Псы в лесу

Возвращаться домой не хочется. Сакура замедляет шаг и решает пройти долгим путём: подняться в горку по липовой аллее, на смотровой площадке постоять и поглядеть на каменные лица 3-х Хокаге, спуститься к спальным районам мимо новой кафешки «Ичираку». Может, попробовать? Пахнет вкусно, специями и водорослями, от чана с лапшой идёт пар. — Заходи-заходи, красавица! Чего желаешь? — за стойкой хозяйствует деловитый дядечка, седоватые волосы, улыбчивые морщинки у глаз. — Хммм. Что-то с рыбой? —Будет сделано, дорогая! Садись, сейчас всё организуем! — гипер-приветливый, гипер-улыбчивый. Видимо, любит это дело и это место, свой образ жизни. Большая ультрамариново-синяя пиала с бело-золотыми узорами. Жирный бульон. Не совсем то, что нужно вечером в летнюю жару. А может и наоборот — самое то. Не терпится начать миссии с новой командой. И, возможно, отправиться даже куда-то подальше, куда-то на подольше. Быть в пути, в незнакомых городах, в засаде, в схватке. Лагерь у костра и ночная вахта в одиночестве. Это всё знакомо, это всё составляет часть её жизни. А то, что ждёт дома — кажется, больше нет. Непонятно, когда всё стало таким. Неприятным. Напряжённым. Её отец часто ездит за товаром в родной город. И на всё большее время. Да, конечно, там старые связи, и скидки от знакомых поставщиков, и важные контакты… какие-то, возможно, слишком важные. Это не то, что легко переносится матерью. Это не то, что легко переносится Сакурой, когда всё напряжение выливается на неё. Когда потом мать бросается в какой-то подозрительный клуб по интересам, чтобы заполнить пустые вечера. И как возвращается с сумками, полными сомнительных отваров, трав, книг-откровений с обложками, где благостные старцы сидят у моря на фоне заката. Она обвешивает холодильник их цитатами и ездит на тренинги с фанатичным восторгом. Она говорит Сакуре, чтоб та не практиковала дзюцу дома, потому что от этого «плохая энергетика». Кажется, это всё-таки секта. Там не одобряют стиль жизни шиноби, суровость устава и жестокость нравов. Там говорят, что мир ниндзя погубит их всех. Можно подумать, они не живут за счёт экономики военизированного поселения «Коноха». Сакура выловила последний лист водорослей из супа и уже взялась за чашу, чтобы допить остатки бульона прямо через край. Остановилась. Деревенщина, совсем про манеры забыла? Она недовольно покачала головой и взялась за ложку. Рамен был хорош. Вечер тоже. Улица была такой тихой и мирной, будто все живущие в окрестных домах безгранично счастливы. Я знаю, это всё эффект тёплого закатного света. Увы. — Ты пришла, руки помыла? Я пришла и постаралась не оставлять после себя глиняно-сажевых следов по дороге в душ. — А какой, говоришь, будет ранг у твоих миссий? — Пока не знаю. По-разному. Кушина — известная куноичи, и мои напарники тоже сильны. Наверное, С и В, если с заказами повезёт. —Я всё-таки считаю, что не нужно с ними связываться. Миссий D-ранга вполне достаточно. Безопасно, а через 15 лет за выслугу дарят квартиру, чем плохо! — Квартиру. Между полигоном и отделом по пыткам. Нет, спасибо. — Ишь, какая разборчивая! А что тебе эти высокие ранги дадут? Вот оторвёт тебе однажды руку или ногу на этих твоих миссиях! А что, если станешь для них бесполезна, и все твои напарники тебя снова бросят? Бросят. Снова. Горло сжало. Чёрт, тупые реакции тела. — И что это опять за синяки на пол-лица? Возьми у меня на полке пудру, не позорься! — Это. Не. Позор. Это. Моя. Работа, — нет, мне не обидно, нет, голос, не дрожи, зараза. — Работа тебе ребёночка не принесёт! — Зачем бы мне?!. Так, хватит, — скорее подняться к себе, к чёрту душ, схожу, когда она уснёт. — Эти войнушки сделают тебя чудовищем! Захлопнуть дверь. Отвратительно, обидно. Хотя бы в комнате я свободна от, да. Свободна, ага. Зачем я сюда вообще возвращаюсь? Глупая привычка и трусость. Может, спокойно на краю леса у полигона поночевать пару недель? Ну, АНБУ придут задавать вопросы, конечно, но что они, не люди, что ли. Да… Надо собрать свиток походный. Только запасную зубную щётку купить. Досада и мерзкий осадок на душе. Как грязные брызги на стекле — вроде не касаются напрямую твоей кожи, а всё равно неприятно. Медитировать. Очистить разум. Я — это не проекция других, не их ожидания. Я сама по себе, я — часть вселенной. Вдох. Выдох. Пустота. Фух. Вот так. Сегодня был хороший день. Мы сработались. Кушина такая крутая, и Ирука вроде норм. Гай этот потешный вообще. Надо в следующий раз спросить, может, у него есть эта его чудо-ткань какого-то другого цвета. «Да, другого. Нет, зелёный хороший, но мне другой. Да, я точно уверена.» Она улыбнулась, представив их возможный диалог, и постаралась заснуть.              ———        Просыпаться без будильника ранним утром хорошо. Мир ещё пустой, всё вокруг тихое. День впереди кажется огромным и полным возможностей. Портить такой день совсем не хочется. Такой день стоит беречь, стоит сохранить его, не растратить на пустую суету, на мелкую злость. Кажется, сегодня будет тепло? Тогда можно надеть тот комбинезон с шортами. Быстро умыться и на дверь комнаты повесить записку, чтоб не ждали до вечера. Лес. В лесу сейчас хорошо. Да, отличный план. Не помню, куда точно идти. Вроде за теми густыми дубами. Да. Она вышла к давешнему озеру. Маленький деревянный причал. Но никакой лодки не видно. Наверное, он специально сделан, чтоб сидеть и болтать ногами в воде. Да. Так и поступим. Становится жарко, надо убрать волосы. Вода прохладная, приятная. Блики слепят глаза. Можно откинуться на шершавые сухие доски причала. Облака. Вот бы на небе всегда были вот такие размеренные редкие облака. Синий с белым так хорошо сочетаются. Лес шуршит от ветра. Когда лежишь, звуки слышатся иначе, ярче, глубже. Хрипящие такие звуки. ! Она резко поднимает корпус, на всякий случай складывает часть печатей, хоть опасности и не чувствует. — И чего ты не заходишь, милочка? — пёсья морщинистая морда, короткие лапы, внимательный взгляд. — Паккун, здравствуй! — Вообще, я бы так на твоём месте не лежал где попало беззаботно. — Ну, я же знала, что это твоя территория. Прости, не взяла сегодня бутербродов, задумалась, — она сидит вполоборота и опирается на одну руку, выражение лица открытое и счастливое. — Мда, подруга, ты, видимо, никогда не смотрела в грустные собачьи глаза. Ты меня вынуждаешь. Я тебе один раз покажу, и пусть это станет тебе уроком, — он отводит взгляд в сторону, а когда снова поворачивается к ней, его брови подняты вверх, морда вытянута и глаза глядят жалостливо. Он подходит, кладёт голову ей на колени и смотрит снизу вверх. Тяжело вздыхает… — Ла-а-адно-ладно, сдаюсь, я поняла! Прости меня, о великий мастер манипуляций, я признаю свою ошибку. — То-то же. Не заставляй меня повторять. А теперь пойдём в дом, напою тебя чаем, бестолочь. — Эй-эй, ты говори, да не заговаривайся! — она демонстративно, чуть-чуть, для приличия негодует. Идёт следом за бодро и деловито бегущим псом. Как тут всё просто. Дом деревянный, старый. Широкая веранда. Кусты сирени рядом. Папоротники в тени. Берёза. — Ты здесь живёшь? Ого. — Ага, мы. Со стаей. — И ты нас познакомишь когда-нибудь? — А ты хочешь? Вообще-то я думал тебя для себя придержать, нечего их баловать такими милыми девицами. — Ах ты маленький льстец! Продолжай. Разговаривая, они проходят на кухню. Из-за деревьев света падает не много, комната в полумраке. Пахнет старым деревом и сушёными травами. «Напою чаем» — это Паккун громко сказал. Его маленькими лапами ещё можно нажать кнопку на чайнике, но вот налить воду в кружку уже сложнее. Сакуре приходится хозяйничать самой. Она кидает пакетик эрл грея в старую кружку, расписанную глазурью: серо-зелёные листья, бледно-сиреневые цветы. На кромке скол: шершавый молочный фаянс. Паккун продолжает: — Ну парни-то ладно, с ними я ещё справлюсь. Но вот босс может быть суров. Людям с ним сложно обычно. — Босс? — Ага, ну да. Наш вожак. Но он с остальными на какой-то грязной миссии ещё пару дней будет. Так что нам никто не помешает, — смотрит на неё вверх из-под бровей, отчего кожа на лбу морщинится складками. Подскакивает и садится на колени. — Знаешь, я хоть и хорошо веду человеческие разговоры, но всё-таки пёс. — Хм-м-м-м, что же это зна-а-а-ачит, даже не представляю… — его голова тёплая, шёрстка мягкая. — Самые чувствительные, из приличных, точки — за ушами и на шее под челюстью. — Кажется, я почти поняла намёк! Так ты тактильный пёс? — она зарывается пальцами в шерсть, поглаживает. — Все мы, такова уж природа. Да у людей также, только они маскируются и стесняются. Глупость, конечно, с вашей стороны. — И это не единственная и не самая страшная наша глупость! — Но ты, вроде, получше многих. Снимаю свою воображаемую шляпу. Кстати, можешь приходить к нам в дом, когда захочешь. Только сначала кликни меня, чтоб я предупредил остальных. — Ого. А как кликнуть? — Ты свистеть умеешь? Вот, почувствуй мою чакру, вот там за ухом сильный канал… Запомни. Теперь введи свою. М-м-м, тёпленькая. А сейчас просто настройся на меня и свистни. Сакура складывает губы трубочкой и издаёт слабый жалкий свист, скорее просто сипло выдыхает воздух. Кривит недовольно лицо. — Мда-а-а-а… — Пак качает головой, не поднимая головы с её колен. — Ну а что! Сам как будто каждый день насвистываешь! — Справедливо. Ладно, на самом деле и того хватит. Я услышу-почую и приду. Гостьей будешь. — Ух ты. Спасибо за доверие, — Сакуре от этого это удивительно и приятно, — нет, правда, спасибо. — Да что там, пустяки. Тебе доверять не сложно. Кстати, печенье хочешь? — Спрашиваешь! — Тогда сама возьми, вон в серванте, правая дверца. — Всё самой, всё самой… — по-свойски вздыхает Сакура. Сервант почти пустой. На полке открытая пачка подзатвердевшего овсяного печенья, в углу картонная коробка поваренной соли. По центру полки лежит толстый диск, завёрнутый в тонкую желтоватую бумагу, на этикетке мелкие иероглифы. Из надорванного края упаковки немного высыпались тёмные листья чая. Пуэр? Сакура достала печенье и макнула его в чай, чтобы оно хоть немного размягчилось. Паккун тем временем развалился на полу, оперевшись на одну переднюю лапу и вытянув заднюю. Он замер на секунду, будто задумавшись, а потом повернул голову к ней: — Кстати, ты знаешь, почему псы лижут яйца? — …не уверена, что готова к такой информации… — Потому что МОГУТ. Аха-ха-ха-ха-кха! — и он хрипло и довольно смеётся, похрюкивая, валяясь кверху животом и радостно подрыгивая лапами. Она сначала прыскает от нелепости шутки, но, в невозможности сдержаться рядом с довольно покашливающим мопсом, тоже заливается смехом. Печенье, которое она забыла вытащить из чая, размякает, разламывается пополам и плюхается обратно в кружку. Сакура смотрит на это пару секунд, осознавая, и снова беззаботно смеётся. ——————        Какаши со сворой возвращаются с миссии, потёртые, усталые, злые как собаки. — Паккун, тут что, был человек? И давно ты стал водить к нам людей? — Какаши кидает на стол авоську с продуктами. — Ну вот, сейчас начнётся: «Кто-о-о сидел на моём стуле»… — … — Ты вечно на своих ассасинских миссиях. Знаешь же, как я их не люблю. А тут в одиночестве постоянно сидеть тоже скучно. Да и она, человек, неплохая такая, нормальная. И даже смеялась над моей шуткой, ха-ха! — Что? — он выкладывает продукты в холодильник. Голос не звучит заинтересовано, но его любопытство проявляется уже в самом факте вопроса. — Ага. Той дурацкой, про яйца. Какаши остановился взглядом на псе, в удивлении наклонил голову набок. — Ага, то-то и оно! Вообще, думал её вам не показывать, жадность всё-таки. Но я вас слишком люблю. Она может ещё зайдёт, я пригласил, — пёс повертелся вокруг себя, устраиваясь на круглом вязаном паласе. — Так что не набрасывайтесь, если придёт тощая барышня. Она пахнет почти как я. Ну, может чуть хуже… А, у неё ещё волосы дикого цвета, такого… как у моих подушечек… Какаши поворачивается, подходит: — Дай лапу. — Эй, я тебе не какой-нибудь там… — Паккун, покажи свои подушечки. Пёс вздыхает и вытягивает вперёд лапу, Какаши наклоняется и рассматривает. — Розовые. — А, точно, розовые. Как жвачка. Какаши поднимает с пола волос: — Это её? Паккун принюхивается: — Да, смотри-ка, её. Разбросала тут свои волосы, ишь. Какаши задумчиво наматывает длинный волос на палец. Возникает воспоминание яркого дня, бутылки, проламывающей две деревянные стенки, и яростный поток ругательств. О. Ого. — Паккун, хочешь творожка? — Ты чего это такой щедрый, м-м-м?.. — Бери, пока дают. — Ок, босс.