Пирогеево

      На Мальорке в середине ночи — 39 градусов по Цельсию в официальном прогнозе. «Короче, днем будет сорок градусов в тени» — подытоживает Лука, во второй раз за час залезая под холодный душ и отгоняя Ивана подальше со вздохом «Мне и так душно, убери свои жаркие лапы, пожалуйста!»       …К полуночи на арендуемой ими мавританской вилле сломалась система кондиционирования. Лука клянётся, что ваза, которую он в темноте уронил на какой-то незакрытый пучок проводов, прогоняя залезшего в окно кота, абсолютно ни при чём. У техобслуживания аврал из-за карантина и до вечера их можно не ждать. Влажный жар с моря заставляет Ивана и Луку смотреть друг на друга жаждущими взглядами с разных концов расстеленной на полу простыни. Но трахаться сейчас было бы пыткой…       — Но разве не за этим мы сюда прилетели? — вкрадчиво интересуется Иван.       — Мы прилетели мириться.       — Уже помирились… и минетом, и в позе всадника, и в миссионерской, и…       — Ну вот, — с сожалением прерывает Лука, — давай лучше тактику обсудим, уважаемый вице-капитан. Я умру от теплового удара, если меня сейчас обнимут с любой стороны.       Иван, лёжа на животе и болтая босыми ногами в воздухе вместо вентилятора, открывает в смартфоне предварительный список вызываемых сборников и начинает нарочито нудно, не глядя на Луку, прикидывать схему против Португалии.       — …Если Брекало поставить правым вингером, то Анте… блять! — на спину падает и медленно катится вдоль позвоночника к трусам что-то маленькое и ледяное. Следом движется горячий язык Луки, заставляя задрожать от контрастных ощущений. Жар капитанского тела и дыхания опаляет его, но более ничем Лука к Ивану не прикасается. Неопознанный холодный объект его язык вылавливает из-под резинки трусов. Иван с притворным возмущением переворачивается…       — Так и лежи теперь, — объявляет Лука, сидя возле него с контейнером замороженных ягод и слизывая красную капельку из уголка губ.       — Это что было?       — Кровь твоя. Малина.       Иван, принимая игру, разваливается в позе, от которой Лука всегда дуреет — раскинув руки крестом и слегка согнув ноги в коленях. В ямочку между ключицами приземляется ягода черешни.       — Так. Это Лива в воротах, — ухмыляется Лука. Поперек груди Ивана выкладываются по дуге четыре продолговатые прозрачные ледяные виноградины. — Шиме, Деян, Домо, Тин…       — Кажется, ты уже перегрелся, — Иван прикидывает, приедут ли санитары быстрее ремонтников в этот богом забытый райский уголок. После виноградин, вдоль нижних рёбер, Лука раскладывает три крупные клубничины. Иван, шипя, поджимает живот от холода, но вспоминает, что с сумасшедшими спорить не надо:       — Ага. 4-3-3? Это Брозо и мы с тобой, да? Попробуй только сказать, что Влашич вместо меня…       — Ну какая из Влашича клубника?.. — в глазах Луки пляшут чёртики, а пальцы его ловко выстраивают линию нападения из ежевики: — Это Перишич, Брекало… — в пупок Ивана падает последняя ягода, заставив его вытаращить глаза, — и допустим, Петкович, видишь, какая пушистая ежевичина. Не дёргайся, схему поломаешь.       — Погоди их с меня жрать, сфотографируй на долгую память… — мурлычет Иван, чувствуя, как кожа вокруг влажных сочных градин покрывается испариной. — Почему мне кажется, что это всё похоже на оргию со сборной? Решил скомпенсировать то, что Марио и Суба не приехали?                   Лука делает снимок и нависает над ним на четвереньках, прикасаясь только губами и свисающими волосами, вылавливает черешню и перекладывает её Ивану изо рта в рот:       — А по мне, это скорее каннибализм… — он с хрустом сдавливает подтаявших Шиме и Тина вместе с напряжёнными ивановыми сосками и не спеша слизывает брызги прохладного сока, долетевшие почти до лица Ивана.       — Х-хорошо, что ты не устроил скамейку запасных у меня в трусах… — со стоном выдыхает Иван, плюнув косточкой черешни ему в лоб.       — Не подавай мне идеи… — хрипловато произносит Лука, на щеках его полыхает румянец. — Где должен быть капитан? Здесь… — пронизанная кристалликами льда ароматная клубника, которая обозначает его в схеме, опускается Ивану в жадно приоткрытые губы.       Лука лёгкими поцелуями съедает остальную клубнику и виноградины одну за другой, дразняще не прикасаясь к Ивану ниже пояса, хотя трусы у обоих уже стоят палаткой:       — Нам нужно многое скомпенсировать за всё время, что я тебя игнорировал… ох, не трогай меня, я же говорю, жарко! — на живот Ивана падает капля пота с длинного носа.       К моменту, когда горячие губы высасывают Петковича из пупка (Лука делает вид, что долго не получается), дрожащий и постанывающий Иван готов закинуть мелкого фюрера на плечо и оттрахать хотя бы в холодной ванне. Но тут Лука срывается с места, и, обдав его ветерком, убегает на кухню.       Возвращается он, держа замороженный банан без кожуры.       — Если ты не торопишься, это будет для меня…