Вскрывая душевные раны

Со временем начинаешь сожалеть о всех совершённых тобою грехах, и ещё о нескольких, которых не совершила. Элизабет Тейлор

      Последующая неделя мало чем отличалась от предыдущих двух. Рукия рассказывала мне о жизни своей подруги в поместье, вскользь упомянув о том, что видела занимательную, по её мнению, фотографию со дня нашей помолвки с Нацу. Я вновь ушёл от разговора о чувствах к этой девушки, сосредоточив внимание сестры на предстоящей ей поездке с лейтенантом Мацумото на оздоровительные источники.       Генрюсай оставался непреклонен в своём решении назначить Нацу в ближайшем будущем капитаном третьего отряда, что не могло не раздражать меня. Я лишний раз старался не пересекаться ни с главнокомандующим, ни с центром этой истории. И если встречи с Ямамото-сотайчо я проредить почти не смог, то с Нацу я не виделся все эти дни. И видно ей это надоело, раз она решила сбежать с Сихоин-семпаем в Мир живых.       Я точно не знаю, что именно меня разозлило тогда. Когда ко мне явились охранники из поместья и заявили, что Нацу не было там несколько часов, вдобавок к тому, что они обнаружили неизвестную реацу на его территории, я просто… испугался. Три часа — этого достаточно для того, чтобы… да много для чего! Меня пугали сами мысли о том, что могло произойти с Нацу за это время. Я не готов был терять её вот так.       Распознав в чужеродной реацу отголоски силы бывшей наставницы, я пришёл в ярость. Её не похищали, она самовольно ушла из Общества душ, не думаю ни о ком. Мысль, что лучше трёхчасовая прогулка с проверенными людьми, чем пытки и опыты врагов, число которых теперь преумножилось, пришла ко мне слишком поздно. В этот момент я не контролировал свою силу; она бешенными белоснежными потоками вырывалась из меня, придавливая к земле всех, кто вставал у меня на пути.       — Где ты была прошлой ночью? — не заботясь ни о своей репутации, ни о репутации девушки, я ворвался в её комнату, грозя смести всё на своём пути. Клокочущий внутри гнев, наполняющий меня ещё с разговора с главнокомандующим, уже ничего не сдерживало. А она только подливала масла в пожар.       — У любовника.       Я почувствовал, как меня снова клинит. Я уже представлял, как мои руки сомкнуться вокруг её тонкой шеи, как они сожмутся, как её грудь будет сотрясаться точно так же, как на операционной койке в лазарете три недели назад, как её трахея сладко хрустнет под моими ладонями и как возликует моя душа после этого.       На краткий миг.       Я прикрыл глаза, стараясь унять дрожь и сдержаться.       — Где. Ты. Была? — я не узнавал своего тона. Кажется, от звука моего голоса градус в комнате понизился.       Когда я вновь открыл глаза, ко мне пришло осознание. Точнее, оно пришло после того, как я увидел её замерший взгляд. Полные ужаса и страха, остекленелые, направленные прямо на меня, серо-небесные радужки дрожали. Она даже побледнела, почти сливаясь с тканью своей ночной юкаты.       — Эм… Капитан, смею Вам напомнить, что я раненый человек, к тому же девушка. Мне бы очень не хотелось, чтобы из-за какого-то недопонимания, Вы применили ко мне силу. Несмотря на мой опрометчивый поступок в прошлом месяце, когда я, прошу Вас заметить, спасла Вашу жизнь и жизнь Вашей сестры, я не хочу покидать этот мир раньше моей старости.       Она смотрела так лишь единожды на моей памяти. В тот день мы сбежали из Сейрейтей и прогуливались по лесам самых отдалённых районов Рукона. Тогда мы впервые встретили настоящего пустого, непонятно каким образом попавшего в Общество душ. Хвала Королю душ, тогда нас спас патрулирующий со своим отрядом территорию этого леса капитан Хирако. Этот взгляд Нацу я запомнил на всю жизнь и сам же зарёкся, что больше она так никогда не посмотрит.       Страшнее было не то, что я нарушил уже которое данное себе слово. Нет… Только что я представил себе, что убью её. Убью первую и единственную любовь своей жизни, этот луч света, засиявший, наконец, сквозь тучи, скрывшие небеса в моём внутреннем мире уже очень давно. Мне вдруг стало дурно от самого себя. Я и представить боялся то, что произошло бы дальше: свою жизнь в вечной боли и страданиях по той, которую я сгубил собственными руками из-за какой-то ерунду.       Я прикрыл глаза и судорожно вздохнул. Вся злость во мне к окружающему миру вдруг переросла в злость к самому себе. Когда я вновь взглянул на неё, то увидел, что она смотрит с недоверием, словно ожидая от меня удара в любую минуту. Вся сжавшаяся и побледневшая, переползшая на другую часть кровати подальше от меня. Мне вдруг захотелось убить себя в тот момент. Или хотя бы хорошенько себе врезать.       Я даже не знал, как извиниться перед ней. «Умоляю, прости меня», или «Такого больше не повториться, я обещаю». Может: «Прости, я снова облажался. Смею ли я просить прощение у тебя?» Множество вариантов промчались у меня в голове, я старался найти самый нейтральный, попутно подбирая нужный тон голоса, чтобы не спугнуть её.       — Я был не прав. Прошу простить меня. Я не должен был так себя вести, — наконец, нашёлся я. Она вздрогнула, но не рванула в сторону двери — это плюс. Но взгляд её стал ещё более недоверчивым. — Я напугал тебя?       Больше всего я боялся услышать положительный ответ. Видно, почувствовав моё душевное состояние, или, может, прочитав мои мысли, она тихо ответила:       — Совсем немного.       Окончательно добившим меня финальным аккордом в этой наипротивнейшей ситуации, стал факт того, что она сама поверила в то, что я могу что-нибудь с ней сделать. Я почувствовал себя непомерно виноватым перед ней. Я не имел никакого права вести себя так. Действительно, стоит попросить кого-нибудь врезать мне, сам я не добьюсь нужного результате. Впору наведаться к Зараки, кажется, он давно мечтает об этом.       Вдруг Нацу поспешно, но также тихо и мягко добавила:       — Ничего такого, что можно было бы назвать радикальным.       — Ещё раз прошу прощения, — вновь извинился я, заметив, что всё же немного, но девушка расслабилась.       — Я не держу обиды, правда. Не могли бы Вы выйти? — рано радовался. Однако Нау поспешила объяснить свою просьбу:       — Я бы не хотела разговаривать с Вами на серьёзные темы в таком вот виде.       Что же. Хоть кто-то из нас сейчас способен нормально мыслить. Кивнув сам себе, я вышел из её комнаты и направился в трапезную, приказав управляющей подать завтрак. Я ещё не успел далеко отойти от жилых помещений, когда услышал шум, встревоженные полувскрики леди Сузу и умоляющий голос Нацу, просящей не рассказывать мне о том, что ей вдруг стало плохо. От этого я почувствовал себя ещё отвратительней.       Вот и проследил за её восстановлением.       — Господин Кучики, — вдруг заговорила каким-то упрекающим и резковатым голосом управляющая, пока слуги сновали туда-сюда по трапезной, обставляя стол едой. От удивления — никогда я ещё не видел эту женщину так строго выглядящей и говорящей — я даже не смог скрыть своего любопытства и желания услышать её следующие слова. — Это, конечно, не моё дело, да и отношение моё к Вашей гостье Вы знаете, — о, да, об их танцах на ножах при каждой встрече я прекрасно знал, — но! Вы просто права не имели — ни морального, ни какого-либо ещё — так себя вести по отношению к этой девушке. Хотя бы потому что она больна.       — Леди Чо, я сам смогу… — договорить я не успел, поскольку эта женщина меня перебила, вновь поражая меня. Дважды за последнюю минуту.       — Нет, я договорю, — настойчиво сказала она. — Вы организовали ей замечательнейшие покои и даже пошли наперекор себе, обставив их не в традиционном стиле, а в европеизированном. Вы приставили к ней свою лучшую прислугу, и даже мне поручили приглядывать за ней. Не знаю, как, но Вы привели её сюда и заперли в своём поместье, будто она вещь, принадлежащая лишь Вам. И ладно бы, все эти Ваши действия сопровождались хотя бы пятичасовым присутствием в день рядом с ней, так нет! Вы ни разу не пришли сюда, ни разу сами не поинтересовались её здоровьем — лишь через посредников. Не поговорили с ней, не объяснились. Просто поставили её перед фактом, и то — устами сестры. Я бы и сама сбежала от такой жизни, да и к тому же леди Урахара не пыталась вновь Вас покинуть. Сейчас военное положение, и она хочет быть в курсе хоть каких-нибудь событий, происходящих во внешнем мире, но стены поместья ей преграда. И она лишь на три часа вышла за них, а Вы за это чуть не подняли на неё руки́.       — Я бы не ударил её, — уверяя то ли её, то ли себя, весьма убедительным тоном ответил я на её тираду.       — И слава Королю душ! Такого она бы Вам не простила, и была бы права! — Фуджи почти зло смотрела на меня, весь её вид выказывал её неодобрение моих действий.       — Я собираюсь забрать сегодня леди Урахару в отряд, — вспомнил я о своих планах. — Она нужна мне для обсуждения кое-какого вопроса, да и ей следует прогуляться. В поместье её приведёт офицер Ли.       — Вы вновь ночуете в отряде? — скептически спросила управляющая. — Скоро весь Ваш фанклуб будет ревновать Вас к работе.       — Слишком много дел.       — Вы хотя бы минуту ей уделите, — гнула свою палку Фуджи. — Иначе вскоре она сбежит насовсем. И, думаю, её за это никто не осудит.       Тут сёдзи разъехались в разные стороны являя нам Мэй и Нацу. Урахара выглядела как всегда прекрасно, хоть и напоминала мне своим внешнем видом одну драную чёрную кошку. Завидев управляющую, она натянула на себя фальшивую улыбку и начала перебрасываться с ней любезностями. От их вида в моей голове отчего-то возникла картина двух бьющихся друг с другом ядовитых змей. Я с неудовольствием подметил, что такая улыбка Нацу мне не по душе.       Решив закончить сей спектакль, я позволил Фуджи идти заниматься своими делами, и она сразу же покинула трапезную. В это время Мэй принесла Нацу стакан воды и какие-то таблетки.        — Вот, выпейте, — она протянула ношу девушке, и та, ничего не спрашивая, её приняла. Я же от вопроса не удержался:       — Что это?       Девушки переглянулись, и Сузу заговорила:       — Витамины. Хоши-сан их выписала леди Урахаре, для укрепления её здоровья.       Я понимал, что Мэй откровенно солгала мне, хотя выгораживать Нацу ей резона не было, по моему мнению. Сложив два и два, я соединил утренний полуобморочный припадок Урахары и это лекарство, но свои догадки озвучивать не стал. Нацу выглядела не напряжённо, но какая-то дёрганость в её движениях присутствовала. Я решил не нагнетать.       Сузу вышла. Мы остались одни.       Нацу подняла на меня светлый взгляд, и выжидающе молчала.       — Присядем? — я протянул ей руку, надеясь, что она не оттолкнёт её. Но Нацу только улыбнулась своей добрейшей и нежнейшей улыбкой, вкладывая свои тоненькие пальцы в мою широкую ладонь.       — Почему бы и нет…       Мне не очень понравился тот факт, что Нацу практически ничего не ест. Я не имел права удерживать её в поместье, но только через её «свободу» я мог мотивировать её съесть хотя бы половину того, что было в её тарелке. Я заметил, что она стала резко реагировать на тех людей, в частности — на меня, которые пытаются её в чём-то ограничить. Сама её душа, по сравнению с тем «озерцом», которое запечатлелось в моей памяти, вдруг показалась мне огромным морем, которое она так любит. И это море не могли вместить себя любые стены, какими большими бы они ни были: как только появляется какая-то преграда, оно увеличивается в столько раз, сколько потребуется, для устранения этого препятствия.       — О… так ты беспокоишься обо мне?       — Глупый вопрос.       Как я могу не беспокоится о тебе? Если с тобой что-нибудь произойдёт, я себе этого не прощу. Ты всё время страдаешь из-за меня. Как мне узнать, что сделает тебя счастливой? Всё бы отдал, чтобы узнать, о чём ты сейчас думаешь…       Она внезапно подняла на меня свой помутнённый взгляд небесно-серый глаз, пару секунд «подгружалась» в реальность и вдруг улыбнулась. Что тебя привлекло?       — Так спроси, — легко пожав плечами, сказала она. Я сперва не понял, о чём говорит эта полная загадок и истинно женской хитрости девушка, пока меня не осенило — своё вышеупомянутое желание я произнёс вслух.       Не теряя маски своего лица, дабы не быть уличённым в этом маленьком преступлении против имиджа, я ответил:       — О чём ты думаешь?       И тут её ответ сразил меня наповал:       — О том, что этот чай пахнет тобой.       Она улыбнулась. Сказать, что я был ошеломлён — ничего не сказать.       Во-первых, начнём с того, что я, естественно, никогда не думал о том, как я, собственно, пахну. Я уже не помню запахи матери и отца, Рукия пахнет фиалками, Хисана пахла полевыми цветами и утренней свежестью, у подавляющего большинства мужчин-синигами обычный запах присущий «сильному полу». Нацу пахла невероятной смесью клубники с бананом, и весь этот букет оттеняли цветочные ноты, вроде розы и жасмина. Я с детства помнил их, вдохнув лишь раз её аромат невозможно остановиться. Только настоящий апокалипсис, навроде драной кошки, был способен оторвать меня от её шеи или волос. Поэтому я и старался не приближаться к ним.       От самой Нацу я слышал, что мой запах напоминает ей лаванду и со смесью какого-то цитруса. И, видимо, это грейпфрут…       Во-вторых, сам факт того, что она вообще думает о моём запахе не мог меня не озадачить. Я даже не знал, что ей ответить.       — Неужели? — вот всё, что я мог сказать.       — Правда-правда, — она ответила в своей неподражаемой манере. Её улыбка вдруг напомнила мне о той девочке, с которой я был когда-то обручён.       — Ты уверена?       — Что-то я засомневалась. А ну-ка! — она вдруг резка выпрямилась и приблизилась ко мне. Её хрупкие руки вцепились в мою одежду и притянули к ней. Я мог вырваться, приложив малейшие усилия, но почему-то не смог. Пока она вдыхала мой запах, я был пленён её ароматом.       У меня вдруг перехватило дыхание. Я замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Её губы мазнули по мои ключицам, когда она, не рассчитав силы, дёрнула меня на себя, и эта точка соприкосновения вдруг запустила какую-то непонятную электрическую волну, вмиг распространившуюся по моему телу. «Обычно, это называют страстью» — раздался голос Сэнбонзакуры в голове. Я не стал с ним препираться. Мне вдруг захотелось, чтобы она сделала коснулась меня так ещё раз. Или… чтобы мы поменялись местами. Я бы мог свободнее вдохнуть её запах, коснуться изящной выемки её шеи своими губами, в ход могли пойти даже зубы…       Этот яркий образ вдруг расцвёл в моём сознании: она подо мной, распластанная моими руками прямо на полу, её одежда всклочена, дыхание сбито и тяжело, а взгляд смотрит непонимающе, невинно и чертовски возбуждающе — так, ка и всегда. Я тут же постарался его подавить. Я вдруг представил себя животным, у которого начался гон. Сдерживать себя было всё сложнее, мои руки дёрнулись к ней, алча сомкнуться вокруг её хрупкого тельца и стиснуть его. Крепче. Ближе. Всеми мыслимыми и немыслимыми силами я удержал свои конечности на месте. Я вдруг подумал, что, позволив себе этот порыв, я мог бы просто-напросто сломать её.       Я потерял счёт времени. Всё моё естество тянулось к ней, требуя взять своё, и, возможно, не единожды. Это было чертовски неправильно, но силы, с помощью которых я удерживал себя на месте, почти иссякли. Что со мной происходит? Это так на меня её запах действует? Не замечал за собой склонности к фетишизму. Почему я в полной мере осознал, как сильно хочу обладать этой девушкой, именно сейчас?       Прошла ли минута, или час до того момента, как она отстранилась от меня — я не прекращал внутреннюю борьбу со своими самыми низменными желаниями.       — Да. Так и есть.       Она добро и светло улыбнулась, как ангелок. Она и не подозревает о моих грязных мыслях. Мне вдруг вновь захотелось себе вмазать.