Белые области

Не считая нескольких коротких загрузок, просмотренный файл был последним из игры Адама. Он получил укол «белых областей», в очередной раз валяясь беззащитным в виаре – вывод напрашивался сам собой. Здесь история жизни Пирса заканчивалась, дальше идти было некуда, только отматывать время назад. Долгое путешествие в страну чужой альтернативной нормальности, которая слишком уж отдавала пугающим безумием. Или, быть может, это его собственная страна? Мартингейл чувствовал бесконечную усталость, однако у него не было времени на то, чтобы задумываться об отдыхе. Это – результат того, что его тело пребывает в гибернации, а мозг, зацикленный на одном и том же, вопит о пощаде. Пирс истощил все ресурсы своей физической оболочки задолго до того, как появился Ян, и теперь, сколько ни накачивай его вены витаминами, это не поможет. Он должен найти лекарство… до того, как его тело предаст его, впадая в агонию. Это может произойти совсем скоро… Но Ян продолжал неподвижно лежать в роскошных императорских покоях, бледный, прекрасный, отравленный злополучным яблоком. Черная корона Ками Найтмара, брошенная на инкрустированный малахитом прикроватный столик, казалась мрачной вороньей тенью, свет падал внутрь ее колючих граней и не отражался обратно. Ни единого блика. Откованная из глубокого космического мрака, корона ждала, когда руки Ками вновь коснутся ее инистой поверхности. Изредка можно было угадать дыхание демона – легкое, как утренний пар над каменным колодцем, оно едва могло всколыхнуть грудь под черной тканью облегающего трико. Пурпурная накидка небрежно лежала сверху, укрывая Ками от лодыжек до тонких ключиц, точно одеяло или погребальный саван. Тони часто смотрел на погруженного в колдовской сон принца демонов – и сам не знал, на кого из троих он смотрит – Ками, Адама или же Яна. Он знал, что ему снится, наделенный подлой властью, Харрикен мог подсмотреть логи. Но как узнать, что будет, когда он, наконец, откроет глаза? И кого из троих он тогда увидит? Ян не знал, что иногда Тони загружает те же сохранения, что и он. Находясь в прошлом в один и тот же момент времени в качестве безмолвных наблюдателей, они были так близко друг к другу, как это возможно, и при этом Ян ни разу ничего не заподозрил. К логам Харрикена у него не было доступа. Эта игра изначально не планировалась честной. Сегодня они оба были там, где принц Дайм впервые повстречался с Ками Найтмаром. Ян выбирал сохранения, руководствуясь определенной логикой – он явно выстраивал в уме цепи взаимосвязей и пытался воссоздать всю картину бытия Адама, затратив на это как можно меньше времени. Тони понял, что он искал и тех, кто мог что-то знать об антидоте: Пирс вел тайные исследования, о которых вскользь упоминалось в похищенных данных. Однако ничего по-настоящему ценного Харрикену угнать не удалось – «Белые области» оказались не лыком шиты и подсунули ему устаревшие базы, и единственным стоящим приобретением в итоге оказалась стащенная заодно с остальным игра, заархивированная и заброшенная в дальний угол. «Хадаль» Увидев ее, Тони испытал приступ сильнейшего дежавю. Вначале он подумывал все снести, но каждый раз, когда заносил палец над кнопкой «делит», понимал, что не может сделать этого. Возможно, это было единственным, что осталось от Адама, кроме собственных постепенно разрушающихся воспоминаний. Тони уже не был уверен, что помнит его лицо, черты стирались слишком быстро. Сейчас он мог смотреть на Пирса хоть по сто раз в день – тот лежал и спал сразу в двух своих ипостасях, здесь, в реальности, в капсуле гибернации, технология которой действительно мало отличалась от тех, что использовали в космосе; и там, в далеком императорском дворце, куда Тони до сих пор не мог войти без приглашения. И, пока тело Адама спало, его разум сверкающей кометой носился по темным мнемотическим лабиринтам прошлого. Тони сам не заметил, как последовал за ним; как увлекся настолько, что уже не мог остановиться. Принца Дайма должны были представить императору на одной из бесконечных вечеринок. Тони бессовестно опоздал, его задержали дела. Приватная пьянка только для королевской семьи и наиболее приближенных к этому моменту уже перетекла в оргию. При загрузке Харрикена заверили, что быть представленным Ками можно в любой другой день, когда император соизволит кинуть еще раз приглашение. Правда, некоторые ждали месяц или больше, но ведь можно играть, и не знакомясь с Найтмаром лично? Разумеется, Харрикен ненавидел ждать. Тем более, месяц или больше. Какого черта? Он жирно задонатил мелкому паршивцу не для того, чтобы тот слишком много о себе мнил. Вежливо отклонив предложенные для праздника неприличные наряды, Тони, как был, в своих черных доспехах с предыдущей катки, шагнул из портала в синюю гостиную личных апартаментов Найтмара. Тут ему пришлось пробираться между каких-то колонн, затянутых таинственно мерцающим фейским туманом, в аромате которого легко угадывалась дурманящая примесь опиатов. Прямо на полу валялись расшитые золотом шелковые подушки. Кое-где на подушках валялись еще и увлеченные друг другом принцы и принцессы. На Харрикена они обратили столько же внимания, сколько на диван, который внезапно появился в интерьере. Возможно, дивану внимания уделено было бы даже больше, ведь его можно было использовать для утех или того, чтобы свалиться и спать. - А ты стражник, да? Иди сюда, - хихикающие полуголые девицы сцапали Тони за руки, но он высвободил запястья из их когтистых лапок и поморщился: стражник? Втф? Наверное, всему виной были его доспехи, запоздало дошло до Харрикена. Но переодеваться в предложенные кожаные ремешки, шелковые халаты или странные юбки (вроде мужские) было гораздо ниже его достоинства. - Где Ками Найтмар? - Даже не рассчитывай, красавчик, Ками кинул инвайт какому-то новенькому дону в приват… Харрикен едва сдержал желание хлопнуть ладонью по лбу. Вашу мать, он и есть тот самый дон, и блуждает по так называемому «привату» уже минут пятнадцать, если не больше. Похоже, Ками решил над ним поиздеваться, или просто случайно отправил кривую ссылку. - Неужели… - протянул Харрикен вслух, не спеша раскрывать свою личность. - Да ты просто секс! Останься лучше с нами, пусть Ками отсосет, ему и так достается все самое вкусное, - демонессы вновь прильнули к Тони с хихиканьем и воркованием. Он чувствовал наглое горячее прикосновение их обнаженных грудей с твердыми бусинами алых сосков, щекотную ласку их нежных пальцев там, где заканчивался шипованный наплечник и начиналось открытое горло. Шепот закрадывался прямо в уши, совращал, и отделаться от принцесс с каждой минутой становилось все сложнее. Но это следовало сделать до того, как у него встанет. - Я должен патрулировать зал, - отцепляя от себя девушек и делая сложное лицо, выдохнул Харрикен. Он едва сдерживал улыбку. Ситуация забавляла, но, если он будет задерживаться и дальше, Ками там налижется окончательно или же оскорбится и закроет приват. Так что, вывернувшись из рук искусительниц, Тони быстро направился прочь, смело ныряя туда, где фиолетовый искрящийся туман был особенно густым. - Эй, ну тебе же все равно ничего не обломится! – последняя попытка его образумить пролетела мимо. - Это мы еще посмотрим! – заявил Тони и вдруг ткань виара вокруг неуловимо изменилась, словно кто-то подправил электронный путь, делая его прямым и ясным, и Харрикен оказался с Ками Найтмаром лицом к лицу. Мелодию, которую он все это время слышал, издавала золоченая арфа, чьи струны медленно перебирал задумчивый юноша в черной короне, сидящий возле инструмента на небольшом пуфе. Казалось, музыка рождается прямо в воздухе – независимая от движения тонких пальцев, она лилась в такт ударов чужого сердца или в гипнотическом ритме дыхания, колдовская музыка, которую играл король фей. Тони смотрел на него во все глаза: это был не просто Адам Пирс из отдаленного прошлого, почти невинный, почти не запятнанный кровью и не тронутый болезнью, сейчас это был Ян Мартингейл, самый обыкновенный офисный клерк, вслед за которым Тони сюда и пришел. Харрикен силился понять, насколько прежняя личность способна вернуться без антидота и каждый раз ему приходилось осознавать свое фиаско – он видел Адама в глубине глаз Яна, слышал его голос почти в каждом слове и наоборот: Адам, как коррозией, был проникнут и источен вкраплениями своей новой личности, они смешались так сильно, что уже и не разберешь, где одно перетекает в другое. Ками поднял голову, легко и безэмоционально встречая пристальный взгляд. У него было внимательное лицо без демонического оскала, сейчас Найтмар был похож на человека так сильно, как возможно, никогда – в памяти Тони. Синий строгий камзол оттенял бледность его рук, лица; а каштановые волосы казались гораздо темнее, чем обычно. Выдавали его только глаза. В полумраке их заполнял алый тусклый огонь, в котором двумя черными отметинами выделялись зрачки. Когда Ками вскинул густые прямые ресницы, Харрикен ощутил, как поднимаются дыбом мельчайшие волоски на руках, а кожу покрывают щекотные колкие мурашки. - Привет, - сказал ему император, - ты умеешь играть на арфе? - Нет, - Харрикен не нашелся, что ему ответить. Эту встречу он представлял совсем не так. За эфемерной стеной из многослойных занавесок продолжалась оргия, оттуда доносился смех, вскрики и стоны, а Ками здесь, в черном сердце происходящего, спрашивал его, умеет ли он играть. - Понимаю. Я долго учился, но до сих пор не все получается, - серьезно кивнул Найтмар, вновь склоняя голову к мерцающим длинным струнам. Натянутые одна за другой через равные промежутки, они отражали рассеянный вокруг свет, и под пальцами Ками по ним бежали зыбкие золотые блики. - Ты – принц Дайм? - Да, - кивнул Тони. - Хочешь, научу тебя играть эту мелодию? Она несложная. Сядь сюда. Это что, был приказ? Харрикен обошел арфу с другой стороны и уселся на пуфик, с которого соскользнул Ками. Он протянул руку, чтобы коснуться струн; смолкнувшая мелодия, казалось, умерла и ее нужно было немедленно воскресить хотя бы для того, чтобы перестать слышать особенно отчетливые стоны из-за колеблющихся занавесок, отделяющих небольшой альков Ками от царившего вокруг адского вертепа. Ками накрыл руку Тони своей ладонью, направляя. Арфа жалобно дзынькнула, но, стоило Ками защипнуть и погладить струны рукой Харрикена, все же издала мелодичный звук, не слишком похожий на крик мартовской кошки. - Чуть нежнее. Это Бах. Его не нужно играть так, как будто ты хочешь оборвать струны, чтобы душить ими. Буквально в нескольких шагах от них демоны трахались под сонату соль мажор, а Тони вглядывался в зловеще подсвеченные глаза склонившегося к нему Ками, искал там Яна, пытаясь понять, что он сейчас чувствует, о чем думает? «Почему, почему ты всегда остаешься замкнутым на сотню печатей? Ты никогда не отвечаешь, а я не могу тебя разгадать. Может быть, там не скрывается вовсе ничего, может, твоя сущность целиком – есть черная пустота, где легко все потерять. Но, если это так, я все равно почему-то хочу узнать тебя, даже если это будет моим величайшим актом саморазрушения». Мелодия арфы возвестила начало конца: Тони встретил того, кто не похож ни на кого из ныне живущих, и уже не сможет никем его заменить. Они играли, соприкасаясь руками, встречаясь взглядами, и Харрикену казалось, что даже если он забудет все, то все равно не сможет забыть Ками Найтмара. - Хочешь пойти к ним, развлечься? – еще один долгий, внимательный взгляд. Ками все понял? Он испытал то же самое? Или для него это лишь постановка, за которую Тони заплатил? Харрикен отрицательно покачал головой: - Нет. - Тогда предлагаю выпить. А для наших гостей сыграет Эрешкигаль. Сыграй им, - повелительно бросил Ками в пустоту, отходя от инструмента и поманив за собой Тони: незримые руки богини-нейросети тронули струны, извлекая продолжение пленительной мелодии. Золотые блики вновь побежали по арфе, вспыхивая вслед за каждым прикосновением пальцев. Рубиновое вино в бокалах пахло кровью. Ками загадочно усмехнулся, падая на софу: - Тебе нравится моя игра? - Ты об арфе или обо всем этом? – Тони обвел взглядом замкнутую полусферу алькова, где стояли только поблескивающая золотом арфа, синяя софа и такое же синее кресло, в которое ему, очевидно, полагалось сесть. - Так тебе нравится? У него была чертова привычка отвечать вопросом на вопрос. Тони поймал себя на том, что просто слушает его голос, а смысл сказанного ускользает. Наверное, все из-за опиума в воздухе. - Нравится. Но я не думал, что гениальный ученый может быть таким… кровожадным. - Ты понятия не имеешь, насколько, - Ками пригубил бокал, улыбаясь. – Хочешь взглянуть на мои эксперименты? - За этим я и пришел. - Это будет дорого тебе стоить, - предупредил его император, якобы разглядывая свой бокал на просвет, но на самом деле – смотрел на Харрикена, который так и остался стоять. - Деньги меня мало волнуют. Мне любопытно… - Понимаю, - Ками склонил голову влево, челка упала ему на глаз, закрывая тлеющий белок и черную прорезь зрачка. - Ты приходишь поговорить с дьяволом и вдруг видишь, что он играет на арфе, твои действия? - Подыграю ему, полагаю, - в ответ усмехнулся Тони, обходя софу и опираясь на ее спинку так, чтобы смотреть на Ками сверху вниз. По-вампирьи длинные черные волосы Харрикена оказались слишком близко от пальцев императора, и он поймал гладкую прядь, слегка дернув: - Играть в соло может наскучить даже дьяволу... - Поэтому он искушает людей? От скуки? - Или оттого, что отец его недостаточно любил и дьявол хочет доказать ему, что чего-то стоит? Ками непринужденно улыбался, полулежа на софе и теперь убрав руку себе за голову. - Вряд ли дьяволу нужна отцовская любовь, - отозвался Харрикен, тоже медленно отпив из своего бокала. - А чья-то еще? Тони понимал, что с ним играют, но эта игра была настолько безобидной и утонченной, что сразу захватила его. Глядя на лежащего на софе Ками, он произнес: - Любовь – часть его замысла. Когда дьявол хочет твою душу, он притворяется самым понимающим существом на свете. Становится твоим лучшим другом. - Любит тебя? - Возможно, - вкрадчиво улыбнулся Тони. - Выпьем за это? За любовь дьявола. - За любовь дьявола. С мелодичным звоном их бокалы соприкоснулись. «Проснись!» В своих мыслях Тони кричал это, но Ян, конечно же, его не слышал: он ускользнул из воспоминания, переключился на следующее. Нехотя выйдя вслед за ним, Харрикен направился к овальной гибернационной капсуле, в которой под бдительной опекой электроники лежал Мартингейл. Сейчас, когда в ровном синеватом свете ночника были видны только тень от ресниц, очертания носа, подбородка и рта, он был неузнаваем, но теперь этим отсутствием сходства никого не обманешь. Склонившись к лицу спящего, полускрытому виар-шлемом, так, что казалось, сейчас поцелует его в губы, Тони зловеще прошептал: - Я все равно заставлю тебя проснуться, чертов ты говнюк.