Wolfbann

Дануолл, столица Гристоля в Островной Империи, управляется одним духовным органом: Аббатством Обывателей. Их главная задача – противостояние Чужому, личности, которая, как они верят, находится в Бездне и рождает весь хаос. Все, что ведет к Чужому, или исходит от него, считается еретическим; например, костяные амулеты и руны, вырезанные из китовой кости – верный признак еретической деятельности. Другой способ выявить последователя Чужого – метка или знак-татуировка на теле. И присутствие магии – способность исчезать, вселяться или даже менять форму – высший признак влияния Чужого, носителя следует непременно уничтожить. Поэтому Корво Аттано, учитывая, в какую ужасную шутку превратилась его жизнь, никак не может понять, почему все еще жив. Жизнь сопровождалась постоянной болью. После того, как он… изменился, Берроуз сделал все, что было в его власти, чтобы закрыть Корво. Чтобы его бросили в камеру, с намордником на пасти, чтобы его пинали как собаку и кормили объедками, которых хватало только чтобы не умереть от голода. Он чувствовал, как тело трясет и сводит судорогами; что-то под кожей пело и билось, так отчаянно пытаясь вырваться наружу. Но он успевал пройти только половину блаженно болезненной трансформации, прежде чем его хватали, швыряли о стену и ослабленное тело вынужденно превращалось обратно. Когда он смотрел вверх, то его покрасневшие и мутные глаза встречались с ужасающими, светящимися палача. Тот ощетинивался и скалился, с силой толкая Корво на бетон. – Ты выродок, – говорил его голос, резонируя у Корво в голове. – Ты не заслуживаешь жить. И тем не менее Корво жил, его ослабленная душа с именем птицы и телом монстра все еще цеплялась за оскверненное существование. Разумеется, он слышал истории, когда был ребенком. О китах, что отращивали шерсть в полнолуние и выходили на сушу, о проклятых людях, которые превращались ночью. Они выли, кричали и исполняли приказы Чужого. Мать предупреждала, что он должен быть чистым и хорошим, потому что если нет, то он станет одним из китоволков Чужого. Но на самом деле он не особо ей верил: когда он вырос, то узнал, что воют в горах обычные волки, затерянные в Серконосских джунглях. Когда он переехал в Дануолл, то вой сменился лаем волкодавов Смотрителей, и он забыл эти сказки, даже воспитывая собственного ребенка. Теперь он думал, что стоило слушать внимательнее, о чем предупреждала мама. И в сырой и тоскливой камере, голодный и слабый, он мог только гадать, что он сделал, чтобы стать проклятым гневом бога. *** – Вставай и пой, шавка, – послышался хриплый голос стражника, от которого желудок Корво скрутило тошнотворным ужасом. Он поднял взгляд, пытаясь приспособиться, пока его нос инстинктивно – столько вещей стали инстинктивными, вещей, которых он не понимал, и рядом не было никого, кто мог ему объяснить – втянул воздух, вдох дал ему больше информации, чем любое другое чувство. Он разобрал знакомую вонь стражника, но она смешалась с другим, незнакомым запахом. Корво сузил глаза, напрягся и сжал кулаки. Когда у двери показалась тень, он не встал и не запел, к большому разочарованию стражника. – У тебя сегодня особый посетитель, – невнятно сказал он, явно развлекаясь. Корво наклонил голову, пытаясь получше его рассмотреть; с ним что-то не так? Он снова вдохнул и наконец понял, что это за пьянящий, деревянный, острый запах – алкоголь. Прошло много времени с тех пор, как Корво пил больше одного разделенного с Императрицей при дворе бокала красного Куллеро, но вино было заметно сладкое, дух брожения смягчался соблазном фруктов. От чего бы у стражника не заплетались ноги, оно было гораздо сильнее обычного винограда. Корво осмотрел его с головы до ног, и стражник в своем подпитом состоянии не обратил внимания на его движение. Вместо этого он махнул другу, и, напевая под нос, стал открывать замок. – Зна’шь, – выплюнул он и Корво сморщил нос, вонь была на грани переносимости – что уже говорило о чем-то, учитывая состояние его камеры. Когда дверь открылась и человек ввалился внутрь, Корво уже был на ногах, вибрируя от настороженности. Но стражник проигнорировал его, продолжая говорить. – Мы тут подумали – я и парни – что оставлять тебя здесь вот так чертовски скучно. Еретический волк? Подумать только, сколько возможностей для развлечения… Корво наблюдал за ним, готовый выпрыгнуть из кожи, если понадобится, тело зудело – но все надежды разбились о второго стражника, заблокировавшего вход. И у его ног стоял рычащий, скалящийся пес. Корво опустил взгляд как раз тогда, когда собака подняла свой, и внезапно она начала рваться с поводка, лая, подпрыгивая в попытках добраться до горла. – Так что мы подумали, если с тобой обращаются как с собакой, почему бы не драться как она? Корво отступил одновременно со стражником, выпустившего пса в маленькую камеру. У Корво перехватило дыхание, когда собака превратилась в ярость из клыков и меха. Прежде чем он успел отреагировать, длинные зубы уже вцепились в руку. Потекла кровь. Пульс застучал в ушах, заглушая смех стражников, их пьяные подбадривания, и что-то темное и спрятанное глубоко в груди молило выпустить наружу. Он пытался подавить это чувство как мог. Он не хотел сдаваться, не из-за какой-то собаки. Но та была натренирована, безжалостна; вгрызалась в него снова и снова, ощетинившись и вырывая куски из руки. Он попытался оторвать ее, но она сжала челюсти сильнее, вцепившись клыками глубже. Собака рычала и тянула. Стражники подстрекали и смеялись. И откуда-то из тумана боли и рвущейся плоти, Корво зарычал. Позже он обвинит инстинкт. Эта непреодолимая сила двигала им сейчас, диктовала телу, что ему делать, взяла контроль над разумом. Теперь было столько инстинктивного – то, как он хватал крыс, подбежавших слишком близко, то, как он обмяк, когда большой серый волк прижал его к полу, то, как он иногда пел, пытаясь дозваться до кого-то, хоть кого-нибудь, кроме себя. То, как его когти выросли и он оторвал собаку от руки, отправив ее в полет через всю камеру, чтобы спасти свою жизнь. Его затрясло, он рычал, спина сгорбилась, уши, мех, хвост, морда – все выросло одновременно. Собака у стены заскулила, но она была воспитана храброй; рычала и лаяла даже когда Корво увеличился в размерах, снова бросилась к густому меху на его шее. Корво упал на четвереньки, ревя и дрожа, его скрутило судорогой в попытке сбросить вцепившееся животное. Его челюсти щелкали – но они были тупыми, ничто против намордника, делавшего его клыки бесполезными. Но Корво становился все больше – а намордник не рос вместе с ним. Полоска кожи на голове натянулась, когда он снова потряс головой. От вырвавшегося у него неземного звука даже тренированная собака замерла. Несмотря на то, что разум Корво отключился, его тело все еще смутно осознавало, что лающая собака снова бросилась к его лицу. Она вцепилась зубами в кожу намордника и потянула: растянутая полоса хлопнула ему по лицу, но давление наконец исчезло, и его наполнило облегчением. Блеснули клыки, челюсти сошлись вместе, находя скрытые мышцами кости, и хрустнуло. Кровь наполнила рот и горячо прошлась по языку, собака завыла от боли. Инстинкты и энергия проносились сквозь него, пока он кусал, снова и снова, наслаждаясь хрустом костей, кричащей жертвой, которая умрет от его клыков, обещанием крови, энергии, жизни, он мог жить с этим, житьжитьЖИТЬ– Длинными, чувствительными к звукам ушами он слышал крики, сопровождавшиеся звоном ключей и слезливыми возгласами. Корво повернулся с глубоким рокотом в горле, готовый защищать свой приз, свою жертву, когда стражник вбежал в камеру. Теперь он был гораздо меньше Корво, который наконец – блаженно – превратился полностью. Он доставал до потолка, волк, размером с кита из сказок, и возможно, если бы стражник был хоть чуточку трезвее, он бы понял, насколько глупо было входить в тесную камеру с полноценным Чудовищем Чужого, как нелепо было вставать между волком и его добычей. Раздались выстрелы, на больной и наполненной гневом коже Корво они ощущались как горячие уколы. Он повернул окровавленную голову к стражнику. Глаза мужчины наполнились слезами от вида его собаки, его ценного бойца, теперь мертвого, жизнь вытекала так же, как и из нее, и внезапно, резко нахлынула память, и Корво содрогнулся. Пойманный. Подставленный. Изменившийся. Разрушенный. Чудовище. ЧудовищечудовищеВЫРОДОК. Он открыл рот и взвыл, его крик походил на мучительную песню кита, скрежещущий и зловещий, и не похожий ни на один звук, издаваемый животными. Стражник замер, испугавшись силы его боли. В поле зрения неожиданно вплыла открытая дверь камеры, и Корво достаточно долго держался за свой рассудок, чтобы понимать, что это значило, как он мог воспользоваться высокомерием пьяных стражников. Он отвернулся от еды и бросился, игнорируя вопли, игнорируя резкий запах мочи и страха, пытаясь добраться до двери, чтобы наконец, наконец… Быть свободным! Корво всхлипнул и задохнулся, когда часть его превратилась в дым, позволяя неповоротливому телу проскользнуть через слишком маленький дверной проем. Он вытянул руки, и стражники заорали от ужаса, когда чудовищный волк появился из облака, пыль и пепел соткались обратно в твердую форму мышц, костей и меха. Корво тяжело дышал от истощения и удивления, но он не мог ждать, не мог позволить себе думать о чем-то кроме свободы, выхода, желания переместиться куда угодно на своих новых, мощных ногах. Он дымом проносился по помещениям в лихорадочной, инстинктивной ярости, не оглядываясь, вывалив язык и выпучив глаза. Нюх указывал ему путь ко двору, к небу, к запаху реки прямо за– Раздался вой, голодный и возбужденный. Корво ошеломленно застыл, сердце застучало. Палач. Он идет. И он жаждет крови. Корво ускорился, его волчье тело, подпитанное адреналином, продолжало рваться вперед, проникая сквозь двери и мимо стражников облаком пыли, меха и света. Он просто хотел сбежать, и его инстинкты – его желание жить – не позволяли здесь умереть. Когти клацнули по полу двора, когда Корво тяжело приземлился. Он впервые за несколько месяцев посмотрел вверх. Задрав нос к звездам, он вдохнул, набирая в грудь Дануоллского воздуха, и сердце запело, радость была ощутима, когда он слабо завыл в небо. Если бы он был человеком, или оставался в своем уме, он бы знал, что это привлечет внимание, выдавая его местоположение. Было глупо праздновать до победы. Но когда кто-то на толстых, тяжелых лапах перепрыгнул через стены во двор, Волк по имени Ворон внезапно осознал, какую огромную ошибку совершил. Светящиеся глаза. Ощетинившийся, вертикальный силуэт. И рык, соответствующий ярости в огромных клыках. Палач пришел. Корво был большой. Это факт: он еле помещался в собственной камере, он был слишком большой для обычных дверей, люди и собаки казались гномами рядом с ним. Его вес был близок к метрической тонне. И тем не менее, в полной форме палач был еще больше. Гигантский пес, он полностью оправдывал старое народное название китоволка. – Ты никуда не уйдешь. Давление его приказа обрушилось на Корво, и он захрипел, его меньшее тело не выдерживало натиска. Он заскулил, поджав хвост и согнув когти. Волк шагнул вперед, вокруг него потрескивала магия, и Корво склонился перед ней. – Какое ты глупое, тупое создание. Такой же, как и любой другой Обращенный, – прорычал он, капая слюной и скаля зубы. – Ты не заслуживаешь этой силы. Ты не заслуживаешь жить. Корво скулил, дрожа и прижав уши, не встречаясь взглядом с монстром перед ним. Но когда тот подошел ближе, что-то гораздо более сильное, чем разум палача, потянуло его. Оно жаждало его, и он задохнулся, когда тело наполнило энергией. Выбирайся. Лезь. Брось ему вызов и найди Меня. Корво тяжело задышал, широко открыв глаза, тело парализовало двумя борющимися силами. Он глянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как волк отступает, готовясь нанести смертельный удар. Приди и найди Меня! Ты не его, ты МОЙ! Корво выбросил вперед когти, полоснув по лицу Волка с громким вжик. Полетела шерсть, кожа разошлась, оставив на рычащей морде кровоточащие красные линии. Но Корво не стал останавливаться, чтобы полюбоваться работой: вместо этого он бросился наутек, вверх, к стенам, к ночному небу и свободе. Его преследовал громкий, злобный рык. Раздались выстрелы стражников. Горячие уколы от пуль превратились в распространяющийся огонь, но Корво все равно рвался вверх, длинные крепкие когти скребли по гладкому камню, пытаясь за что-то зацепиться. Он игнорировал все вокруг, но инстинкт и притяжение сильнее его самого говорили ему идти, жить, принадлежать. Он достиг вершины здания и запел, холодный ночной воздух обласкал проклятую, избитую плоть. Внизу начался хаос; прозвучали еще выстрелы, некоторые достигали цели, другие отлетали рикошетом от камня. Но Корво было все равно; он наконец-то свободен. Он был уставший и раненый, но он наконец выбрался, и когда он прыгнул в воды Ренхевен, разум и тело отключились, позволяя воде отнести его подальше от проклятого Колдриджа. *** – Твоя жизнь здорово переменилась, верно? Корво ахнул и дернулся, просыпаясь, вдохнув так быстро, что все тело скрутило судорогой. Мир под ним сместился и снова замер, быстро качаясь туда-сюда. С ним говорил мягкий, усталый голос, приглушенные слова было сложно разобрать. Но когда чья-то рука мягко коснулась плеча, он дернулся назад, инстинкт взял верх. У него изогнулась губа и он зарычал до того, как сообразил, что делает, но лицо лодочника рядом с ним было мягким и взволнованным, не испуганным или угрожающим. Это определенно не лицо стражника или Королевского Палача. – Эй, эй, полегче, Лорд Корво, – мягко сказал он, все еще протягивая одну руку к Корво и пытаясь второй чуть придержать качавшуюся лодку. Корво вдохнул и огляделся, отчаянно пытаясь прийти в себя и понять, что происходит. Он был в лодке. Маленькой лодке, деревянной и шаткой, работающей на ворвани; она идеальна подходила для путешествий по Ренхевен и ориентирования по ее многочисленным притокам. Он осмотрел огромное водное пространство и его дыхание выровнялось, когда он понял, что где бы он ни был – он был далеко от Башни и ее холодной, полной ненависти тюрьмы. Корво бросил взгляд на мужчину. У него были тяжелые веки и седые волосы, морщины и бакенбарды – но еще на его лице была небольшая улыбка, пронизанная беспокойством. От него не веяло страхом, и Корво прищурился. – Кто ты? Голос Корво огрубел от неиспользования и издевательств в Колдридже, которые длились кто знает сколько месяцев. Он поморщился от звука собственных слов, а потом еще раз, когда язык прошелся по зубам, которые ощущались слишком крупными для человеческого рта. – Самуэль Бечворт, к вашим услугам, Лорд Корво, – с улыбкой и поклоном ответил лодочник. – Не поверил своим глазам, когда нашел вас почти утонувшим и полуголым в камышах вниз по течению от тюрьмы. Знаете, вы заставили лорда-регента нехило побегать с вашим исчезновением. Корво потребовалось несколько минут, чтобы переварить это. Он посмотрел на свою одежду; непримечательные штаны с подтяжками и несколько изношенных рубашек. Они пахли посторонним, и Корво не удержался от того, чтобы дернуть носом, потянув за ткань. Сэм заметил это и засмеялся. – Не мог позволить вам умереть от чумы, Корво. К счастью, у меня в лодке были несколько запасных одежек. Надеюсь, вы не возражаете против временного переодевания, немного не успел высушить ваше модное пальто Защитника. Корво не возражал, но все равно попытался хоть немного распутать мысли и осознать происходящее. – Ты по пальто узнал, кто я? – О, ну, не думаю, что во всем Дануолле есть хоть один человек, который теперь не знает вашего лица, Лорд Корво. Вас разыскивают с момента смерти Императрицы. – Как давно это случилось? – Около двух месяцев назад, сэр. Корво поперхнулся и повернулся к лодочнику так быстро, что тот едва успел удивиться. – Эмили… что с Эмили? – его и без того хриплый голос надломился, и что-то глубоко внутри внезапно загорелось необходимостью защитить. – Где она? Сэм нервно глянул на Корво, и его лицо сказало все, чего Корво боялся. – Я очень боялся, что вы спросите, сэр. Насчет этого… дело в том, что – и мне очень жаль, что приходится вам сообщать, но – никто не знает.