||
В обещании, данном себе много лет назад, у Тины — банально и токсично — сказано: не позволить чувствам снова брать верх над сознанием; какое-то время она безупречно точно и четко, словно по вызубренным нотам и болезненным гитарным аккордам, не выходит за рамки своих же запретов. Недолго. Тина знает, что у нее есть типаж женщин: противоположности притягиваются, и в противовес она рассматривает только замужних брюнеток с неформальным прошлым и эпатажным музыкальным стилем; интересно складывается, что Тининым сердцем завладевают обе, — она благодарит Всевышнего, что в разный период ее разбитой на хронологически выверенные куски жизни. Джамала — высокая, высокомерная и каждым презрительным взглядом ноет в груди неоправданными надеждами; Тина не избегает с ней встреч, но Тине противно и яростно, что Джа до сих пор вызывает в ней хотя бы отголоски и невидимые всплески эмоций; Тина думает, что Джамала все еще играется с ней, что они находятся посередине какой-то бесконечно глубокой бездны невысказанности и Тининых страхов. Тине, признаться, это совсем надоело. Ей хочется забыть: Тина выбирает безмолвно кричать по ночам «прочь из моей головы», Тина выбирает остыть и заглохнуть, задушить все свои неестественные привязанности и ненормальные мысли; духота чувствуется совершенно в любом их коротком взаимодействии. Но Тина не замечает, что выбирает влюбиться в другую. Юля — фарфоровая, ангельская и опьяняюще вежливая; с Юлей Тина трепещет, с Юлей пульс никогда не бывает ровным, и Тина млеет от избытка нежности и тепла за грудной клеткой; Тина бы скорее погибла, нежели призналась себе в таком увлечении, — Юля достойна большего. Юля достойна большего, чем спонтанные сладостные комплименты и двусмысленные прикосновения; Юля достойна большего, чем израненная, искалеченная Тина Кароль, — Юлю нужно хранить, оберегать и постоянно быть рядом. Юле нужно то, чего Тина никогда ей дать не сможет./
Джамала встречается ей волей случая: Тина приезжает за пару часов до начала премии, пьет кофе у бара в просторном холле; в потоке съемочной команды и многих коллег Тина далеко не сразу видит, что Джамала идет к ней; Тину передергивает, а пластиковый стаканчик едва не падает из дрожащих рук. Джамала непривычно стройная и элегантная; в неярком свете ее макияж кажется практически мрачным, а темное платье идеально соответствует оттенку переливающимся от лака волос; Тина натягивает вымученную улыбку, кивает в знак приветствия и надеется, что Джа пройдет мимо, — Джамала оказывается почти вплотную. Блять. — Юля спрашивала, видела ли я тебя, — Джамала резка, и зрачки Тины тут же расширяются, ведь это не то начало разговора, о котором она вообще могла бы предположить. — Санина. Хардкисс, — уточняет Джа, будто бы Тина не поняла, о ком идет речь. Страннее того, что Джамала с ней заговорила, лишь слышать ее голосом небрежное «Юля». Какое она имеет право? — Она уже здесь? — вырывается у Тины, хотя Юля — последнее, что она хочет обсуждать с Джамалой; Джа ухмыляется и жестом указывает в сторону. — Да, дает интервью возле входа. Тина едва не скрипит зубами, а внутри все натягивается острой струной; она понятия не имеет, как должна держаться рядом с Джамалой, но в виски вклинивается навязчивое желание убежать и никогда больше не видеть; Тине отчего-то сдавливает сердце. — Вы выступаете сегодня вместе? — интересуется Джамала, и в ее голосе Тина слышит ревность, перебитую вместе с привязанностью и сожалением. Тина отводит глаза, отставляет кофе на ближайшую стойку и не желает продолжать разговор; Джамала делает шаг вперед, и Тина клянется, что ток пробегает по сквозным орбиталям пространства. Бам. — Нет, — отрезает Тина, ощущая, будто сама себе же дала пощечину; Джамала молчит пару секунд, а затем берет Тину за руку. Что? Джамала берет Тину за руку, и Тина ожидает, что ее с ног до головы покроет мурашками, что около радужки защемит, а дыхание участится, — Тина ожидает, что ее разорвет от импульсов воспоминаний, от зудящей боли под ребрами, от горечи и потери; Тина опускает веки, готовая к убийственной волне эмоций. Один. Два. Три. Тина открывает глаза. Тина ничего не чувствует. Кроме мягкости чужой ладони. — Тиина, — тихо тянет Джамала, впервые за долгое время обращаясь к ней по имени; Тина вздыхает то ли с облегчением, то ли разочарованием, и Джамала продолжает: — Я хотела сказать, что...— она запинается, а Тина с удивлением поглядывает на нее. — Я хотела сказать, что рада, что она делает тебя счастливой. — Прости? — в недоумении переспрашивает Тина, отпуская ладонь Джамалы и скрещивая руки на груди. — Я вижу, как ты на нее смотришь, — спокойно говорит Джа. — И как она смотрит на тебя. — Подожди, ты считаешь, что у меня с Юлечкой что-то есть? — Тина нервно и хрипловато смеется, всем своим видом показывая, что Джамала ошибается. — Она ведь ребенок. Боже, какая нелепость. — Не строй из себя дуру, Кароль, — Джамала вскидывает брови, и Тиной овладевает смятение. — Я хорошо знаю Юлю. Не так близко, конечно, как тебя, — подчеркивает она, а Тина пристально щурится. — Но вполне достаточно, чтобы понимать, что между вами происходит. — Это не твое дело. — Ты не права, дорогая, — Джамала закатывает глаза и качает головой, а затем говорит как-то излишне серьезно: — Я прошу тебя: не потеряй ее. Не позволь случится тому, что случилось с нами. Взгляд Джамалы полон иссинего блеска, печали и заботы; Тина вздрагивает, жмет руки к телу, словно пытается спрятаться, и избегает смотреть прямо. — Не бойся быть счастливой, Тина. Джамала чуть наклоняется и оставляет легкий поцелуй на Тининой щеке, тут же отстранившись; Тина вбирает в себя ванильный шлейф ее парфюма (мысленно отмечает, что духи Юли нежнее и чувственнее) и шепчет надломленно: — Спасибо. Тине не приходится принимать решение.//
Вечер превращается в нескончаемую психологическую пытку, а корсет давит так, что ребра трещат под напряжением; у Тины мутнеет в глазах, но она все равно пытается выстоять, не пошатнуться на каблуках под фальшиво-восхищенными взглядами фотографов; красная дорожка в этот раз дается куда сложнее обычного, и Тина быстрой нетвердой поступью возвращается в гримерку. — Тина? — звонко и в привычном смущении отзывается Юля, на которую Тина чуть не налетает в холле; Тина ловит ее за локоть и выдыхает в ответ: — Мне нужна твоя помощь. Юля удивляется, а ее губы со сверкающей бежевой помадой приоткрываются в изломе теплой белоснежной улыбки; Тина истерически отгоняет мысли о том, какая Юля красивая, и просто касается ее руки, потянув в сторону своей же гримерной. Юля не сопротивляется и подается сразу, — Тина знает, что Юле совсем скоро нужно появиться на сцене, но Юлю, похоже, это ни капли не волнует; она идет за Тиной легко и быстро, цокает шпильками по укрытому фальшивым мрамором полу и даже не уточняет, куда они направляются. Юля ей доверяет. В помещении тускло и пахнет приторными Тиниными духами и цветочными спреями; Тина быстро поворачивается к Юле спиной, легким движением убирает с острых лопаток волосы, перекинув пряди на плечо, и просит почти жалобно: — Ослабь. Юля понимающе кивает и осторожно касается корсета, чересчур мягко задевая толстую шнуровку и упоительно медленными прикосновениями играясь с Тининой кожей; Тина прикусывает губу, когда Юля постепенно распускает затяжки, ногтями пару раз случайно дотронувшись к оголенным участкам спины, — в легкие рвется спасительный воздух, и Тине должно быть, блин, легче, только Юля все еще горит в ее теле своим трепетом и аккуратностью; Тина шумно дышит не в состоянии сдвинуться. — Лучше? — Юля обеспокоена и ласково проводит ладонью по Тининой шее, опускается на предплечье и смыкает пальцы около хрупкого запястья; Тина наблюдает за Юлиными движениями и желает раствориться в их грации и бережности. Тина оборачивается, сталкивается с Юлей взглядом; Юля снова улыбается, и в этот раз от ее улыбки у Тины определенно подкашиваются коленки; Тина все еще покусывает губу, а ее щеки пылают настойчивым румянцем. — Не совсем, — отвечает Тина, сгорая от смущения и интимности сложившейся ситуации. — Что-то случилось? — спрашивает Юля взволнованно, и сердце Тины сжимается, падает куда-то далеко-далеко, биением откликаясь в разных клеточках тела. Не бойся быть счастливой, Тина. — Я не боюсь, — приглушенно шепчет она, так, что даже на минимальном расстоянии Юля вряд ли услышит; Тина вдыхает, набирается смелости и подается вперед, неуверенно целуя Юлю в губы. Юля застывает и не шевелится: в какой-то момент Тине кажется, что вот, это их точка невозврата, что она потеряла Юлю раз и навсегда, что Юля больше никогда на нее не посмотрит, отдалится и перечеркнет всю их волшебную, неумолимую историю; Тина начинает дрожать, Тина собирается отстраниться и уйти, — Юля перехватывает, притягивает к себе, с силой вбирает ее нижнюю губу, не позволяя сделать шаг назад и разрушить созданную ими гармонию. Юля отвечает, Юля играет с Тининым языком, ловит Тинины вздохи, и от ощущения Юли так близко и тесно Тина рушится в яростном шторме, падает и взлетает снова; Юля — искра и лед, пламя и холод, и Тину кроет в ознобе и сумасшедших электрических замыканиях где-то внутри, где-то гораздо дальше самых сокрытых и сокровенных уголков ее замкнутой, темной души. С Юлей по-другому. С ней хочется расцветать. И все-таки Тина отступает первой; Юля сплетает их пальцы, и Тина пытается спрятать глупую улыбку, мотает головой из стороны в сторону, но почти сразу возвращается к Юле, говорит с восхищением и даже восторгом: — Вот теперь гораздо лучше. Юля крепче сжимает их руки и на миг прикрывает глаза; она подносит ладонь Тины к лицу, оставляет короткие поцелуи на костяшках и выдыхает ей в кожу: — Значит вот так. — Именно так, — Тина снова оказывается очень близко, тянется к Юле и целует в краешек губ. — И никак иначе.И ведь действительно точка невозврата.
//