Псы в лесу

День 5-й со вторжения, раннее утро перед их дежурством. Уже почти рутина. Гай спрыгивает с крыши соседнего дома, приземляясь перед Сакурой. Она чуть отшатывается, зевая и хмурясь. — Что такое, дорогая комрадка, на тебе лица нет! Ох, боже, и откуда столько сил всегда... Сакура пару раз моргает, пытаясь помягче сформулировать своё отношение к его слегка раздражающей с утра пораньше энергичности. Подходит Кушина, стягивая на ходу волосы в хвост, и тоже безудержно зевает. 5 утра, чёртовы 5 утра… — Рановато, а, ребят? — она снова заходится в огромном зевке и вытирает заслезившиеся глаза. — Согласна, — Сакура хлопает себя по щекам, но это, конечно, не бодрит, а только добавляет страданий. Так, где-то у меня были кофеиновые капсулы… Она начинает рыться в подсумке и недовольно бурчит себе под нос: — Нет, если б ещё спать нормально, а то вечно просыпаться среди ночи… — Что нарушает твой сон, дорогая? Ведь обычно ты спишь так крепко! — Гай чуть наклоняется к Сакуре, заглядывая той в лицо, в раздумье чешет подбородок. — Да снится всякая муть уже которую ночь, — Сакура закидывает таблетку в рот и разжёвывает, морщась: горькая, — Бесит! — Вот да, меня дурацкие сны тоже измучали… — Кушина вздыхает и кивает только что подошедшему Ируке, — Сакура, дай-ка мне тоже твоих пилюль. Берёт из протянутой руки Сакуры таблетку. Зависает взглядом на символах печати, что медленно вращаются на ладони, и на покрасневшей вокруг них коже. — Что-то нам нужно придумать с печатью, а то она нас совсем заест. Эта аномалия всё-таки ужасно фонит и сбивает частоту. — Да? У меня после выставления барьера всё прошло, — Ирука смотрит удивлённо. Гай просто крутит головой, глядя на них. Он ничего не чувствует ни в день вторжения, ни сейчас, потому что приоткрывает врата только когда выходит с командой на миссию — и только тогда может улавливать сигналы печати. — Хм! Я на сменах тоже ничего такого не замечаю! Кушина смотрит на Гая, потом на Ируку внимательно. — Сакура? — Моя зудит постоянно. Я почти привыкла, но кожа вся уже раздражена ужасно, мешает, — Сакура привычно натягивает перчатки, но потом замирает, — Но если у ребят ничего нет, а у нас… — То может дело не в фоновом частотном шуме воронки, — Кушина и Сакура встречаются хмурыми взглядами, — Мы ставили барьер, там сигнатуры наших чакр. — … и возможно оно как-то взаимодействует…? — Да, возможно. Так. Надо проверить остальных. Минато в джонинском отряде, а они ещё на смене. Какаши… ну, думаю найдем его. — Ой, у меня есть способ с ним связаться, — Сакура вытягивает свисток, теперь всегда висящий на шее, из-под одежды, — Вот. Как раз сказал — может пригодиться. Кушина некоторое время просто хлопает глазами. Э, что? Через пару секунд она распознаёт свисток. Несколько раз тоже доводилось пользоваться. — Ого! Он что, твой пёс теперь? — Кха-ха-ха! — чересчур непринужденно смеётся Сакура, — Ну, так вышло, что мы хорошо общаемся с Паккуном. — Ничего себе, так ты уже знакома со стаей? — они уже выдвинулись к полигону и теперь переговариваются на бегу. — Вроде ещё не со всеми. Но я бы хотела. Они такие хорошие там все, кажется! Практически антидепрессанты. — Ха-ха-ха, ну да, а ты думаешь почему Каши до сих пор жив! — Хах, — Сакура нервически смеётся в ответ. Ха-ха, почему ещё жив. Ха-ха. Обычная шутка среди ниндзя в целом. Только не для 15-летних всё же? Что ж. В столице шиноби суровые нравы, наверное. «Каши», кхех. Мило. Тем временем вид у Кушины стал довольный. Очень довольный. Как у лисы, наевшейся сметаны. — Э-эх, молодо-зелено! — залихватски кричит она и, весело перекувыркнувшись на ветке, подскакивает на соседнее дерево и прыгает по верхним ветвям, сыпя на головы бегущих ниже иголки и шишки. — Ай, Капитан! — А вы догоняйте, ха-ха! ——— Цунаде смурно переводит взгляд с одного лица на другое. — Серьёзно? — Ну уж тут не до шуток! — всплескивает руками Кушина. А Сакура просто молча моргает. Их команда, Минато и трое АНБУ стоят в центре временного штаба. Третий Хокаге молча и задумчиво выдыхает дым, Цунаде вышагивает, подбрасывая в руке круглую походную фляжку, Джирайя поглядывает на всех и что-то пишет в блокнот. Кушина только что изложила свои соображения по поводу связи схожести их снов с барьером от этого. — Молодые люди, а вы ведь у нас не при чём, правильно я понимаю? — Третий степенно обращается к Ируке и Гаю. — Да, Господин Хокаге, мы просто в команде Паприки, вместе пришли. — Так, ну и чего тут путаете? Ну-ка, кыш, — Цунада помахивает на них рукой, и Гай круглит глаза, вытягивается, разворачивается на месте и строевым шагом выходит из шатра, а за ним, поклонившись коротко, Ирука. Цунаде оглядывает оставшихся, взвешивает что-то в уме. Хмурится: — А этот где ваш, ну, белобрысый щенок? Нету? Тц, — она цыкает и зыркает в сторону, недовольная тем, что счёт опять не сходится. Сакура давится смешком. Белобрысый щенок, кха-ха-хах! Представляю его недовольный взгляд прям. — Госпожа Цунаде, команда Гончей 2 часа 37 минут назад сдала смену, так что он наверное уже… — вперёд выступает АНБУ: бело-красная маска, серо-чёрный костюм. На жилистом рельефном предплечье красная татуировка. Стильно. Бёдра относительно корпуса шире. Девушка, значит. Одна из тех АНБУ, с которыми ставили печати барьера тем вечером. Команда Гончей — это она про Какаши, выходит? Интересно, они там все хорошо друг друга знают? Странная неприятная зависть почему-то шевельнулась внутри Сакуры. Ей захотелось вдруг, чтобы эта куноичи не знала так точно, во сколько команда Какаши сдала смену. — Ой, ну и пёс с ним! — Цунаде взмахивает рукой и обращается к той девушке из АНБУ, — У твоих ведь тоже эти видения? — Так точно, Госпожа Цунаде. Джирайя шумно вздыхает и чешет затылок, ещё сильнее взбивая буйную копну волос, бормочет себе под нос: «Дела, дела-а-а… » Это было странно — сказали бы все, да только понятие странного за последнюю неделю сильно размылось. Но выходило и правда так: у всех, кто ставили барьер, появились одинаковые по ощущениям сны. С того самого вечера. Чувство, будто их сдавливает, теснит, будто не хватает дыхания так, что хочется вырваться, сбежать, освободиться. Мучительно. — Ясно, — подводит итог Цунаде. Ничего ей не ясно, конечно, — Значит так: вы все, чувствительные мои, теперь ночуете во временных казармах при штабе. Яманака со своим отделом будут считывать колебания ваших мозговых волн во время сна. Может, что прояснится. Хирузен..? — Всё верно говоришь. Наблюдаем. Завтра в 12:00 здесь же повторный сбор. А пока — свободны, друзья. ——— Проходит ещё один день напряжённой готовности — не случится ли чего. Не найдут, не поймут ли они вдруг что-то. Но — нет. Конечно нет. Что ж. — До встречи, соратники! Увы, я вынужден удалиться — меня ждёт новая схватка! Отдел Исследований удивителен и полон открытий! До свидания! — Гай выкрикивает это всё экспрессивно, салютует и оставляет Сакуру с Ирукой удивлённо хлопать глазами и заторможенно осознавать. Они только закончили обход и сдали вахту новой группе шиноби. Энергия кипит, чуть ли не вырывается из Гая паром. Ни ранний подъём, ни целый день утомительного сканирования территории будто на нём не сказываются. Сила Юности несёт Гая в своём бурном потоке, и он седлает волну. Новые вызовы всегда невероятно бодрят, будоражат сознание. Вот-вот он снова проверит свои силы, снова столкнётся с чем-то, что вынудит его выложиться, раскрыть свой потенциал. В такие моменты он, кажется, был по-настоящему счастлив и чувствовал себя максимально живым. Да! Анко сидела по-турецки на холодной вечерней траве и отмечала в журнале колебания состава воздуха. Слух уловил нарастающий шорох, но она как-то не сопоставляла его с запланированной встречей — о которой уже почти позабыла — до тех пор, пока Зелёный Зверь не встал перед ней торжественно, лучась воодушевлением. А. Точно. Анко поднимает на Гая глаза чуть удивлённо. — Оу, ну здравствуй. — Я явился, как и обещал! — И правда. Хм, ну хорошо, — она захлопывает журнал, ловко встаёт, — По правде, мне уже поднадоела эта писанина. Ну что, может тогда разомнёмся? Давай первый пробный спарринг? — Отличное предложение, уважаемая соратница! — Гай чуть отпрыгивает и встаёт в стойку. Анко чуть поводит плечами, потягивается. Стоит будто даже расслабленно. — Готов? — Всегда! Движение воздуха, быстрый шорох травы. Гай одной рукой блокирует выпад кунаем в свою сторону, второй сразу по косой наносит удар в корпус, от которого Анко уклоняется, присев и круговым движением ноги делая подсечку. Гай быстро отпрыгивает и проводит замах ногой в то место, где была голова Анко, однако та ставит блок, захватывает щиколотку и резко заламывает ногу. Можно было бы вывихнуть пару суставов таким приёмом, но Гай успевает оттолкнуться свободной ногой и прокрутиться в воздухе, приземлившись в нижнюю стойку. Он сияет. Она ухмыляется. — Отлично, давай теперь по-серьёзному. Только сказав это, Анко стремительно наступает, делает обманный замах, но вместо удара проходит под рукой приготовившегося блокировать Гая. Оказывается у него за спиной, хватает за середину локтя, стремясь заломить руку, он высвобождается со стремительным разворотом и делает выпад ребром ладони в горло. Такой удар мог перебить гортань, — автоматически отмечает в голове Анко, ощущая резкий выброс адреналина. Азарт. Она плавно уходит вбок, тут же делая ответный удар по обратной стороне локтя — Гай успевает отскочить, не позволив ей сломать ему руку. Удар ногой в прыжке — Анко снова уклоняется, а в дереве, куда попадает нога Гая, остаётся вмятина, летят в стороны куски коры. Серо-голубое свечение неба стремительно тускнеет, густеют сумерки, лишая предметы чёткости. Благо, глаза Анко отлично адаптированы к темноте. Несколько кунаев летят в спину Гаю, он отбивает их, и те, быстро и опасно вращаясь, разлетаются в стороны, глубоко втыкаются в землю. Пользуясь отвлечением внимания этой атакой Анко подбегает, отталкиваясь одной ногой от земли подпрыгивает, целясь коленом в челюсть. За Гаем дерево и назад ему не отступить. Он резко уходит вниз. Ап, открылся! — Анко сразу же этим пользуется, осуществляя захват ногами — его голова оказывается зажата между её бёдер, горячее дыхание щекочет обтянутый сеткой живот. Опасное положение, если б сражались на смерть, она могла бы сломать шею, — восторгается про себя Гай. Он начинает заход в кувырок через плечо, вынуждая Анко разжать хватку и выйти в обратное сальто. Они поднимаются на ноги одновременно. Дыхание обоих стало тяжелее, но сил для борьбы всё ещё достаточно. Она хочет обязательно победить. Он хочет просто продолжать. Серия коротких, быстрых ударов в корпус заставляют Анко пятиться, уклоняясь, на инстинктах она еле умудряясь парировать. Быстро приседает, выхватывая кунай, и чиркает в воздухе опасно близко к связкам на его лодыжке. Гай успевает перенести центр тяжести на другую ногу и тут же заносит колено свободной ноги для удара в голову. Чёрт, слишком шустрый, — Анко спасается кувырком в бок, — придётся расчехляться. Проклятая печать на её шее разгорается красным, быстро разнося огонь по телу. Она делает выпад рукой, и на Гая устремляется множество змей. Они оплетают его ноги и руки, одним рывком лишая равновесия. Всё происходит слишком быстро. Гай падает, и Анко мгновенно оказывается сверху. Змея заворачивается вокруг его шеи. — Шах и мат, — улыбаясь, выдыхает Анко. — Я повержен, — чуть глухо признает Гай, тяжелое холодное тело змеи туго стягивает его горло. Он смотрит на лицо Анко, и дальше — на шею, плечо, руку со змеями — покрытые чёрным узором. Такого он ещё не видел. — Ты полна неожиданностей, Соперница — с уважением и восхищением говорит он, употребляя слово «соперница» в им самим придуманном значении — та, чьи способности он признаёт потрясающими, та, с которой он будет желать состязаться ещё долгое время. — Хах, благодарю, — она невольно подстраивается под его стиль речи. Ослабляет захват, змеи втягиваются в узоры на её руке, а потом и сама татуировка сходит с тела, собираясь в завитки на шее. Гай внимательно наблюдает за этим. Анко, однако, не спешит полностью освобождать его, сидит на его животе, ногами фиксируя корпус. Адреналин всё ещё плещется внутри неё, требует выхода. — Что, нравится? — с некоторым вызовом спрашивает, прослеживая его взгляд. — Это прекрасно, — искренне отвечает он. Всегда находит красоту и очарование в силе и мастерстве. Жар приливает к её лицу. И не только. Рука, обратившаяся из змеи обратно, так и лежит на его шее. Ей внезапно хочется снова схватить, сжать — прижаться сильнее. Что она и делает. Он чувствует снова её хватку. Но знает — видит — в динамике её движений, что боевой спарринг окончен. Она не отпускает его. Он заинтересован. — Хочешь ли ты, удивительная, ещё что-то показать мне? — спрашивает он размеренно, хотя какое-то волнение поднимается внутри него. Её успокаивающееся было дыхание становится чуть быстрее. Она неосознанно облизывает губы, пробуя языком воздух. В наступающей прохладе ночи ощущает жар их тел. Гай неотрывно следит за ней: она долго смотрит ему в глаза, будто пытаясь считать, о чём он думает. Мажет коротким анализирующим взглядом по своей руке на его шее и снова возвращается к лицу. В его ожидании она находит для себя разрешение. Склоняется над ним и медленно проводит языком по его горлу, там, где пульсирует артерия и сильно-сильно бьётся жизнь. Выдыхает в ухо, чуть отстраняясь. Солёно. Обжигающе. Сердце заходится от нового ощущения и от ожидания его реакции. Гай замирает, дыхание учащается. Это было… ново. Странно. Будоражаще. Берётся за её запястье у своего горла, чуть сжимает недолго, будто фиксируя его там. Затем поднимается выше — к плечу и дальше, почти копируя положение руки Анко. Останавливается: ладонь на основании шеи, большой палец на выемке между ключицами. И, вторя ей, пробует слегка сжать. Её заливает волна жара. Она шумно выдыхает, чуть выгибаясь. Его наполняет эйфория от понимания, что она могла бы легко уклониться, но не делает этого. Он давит на её шею сверху ладонью, сильнее склоняя к себе, и она позволяет вести себя. Их лица теперь близко-близко. В сумерках тают детали, но остаются очертания — расширенные глаза, слегка приоткрывшийся рот. Почему нет, да? Тянет её ниже и их губы соприкасаются. Вот как. Первый поцелуй чуть скомканный, неумелый. Она отстраняется, открывая глаза и осознавая теперь желание. Как и он. Ещё. Этого странного нового опыта. Этого неожиданного жара. И Анко думает, что они быстро научатся. Теперь сама придвигается к нему, ловя его губы. Пробует смелее, теснее прижимаясь. Скользит глубже языком, касаясь нёба, отчего его дыхание сбивается, а руки вдруг сами собой крепко обхватывают её тело. Остывающий лес тихий, а их переплетённые друг с другом тела всё горячей. ——— Ирука и Сакура сидят на одном из поваленных деревьев рядом с палаточным городком. Горячий бульон в походных алюминиевых кружках пахнет вкусно — вкуснее точно, чем дома. И даже хлеб как-то ароматней. — О боже, еда-а-а-а! Думала, так и помру, — Сакура быстро черпает ложкой и в блаженстве закрывает глаза, — Ах, эта похлёбка прекрасна… хоть и проста. — Мы с отцом похожую делаем, когда мама на миссиях, — Ирука макает хлеб в бульон и надкусывает, — правда, с дымком на самом деле гораздо вкуснее! — Вы часто вместе что-то делаете с отцом? — Сакура методично опустошает плошку. — Ну-у-у. Не знаю. Наверное? Мы же семья? — Ируке не очень понятно, что значит «часто», — Вот, мы готовим, а потом смотрим какой-нибудь фильм. Он большой любитель старых вестернов. Ты их когда-нибудь видела? Это так смешно, и наивно, и возвышенно одновременно. Ирука описывает всё как что-то обыденное и само собой разумеющееся. Как будто всё так и должно быть всегда и у всех, такая же истина, как и то, что вода мокрая. Сакуре такое непривычно. Впрочем, весь Ирука кажется ей каким-то невероятно целостным в своей естественности, доброжелательности и твёрдости. Она даже думает, что они схожи в этом с Н. — хотя тот, конечно, куда более хаотичное добро. — О, вот вы где! — Кушина материализуется рядом, держа под боком огромный свиток, — Наконец придумали, как нас разместить. Т.к. за «барьерными» будут во сне теперь наблюдать, мы располагаемся чуть отдельно от остальных, — она указывает рукой на самую дальнюю поляну, по которой ходят и что-то осматривают уже АНБУ, — Нам на восьмерых дают отдельный шатёр, так, чтобы туда ещё треть Отдела Исследований впихнуть. Но! Чтобы не совсем уж разделять Паприку, я выбила и нашим пацанам местечко поближе! Кушина довольно похлопывает свиток по боку. Смотрит на Ируку и Сакуру. — Э? А где наш Гайчик? Сакура смеется на такое обращение, а Ирука только разводит руками: — В том-то и дело! Сказал, что ему в лагерь О.И. тренироваться… мы ничего не поняли! В любом случае, Кушина, сегодня в столовой чудесный бульон, мы вот уже распробовали, хотите, м? У нас тут как раз порция ещё!— Ирука ласковый, как свежий хлебушек. — Ну дела-а-а-а… — Кушина садится на свой огромный свиток и принимает плошку, — Ой, и правда вкусно! Что это повариха расстаралась… наверное из-за того, что Джирайя теперь тоже поселился в лагере, ха-ха! Вечер темнеет, дежурные зажигают факелы. Незаметно рядом с Кушиной возникает Минато. Он просто стоит рядом молча, а она прижимается к нему боком. Мимо снуют АНБУ и разноранговые шиноби Исследовательского Отдела — кажется, они перебрались сюда уже полным составом. Сакура вдруг чувствует тёплый толчок, прошедший через её ладонь. Сигнатура чакры Гая. Переглядывается с остальными. Ещё одна волна тепла, уже сильнее и как будто слаще. Сакуре вдруг становится жарко. Уф, горячий бульон летом — всё-таки не очень идея. Ирука вглядывается в светящийся знак связи на ладони, но не может выделить никаких конкретных слов и посланий — если это вообще послание. — Что он пытается сказать? Он вроде как… просто рад? — Хм! Во всяком случае не похоже, что случилось что-то плохое. Но можем просто сходить проверить? Вроде, километра два отсюда примерно… Сакура, когда заканчивает говорить, замечает, что продолжает чувствовать себя странно. Внутри становится всё жарче, и непонятно тянет внизу живота. Кушина оглядывает их, прислушивается к своим ощущениям, нахмурившись и в сосредоточенности чуть вытянув вперед губы. Вроде начинает понимать — от этого вскидывает брови и неопределённо улыбается: — Кажется, Гай случайно включил трансляцию… Сам того не заметив. Думаю, искать его сейчас не стоит, — её лицо становится очень довольным, а щёки немного розовеют. Оборачивается к Минато, рот приоткрыт в улыбке: — Милый, кажется, мы на сегодня закончили. Заскочим домой, заберём кое-что? — она протягивает ему руку и смотрит как-то слишком по-особенному, взглядом сложным, полным: так, будто говорит что-то ему на их общем языке. И он сразу же это понимает: — Конечно, любимая, — берёт её за руку, — До встречи, ребят! — Да, и если увидите Гая, скажите, что он молодец! — смеётся Кушина, хитро щурясь, и в следующий момент они с Минато уже размываются и исчезают. — Хах, как думаешь, что всё это значит? — Ирука немного озадачен. Он продолжает чувствовать флуктуации чакры Гая и одновременно наполняется каким-то смутным, неясным удовольствием. Сакура медленно поворачивается к нему: на щеках румянец, а взгляд затуманен. — Я тоже не понимаю. Это… странно, — она смотрит на свои руки, мнёт подол юбки. Закидывает ногу на ногу, ёрзает. Дыхание её учащается. — Знаешь, мне как-то не очень. Непонятно себя чувствую. Я, наверное, пойду прогуляюсь по лесу. Не теряй, ладно? Ирука пожимает плечами. У него всё ещё нет идей о том, что происходит, но, вроде, никто не в беде, а если надо будет, то расскажут потом. Да и тут сидеть так приятно. Да, удивительно приятно. Сакура быстро входит в гущу нетронутых деревьев, в темноту вечера и леса. Внутри всё горит, там всё горит. Внезапно очень хочется дотронуться до себя, и она прислоняется спиной к широкому дубу. Нет, ну так нельзя. Она бежит вверх по стволу дерева до достаточно удобной ветки и садится, для надёжности обхватив её ногами. Хм-м, ох, уже лучше. Это странно. Мм-мфх. Хочется к кому-то прикоснуться. Ам-мх. Ощущения почему-то вытесняют у неё из головы мысли. Вспоминается поцелуй Минато и Кушины, в тот вечер, когда она помогала с печатями. Становится ещё жарче, ещё душнее, ещё теснее. Перед внутренним взором возникает этот альбинос Какаши. … вот он прикладывает руки к свитку. Их чакры смешиваются… А-ах-хх. Ум-мфхх. Она прикасается пальцами к губам, проводит по рту ладонью. Внизу горячо, и сладко, и тянет, и… … взрыв сносит деревья вокруг, а они сидят близко-близко, он смотрит так на неё разными глазами… Она уже проскользнула рукой под одежду туда, где она горячая, мокрая, скользкая. Под спиной чувствует шершавость коры, кожей — остывающий вечер вокруг, и отдалённо-острое опасение, что кто-то её может увидеть. От этого напряжение внутри только растёт. … без спросу залезает в её окно сразу после джонинского собрания. Легко уклоняется от кунаев. Пальцы эти длинные, ловкие… М-м-м, пожалуйста, дотронься до меня этими пальцами. … появляется незаметно на крыше, как долго смотрит, думая, что она не видит… Глазами своими глубокими смотри, а-а-ах, а-ах-х. Она водит пальцами по себе и через раз забывает дышать. М-м-м, ещё, хочу больше, а-ах, пожалуйста. Но выплеска от того, что она делает сама, не достаточно. Хоть это и приглушает немного желание: она какое-то время ещё сидит там, пока совсем не успокаивается, пока вечер окончательно не оборачивается ночью. Ох. Что это было. «Гай молодец?» Это значит — он вот это всё передавал? Видимо, это его непривычка пользоваться чакрой: тогда сигнал прорвался, когда он… а-ах. И как он всё успевает? Ещё и с соревнованиями этими! Ох, да, его «Соперник». И почему бы я… ох. Я бы хотела его прикосновений..? Кровь закипает в ней вновь. Как бы не смущало, ответ, кажется, очевиден. Мм-мх. Всё ещё хочу. А-ах. И что теперь делать..? За размышлениями она по привычке находит север, ориентируется и начинает путь домой. Только через десять метров останавливается. Ох, чёрт, мы же теперь в казармах! И Кушина сказала, что мы там все в м е с т е. Фак. Наверное стоит ещё немного прогуляться, а? Пока не отпустит. Пока не перестанет э т о новое стучать внутри. Сакура бродит по кромешно-тёмному уже лесу, спотыкаясь и собирая лицом все те нити паутины, которые пауки за день успели натянуть между деревьями. Блядь. Ебань какая. И какого чёрта я тут…? Могла бы уже спать! Тупица. Она ещё какое-то время плутает по лесу в поисках направления к лагерю, проклиная уже вовсю и Гая, и себя, и это дурацкого, так внезапно и некстати всплывшего в мыслях Какаши. Слава богу, в лагере полупусто. Безвыразительно зыркают определённые с ними в казарму АНБУ, сопит умиротворённо Ирука. Шиноби О.И. в воодушевлении разматывают провода и ставят какие-то устрашающе огромные приборы рядом с их лежанками. О-о-окей. Надо просто уснуть, да? Да. Хорошо бы. Она закутывается в куцое казённое одеяло. В голове мелькают события этого большого дня. Уф. Ладно. Разберёмся с этим позже. Сакура засыпает, рассудив, что все неясные проблемы она разрешит, если повезёт, потом. Когда, наконец, выспится. ——— Какаши проходит патрулём с Гуруко по периметру территории. Неожиданно определяет знакомый запах и почти не удивляется, распознав его. Они ведь все тут работают сейчас. Его сознание игнорирует участившееся сердцебиение. Проходила тут значит недавно. Со смены, наверное? Хотя странно, это в стороне от главной тропы. Тут он чувствует что-то ещё. Что-то более сладкое, и терпкое, и похожее на сок дерева… А больше ни на что на свете не похожее. Оно смешивается со знакомым ему запахом Сакуры и около одного из дубов становится особенно заметным. Какаши останавливается, принюхиваясь и неосознанно вдыхая всё глубже, стараясь запомнить этот запах целиком, весь, полностью наполнить им лёгкие. Начинает чуть кружиться голова, внутри растёт напряжение. Ну как «внутри». На самом деле вполне очевидно внизу. Он осознаёт это с пару секунд. Вот значит как. Ага. Ну! Допустим. Какаши представляет её. Как бежит сквозь лес стремительно. Как смотрит сердито красными глазами на его кухне. Как в футболке открывает дверь, как белеют в ночи её ноги тогда на крыше… Ох. И что делать с этим теперь? Ох, засмеёт меня стая. Какаши сокрушённо вздыхает, не боясь в темноте леса, что кто-то увидит его чуть порозовевшее лицо. Точно засмеёт.