***
Ландерс встретил меня, весело размахивая какой-то книгой. — Ты готов сегодня отправиться в путешествие, Рих? Я удивленно вскинул брови, прочитав обложку: «Садоводство Северного Рейна». — Успел обкуриться после ужина, что ли? — предложение Пауля абсолютно не сочеталось с потертой книгой в дешевом журнальном переплете. — Не торопись, — он включил настольную лампу и начал подносить страницы к свету, словно что-то ища, — друзья передали. Прокапали пару страничек мне в подарок к будущему дню Рождения. — Когда это? — Ещё не скоро, в декабре. Но на два раза нам хватит. Вот! — он торжествующе обвёл что-то на бумаге карандашом. — Чем прокапали? — я решил уточнить, хотя, конечно, подозревал, что там не молоком тайные сообщения написаны. — Чистейшим лизером, Рих. Ребята знают, где закупаться. Я ошарашено уставился на Ландерса. Ладно водка, сигареты, ночные прогулки в бары и развлечения на его кровати. Но принимать наркотики находясь прямо в реабилитационном центре? Похуй на психотерапевтическую программу, но я точно не собирался возвращаться домой с клеймом «неисправимого». Пауль вдруг рассмеялся и хлопнул меня по плечу. — Не запаривайся, я ж сказал, что все четко. Это не то, что по клубам под видом ЛСД толкают, когда потом метамфетамины лезут положительные в тестах. Все нормально будет, не ссы. Сомневался я недолго. Во-первых, я никогда не пробовал. Во-вторых, все, что я делал вместе с Ландерсом, было приятным. А уж если он говорит, что дело безопасное, то понт мне отказываться? И чем я тогда буду заниматься? Пойду к себе в комнату, чтоб дрочить весь вечер на журналы со стремными картинками? Или сыграю в шахматы с кем-то из местных торчков в досуговой? Нет уж, я в деле. — Иди сюда, — Пауль похлопал ладонью по кровати, и я послушно опустился рядом. Он оторвал небольшой кусочек книжной страницы и слегка его смял. — Открывай рот. — Он положил эту бумажку мне под язык и улыбнулся. — Старайся слюну пореже глотать, чтоб сублингвально всасывалось, быстрее возьмёт. Сублингвально, блять. Начитался опять каких-то умных слов, не иначе. Он ловко закинул и себе в рот кусочек странички про окучивание яблонь и откинулся на подушку. — Теперь ждём минут сорок, Рихард. Обещаю, будет интересно.***
Пауль выключил свет, оставив только тусклую настольную лампу, и снова улёгся на кровать, закрыв глаза. Он дышал так ровно и размеренно, что мне даже показалось, что он уснул. Я расположился рядом, подобрав под себя ноги и прислонившись спиной к стене. Были слышны чьи-то шаги и звуки хлопающих дверей в коридоре — постояльцы центра расходились по своим комнатам. Уж не знаю, чем они там занимаются, скорее всего читают или и просто ложатся пораньше. Многие, со слов Ландерса, стремились спать как можно больше, так время быстрее проходит. Я вздохнул и уставился за окно, где мерно раскачивалась кленовая ветка, и, кажется, моросил дождь. Ничего. Блять, кажется, мы тут за здорово живешь нажрались бумаги, вот и все веселье! Самый дурацкий вечер в моей жизни: ждать, что что-то произойдёт после того, как пожевал страничку из садовнической книги. Я решил разбудить Пауля, чтобы сообщить ему свои наблюдения, как вдруг понял, что в комнате есть какой-то посторонний звук. Громкий и назойливый, он то отдалялся, то приближался, вызывая внутри тревогу, от которой кишки сжимались. Я вскочил и заметался из стороны в сторону, в поисках источника. Сначала мне казалось, что звук из шкафа, потом — из-под кровати, но это было не так. В момент, когда я судорожно перебирал шмотки, брошенные на кресле, Ландерс перехватил мою руку. — Ш-ш-ш, не шуми, — он мягко усадил меня обратно в кровать, — что такое? — Я не знаю, — мой голос раздавался словно издалека, — в комнате что-то есть, ты разве не слышишь? Тык-тык, тык-тык! Пиздец, как громко. Пауль погладил меня по голове и коснулся губами макушки. — Ты чего не сказал, что раньше не пробовал? — он аккуратно снял с моего запястья часы и поднёс их ближе. — Видишь? Это всего лишь стрелка двигается, все хорошо. Я отпрянул, словно он держал передо мной какую-то ядовитую змею. — Давай уберём их подальше, — он завернул их в свитер и швырнул куда-то в угол комнаты. — Придётся мне тебе помогать, а то ты сейчас наворотишь дел.***
Ландерс обнял меня и закутал нас обоих в одеяло, что-то приговаривая. Так странно! Я так громко и четко слышал звук тиканья часов, а его слов разобрать не мог. Он шептал что-то ласковое, укачивая меня. Он что, поёт колыбельную? Мысли разбегались, ощущения смешались. Я чувствовал голос Пауля где-то у себя в груди и как будто видел с закрытыми глазами, как он гладит меня по голове, плечам, сжимает мои ладони. Мне было странно. Странно, но хорошо. Мое тело стало таким расслабленным и легким, как никогда раньше. Словно до этого я всю жизнь только и делал, что уголь таскал, не давая себе ни минуты отдыха. Не знаю, сколько мы просидели так, может минуту, а может пару часов. Я вдруг почувствовал, что меня ужасно сушит, было похоже на то, что я провёл в алкогольном загуле неделю и очнулся. — Пауль, — я позвал его, не понимая, насколько громко я говорю. — Во рту пересохло. — Это нормально, Рих. Так часто бывает. — Бывает? — тревога опять накатила с новой силой, жажда была невыносимой. — Я же сейчас откинусь от обезвоживания! Он взял мое лицо в свои ладони и посмотрел прямо в глаза. Увидев своё отражение в его огромных зрачках, я отпрянул: мне вдруг показалось, что щеки уже успели ввалиться, а скулы заострились — я умираю! — Какой же пиздец, — он покачал головой и продолжил ласково, словно говорил с ребёнком или умственно отсталым. — Если хочешь пить, то вон на столе стоит бутылка с водой. Почему я сам не подумал, что нужно просто попить? Глупый Рихард обдолбался кислотой и забыл, как люди справляются с жаждой? Я сделал несколько глотков, чувствуя, как тревога сменяется неудержимым весельем. Я прыснул от смеха. — Консультации с доктором Леманном такие скучные! — я едва сдерживался, чтобы не хохотать. — Вот бы ему рассказать, как я разучился пить, как думаешь? — Думаю, он будет в восторге, Рих, — Пауль улыбнулся. — Как хорошо, что у нас тут нет телефонов. А то ещё, чего доброго, ты бы начал кому-нибудь звонить, чтобы поделиться этим наблюдением. Он взял с полки старенький плеер и дал мне один наушник. — Давай лучше послушаем музыку, — он наморщил лоб, распутывая провода. — Если ещё что-нибудь случится, ты мне говори сразу, идёт? Я кивнул, вслушиваясь в звуки мелодии, медленно набиравшей силу в своих переливах, пока наконец она не обрела мощь в гитарном соло. — Что это? — Shine on you crazy diamond, Рих, — видимо, понимая, что я не въезжаю, он добавил, — это название песни такое. Не ты брильянт. Хотя ты тоже. Немного. Он коснулся губами моего лба, как несколько дней назад, когда он уговаривал меня не поддаваться своим желаниям. — Ты очень хороший, — он обнял меня, прижимая к себе, отчего наушник выпал из моего уха. — Я хочу тебя, Рихард. Трахнешь меня? Так просто. Как у него получается говорить так легко о подобных вещах? Осознать сказанное было сложно. Я не понимал, как ясность мыслей перемежалась в моей голове с неконтролируемым потоком из воспоминаний, эмоций, звуков и запахов вокруг. Я посмотрел на друга, как будто он должен был знать, о чем я думаю. Трахнуть тебя? Вряд ли у меня получится, тем более сейчас. Я казался себе совершенно беспомощным, а Пауль — наоборот, он был словно наполнен внутренней̆ силой и контролировал все вокруг. — У тебя получится, малыш, — он провел ладонями по моему животу, забравшись под футболку, и от одного этого прикосновения меня словно пронзил электрический разряд, — смотри, как сильно ты сам этого хочешь. Его пальцы ускользнули под резинку спортивных брюк и сомкнулись на моем члене, отчего я прогнулся в спине, борясь с желанием кончить в его руку в тот же момент. — Рихард, мой волшебный Рихард, — он шептал без остановки какие-то ласковые слова, одновременно стягивая с меня одежду, — возьми в ящике тумбочки смазку, и я расскажу тебе, что делать дальше. Смазка. Интересно, он заранее знал, что так получится или просто не любил дрочить на сухую? Скорее второе, вряд ли он перелезал накануне ночью через стену, чтобы зайти в аптеку. А дальше все происходило, как в ускоренной съемке. Я не помнил, как вошел в него, не помнил, был ли этот первый раз простым или сложным. Только его лицо, искаженное наркотиком и наслаждением, пересохшие губы, темные и блестящие глаза. Я ощущал, как с каждым толчком внутри меня что-то взрывалось, заставляя чувствовать Пауля каждой клеткой своего тела. Он кусал свою ладонь, чтобы не стонать, а я видел отпечатки его зубов на коже, глубокие, почти до крови. Блять, как же хорошо! Я навалился на его грудь, не в силах вытащить, чтобы закончить не в него, и просто отключился, погружаясь внутрь яркого шара, поглощающего меня. — Ты ахуенный, Рихард, — сказал он через вечность, сжимая мою руку. Я лежал рядом, прижимаясь головой к его плечу. Из наушников все еще играла та гипнотическая музыка и неожиданно я произнёс: — Нам нужно собрать свою группу, как выпишемся отсюда, слышишь? Я буду играть еще круче. Он сильнее сжал мою руку и тихо ответил: — Конечно будешь.***
После случившегося меня волновало несколько вопросов. Основным из них был вопрос наших с Паулем взаимоотношений. Я прекрасно помнил, что мы делали той ночью, правда ощущения и воспоминания были смазанными, но поговорить об этом с ним я не решался. Ландерс вёл себя привычно, беззаботно смеялся над своими шутками и планировал новые приключения. Вот только иногда, если мы вечером засиживались в комнате, обсуждая его любимые книги, он мог невзначай поцеловать меня в лоб, как обычно, или же вдруг садился сзади и начинал массировать мои затекшие плечи. Мне же хотелось повторить всё, как в ту ночь, только в ясном сознании. Хотелось чувствовать его всего. А еще, невдомек мне было то, как этот человек умудрялся вытворять подобные вещи прямо в ребцентре и не попадаться? И главное, зачем он это делал? Не могу сказать, что мне не понравилось, но всё же мы находились здесь по своей воле, и у нас была определенная цель — вылечиться. Во всяком случае, мне не хотелось возвращаться домой ничего не добившись, дав родным еще больше поводов считать меня неудачником. А для Пауля пребывание здесь было какой-то игрой. Какова была его цель? Я не знал. Я как раз думал о том, что Пауль так и не сказал мне, как и почему оказался в этом месте, когда кто-то постучал в мою дверь, а потом тихо вошел. — Привет, Рих, — конечно же это был он. — Чего расселся, идем уже. — Куда? — я растерянно взглянул на него, а потом и в окно. Был день, и время прогулки еще не наступило. — Сегодня арт-терапия, — весело ответил он, — ты же хотел, чтобы я туда пошел. Вот я и решил составить тебе компанию. — Поглазеть на сиськи психолога? — я рассмеялся, не веря, что он действительно со мной пойдёт. — И это тоже. Пауль подмигнул мне и вмиг оказался рядом, ухватил меня за руку и потащил к выходу.***
Когда остальные обитатели центра заняли свои места за столами, милая девушка-терапевт раздала всем присутствующим большие листы бумаги и наборы карандашей и красок. Она так же не оставила без внимания присутствие Пауля, и сказала, что рада видеть его вновь. Я никогда не умел хорошо рисовать, да и вообще раньше редко брался за карандаш, но мне нравились эти занятия. Всё лучше, чем скучные беседы с моим лечащим врачом, ну и творчество действительно поднимало настроение. Нашего психолога звали Ханна, у неё был приятный успокаивающий голос, и она всегда давала нам интересные задания. Вот и сейчас, включив спокойную музыку с шумом прибоя и криками чаек, она предложила нам нарисовать море. Так, как мы его видим. Немного подумав, я решил рисовать красками. В голове проносились картинки: лазурная вода, яркое солнце над горизонтом, белый песок приятно греет ступни, на пляже – люди, много людей, все смеются и радуются прекрасному дню. Я представил и себя там, вместе с Паулем, мы бегаем по песку, по линии прибоя, брызгаемся друг в друга водой, он догоняет меня и хватает за плечи, я чувствую, какие горячие его ладони. Невольно улыбнувшись я взял в руки кисть, но не знал, как это всё изобразить, поэтому начал с моря, а дальше как-то само получится. Ведь здесь главное не мастерство, а те эмоции, которые ты испытываешь во время работы. Иногда я украдкой смотрел на Пауля. Было непривычно видеть его таким сосредоточенным, без ироничной улыбки на лице. Он рисовал пастелью, и разноцветная пыль от мелков осела на его тонких пальцах. Я засмотрелся на его красивые руки, вспоминая, как ими он касался меня, от этих воспоминаний дыхание сбивалось, и сердце начинало быстрее биться. Но он не поворачивал головы, не чувствовал мой взгляд. — Ну что, кажется, все закончили? — Ханна вышла в центр круга и обвела взглядом нашу разношерстную компанию. — Давайте, каждый расскажет немного о своём рисунке. Пауль, не хочешь первым показать, что там у тебя? — Да пожалуйста, — усмехнулся он. На его рисунке по морю, выполненному в темных тонах, плыла парусная лодка, в которой, кажется, был человек. — Художник из меня так себе, надеюсь, можно разобрать, — начал он свой рассказ. — Вот, море с лодкой, а в ней моряк. Психолог же попросила его рассказать подробнее. Пауль задумался и перестал посмеиваться, а лишь неловко улыбался. — Это осеннее море, неспокойное, еще не шторм, но волны довольно сильные. Одинокая лодка идет по воде, слишком маленькая для такой могучей стихии, а в ней одинокий моряк держит парус. Ему холодно, но он старается, ведь он и капитан, и рулевой. Осенний ветер туго натягивает парус, и лодка плывет дальше. — Моряк — это ты? — терапевт продолжает задавать вопросы. Пауль пожал плечами, прикрыв глаза, то ли соглашался, то ли просто не хотел отвечать. — А ты бы хотел, чтобы кто-то еще забрался к тебе в лодку? — Кто-то постоянно забирается, — он улыбнулся, — но ненадолго. Кто-то в итоге сходит на берегу, а кого-то смывает волнами. В конце концов я всё равно останусь в этой лодке один. Сказав эти слова, он беззаботно рассмеялся. Я всё это время смотрел на него и не верил ему, смех был не искренний. Я посмотрел в его глаза, и он показался мне вдруг таким одиноким, таким хрупким. Так не должно было быть, всё это — несправедливая херня. После занятия мы вышли на прогулку во двор. Небо было темным и дул холодный октябрьский ветер. Под ногами шелестели пожухлые, бурые кленовые листья. Мы молча сели на лавку, Пауль смотрел в потемневшее небо, а я — на него. Он поднес свои ладони к губам и дышал на них, сложив их лодочкой, кожа на пальцах казалась покрасневшей. — Холодно, — тихо сказал он, не поворачивая головы. — Дай сюда, — я придвинулся ближе к нему и взял его руки в свои, согревая. Я огляделся машинально, проверяя нет ли людей вокруг, а потом понял, что мне пофиг. В конце концов, все мы тут наркоманы, ищущие поддержки, никто бы ничего не подумал. Я крепче сжал его ладони и принялся растирать пальцы. Пауль повернулся ко мне и поднял взгляд, ласково мне улыбнувшись. — Я не хочу, чтобы ты был один, — слова сами сорвались с моих губ, и я посмотрел в его ясные глаза, пытаясь угадать, о чем он думал. Он освободил одну руку и провел пальцами по моей щеке, а потом аккуратно убрал волосы с глаз. Моя челка здорово отросла за то время, что я провел здесь. — Я знаю, что ты не хочешь, Рихард, — ответил он не сразу. — Идем уже, скоро стемнеет.