//
Впервые Тина задумывается об этом случайно; легкий бриз треплет волосы, а морская гладь переливается в уходящем свете солнечной лазури, — Тина совсем не перебирает в мыслях воспоминания, не ищет скрытых болезненных смыслов и не кусает в волнении губы; Тина только беспрерывно смотрит в прекрасную даль, и отчего-то в душе сворачивается такое знакомое чувство трепета, чувство непреодолимого расстояния и тоскливой, шершавой разлуки; Тина вбирает в себя шепот волн, проникается ветрами вольного города и совсем не хочет возвращаться домой. В любой точке мира она ощущает Юлю рядом: Юля в продрогшем морском воздухе и соленой воде, на кончиках ее пальцев и в сплетениях ранних мерцающих звезд; Тина слышит звон ее голоса, тихие и родные оклики собственного имени, слетевшие с полуоткрытых тонких губ, и отдается неловким призрачным касаниям, интимностью опаляющим запястья и плечи, — Тине так немыслимо, неизведанно хорошо, что она даже не сопротивляется горячим губительным импульсам под своей привычно холодной кожей. Юля — ее обитель и нежность — все равно здесь, так близко и сквозь сотни километров, с рвущей грудную клетку искренностью так заманчиво вглядывающейся в Тину; Юля всегда говорит с восхищением и детским, очаровывающим восторгом, и Тина пытается отыскать в нем ответы на самые глупые, несуразные вопросы, — она думает, что, возможно, все между ними изначально иначе и беспорядочно не просто так. А что, если?... Тина блуждает, теряется в строчках Юлиных стихов и фантазий, Тина молчит и рассуждает о многом; где-то за спиной раздается шелест редких деревьев, и волны бьются о камни, режут Тинины сомнения и рябью точат каждую надежду о сухую поверхность, рождаются и погибают пенными срывами; Тине хочется петь или, скорее, кричать о великом и истинном: о том, что так внезапно завладевает прежде заледенелым сердцем. Впервые осознание приходит около моря, глубокого и почти бездонного, и Тина не имеет никакого понятия, что ей делать дальше; ракушки колются в босые ноги, и Тину штормит, пробирает ночной прохладой и ласкающей, убаюкивающей мелодией серебряного прибоя. Она остается.///
Они ступают по россыпям песчаных картин, смотрят друг на друга украдкой и с будто новой неловкостью, невольной боязнью; признаться, за столько месяцев Тина почти забыла, как это, когда находишься около настолько космической девушки; Юля — неземная, невозможная и такая своя, родная, что Тина смущается, прячется в путающихся ветром локонах и одновременно не может отвести взгляд. — Почему ты не уехала? — интересуется Юля, опускаясь на теплый песок и утаскивая Тину за собой; Тина садится рядом и не знает, что обогревает сильнее: мягкое солнце или долгожданная близость Юли. — Я хотела увидеть тебя, — просто отвечает Тина, щурясь от лучей яркого света. — Если у нас концерты с разницей всего в пару дней, то почему бы не встретиться? — Господи, Тина, — выдыхает Юля, чуть наклонившись и сплетая их пальцы; Тина вздрагивает: прикосновение не такое привычно-неловкое и трепетное, а уверенное и требовательное, и Тина почему-то боится опустить глаза на их руки. — Ты же знаешь, что ради встречи с тобой я готова отменить любой концерт. Где угодно, — Юля покусывает губу, и Тине кажется, что еще чуть-чуть, и Юлин взгляд озарит настоящее свечение. Именно в этот момент — когда они касаются друг друга с немым подтекстом, когда Тину рвет изнутри от того, что Юля смотрит на нее, будто на целую бесконечную вселенную; когда на фоне плещутся волны и парят свободные птицы — именно в этот момент Тина бесповоротно осознает, что Юля в нее влюблена. Юля в нее влюблена. И совсем не так, как об этом пишут в поэмах и прозе; Юля отчаяннее, Юля сильнее и, вероятно, всю свою жизнь; но самое главное — взаимно. Тина читает это, Тина живет этим, Тина отдается этому, и Юля всегда где-то между запредельно близко и ужасающе далеко; Юля в сердце и разуме, в кровообращении и дорожках сознания, и Тина крепче цепляется за Юлину руку, отрицая каждую причину, по которой должна отпустить. — Я знаю, Юль. Кроме, наверное, Олимпийского, — Тина улыбается искренне и легко, а Юля тихо смеется. — Я бы не вынесла еще пару дней без тебя. — Я тоже скучаю, Тина, — отзывается Юля и тянется к ней, заводя прядки за ухо и оставляя бережный поцелуй у виска. — Я тоже скучаю. Юля с Тиной; Юля в нее влюблена.И Тина клянется, что это — лучшее чувство на свете.
//