Маски, что мы носим. Решения, что мы принимаем.

      – И что вы собираетесь с ней делать? – деловито поинтересовалась Билли, когда Томас вернулся и сообщил, что устроил девушку. – По-моему, самый лучший вариант – прирезать её и дело с концом.       – Нет, – твёрдо ответил Дауд.       Он сидел за столом, откинувшись на спинку кресла и глядел в одну точку, будто вообще был не здесь.       – При всём уважении, сэр, но здесь я соглашусь с Билли, – вступился Томас.       Главарь выразительно глянул на обоих заместителей и едва заметно улыбнулся. Томас и Билли были его лучшими учениками, но их мнения категорически не совпадали. Первый, несмотря на род занятий, был слишком мягок и предпочитал заниматься внутренними делами Китобоев – улаживал споры, устранял конфликты. Билли же тяготил этот подход, потому она всегда следовала за учителем, старалась понять его поступки, взглянуть на ситуацию с его точки зрения. Она не любила сидеть без дела, её манили тайны, коих в Дануолле немало. Редко когда их точки зрения совпадали, главарь не мог вспомнить, когда в последний раз они были столь единодушны.       – Девчонка слаба, пуглива, неуверенна в себе. Отдавать её смотрителям будет жестоко, потому лучше подарить ей быструю смерть, – продолжил Томас.       – Мои приказы не обсуждаются, уж вы-то должны это знать. Если нам придётся её убить, то только с моего прямого разрешения и никак иначе. Это понятно? – он строго глянул на стоящих рядом заместителей.       Те помедлили, но согласно кивнули, и если Томасу было всё равно, то Билли не скрывала раздражения.       – В таком случае возвращайтесь на посты. Свободны.       Они растворились осколками тьмы, оставив главаря одного в кабинете. Его взгляд упал на доску с портретами. На него с рисунка смотрела Джессамина Колдуин, покровительственно и заботливо. Забавно, но он никогда не видел в её глазах осуждения, или может, он просто не хотел это видеть. Дауд понимал, что это изображение – всего лишь растиражированный для печати трафарет. В последнее время, стоит повесить на информационную доску новую газету, указ или объявление, как горожане тут же оставляли этот портрет, бесполезным и удушаемым протестом против политики лорда-регента.       Он прикрыл глаза и потёр переносицу, а когда открыл, то кабинет изменился. Стол парил между отдельными комнатами торговой палаты, расколотой на несколько крупных фрагментов. Из щелей в оконных ставнях виднелся мертвенный свет, едва ли напоминающий солнечный. Эти мальчишеские фокусы выводили из себя до зубового скрежета. И, похоже, именно поэтому Чужой так любил пользоваться минутными грёзами Дауда, дабы забросить в Бездну. Время здесь текло так, как хотел он. Быстро и стремительно, как полёт арбалетного болта, или одним долгим, застывшим в вечности мгновением. Учения смотрителей говорили, что он капризен. Не сильно это было далеко от истины.       – Как же иногда причудливы дороги судеб, ты не находишь? – спросил проявившийся из чёрного тумана Чужой, всматриваясь в портреты на досках.       – Ты в последнее время невероятно разговорчив, – съязвил Дауд. – Странно, что она не меченная.       Чужой тихо рассмеялся, отчего спину прошиб холодный пот. Хозяин бездны исчез и появился уже перед главарём Китобоев. Иногда он всё-таки напоминал того, в чьём облике находился – наглого и самоуверенного мальчишку, что играет в игрушки. Вот только его игрушками становились живые люди, а не куклы или оловянные солдатики.       – Ей это ни к чему. Моя метка не для таких, как она. Инна ещё сама не понимает, кто или что она такое, но, без сомнения, она может представлять опасность для тебя и для Далилы.       – Значит, стоит её убить.       Чужой хитро улыбнулся, не сводя леденящих черных глаз с убийцы.       – Дауд, неужели спустя столько лет ты пойдёшь путём наименьшего сопротивления? Неужели тебя перестали будоражить тайны? Неужели на это раз Клинок Дануолла решил спасовать перед сложной задачей?       С каждым вопросом Дауд всё сильнее сжимал кулаки, отчего скрипела кожа перчаток. Чужой видел его реакцию и наслаждался этим. Он слишком хорошо знал людей. Слишком хорошо знал меченных, чтобы бросать слова на ветер. И за все годы, что мужчина носил его метку, так и не смог понять, что же привлекло этого любопытного бога к нему.       – Она прошла долгий путь, прежде чем стать тем, кем является. Но я дам тебе подсказку. Как думаешь, кому под силу сотворить нечто противоестественное, нечто, что выходит за рамки человеческой морали? Кто способен поставить всё, лишь бы всегда быть первым.       – Соколов.       – Этот приставучий и наглый старик ни перед чем не остановится, лишь бы заполучить моё внимание. Он настойчив, как уличная девка, задирающая подол юбки перед потенциальным клиентом. Так что я буду даже признателен, если этот мерзкий старик хотя бы на время переключит своё внимание с меня на что-то более материальное.       Он растворился ворохом теней, а из сиреневого марева проступили очертания настоящего кабинета. Не давая возможности задуматься над его вопросами, главарь Китобоев встал из-за стола, кинул беглый взгляд на портрет императрицы и пошёл на лестницу, ведущую на галерею кабинета. Оттуда через окно он выбрался на крышу торговой палаты и направился прочь из Радшора. Ночь только начиналась, но путь предстоял неблизкий, а следовало вернуться ещё до рассвета. Выспаться он успеет, а оставлять напряжённых Китобоев рядом с девушкой он не хотел. Закалённые в боях мастера не тронут её, а вот желторотые юнцы могут, ведь всё ещё скованны суеверными страхами и не привыкли к мысли о том, что сами скоро будут пользоваться чёрной магией.       На небе снова собирались тучи. Ну да, месяц холода – не самое лучшее время для прогулок по набережным: дожди и порывистые ветра, резко переходящие в бурю. В такую погоду лучше оставаться под защитой стен, иначе природа способна убить. Забавно, каким ничтожным становился разумный, знающий и образованный человек перед лицом стихии. На самом деле всё ещё оставалось много солнечных дней, просто перемежалось это всё возрастающим количеством штормов и резким ночным холодом.       Маршрут пролегал через карантинную зону, где, по заверениям властей, должна находиться лечебница для чумных. Первые люди верили этому, они готовы были поверить во что угодно, лишь бы их вылечили, лишь бы вернуться к семьям здоровыми. На самом деле их отправляли сюда умирать. Железный поезд, звонко стуча не смазанными креплениями, проехал через маленький квартал, остановился над высохшим каналом и накренился. Из вагона потрохами повалились тела жертв эпидемии, разгоняя лакомившихся разжиревших крыс.       Из соседних домов валил дым, запах сжигаемой бумаги, промасленной ветоши и лакированного паркета переплетался с вонью разлагающихся в канале тел. Немногочисленные выжившие, ещё не ставшие плакальщиками, пытались согреться и протянуть ещё день своей никому не нужной жизни. Стоящая на заставе стража и лязгающие металлическими ходулями толлбои не давали им высунуться наружу. У этих ребят был чёткий приказ – любой вышедший из карантинной зоны превращался в мишень.       Дауд не стал задерживаться. За последние полгода это место очень болезненно отдавалось в почерневшей за годы нелёгкого ремесла душе. Оно было гнилым плевком в циничную уверенность, что от смерти одного человека ничего не изменится, как было раньше, как было всегда. До того дня…       Отогнав от себя ненужные мысли, он перепрыгнул на соседнее здание, обходя линию блокады и стараясь никому не попасться на глаза. Вынужденный передвигаться быстро, оглядывал здания и подмечал, что аквамариновые стяги с коронованными лебедями были милее его сердцу, нежели взметнувший крылья коршун на алом фоне.       Перепрыгивая на очередную крышу, убийца оценил пройденное расстояние – половина пути. Ночь вступила в свои права, звёзды зажглись на небе, но из-за постоянного смога жироварен и работающих факторий они теперь были едва видны. Но не ему любоваться пейзажами и проклинать индустриализацию.       Постепенно приближаясь к дому Соколова, свившего себе гнёздышко возле Моста Колдуин, Дауд размышлял о том, что Чужой был во всём прав. Он уже проявил слабость, имел неаккуратность продемонстрировать её. Смерть императрицы и похищение Эмили заставили о многом задуматься, в - частности о том, что больше он не сможет отсидеться в тени. Эту смерть ему не простят и не забудут. И поиски Далилы всё больше убеждали его, что тут ведётся больше, чем одна игра. Странная художница что-то задумала, что-то очень нехорошее, и убийца был полон решимости остановить её, чего бы она не добивалась. На голову свалилась ещё непонятная девчонка, что так заинтересовала Чужого и теперь спит неподалёку от логова Китобоев.       Чёрным маревом соткавшись на набережной, Дауд пошёл к широкому Мосту – великолепному архитектурному, а теперь и инженерному памятнику. Металлические башни пролётов хищно смотрели в небо, почти касаясь низких плотных облаков. Вдалеке виднелись вспышки пробегающих электрических разрядов между промышленными катушками. Пройти сквозь них нелегко, но по счастью, дом Соколова находился ближе к той стороне, где располагался Затопленный Квартал, потому не придётся терять время на преодоление охранных систем.       Мост был настолько широким и основательным, что тут устроили целый жилой квартал из каменных домов и провели линии для рельсомобилей. Впрочем, теперь вся энергия шла на стены света и охранные столбы на заставах. На противоположном берегу Ренхевена находилась ещё одна карантинная зона, потому надобности ездить туда ни у кого не было.       Всего полгода прошло с тех пор, как такое стало возможным. Цветущий и богатый портовый город стараниями Хайрема Берроуза превратился в чумное кладбище, где только деньги и связи решали, кому жить, а кому уйти на свалку истории.       Дом Антона Соколова располагался на толстых сваях неподалёку от самого Моста, соединяясь шлюзом и широким железным переходом. Сам же особняк в четыре этажа был сплошь стеклянным, но обитым мелкими листами железа, сейчас чуть приоткрытыми. Дауд не сомневался, что в случае тревоги эти листы, как и ставни на чумных домах, соединятся, погрузив весь дом в темноту и отрезав пути к отступлению.       Возле парадной двери стояли смотрители, и один из них был с шарманкой. Похоже, безопасность королевского лекаря для лорда-регента была превыше всего. Или же он справедливо опасался результатов некоторых сомнительных исследований Антона. В любом случае, пока его эликсиры работают, он будет нужен. Поговаривали, что бальзамы некоего Пьеро Джоплина тоже хорошо помогают, но их в разы труднее достать, хотя и стоили они дешевле.       Убийца сидел на крыше осыпающегося дома. Судя по следам плавления, а так же вывернутых изнутри комнат, здесь Соколов проводил эксперименты, и, похоже, они пошли не так, как запланировано. Что удивительно, старику неимоверно везло, постоянно страдали от неудачных опытов либо его немногочисленные ассистенты, либо охрана. Не знай Дауд, насколько Чужой раздражён наглостью и настойчивостью учёного, то решил бы, что тот хранит его.       Отметая посторонние мысли, убийца снова окинул взглядом особняк. Проникнуть внутрь нелегко, но всё-таки была одна лазейка – внешняя лестница. Видимо, Соколов слишком любил прогуливаться на свежем воздухе, к тому же на глазах у всех на него не нападут. На самый верхний этаж можно было попасть только с неё, там был пристроен широкий балкон, где отчаянно клевал носом стражник.       Дауд выглянул лишь на секунду, чтобы раствориться дымкой среди ночи и появиться на внешней лестнице. Ему потребовалась вся сноровка и умение, чтобы взбежать вверх и не издать лишнего шума, поскольку металлические ступени гремели, как расшатанное колесо рельсомобиля. Смотрители внизу услышали его приземление и вскинулись, но увидели лишь ночную тьму.       Страж наверху не представлял угрозы, он хотел спать, тяжело привалился к опоре балкона и не обратил внимания на лязгнувшие под человеческим весом ступени. От перил здесь одно название – пара металлических опор, через которые перелететь – сущий пустяк. Не самое лучшее место для сна.       – Ты мне очень помогла, – послышался старческий голос из-за двери четвёртого этажа.       Стражник мигом вскинулся и успел лишь изумлённо вздохнуть, когда ему в шею вонзился дротик. Дауд перехватил парня до того, как тот перевалится через перила, и, оттащив за угол, уложил на металлический пол. Похоже, Антон находился здесь, а не внутри дома. Так даже лучше, не придётся пробиваться через охрану, теряя драгоценное время.       Дверь из помещения отворилась, и оттуда вышла женщина средних лет в форме служанки. Хоть те теперь и ходили в брючных костюмах, но строгая причёска, маленький белый передник, перчатки и классические чёрные туфли не оставляли сомнений в её статусе.       Следом показался и Антон, донельзя довольный жизнью.       – Не забудь прийти завтра в семь и не опаздывай, – сказал он, как школьнице.       – Да, сэр.       Дверь закрылась, и с женщины мигом слетела напуская вежливость, она покачала головой и раздражённо стукнула по перилам.       – Уволюсь к чертям собачьим, – прошипела она и стала спускаться, тут же поспешив себя одёрнуть. – Нет, нельзя потерять это место. Если он просит принести еды – я приношу еду. Просит принести бутылку – приношу бутылку. Просит раздеться – я раздеваюсь.       Убийца фыркнул этим словам, но не винил женщину, сейчас каждый выживал, как мог. Не так давно главный врач богадельни в открытую продала свою медсестру одному старому развратнику. Теперь ему есть о чём подумать, сидя в Колдридже в одной камере с каким-нибудь бандюгой или отморозком. Если, конечно, каким-то образом не смог уговорить охрану выделить себе одиночную камеру.       – О, Розочка, я же сказал – завтра в семь, – сказал Соколов, склонившись над столом, где в хаосе разбросанных листов мог разобраться только он сам. – Сегодня я уже не в…       Дауд не удержался от смешка, когда старый учёный поднял взгляд и дёрнулся, узнавая позднего гостя. Да, они были знакомы.       – Так ласково меня ещё никто не называл. Благодарю за комплимент, – съязвил Дауд, закрывая за собой дверь. – Но я всё же надеюсь, что ты меня с кем-то перепутал.       – А я надеюсь, что мне не придётся прибирать в особняке после тебя, - сварливо заметил учёный и что-то записал в один из многочисленных листов.       Дауд оказался в просторном помещении, больше напоминающем оранжерею. Везде стояли кадки с растениями, за спиной Соколова висела исписанная мелом доска. Там были рисунки, формулы, обозначения, в общем, голову сломать можно.       Лампы на потолке горели ярко, до боли в глазах, а вот в дальнем конце этой оранжереи выделялись две клетки. Убийца подошёл ближе и его опасения подтвердились – люди. Они лежали на матрацах в обычных робах и имели весьма болезненный вид. Двое мужчин и оба не спали, но, судя по бегающему взгляду, вообще не понимали, что происходит и на каком свете они находятся. Интересно, чем их накачали?       – Я так понимаю, тебя интересует что-то конкретное, раз ты пришёл сам? – спросил Антон, усаживаясь в кресло и вытаскивая из ящика стола бутыль с виски. – Выпьешь?       – Нет, мне ещё обратно добираться. А вопроса у меня два.       – Весь внимание, – пожал плечами лекарь, откидываясь в кресле и с наслаждением делая глоток напитка прямо из горла и вытирая попавшие на бороду капли рукавом.       Дауд только покачал головой. Если кинуть Антона в коллектор, то никто и не догадается, что перед ним – передовой учёный Академии Натурфилософии. Старик имел помятый и заспанный вид, тёмные мешки под глазами и без того добавляли его бледному лицу болезненности, а всклокоченная неухоженная борода и заляпанный костюм довершали образ. Впрочем, видному художнику и учёному прощали это, понимая, что столь живой ум может себе позволить некоторые вольности. Только лишь близость ко двору и обязанность посещать некоторые официальные мероприятия заставляли его время от времени приводить себя в порядок, а не напоминать портового пьяницу. Или хотя бы не демонстрировать этот образ столь ярко.       – Далила Копперспун, ты ведь с ней знаком.       – Ещё как знаком. Она была одной из лучших моих учениц, – его глаза засияли, но сложно понять от чего конкретно – от выпитого или от желания рассказать долгую и длинную историю.       – Антон, у меня мало времени, – предостерёг его взмахом руки Дауд. – Так что ограничься фактами.       – Ты с каждым годом становишься всё сварливее, – заметил ему Антон и снова сделал глоток виски. – Далила работала прачкой в борделе, собственно там я её встретил. Она привлекла моё внимание необычной внешностью, а потом я увидел её картины – архаичные, немного нелепые, но талантливые. Нечасто можно отыскать самородок в таком непристойном месте. И надо сказать, она была упорной в стремлении к искусству.       – Но что-то произошло, ведь так? – спросил Дауд, заметив, как напрягся учёный.       – Она и правда научилась рисовать, не скажу, что превзошла меня, но… Её портреты стали всерьёз меня тревожить. Было в них что-то… потустороннее, страшное. А однажды её пригласила к себе одна из знатных особ, нарисовать её портрет. Когда картина была закончена, я случайно увидел, как Далила колдует над ней. Готовое полотно оставалось у меня в мастерской, пока не высохнет, и я видел, как оплывают черты лица женщины, сменяясь на черты лица Далилы. Я открыт для многого, Дауд, и не безгрешен, но не стерпел и высказал ей всё, что думал о чёрной магии. В конце концов, это было ещё во времена Джессамины, а она бы мне такого не простила. Этот ублюдок Берроуз смотрит сквозь пальцы на мои заигрывания с силами Бездны, но даже он понимает, что есть некоторые грани, которые не следует переходить. Или же мне требуется применять чуточку больше мер безопасности. Если бы что-то случилось с той леди, а смотрители нашли бы портрет, сочащийся магией, в моей мастерской... Сам понимаешь, у меня были бы серьёзные неприятности.       – А потом?       – После этого конфликта она исчезла. Не пришла ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Куда пропала – понятия не имею, и с тех пор я не слышал о ней ничего. Попытался найти через тот бордель, думал, она вернулась туда, но и там её никто не видел. Как сквозь землю провалилась.       – И вот мы плавно перешли ко второму вопросу, – Дауд вытащил из внутреннего кармана макинтоша камею, положил на стол и придвинул к Антону. – Насколько далеко зашли твои заигрывания с Бездной?       Девушка неосмотрительно оставила вещицу на алтаре. По счастью, никто из Китобоев не решился присвоить её себе, опасаясь гнева Чужого, и украшение принесли Дауду. Антон Соколов был прекрасным художником, завсегдатай богемных посиделок, газетных скандалов, выдающимся учёным, но вот актёром – никудышным. К чести сказать, старик прекрасно знал об этой слабости и потому никогда не садился за покерный стол. Увлекающийся, порывистый и не желающий уступать учёный проигрался бы в пух и прах в первой же крупной игре.       Дауд увидел, как застыл его взгляд, он с благоговением взял камею в руки, провёл пальцами по блестящему аквамарину, а потом по портрету девушки.       – Откуда она у тебя?       – Да вот, выполнял заказ на некоего Арнольда Тимша…       – Подожди, так это он из-за тебя оказался без гроша в кармане и теперь сидит кормит клопов в Колдридже? – Антон был весьма удивлён открывшейся правде. – Я поражён, Дауд. Интересно, с каких пор Клинок Дануолла решил вершить возмездие, а не просто убивать ради денег?       – Люди меняются. И вот на его столе я нашёл эту вещицу со следами чёрной магии, она привела меня в «Горьколист», где поверенному приглянулась очаровательная молодая медсестричка. Вот только теперь они все арестованы смотрителями и обвинены в колдовстве. При всей моей сноровке, мне не пробраться в казематы Аббатства. Эти ребята и так рыщут по всему городу в поисках Китобоев. Одного не так давно поймали, надеюсь, ему хватило мозгов покончить с собой.       – И при чём здесь я?       – Я знаю только одного учёного, которому позволяют почти в открытую практиковать магию, а ещё, с приходом к власти лорда-регента, ставить эксперименты на людях. Мне продолжать, Антон? Я могу выяснить это и сам, но тогда и ты не узнаешь ничего, а я потеряю драгоценное время. Так что давай заключим взаимовыгодное соглашение? Ты мне – информацию, я тебе – результаты расследования.       Дауд не собирался ничего говорить, пока не услышит правду. Да и не следовало Антону раньше времени рассказывать, что результат его эксперимента вполне возможно сейчас находится на чердаке покинутого дома в Радшоре и видит десятый сон. Королевскому лекарю было всё равно, с кем работать. Он снабжал эликсирами как стражу со смотрителями, так и банды Дануолла. Деньги не пахли, и Антон это прекрасно демонстрировал, к тому же с Хайрема Берроуза станется избавиться и от него, когда он станет не нужен. А значит, требовалось поддерживать хорошие отношения и с официальными властями и с преступным миром.       – Я… – учёный запнулся, откладывая украшение. – Я не знаю, сработало ли оно как должно.       – Без лишних философствований.       – Да-да-да, я помню, у тебя нет времени, – сварливо отмахнулся от него старик. – Понимаешь, как бы тебе сказать… В жизни каждого человека наступает момент, когда ему хочется что-то после себя оставить.       – Антон, ты сейчас серьёзно? Твоё имя у всех на слуху, ты написал множество картин, в истории тебе место уже уготовано, – Дауд недоумевающее посмотрел на учёного, у которого, похоже, началась старческая хандра. – И я вроде как…       – Слушай, ты нетерпелив, как престарелый дворянин на девственнице. Я и рассказываю, что одно дело – картины, лекарства, история – да. Но… Я хотел чего-то великого, понимаешь? Да, я войду в историю как художник и учёный, не спасовавший в тяжёлое для Империи время! Но я хотел создать шедевр! Настоящий шедевр, понимаешь?       – Нет, – честно признался Дауд.       Он вообще слабо понимал учёных, даром что однажды смог в качестве абитуриента пробиться в Академию и провести там семестр. Это была насущная необходимость, он тогда только начинал свой путь убийцы и ему требовались знания по анатомии, способам нейтрализации людей, навыки изготовления взрывчатых и отравляющих веществ. Получив начальные знания, он сознательно провалил экзамены и ушёл оттуда. Прикладные науки потом пригодились в жизни, и Дауд делился этими знаниями с учениками, но вот в Академии всё это щедро удобрялось философскими течениями, бесконечными лекциями об этике и гуманизме. Только, как прекрасно показал государственный переворот, учёные спокойно переступят через свои принципы и морали, лишь бы получить результат.       – Приземлённый ты человек… В общем, мне попались труды одного морехода и исследователя. Он плавал в Пандуссию ещё двести лет назад, хорошо знал местные диалекты и интересовался чёрной магией. И вот в его записях я обнаружил описание ритуала по превращению человека в навь.       – Во что?       – Сейчас этих существ принято называть более литературно: ундины, сирены, русалки. Но это всё – фольклорные и романтизированные образы, реальность, как он писал, была далека от представлений романистов. Куда же я её положил? А точно!       Соколов встал с кресла и надавил на часть рамы исписанной мелом доски. Там оказался небольшой тайник со множеством свитков, книг, связанных бечёвкой пачек писем. Перебирал он их около минуты, пока наконец не нашёл нужную вещь и положил её на стол.       Убийца подошёл ближе, вгляделся в мягкий кожаный переплёт и поймал себя на мысли, что ему не хочется знать – это хорошо выделанная китовья или всё-таки человеческая кожа. Антон же, не испытывая никакой брезгливости, стал листать пожелтевшие страницы. Это был скорее дневник, нежели книга, поскольку в большинстве своём там виднелись гравюры и краткие пояснения к ним. Наконец учёный остановился на одной из страниц и показал Дауду.       Он увидел странное существо – получеловек-полурыба. Вместо ног длинный рыбий хвост, руки тонкие, но с длинными когтями. Широкий рот с острыми зубами, глаза большие, водянистые, ушей вообще не было.       – Конечно, это – всего лишь предполагаемый облик. Нави вымерли несколько сотен лет назад после того, как пала Пандусская цивилизация.       – Ты сейчас хочешь мне сказать, что это и есть пандуссийцы?       – Нет-нет-нет. Пандуссийцы очень страдали от набегов нави, те утаскивали моряков, мучили их до смерти, очаровывали и сводили с ума. Пока их цивилизация была ещё не сильно развита, навям даже жертвы приносили, дабы задобрить. Но вскоре они пришли к тому, что это – варварская традиция древности и её надо изживать. Нави, сам понимаешь, не были этому рады и начали просто убивать любого, кто пытался ловить рыбу или выходить к воде. А семьи, оставаясь без мужей, жён и детей, едва не подняли бунт и тогда жрецы заключили договор. Они разрабатывают ритуал по превращению человека в навь, и проводят его каждые пять лет. Обычно превращали молодую женщину репродуктивного возраста, но встречались и юноши.       – Только не говори, что ты решил его повторить, – не верил своим ушам Дауд.       Насколько далеко способен зайти человек, желающий непревзойдённого шедевра? И учёный категорически не понимал, что в попытках его создания может наворотить много неприятного, а если это удастся или что-то выйдет из-под контроля…       – Я провёл несколько ритуалов… Точнее, мой помощник, которого прислали из Академии.       – Ты же работаешь без помощников, даже ассистентов выбираешь с грандиозными скандалами.       – Ну, понимаешь, по условиям ритуала, в случае успеха, обращённый должен вкусить плоти того, из чьего племени он выходит. Потому после ритуала в одном помещении с навью оставляли ещё одного, на съедение, так сказать. А я, сам понимаешь, по возрасту не подходил.       Убийца едва подавил комментарий: «Своя шкура ближе к телу».       – Да и парень был не против. Он вообще воспринимал это как романтику и проявлял необычайное рвение в экспериментах над людьми. Так что даже хорошо, что он умер, маньяком не станет.       – То есть ритуал сработал? Вы обратили девушку?       – Да в том-то и дело, что я понятия не имею! – взъярился лекарь, захлопывая книгу. – Я расчистил помещение глубоко в катакомбах, чтобы исключить лишних свидетелей и случайные жертвы, выход там был всего один. В случае успеха, дверь бы просто заблокировалась, и парень остался бы один на один с разъярённой навью. Но произошла авария, перегрузка энергии привела к взрыву воровани, помещение затопило, а парня… Точнее то, что от него осталось, нашли в Ренхевене только через пару дней. Его так погрызли миноги, что я не сразу его узнал. Потому умерла ли она там, завершился ли ритуал или же девушку так же сожрали рыбы – я не знаю.       – И больше ты этих экспериментов не проводил?       – Неизвестно, чем закончился тот, к тому же, этот ублюдок, Хайрем Берроуз, сказал, что если ещё раз что-то подобное произойдёт, то яма с крысами мне покажется сказкой. Он ведь меня держит только потому, что я занимаюсь исследованиями чумы. Да, он сказал Аббатству смотреть в другую сторону, но не приемлет открытого использования чёрной магии, надо же ему хоть какую-то видимость благородства оставлять. На него и так нагрета аристократия, благо с недовольными прекрасно расправляются близнецы-Пендлтоны, но всех же под нож не пустишь, с поверенным ему только не повезло. Просто так Арнольда из Колдриджа не вытащить, да и думаю, желающих занять его место предостаточно. Только вот откуда он взял эту камею, если она была на шее девушки?       – Забавно, что у неё не отобрали это украшение, оно же стоит больших денег.       – Я запретил. Академия, конечно, несколько подозрительно относится к такой псевдо-науке – психологии. Она пока ещё на уровне гаданий и приворотов, вроде и действует, но фактических доказательств у нас нет.       – Антон!       – В общем, она эту камею не выпускала из рук и очень, просто очень сильно хотела жить. Когда ко мне попадают пациенты, они лишь просят избавления от мук, молят, чтобы их отпустили или убили. Она тоже молила, не спорю. Но она хотела выжить, отчаянно цеплялась за каждую минуту своего существования. Я забрал у неё камею, едва пальцы рубить не пришлось, мало того, что она вцепилась в неё, как рак, так меня чуть не укусила. Пришлось вколоть снотворное и забрать.       – Дай угадаю, девушка стала чахнуть? – догадался Дауд.       – В точку, – подтвердил Антон. – Она стала будто потерявший опору мост, постепенно умирала, смотрела в никуда и сильно сдала за сутки. А когда я подбросил украшение, ей стало лучше, она снова начала цепляться за жизнь всеми своими силами.       – Приходилось встречать таких людей, и обычно для такого желания есть серьёзная причина. Она не говорила?       – Да, когда просила её отпустить. Её отца и мачеху убили при аресте, но у неё осталась пятилетняя сестра, которую увели смотрители. Насколько я понял, несмотря на родство только по отцу, девочки очень дружили. И это держало на плаву, не давало умереть и начать сходить с ума. И вот тут я осознал, что нашёл её – свою нимфу, свою музу. Я должен был это сделать… Но, как видишь, я теперь понятия не имею, что с ней сталось. Хотя ни тела, ни каких-либо других останков не нашли. Ну, кроме моего помощника.       – Как её звали?       – Инесса. Инесса Барнс, – уточнил Антон. – А её сестру вроде Анна.       – Узнавал, что с ней стало?       – У меня и так работы много, чтобы ещё расследования проводить. Я отдал это на откуп страже, Джефф Карноу обещал помочь. Он, в общем-то, мужик неплохой, но на местах теперь лишь последние отморозки, которым на всё насрать. Не удивлюсь, если мой аванс они где-нибудь пропили или пустили на шлюх. Так что с меня двойная порция эликсиров твоей банде, если сможешь хоть что-то откопать.       – Тогда последний вопрос. А что ты собирался с ней делать потом? Так же выставлять на всеобщее обозрение, как и свои картины, только в аквариуме?       – Дауд, если хотя бы половина из того, что написано о нави, правда, то я самоубийцей быть не собирался. Я хотел создать этот шедевр, пусть о нём никто бы и не узнал. К тому же, за такое смотрители меня бы живьём сожрали, что стая чумных крыс.       – Ясно, тогда это я заберу и изучу на досуге.       – Эй! Только верни! Мне эта книженция целое состояние стоила.       Убийца ехидно улыбнулся и кивнул, выйдя из оранжереи. Тёмное зрение услужливо подсказывало, как часовые делали свою работу. Вот только снова послышался странный отзвук далекого голоса, он диссонировал с навязчивым шёпотом Бездны, ставшим привычным за столько лет. Вслушиваться и разбираться, что это такое, не время и не место.       Смотрители дежурили у парадного входа, вот только внутри почти все крепко спали. На каждом этаже стоял дежурный и отчаянно пытался бодрствовать. Собачья работа, но ничего не поделаешь. Если он уснёт, то не отделаться от наказания, особенно, если из дома что-то пропадёт. Для многих мужчин служба в страже – единственная возможность свести концы с концами и иметь деньги на покупку лекарств.       Метка на руке сверкнула золотом, и осколками теней убийца растворился в ночи, появившись уже на крыше всё того же разваливающегося дома. Он не оборачивался, когда покидал территорию Моста Колдуин. Следовало углубиться в Радшор как можно быстрее, подгоняла срывающаяся с неба противная морось и хлесткий ветер. Макинтош на некоторое время защитит от влаги, но от проливного ледяного дождя – нет. Потому надо было углубиться в кварталы и спуститься в коллекторы. Там буйство стихии его не достанет, а с плакальщиками он справится – не впервой. Да и не хотелось повредить книжку Соколова, с него станется всю душу вытрясти за испорченное имущество.