Я не могу жить в мире, в котором нет тебя… Сумерки. Сага. Новолуние
— Капитан Кучики, — продолжила Рецу, — по приказу главнокомандующего Вы отстраняетесь от своей должности и отныне находитесь под домашним арестом. — Вы решили, что сможете заставить меня силой? — моему возмущению не было предела. На каком основании сотайчо решил, что меня можно вот так просто убрать с шахматной доски, как какую-то пешку? Он думает, что таким пошлым ходом сможет остановить меня, особенно сейчас, когда границы моего самообладания трещат и по швам, и там, где их нет? Я положил руку на рукоять Сэнбонзакуры, давая понять, что я шутить не собираюсь. — Не дури, Кучики, — сразу же сказал Зараки. — Сейчас ты бессилен. — Хочешь проверить? — я встал в боевую стойку. Ещё немного, и точно сорвусь. Сэнбонзакура, однако, пытался утихомирить меня, но я его не слушал. — Как мало же надо было, чтобы ты согласился на бой со мной, — Зараки криво ухмыльнулся и тоже потянулся за своим безымянным занпакто. Мы одновременно выпустили свою реацу, некоторым офицером резко стало плохо от их контраста и силы. Готовые накинуться друг на друга, словно звери, мы напрягли все мышцы своего тела, выжидая, пока кто-нибудь из нас не совершит роковую ошибку и не двинется с места. Когда момент истины почти настал передо мной появился этот ребёнок-капитан. Перед Кенпачи стояли Унохана. — Какие из вас капитаны, — не детски-низким голосом говорил Тоширо, — если из-за какой-то ерунды вы, как цепные собаки, громко лаете, пытаясь достать друг друга своими зубами? — Кенпачи, опусти занпакто. Здесь не место для разборок, — строго осадила Зараки Рецу. К моему удивлению, он послушался. — Капитан Кучики, — продолжал Хицугая, — пройдёмте с нами в Ваше поместье, если не хотите, чтобы Ваш домашний арест плавно перешёл в тюремный. Их было больше, а моя голова уже остывала. Если я начну бой, выйти победителем всё равно не смогу, лишь получу серьёзные увечья. Увечья помешают мне в Уэко-Мундо. Нет. Нельзя сейчас драться. Внемля голосу разума, я отпустил рукоять занпакто. Хицугая устало и удовлетворённо кивнул. Двенадцать. Двенадцать офицеров, включая двух капитанов, были приставлены ко мне, чтобы «проводить» до моего поместья. Пффф… детский сад. Если бы хотел, то сбежал бы уже. Мне не обязательно вступать с ними в бой. Я быстрее их, даже если Хицугая меня нагонит, он мне не соперник. На месте удерживала меня лишь мысль о том, что без продуманного плана соваться во вражий улей смысла нет. Надо узнать, как туда хотя бы попасть. В какой-то момент Зараки и Хицугая остановились. Это была одна из безлюдных улиц Сейрейтей, не освящаемая фонарями. Обернувшись, капитаны кивнули своим офицерам, и те вмиг исчезли на скорости сюмпо из поля зрения. — И что это значит? — Не играйте в дурака, капитан Кучики, — Хицугая сложил руки на груди. — Вы не самый глупый человек и сами всё понимаете. — У тебя есть план? — спросил Зараки, положив занпакто к себе на плечо. — Как ты собираешься попасть в Уэко-Мундо? Я молчал, обдумывая, стоит ли им выкладывать мои мысли. Конспирации никакой. Могли хотя бы оглядеться, может, тут шпионы сотайчо. — Я думал просить помощи у Урахары-сенсея. — Навряд ли он тебе поможет, — отрицательно помотав головой, вдруг заявил Тоширо. — Мацумото была у него. Она сказала, что Киске ведёт себя так, словно у него и не было никогда сестры. Он ничего не собирается делать, чтобы помочь ей. Что? Я всегда считал, что примером истинной любви между братом и сестрой служит родственная связь Киске с Нацу. Они заботились друг о друге, помогали, вместе страдали и вместе радовалась. Нацу даже ушла вслед за ним из Сейрейтей. А сейчас, когда ей угрожает опасность, он делает вид, что его это не касается? Неужели меня так наказывает судьба за мои прегрешение перед Рукией? — Попытка не пытка, — только и сказал я. — Допустим, мы попадём в Уэко-Мундо… — Мы? — я прервал Тоширо, но он даже не обратил на это внимание. — Что мы будем делать дальше? Ты знаешь, как оно выглядит? Бывал там? Я вот нет. И Зараки тоже. Как вообще там мир устроен? Законы физики в нём такие же? Я задумался. Действительно. Как вообще выглядит Уэко-Мундо? Я об этом не думал. Мне представлялась всегда бескрайняя жемчужная пустыня с вечной ночью и полной луной — как в кошмарах Нацу. Но точно ли это был мир пустых никто не мог сказать. — Буду действовать по ситуации, — опять флегматично ответил я. — Сколько врагов? — Без понятия. — Где её искать? — Я не знаю. — Тебе хватит сил одолеть всех арранкар? — Откуда мне знать?! Тоширо замолк. Я не сразу понял, что закричал. Наверное, это было впервые за несколько лет. Когда я вообще кричал в последний раз? Не помню. Какое-то… опустошающее чувство. Словно вместе с моим криком вышла и часть моей рвущейся на части души. Я не узнаю себя: сдержанного, рассудительного, «совершенного», по словам Нацу, капитана. Все уроки сохранения рассудка в экстремальных ситуациях, воспитания и здравомыслия стали ничем, рассыпались в пыль после того, как я осознал, что к чёрту эту сдержанность! Я люблю, всегда любил Нацу, но всё равно уничтожил нас своею эгоистичностью. Не этому учила меня мать. Отец был прав. Нацу — не кукла. Она умеет плакать. И причиной её слёз всегда был я и только я. Вот оно — воспитание главы клана Кучики. Я жалок. — Твой план несостоятелен, Бьякуя, — уничтожающе холодным тоном вновь заговорил Тоширо. — Как бы сильно ты не хотел её спасти — у тебя ничего не выйдет. Пока ты не предоставишь нам хотя бы какой-нибудь скелет действий в Мире Пустых, мы будем следить за тем, чтобы ты и шага не ступил из своего поместья. — Зачем это вам? Чего вы добиваетесь? Не припомню особо сильной любви ко мне за вами. Значит, есть другая причина. — Всё просто, — Зараки пожал плечами, словно это было очевидно, — Нацу. Она дорога не только тебе. Но она сделала свой выбор. Она ведь отдала себя врагу из-за тебя. И мы не допустим, чтобы её жертва стала напрасной. — У тебя нет прав удерживать меня, жалкий руконгаец, — я вновь начал закипать. Яд во мне бурлил, просясь выбраться наружу, отравить жизнь тем, кто пытается мне указывать. Сейчас меньше всего хотелось препятствовать этому чувству, от которого просто «крышу сносит». Хочется всё крушить вокруг. Я был на пределе. — Я глава благородного клана Кучики. Мы не равны и никогда не будем. Вы всё равно не удержите меня. — Нет, ты не сдохнешь просто так, Кучики, — Кенпачи криво оскалился. В его взгляде плясали демоны, а ещё плескались подобие ненависти и желание прибить меня на месте только за то, что я существу. — Я тебе не позволю. Ты обязан страдать и дальше за свои дела. Уж я-то за этим прослежу. Если срочно не начнёшь думать, будешь до конца жизни жить с мыслью о том, что твоё самолюбие и эгоистичность погубило единственный свет в твоей никчёмной, пустой, но зато такой благородной жизни. — Это наше последнее слово, — подытожил Хицугая. Он развернулся, и зашагал дальше по улице, словно зная, что больше противиться я им не смогу. Они были правы. От этого было ещё противнее.***
— Г-господин Кучики… — противный женский голос за фусума со стороны второй половины комнаты оповестил о прибытии Мэй. Я стиснул челюсть, чтобы с ходу не накричать на служанку — и так вся прислуга поместья ходила вся зашуганная, хотя ничего и не сделала. Но я не мог пересилить себя. По правде говоря, после её ухода, все женские голоса стали мне омерзительны. — Пойдите прочь… — собственный хриплый голос резанул по ушам. Не так ужасно, как голос Мэй, но я всё равно скривился. Теперь сухое горло саднило, раздражая ещё сильнее. — Н-но так нельзя! — и снова скальпелем по барабанным перепонкам резанули восклицания Сузу. — Вы уже три дня ничего не едите, почти не спите, ни с кем не разговариваете — лишь гоните всех от себя, сидя в покоях госпожи Урахары! Я ничего не ответил. Всё равно она уйдёт, а мне не хочется вновь драконить своё горло, иссушенное жаждой. Не спорю, мне нужно было взять себя в руки, выйти из этой сентиментальной тюрьмы в виде стен, мебели и запаха её комнаты, и выпить хотя бы стакан воды, поесть, привести себя в порядок. Я ведь чёртовый глава чёртового клана Кучики! Но… я просто не могу… Я не могу покинуть её спальню, где всё было отмечено её недавним присутствием здесь; поставить на место фотографию, которой сто лет в обед, но на которой она так счастливо и искренне улыбалась; вытрезвить уже себя чем-нибудь, чтобы не видеть галлюцинаций, принявших её обличие. Потому что я хочу быть, держать, видеть. Хоть раз в жизни я хочу делать то, что я хочу, а не то, что я должен. Всю жизнь я делал всё для того, чтобы мной гордился дед, отец, мать, сэмпай, да все, кто пророчил мне славу величайшего главы моего клана. Я стирал руки и ноги в кровь на тренировках, упражнял кидо и сюмпо до потери сознания, учился, развивался, самосовершенствовался. И лишь она ничего от меня не ждала и не требовала. Лишь для неё я был идеальным во всём. Я защищал всех, кроме неё, и в итоге потерял всё. Получается, я настолько слаб, что не могу защитить даже то, что люблю? Я пытался быть сильным слишком долго, нагло лгав себе. В итоге весь мир, включая этого звероподобного ублюдка и мелкого пацана, решил напомнить мне о самообмане. И вот я сломался. Величайший глава клана Кучики? Абсурд! Ничтожный и жалкий, вот он я какой. — Иди, Мэй. Я сама тут разберусь, — услышал я тихий с нотками властности голос Фуджи. Её тень на фусума что-то взяла из рук тени Сузу, после чего последняя тихо удалилась. — Господин Кучики, я вхожу. Ну что за человек? Ей даже «нет» нельзя сказать, она этого слова попросту не знает! Фусума разъехались, и Фуджи вошла в спальную часть комнаты. Я специально не смотрел на неё, в надежде, что она уйдёт. К тому же запечатлённая на снимке её чарующая улыбка притягивала мой взгляд в тысячи раз сильнее, чем гневный взгляд, судя по ауре домоправительницы, Чо. — Господин Кучики, встаньте с пола! — злобно запричитала она, остановившись в пару метрах от меня. — Не хочу… — снова раздирая горло, ответил я. Пусть они все уже уйдут! Раздражают только! — Вы в зеркало давно смотрелись? В конец запустили себя, — Фуджи подошла ко мне и, вцепившись в мою руку, настойчиво потянула вверх. Я настолько был разбит, что даже сопротивляться не мог этой женщине, далеко не культуристке. Чо усадила меня на кровать с очередным комментарием: — У Вас даже волосы не убраны. Кенсейкан хоть бы надели. — Зачем?.. — Хотя бы для самого себя. Вас просто не узнать, господин. Ваша любовь была настолько сильна, что убила Вас самого? — Видимо, так и есть… — мой голос сорвался на последний словах. Я глухо закашлялся, потирая горло пальцами. Уже через несколько секунд перед моим лицом был стакан воды. Подняв глаза, я наткнулся на грозный взгляд Чо. Она могла просто людей им пытать, от него даже в дрожь бросает. По крайней мере, я не собирался отказываться от воды, ведь мне даже дышать стало больно. Осушив стакан залпом, я вернул его Фуджи — женщина отставила его в сторону и села рядом со мной. — С ума сойти… — она как-то странно усмехнулась, шумно выпуская воздух из груди. Я искоса посмотрел в её сторону — она хоть в своём уме? На её лице была грустная улыбка, а взгляд был устремлён вдаль, будто бы Фуджи была погружена в свои мысли, попутно озвучивая их: — Всю жизнь я слышала в свой адрес столько комплиментов и лести, что они убедили меня в своей неотразимости, — он действительно об этом хочет поговорить? Странная женщина. — Любой мужчина, которого бы я только пожелала, оказался бы у моих ног. Любой, кроме Вас… Теперь Фуджи сама посмотрела на меня. Я знал и раньше, что она одна из этих фанаток безразличных взглядов и холодности, считавших, что именно они «растопят» сердце «принца безмолвия», но не придавал этому особого значения. Всё-таки в своей работе Чо была лучшая, поэтому закрывать глаза на её томные взгляды в мою сторону было легче. Я не особо любил выслушивать сопливые речи влюблённых в меня дурёх — самых смелых из тех, кто почему-то терял голову от меня, даже толком не узнав, чтó я за человек, — но слова сейчас моей домоправительницы я почему-то слушал, не смея её прервать. — Столько лет я пыталась найти ответ на этот вопрос. Как? Почему? Ваша обожаемая жена, о которой я столько была наслышана, умерла достаточно десятилетий назад, Вы должны были найти утешение в другой женщине, которая подарит Вам не меньшую любовь, чем почившая супруга. Это закон жизни, как бы все мы не хотели вечно любить тех, кого смерть забирает у нас слишком рано… — в её глазах я видел светящееся тепло. Она знала, о чём говорила. Наверняка и в её жизни был молодой человек, который значил для неё не меньше, чем для меня Нацу. — Я старалась изо всех сил, из кожи вон лезла, чтобы Вы посмотрели в мою сторону… А всё оказалось так просто. Она усмехнулась, и её губы застыли в этой печально-счастливой улыбке осознания. — Вы никогда не любили Хисану-сан, — заявила вдруг Фуджи. — По крайней мере, не так сильно, как леди Урахару. Так почему же госпожу Кучики Вы держали подле себя так сильно и крепко, что даже после её смерти Вы привязали к себе её сестру, так похожую на неё? И явно не только по предсмертной просьбе Хисаны-сан. Но госпожу Урахару Вы… как бы помягче это сказать… — она задумалась, долго и тщательно подбирая слова, а я задержал дыхание, ожидая продолжение её речи. Слова Чо били прямо в голову и сердце, ведь были чистой правдой, в которой я долгое время не хотел себе признаваться. Но от её отрицания она не перестала быть правдой. И мне надо было услышать её от другого человека. — Вы растоптали её чувства, прежде давая ей столько надежд на счастье рядом с Вами. Вы ведь не только ей жизнь ломали. Госпожа Мацумото, господин Урахара, госпожа Сихоин, их приёмные дети, Куросаки Ичиго и его друзья, третий отряд, Готей-13. Всех, кому она была дорога почти так же, как Вам… Вы лишили её всех. Не только самого себя, — последние слова Фуджи говорила с расстановкой, чеканя их. Но и без её выражения и патетики мне было плохо. Не зря её обучали красноречию долгие годы в её семье. — Я хочу, чтобы Вы поняли — не одному Вам плохо. Но все, все они как-то справляются с этим. Неужто Вы слабее их духом? Не поверю, — по инерции она отрицательно покачала головой. — Кучики Бьякуя, в которого я влюбилась очень-очень давно, не стал бы сидеть сложа руки в тёмной комнате, находя смысл своей жизни лишь в этой фотографии. Фуджи аккуратно забрала рамку из моих рук, поднеся её к своим коленям и устремив взор на столетнее воспоминание двух людей, связавших свои жизни обещанием в вечной любви. — Тот Кучики Бьякуя… Он бы в лепёшку разбился, искромсал плоть своих врагов тысячью прекрасными и смертоносными клинками своего занпакто, и даже если бы потерял руки и ноги — зубами бы вырвал то, что принадлежит ему по праву. И тут она встала. Однако уходить не собиралась, судя по её виду. Точнее собиралась, но хотела добить меня ещё что-то мне высказать. Но я опередил её с вопросом: — Почему Вы всё это мне говорите? Я думал в лучших традициях женщин устранить соперницу, а не подначивать того, в кого влюблена, собраться с силами, чтобы быть способным её вернуть. — Просто… — она усмехнулась, чуть помолчав. Но по её взгляду я видел, что она знает, что хочет мне сказать, будто заранее ответив на этот вопрос себе. — Наверное, я люблю Вас больше, чем недолюбливаю леди Урахару. А Вы подумайте о моих словах на досуге. Хотите дальше сокрушаться над безликим образом на этой фотографии? Воля Ваша, — он слегка подбросила рамку в воздухе так, чтобы она мягко упала на голубую постель кровати, пропитанной запахом клубники и банана. Я взглянул на неё. Теперь взгляды запечатлённых там людей мне показались стеклянными, а их улыбки — нарисованными. — Я больше и слова не скажу Вам, и остальная прислуга тоже. Кстати… — Фуджи полезла в запах кимоно и достала оттуда какую-то бумажку, сложенную несколько раз. — Вот. Это лежало в кармане Вашего хаори, в котором Вы вернулись с боевых учений третьего отряда. Что? В кармане моего хаори? Но я не помню, чтобы что-то в нём оставлял, я вообще не коллекционирую там мусор. Разве что, это… Нацу? Расширенными глазами глядя то на листок, то на Фуджи, я принял его из её рук. На одной из его сторон было корявыми иероглифами вывито:«Моему верному рыцарю от его трусливой леди»
Уголки моих губ слегка дрогнули, когда я провёл пальцами по чернильным чёрточкам. Несомненно, это её почерк. Фуджи вышла, оставляя меня одного. Особого облегчения я не почувствовал, однако мне не терпелось развернуть эту бумажку. Хотел ли я узнать, что она написала? Да, конечно. Готов ли я был к этому? Определённо нет.