На моей совести.

      Они целовались, как в последний раз. Словно завтра кто-то из них умрет.       Словно прямо под ними, на первом этаже, не сидели двое чужих людей. Словно нет ничего и никого.       Лишь их языки, переплетающиеся в порочном танце, как тогда, пять лет назад.       Она вновь почувствовала себя той глупой девчонкой. Ещё не знающей боли. Не знающей горя и страха. С целым сердцем, открытым и чувственным.       Все, что в сердце осталось сейчас - безмерная любовь к нему одному - к мужчине, подарившему первый поцелуй, подарившему первый женский трепет, подарившему ужас и плотное чувство потери.       Она любила его так, словно он был кислородом - единственным жизненно важным веществом. Любила так, словно он был воплощением счастья и покоя. Так, словно кроме него никогда и никого не было.       Он болел ей, как самой отвратительной хронической болезнью. Как диабет: он не мог есть сладкое, не мог наслаждаться тем, чем так хотел. Потому что была она. Вирус, зараза, любой страшный недуг.       Но при этом, она была антибиотиком. Сильнейшим лекарством, нарушающим систему организма. Отчасти спасающий, но стоит не вовремя бросить - добьёт тебя сильнее любой хвори.       Он ненавидел её, обожал больше жизни, чувствовал всеми фибрами, каждой частичкой, сантиметром тела, захлебывался в ней и сжигал её в своём огне.       Он бы забрал её ещё тогда, пять лет назад. Выкрал у этого идиота-папаши, который доверил её убийце и мрази.       Украл бы и никому никогда не отдал. Не позволил бы стать преступницей, не позволил бы подставлять свой зад ни одному боссу Москвы. Сделал бы своей самой главной причиной жить и возвращаться в целости и сохранности. Стал бы для неё воплощением счастья и покоя. Таким, словно кроме него никого и никогда не было. — Трахни меня так, будто у нас любовь, - прошептала она ему в губы, едва отцепившись.       Он лишь нащупал ручку двери и, толкнув её, опустил русую на кровать. — А разве у нас не любовь? — Ты мне скажи, - она сцепила ноги на его торсе, попутно стягивая с него мятую футболку, — Твой Дима там собирается дядю твоего убивать, а мы тут сосемся. Ничего страшного? — Беспокоишься? - он тихо рассмеялся и расстегнул крепкий замочек на её шортах.       Ему потребовалось около двенадцати секунд, чтобы снять с неё всю одежду, в том числе и лифчик с мудреным замком (кажется, в этом-то он был мастером).       Он провёл горячим языком по холодной коже на животе и расплылся в улыбке. Снова мерзкой, липкой, такой лукавой и сексуальной. — Знаешь, какой вкус у твоей кожи? - голос его стал хриплым, скрипучим. — Какой? — Ты когда-нибудь пробовала личи?       Она лишь помотала головой, приподнявшись на локтях, чтобы видеть его лицо: он уже спустился к её ногам и, уложив одну на своё плечо, провёл ладонью вверх, к бедру. — Так вот...знаешь...на вкус, как если бы розы были съедобными. Ты на вкус, как роза, Крис. Я заметил это ещё тогда. — Ты пробовал меня, как гребанную еду? - она коснулась стопой его щеки и опустила к шее. — Я пробовал тебя, как то, что в любую секунду могу потерять. Очень вдумчиво и тщательно. — Я люблю тебя, - вновь произнесла она, поймав его взгляд.       Он лишь дернул уголком губ и, резко поднявшись на ноги, притянул ее за бёдра к себе.       Неспешно расстегнул ремень, пуговицу на джинсах, молнию.       Толчок и зажатые ладонью губы.       Приглушённый вскрик - он уже был к нему готов, поэтому ещё сильнее придавил ее рот.       Ещё толчок. И ещё. И ещё.       Все быстрее и быстрее.       Так, чтобы выдолбить всю дурь, все её признания, каждое «люблю».       Так, чтобы она лучше не могла говорить вовсе, чем говорила этот бред.       Он не желал это слышать. Он не желал, чтобы она любила его. Чтобы дорожила и боялась потерять.       Так не должно быть.

***

      Первые лучи солнца, ещё розоватые, пробивались сквозь плотные шторы и падали на обнаженную ногу девочки.       Она лежала на животе, едва прикрытая голубым одеялом, в одном белье, и тихо посапывала. Снотворное было сильным, даже опасным - им он убивал людей.       А сегодня старательно высчитывал дозировку, чтобы четырнадцатилетняя девочка не пострадала и просто выспалась.       Блондин мягко коснулся её спины, провёл вверх, к шее, и резко одернул руку, уловив тихий скрип откуда-то слева.       На пороге комнаты стоял мужчина. — Как вечеринка? - усмехнулся Алекс, спокойно поднявшись с койки. — Что ты здесь делаешь? — А ты против? — Ты в комнате моей спящей дочери, трогаешь её. Какого черта, Дьявол? — Она уснула у меня в машине, я отнёс её в постель, - он лишь пожал плечами, запихнув руки в карманы. — Даже не приближайся к ней. Узнаю, что ты ее тронул, - уничтожу.       Он усмехнулся, подошёл ближе. — А что, если уже трогал? - тихо прошипел он ему на ухо и выскользнул из комнаты. — Нет, ты не посмел, - отец девочки поспешил за ним и, схватив за ворот, развернул к себе, — что ты сделал? — Я? Ничего. Все делала она.       Улыбка на его лице не спала, даже когда он получил кулаком в челюсть. Напротив, - он рассмеялся, утёр пальцем кровь с губы и вытянул из-за пояса пистолет. — Ты хочешь, чтобы я убил тебя прямо здесь? Рядом с её комнатой? Чтобы она проснулась, выбежала и увидела твой мерзкий труп? Устроить? — Скажи, что ты сделал? — Может, показал красивый зал и станцевал с ней вальс. А может, оттрахал как последнюю суку до потери сознания в своей крутой тачке, - сдув с пистолета несуществующую пылинку, он поднял самодовольный взгляд на мужчину, — а может, накормил снотворным, и она, проснувшись, и не вспомнит, что я когда-то существовал. Так что, ты можешь её спросить и заставить вспомнить прекрасного Сашеньку - её парня мечты и единственную на всю жизнь любовь. Или оставить все как есть. Решай. — Какая же ты мразь. — А твоя доченька так не считает. — Я сделаю все, чтобы ты никогда к ней и не приблизился.

***

      И он делал. До последнего боролся за защиту девочки. Так старался, исхитрялся. Не отпускал из дома без охраны, поменял все замки на более сложные и понаставил камер. Превратил свою дочь в ебучую Рапунцель, заточив в «башню».       Но Алекс-то всегда побеждает. Всегда получает то, чего желает.       И её он тоже получил. Вероломно, жестоко, грязно. А она и вправду не вспомнила его. За четыре года не вспомнила ни разу, пока не появился Калибр.       Дрянь! Он так старался напомнить, так старался вернуть её в далёкий 2015, напомнить о той ночи. И никак!       А стоило Диме притронуться к ней, все разогрелось огнём. Ярким красным пламенем.       И это раздражало. Даже злило. Сводило с ума. Он-то помнил. Все пять лет помнил. А она томила в душе лишь воспоминания о том дне, когда он убил её родителей и надругался над ней самой.       Чертов бабский мозг!

***

— Доброе утро голубкам! - хохотнул шатен, облокотившись о столешницу, и громко отхлебнул кофе из кружки. — Ты ещё здесь? - пренебрежительно бросил Алекс и заглянул в сковороду, — кто готовил? — Я похож на человека, который будет готовить яичницу своему любимому? Конечно, Ромчик. — Значит, не отравлено. Крис, будешь? - он глянул на девушку, которая лишь помотала головой и уселась на стул, бросив сонный взгляд на шатена.       Он дружелюбно улыбнулся и помахал рукой. — Можешь перед ней не прикидываться Божьим одуванчиком. Она знает, какой ты долбоеб. — Да брось, я же правда одуванчик! - Дима тут же придвинул стул поближе и уселся напротив неё, — рассказывай. Как жизнь, че можешь, чем поможешь в нашем деле? — Могу яйца тебе отстрелить. Хочешь?       Блондин прыснул со смеха, даже подавившись яичницей, которую в наглую поедал прямо из сковороды. Но вдруг замолк и резким движением сбил стул с ножек, - Дима упал на пол, ударившись затылком о стол. — Она в «вашем» деле помогать не будет, ясно? - рявкнул он, схватив его за пазуху и подняв к своему лицу, — я уже сказал, даже не смотри в её сторону. Ладно, мы играем в твои игры. Но она этого делать не будет. Ты меня понял? — А ты что, её папочка? - фыркнул Дима. — Ага, типа того. Она теперь под моей опекой. И за неё я убью даже лучшего друга. — Я знал, что мы все ещё друзья.       Он лишь зарычал и бросил его обратно на пол. — Ты последний ублюдок. Но ты так много раз прикрывал мою задницу, что я не могу не назвать тебя другом. Тебе бы поучиться благодарности. — Разве я не отплатил защитой этой твоей девочки? - хмыкнул он, кивнув в сторону русой, — я из-за неё по локоть в месиве из крови и дерьма. — Блять, ты закроешь рот?! Какого хуя сейчас пиздеть?! Ты, блять..., - он не успел договорить, ведь девушка с силой толкнула Алекса, заставляя замолчать: — В смысле защитой? — Давай, Сашенька, расскажи ей правду.