
— Я устал, ты, злюка ушастая. И есть хочу.
— Джокер! Что было дальше?
— Ладно-ладно. Дальше я пришёл к нему ночью и засунул мясо ему в трусы, как и обещал.
— Джокер!
— Ты иногда такой глупый, Бэтс, совсем не понимаешь шуток.
— И где тут шутка?
— Шутка в том, мой дорогой, что ты в удивительном по своей абсурдности положении, когда тебе приходится доверять мне. А мне — рассказывать на полном серьёзе свою душещипательную историю тебе. Но мне это даже нравится. Наши отношения выходят на новый уровень, мы валяемся тут как старые добрые друзья, делимся прошлым, а потом, кто знает, чем всё это закончится, — на этих словах он больно ткнул Бэтмена локтем в плечо.
Брюс еле сдержал стон.
— Давай начистоту, Джокер. Мне не нравится то, что я валяюсь тут с тобой на одной кровати, вместо того, чтобы связать тебя и отвезти в Аркхэм за то, что ты убил медсестру и полицейского.
— Я не убивал медсестру, и ты не сказал про бандитов. Это прогресс, Бэтс. Сердце моей дорогой летучей мыши стало капельку чернее, — напряжённый, скрипящий смех вырвался у Джокера изо рта. Как будто он заставил себя рассмеяться.
Бэтмен напрягся.
— Это не так.
— Это так, Бэтси. И ты это знаешь. Но мы отвлеклись, — голос Джокера понизился до заговорщического шепота. Положив длинный острый подбородок на сгиб локтя Бэтмена, он продолжил: — Итак, он хотел поговорить со мной о каком-то своём эксперименте, но мне было не до него. И дело было не только в тебе, летучие мыши, просто у меня не было настроения. Иногда этого более чем достаточно, чтобы считать собеседника серой тенью. Тот день был для меня целиком и полностью серым, и я не хотел добавлять в него краски. Вероятно, всё дело в пилюлях, которыми меня напичкали, мерзкие докторишки то ли изменили дозу, то ли сам препарат. А может, моё безумие понизило градус до «к чертям всё надоело», такое бывает, оно — ужасно непостоянная особа. Ещё вчера мне было интересно узнать, кто такой Химик и чего он боится, а сегодня он раздражающе сидел на краю моего дивана и создавал тень, в то время как моя собственная тень была разбита вдребезги воспоминаниями о тебе.
***
— С чего ты взял, что мне это интересно?
— Просто скажи, это ты сделал со мной или нет? — лицо Химика задёргалось в нервном тике.
— Да что ты ко мне прицепился? Свали от меня, — Джокер пнул Химика в бедро.
Тот слетел с дивана, смешно замахав руками в воздухе, словно гигантская курица, развернулся, глядя затравленным взглядом, но больше ничего не сказал и тихо ушёл.
Джокер успел забыть про него до следующего завтрака. Он допивал чай, набив рот разломанным бутербродом, когда увидел Химика, направляющегося к нему с тарелкой дымящейся каши в руках.
