Я слышал столько клеветы в Ваш адрес, что у меня нет сомнений: Вы — прекрасный человек! Оскар Уайльд
Пытаясь разобраться в своих чувствах, я всё больше уходил в себя, из-за чего пропустил приход Ренджи. — Капитан… — я не вздрогнул, но был весьма озадачен возникшим в тишине голосом моего лейтенанта. — Вам нужно зайти в отряд. Уже поздно, капитан Унохана недовольна тем, что Вы задерживаетесь у леди Урахары. — Конечно, — выпустив-таки руку Нацу, я встал и, не оборачиваясь на спящую девушку, быстрым шагом пошёл к двери. — Что требуется от меня? — Подпись на нескольких отчётов и здоровый сон, — после моего требующего объяснений взгляда Ренджи с неизменившимся выражением лица разъяснил: — Так потребовала капитан Унохана. Вы заставили выписать себя раньше положенного срока, и она взяла с меня слово, что прослежу за Вашим щадящим режимом. — Со мной всё давным-давно в порядке. «Несносная женщина!» — добавил я у себя в голове. Лейтенант не отстал даже после того, как я подписал его отчёты и объявил об окончании его рабочего дня. Как назло, в поле его зрения появилась Рукия, и он тут же излил ей свою душу и мысли о том, какой я нехороший человек. Она тут же всполошилась и вместе с Абараи чуть ли не за ручки повела меня к особняку, следуя за мной весь путь на пару с ним. — Не волнуйся, Ренджи, я прослежу чтобы с нии-сама всё было хорошо, — тоном, будто объявляет что-то невероятно важное для судьбы всего мира, сказала сестра на прощание другу детства. Да уж… манеры, вбитые в неё Гинреем и Фуджи, теперь уж не исправит никто. — Рукия… — дождавшись, пока она обратит на меня своё внимание, я продолжил: — Я могу с тобой поговорить? — О Нацу-тян? — с улыбкой спросила она, но тут её лицо приняло выражение, с которым обычно грешники молят о прощении у Воли Ада. — Простите, нии-сама, я не должна была такое говорить! Я больше никогда не буду пытаться лезть в Вашу личную жизнь! — Ничего, — я жестом пригласил её пройти за мной, и мы вместе степенным шагом пошли по тропе, ведущей к мосту. — Именно о ней я и хотел поговорить. Сколько ты знакома с этой девушкой? Сестра задумалась, но её ответ не заставил меня ждать. — Первая наша встреча произошла тогда, когда наш курс проходил учения в Мире Живых в Токио. Я тогда… ну… — Рукия смутилась, и я не стал её торопить. Видно, она подбирала слова для следующего предложения, чтобы не дискредитировать себя в моих глазах. — Я тогда… в общем… потерялась… и она мне помогла… — Потерялась? — от удивления я даже бровь приподнял. Рукия и потерялась. — Ну да… — она ещё больше смутилась, кажется. — Я сражалась с пустыми и не заметила, как отдалилась от территории тренировки. Я упала в Накагаву*, оттуда меня и вытащила Нацу. Вода там была ледяная бррр… Но она всё равно прыгнула в реку, спасти совершенно незнакомого человека. Я была очень зла и раздражена провалом и накричала на неё тогда, и сильно жалею об этом до сих пор. А она только улыбнулась и рассказала мне, где находятся сейчас мои однокурсники и куратор, а сама ушла с господином Урахарой. Ну… тогда я ещё не знала, кто это, но сути это не меняет. — Ясно, — сам себе кивнул я, не понятно зачем. — А дальше? — Дальше через лет пятьдесят, наверное, я и капитан Укитаке направились с миссией в Каракуру. И, в общем, она предусматривала общение с господином Урахарой — у него была какая-то важная и очень секретная вещь. Рассказывать об этом человеке и визите к нему было строжайше запрещено Ямамото-сотайчо, но сейчас, я думаю, это не имеет смысла… — Рукия вздохнула. Она выглядела уставшей, её очень молодой организм не справлялся с пресыщенной событиями последних недель жизни в Сейрейтей, и даже её восстановление шло гораздо медленнее, чем прогнозировали в четвёртом отряде. Я вдруг подумал о том, что её не плохо бы было направиться на горячие источники в Юмесиму*. Надо только найти ей провожатого. — Нет… сейчас не имеет… — В общем… — Рукия снова вздохнула, — в девушке, подававшей нам с капитаном восхитительный гранатовый чай, я узнала её… мокрую, дрожащую от холода, но всё равно так добро улыбающуюся незнакомку на набережной Накагавы. Я тогда столько раз извинилась перед ней, что даже капитан Куроцучи бы не смог сосчитать. С того дня мы стали общаться, но только тогда, когда мне удавалось побывать в Каракуре. А потом мне назначили там миссию, и я остановилась у них для её выполнения. Тогда-то мы и сдружились совсем. Рукия замолчала. Я не спешил прерывать повисшую в воздухе тишину, прерываемую трелью цикад в саду за мостом. Нацу бросилась в воду, чтобы спасти совершенно незнакомого человека. Она же всегда трусишкой была… Хотя, может, я и могу представить эту картину. Добра и любви ко всему живому в ней было всё же больше, чем вскрикиваний от малейшего лишнего шороха в доме. — Это не моё дело, но… — вдруг заговорила Рукия, возвращая меня в реальность. — Я бы хотела знать. Вас ведь связывает что-то больше, чем старое знакомство и дружба, так, нии-сама? Так. Но я не стал отвечать ей. Вместо этого усиленно делал вид, что меня привлекает карпы кои в воде. — Вы любили её так же, как и госпожу Хисану? Этот вопрос меня огорошил. Рукия смогла спросить такое? Не похоже на неё. Сегодня день каких-то открытий в людях, которых, как мне казалось, я знал, как облупленных. Я не мог не ответить ей ничего на этот вопрос. Рукия не знала Хисану, но всё равно любила её так, будто она заменяла ей мать всю её жизнь. И Хисана её единственный родственник, она потратила очень много сил, чтобы вернуть её и исправить давнюю ошибку молодости. Рукия вправе знать, что в моём сердце была не только её сестра. — Почти… — вот, на что меня хватило. На самом деле я любил Нацу намного больше. — А сейчас Вы любите её? — Уже поздно, — неожиданно даже для самого себя резко ответил я сестре. Ответ показался мне двусмысленным, хотя я не имел намерения заложить в него какое-то двойное дно. — Капитан Унохана рекомендовала нам обоим отдых и здоровый сон. Пора возвращаться в дом. Возникать Рукия не стала и молча пошла за мной к спальным комнатам. И я был безмерно благодарен ей за это.***
— Что Вы думаете о леди Урахаре? — В каком смысле? — я вопросительно посмотрел на Ямамото. Моё предчувствие не обмануло меня, этот старый хитрец не спроста пригласил меня на чай. Неужто ему не с кем было обсудить Нацу? Мне бы разобраться с тем, что творится у меня внутри последние несколько недель, а тут с расспросами пристаёт каждый второй. Никакого личного пространства. — Во всех, — безаппеляционно заявил Генрюсай, отпивая чай с бергамотом из своей чашки. Надо признать, этот напиток был у него всегда в избытке и всегда лучше, чем у кого-либо. — Кроме тех, которые подразумевают за собой интерес к этой особе, как к женщине. — Я бы никогда и не стал думать, что… — Вот и не надо об этом думать, — оборвал меня на полуслове сотайчо. Надо же, ему так не терпится поговорить о Нацу? — Я повторю. Что Вы думаете о леди Урахаре? Вы давно её знаете, я хочу знать Ваше мнение об этой женщине. — На самом деле я не так давно знаком с истинной леди Урахарой… — начал я, попутно подбирая нужные слова, сопровождающие мои мысли. — Мне кажется, что все мы с ней по-настоящему познакомились в тот день, когда она прибыла с рёка, дабы освободить мою сестру. Она отличается от той леди Урахары, которую я когда-то знал, и пока я не могу понять, насколько сильны эти различия. — Но какое-то мнение у Вас должно было сложиться о той леди Урахаре, которую мы все открыли для себя сравнительно недавно, по Вашим словам, — настойчивым тоном всё спрашивал сотайчо, разбивая мои надежды на то, чтобы уйти от вопроса, в пух и прах. Я вновь задумался. Мы сталкиваться с ней лишь несколько раз, и при каждой встрече я открывал для себя какую-то новую её грань. Мои слова опережали мысли, и я не заметил, как излил свою душу капитану первого отряда до мельчайших её капель. — Я думаю… что эта женщина умнее многих, кого я имел честь знать на протяжении всей моей жизни. В своём неординарном мышлении она могла бы соревноваться разве что со своим братом и Куроцучи-тайчо. Она обладает необычайной проницательностью и некой зоркостью души и самой сущности человека, стоящего перед ней, что позволяет ей читать многих людей, как открытую книгу. Она слишком добра и приветлива, особенно с теми, кто ей дорог; кажется, она сильно привязана к этим людям. На первый взгляд Нацу открыта, но когда я присматривался к её глазам, то мог наткнуться то на лисью хитрость в них, то на незримую преграду. Мне кажется, что она прячет свои истинные чувства от окружающего мира, словно чего-то боится. Она мягкосердечная, но в своём гневе страшна. И она также обладает какой-то природной способностью притягивать к себе все неприятности всех миров, не только Общества душ. — Хмммм… — Генрюсай задумался, нахмурив свои знатные брови, пока я снова и снова прогонял свой монолог у себя в голове. Надо же… я способен столько чувствовать… и столько думать об одном лишь человеке. Как же много я думал о ней, незаметно для меня Нацу полностью заполнила мой разум и моё сознания собой. И я не знал, хорошо это или нет. Вдруг Ямамото заговорил снова. — Вы считаете её лидером? Способна ли она принять на себя груз ответственности за совершённые поступки и отвечать за них с достоинством того человека, которого Вы мне описали? — Конечно, — не думая и мгновения ответил я. — А Вы, разве, считаете иначе? — Мне было важно Ваше мнение, — вновь безэмоционально ответил сотайчо. Меня начала напрягать наша беседа и её возможный итог. — Могу я задать Вам вопрос? — дождавшись положительного ответа от Генрюсая, я спросил: — К чему весь этот допрос? Ямамото вдруг замолчал, о чём-то начав мысленно размышлять. Эта его пауза нравилась мне не больше этого диалога. Я напрягся в ожидании ответа от командующего. — Я думаю назначить леди Урахару капитаном третьего отряда. — Исключено, — чересчур дерзко ответил я, со звоном ставя чашку на стол перед собой. Ямамото нахмурился вслед за мной, тон его голоса стал более грубым и приказным. — Меня не интересует Ваше мнение по этому вопросу. — Минуту назад Вы говорили совсем иное, — не сбавляя оборотов, возразил я, вскипая ещё больше. — Меня интересовала Ваше мнение о личности этой девушки, а не о том, быть ей капитаном или нет. Это решать не Вам. Леди Урахара сможет отказаться от предлагаемого поста, но Вам запрещено хоть как-то влиять на её выбор. Я приказываю Вам, капитан Кучики, никому не говорить о нашем сегодняшнем разговоре. — А если она не откажется? — мне не нравилось сослагательное наклонение будущего Нацу. Да и сама мысль о том, что она станет капитаном мне претила, чего уж таить. Мало к ней неприятностей липнет? — Значит эта девушка пройдёт экзамен и станет замечательным лидером третьего отряда и напарником лейтенанту Кире. Её необычайная сила ей в этом поможет. — Не надо этого делать, — настойчиво говорил я. — Вы не понимаете, как слаб сейчас её организм. — Никто не говорит о немедленном вступлении леди Урахары в должность. Пока она будет числиться рядовой в каком-нибудь отряда. Если хотите, то в Вашем. Но сперва, она, конечно же, пройдёт полный курс восстановления, за этим проследят назначенные мною люди. — Я сам прослежу за этим, — злость в моём голосе могла разозлить чересчур спокойного Генрюсая, но мне было уже всё равно. — Как пожелаете, капитан Кучики, — степенно ответил он и согласно кивнул, чем раздражил меня ещё больше. — Она не справится, — всё гнул свою палку я. Однако Ямамото остался непреклонным. — Будем честны с самими собой, капитан Кучики. В Вас говорит привязанность и определённые и всеми известные чувства мужчины к женщине, что влечёт его к себе самим своим существованием. В начале нашего разговора я попросил Вас не судить о ней в этом смысле. — Вздор, — пытаясь быть спокойным, снова резко ответил я командующему. — Никто никуда меня не влечёт. Я объективно сужу о её способностях. — Хммм… Вам, капитан Кучики, оказывается, надо разобраться в своих чувствах и перестать лгать самому себе. Это неприятное качество совсем не к лицу лучшему главе благороднейшего и влиятельнейшего клана нашего мира. — Я не… — я вновь начал было говорить на повышенных тонах, о Генрюсай мня перебил, жестом приказав остановить поток моих речей. — Полно Вам. Вам следует успокоиться. Ступайте, отдохните — остудите голову и приведите мысли и чувства в привычный им порядок. Я устал от этого диалога. — Да… сотайчо, — почтительно поклонившись на прощание, я покинул кабинет главнокомандующего в самых неприятных чувствах.***
В течение двух недель госпитализации Нацу я занимался делами отряда, попутно давая распоряжения слугам в поместье. Урахару-младшую в больнице навещала Рукия по собственному желанию и по моим просьбам — когда как. Иногда компанию ей составлял мой лейтенант. От сестры я получал все новости о её физическом и психологическом состоянии. Рёка уже покинули Общество душ, и, кажется, это всё же никак не отразилось на предводительнице их нашумевшего вторжения. Ей постепенно прекратили вкалывание анестетика, и теперь она была вынуждена терпеть боль своими силами. Она уже сама ходила по палате, и даже несколько раз гуляла в садах главного лазарета четвёртого отряда. Однако её реацу всё никак не восстанавливалось. Капитаны Кьёраку и Укитаке, а также капитан Зараки со своим лейтенантом и двумя офицерами так же с завидным постоянством и частотой наносили ей визиты, и меня только радовал этот факт — ей было кому составить компанию, а значит — ей не скучно. Хотя после новости о том, что Кьёраку пронёс в её палату саке, да ещё и не смог его упрятать от капитана Уноханы во время её ежедневного осмотра Нацу, я начал сомневаться в адекватности и нужности такой компании. Сегодня был день выписки Нацу из лазарета. Рукия уже час назад отправилась за ней в четвёртый отряд, чтобы проследить за тем, что она спокойно доберётся до поместья. Надо было организовать для них паланкин, но сестра два дня убеждала меня, что Нацу сразу же категорически откажется от него, и вообще им лучше немного прогуляться на своих двоих. Наверное, сейчас у неё были мысли более здравые, чем у меня. Пришлось пойти на компромисс и приставить к ним охрану, которая не будет мешать их прогулке, и о которой они вообще не будут знать, но она поможет им в случае форс-мажора. Сколько не удерживал себя я на месте, сидеть в пустом кабинете над однообразными бумажками я больше не мог и секунду. Слишком резко встав из-за стола, я в кратчайшие сроки покинул территорию своего отряда, настраивая себя на неторопливую прогулку. Ирония ли это Судьбы, или её намеренное желание — я чуть не столкнулся с медленно шествующими по улицам Сейрейтей девушками: моей сестрой и Нацу. Надо признать, ей очень идёт голубой. Всегда шёл. Он заставлял крапинки небесного цвета в её серых глазах сиять ярче, делая их лучистее, светлее и даже добрее, хотя куда ещё больше. Она улыбалась, но вымученно, однако выглядела она гораздо лучше, чем в нашу последнюю встречу в лазарете — лицо было не бледным, а розоватым, а к губам и щекам вернулся алый цвет. Они разговаривали с Рукией. — Нацу… Не надо меня больше спасать. — Это почему ещё? — Нацу обернулась, в этот момент мне пришлось спрятаться за дом, чтобы не быть пойманным. Я помнил о способности этой девушки читать мельчайшие крупицы реацу, но в состоянии опустошения она не могла этого сделать и обнаружить меня. Тем не менее я спрятал свою рейрёку как можно надёжнее. Веду себя как малое дитя! — Потому что… — буркнула Рукия. Она выглядела очень угрюмо по сравнению с солнечным и светящимся видом своей подруги. — Если с тобой что-то случится, лазареты четвёртого отряда заполнят куча больных с сердечными приступами. — Ерунду ты говоришь, Рукия-тян, — Нацу обняла мою сестру, напрягая свою тонкие руки как можно сильнее. Явно пытается задушить её. — Хватит думать о чепухе. Время вдаль несётся, как поток, /И раны не кровоточат, /Каждая из них оставит только шрам. /Надо жить лишь настоящим днём, /Ведь мимолётна красота /Подобно крыльям мотылька***, — пропела Нацу. Я готов был поклясться, что созвучия прекраснее этих нескольких нот я не слышал никогда. — Идём уже! — Рукия ухватила Нацу за руку и потащила вперёд по улице. Они скрылись из моего поля зрения, и я не стал их боле преследовать.