//
Весенний ветер вплетается в волосы, путается промерзлыми, ледяными ритмами и порывами в пряди, пропускает по коже заряды неуловимого тока, – Тина смотрит на нее со стороны, находится чуть поодаль, где-то на задворках, в дальних уголках своей больной, избитой души понимая, что не имеет ни единого оправдания здесь быть; Юля прекрасна, – Юля прекрасна, хрупка и изыскана в малейшем взмахе руки, вдохе и слове, – Юля прекрасна, и все, что замирает у Тины внутри, отдает ее именем и гулкими, поразительными надеждами. Юля носится с сыном на площадке около садика, смеется искренним, живым и заразительным смехом; она кружится с Даней на руках, обнимает и прижимает к себе, кутая мальчика в тепло и обрамляя материнской заботой. Тина застывает, словно обезоруженная, прикованная взглядом неизвестными магнитными полями, и боится рассекретить присутствие, – Юля не имеет никакого понятия о том, что Тина приехала и наблюдает сейчас, не в силах оторвать глаз от невероятной картины; Юля настоящая, Юле не нужно играть на публику и бороться с нелепостями сценариев, прописанных словами о фальшивой и грустной любви; Юля наслаждается каждым маленьким и уютным моментом своей потрясающей, наполненной красками жизни, и Тине кажется, что она никогда не была на ее месте. Нет, Тина не завидует и не хочет что-либо менять сама: Тина восхищается тихо, проникается Юлиным образом и поведением; сердце неумолимо бьется, наполняется трепетом и радостью, что у Юли все хорошо, что Юля действительно счастлива; Тина даже не допускает и мысли, что может быть как-то иначе. – Тина? – Юля улыбается, опускает Даню и спешит подойти, оставляя сына с друзьями на площадке; Тина подается навстречу, и Юля моментально оказывается в ее крепких и привычно-дружеских объятиях, – от Юли пахнет солнцем и светом, и Тина тут же согревается, прячется лицом в темных пушистых локонах. – Что ты здесь делаешь? – Да вот, сидела в студии недалеко и увидела у тебя в инстаграме, что вы гуляете. Сразу узнала местность и решила, так сказать, поздороваться, – отвечает Тина нерешительно, словно ее пребывание в этой части города совершенно не обычно и даже странно. – Он такой уже взрослый, – добавляет она, кусая губу и кивая на Даню. – И тяжелый. Ловить становится сложнее, – Юля смеется, и Тину окончательно окатывает горячей волной. – Растет, все дела. – Я давно хотела тебя увидеть, – вырывается у Тины, и Юля, наверное, такому удивляется больше, чем она сама. – Правда? Ты же почти не пишешь. – Я…занята, – хмыкает Тина, уверенная, что Юля ее понимает и никогда не осудит; Юля смотрит на нее взглядом, полным привязанности и боли, и Тина ощущает, как неприятно зудит около сердца. – Запись альбома забирает все время, но, вот, я здесь. Не смогла устоять и не приехать. – Мы польщены, – с доброй усмешкой говорит Юля, а Тина драматично закатывает глаза; Юля прижимает к себе подбежавшего Даню, легко перебирая пальцами в его коротеньких волосах. – Поздоровайся с тетей Тиной, – обращается она к сыну, а Даня стеснительно прячется за Юлю, но вдруг неожиданно произносит: – Вы похожи на Аврору. – Вот как? – уточняет Тина с долей недоумения; Даня делает шаг вперед, и Тина чуть присаживается, с обожанием и осторожностью проводя ладонью по его щеке. – Да, – уже увереннее говорит мальчик, а затем поднимает взгляд на Юлю. – Аврора – любимая принцесса моей мамы. – О, – глухо выдыхает Тина и снова выпрямляется, ощущая, что воздух между ними внезапно пронизывает электричеством. – Вот как. Пару секунд Юля не в состоянии ответить ни слова, – в этом Тина даже не сомневается, потому что на Юлином лице тут же начинает играть смущенный румянец; она выпускает Даню из рук и тихо просит сына: – Не хочешь пойти к ребятам? Они тебя заждались. Даня резво кивает и быстро возвращается к детям, – Юля все еще дышит слишком громко и тяжело, и Тина слышит, как дрожит ее голос; она усмехается, облизывает пересохшие губы и смотрит Юле прямо в глаза. – Он порой умеет поставить в неловкое положение, – произносит Юля, будто оправдываясь, но Тина берет ее за руку и мягкими движениями поглаживает Юле костяшки, чувствуя, что изначально успокаивающий жест приобретает совсем иное значение. – Все хорошо. Данечка очаровательный, – Тина робко улыбается и несмело продолжает: – Такой же, как и его мама. – Ты приехала, чтобы меня смутить? – Юля опускает взгляд на их руки, а потом качает головой и прикрывает веки. – Я очень рада, что ты здесь. Юля выглядит маленькой и взволнованной девочкой, и Тине отчего-то хочется заключить ее в долгие и трепетные, непозволительно интимные объятия; что-то невысказанное кружит в пространстве, возбуждает сознание и тело, и Тина невольно сплетает их пальцы, инициируя жаркие импульсы по холодной коже; Юля дрожит уже на физически ощутимом уровне, и в Тине вдруг скапливается столько эмоций и упоения, что слезы щемят около радужки, и Тина срывается, рассыпается мелкими частичками и атомами в дуновениях ветра, обнимает Юлю с воодушевлением и в не особо контролируемом состоянии; Юля проводит ладонью по позвоночнику Тины, а Тина взрывается от прикосновений даже сквозь ткань верхней одежды; они дышат практически в унисон, жмутся друг к другу, и Тина цепляется, впечатывается в этот момент, будто от него зависит вся ее пропащая жизнь. – Юлечка. Юля, Юля, Юля. Тина не плачет, когда Юля шепчет, что ей пора уходить; Тина не плачет, – это просто, блять, чертовы слезы рвут ее грудную клетку, и у Тины не остается сил ненавидеть себя за излишества и противоречия; Тина дает ей обещание, что они еще встретятся: Тина не знает дат, мотивов и причин, лишь чувствует собственное сердце, в пылкой потребности отбивающее ритмы одного весеннего женского имени. Тина не верит в сказки.Но, возможно, пора бы начать?
//