//
Она соглашается на три выступления: ее номера должны быть завершающими, наиболее эффектными и броскими; такими, чтобы зрителю в памяти отпечатались, а с экрана телевизора выглядели максимально профессионально и ярко; Тина вникает в каждую деталь и минимум: все обречено быть идеальным, без погрешностей и спонтанных проблем. Совершенство – ее сценический долг. Тина преподносит себя гордо, вычурно, но с явной сменой имиджа: все еще держит осанку прямо, но плечами свободнее двигает, раскрепощается в каждом моменте; алая помада не сопровождает ее отныне всегда и везде – Тина знает, что об этом в новостях обязательно высветлят; волосы она подбирает в небрежный пучок значительно чаще прежнего: Тина твердит, что такое ее желание со стилистикой последнего дуэта явно не связано. Тина ведь просто не желает остаться в заложницах старых ссадин и шрамов: Тине надоедает, что ее ассоциируют с ударом судьбы. Теперь же у Тины существует небольшая проблема: с характером Дьявола и яркими голубыми глазами. Юля должна появиться с ней лишь единожды и для телевизионной съемки – Тина заранее чувствует, что одного вечера им вполне хватит для обоюдного исступления. Дебютного вечера. Им не нужно встречаться каждый день и на любом мероприятии, чтобы закрепить приграничное: Тина уверена, что Юля тоже осведомлена о их негласном переходе от коллег к едва не свыше прописанному – в камне выточенному где-то около подножия Альп; иногда в Тине просыпается настоящее любопытство: смогли бы звезды в картины сложиться пазлами из их мнимой, болезненной повести? Юля приезжает на час раньше: Тина не то, чтобы не рада ее видеть; Тине просто контролировать себя придется на час дольше предусмотренного. – Привет, – Юля тянется к ней в объятия, теплые и быстрые: они Тине неловкими больше не кажутся, только желанными, обожаемыми – чересчур легкими и наивными. (Тине нужен драйв – искра, чтобы пламенем воссоздаться) – Ты готова? – спрашивает Тина, будто они ночами напролет вместе планы разрабатывают; Юля хмыкает как-то загадочно, отвечает спустя секунды: – Готова ли я импровизировать? А с тобой возможно иначе? – Юля ей улыбается, и во взгляде ее отражается что-то лукавое, заигрывающее; Тину пронзает ее уверенностью, полным отсутствием привычной робости – совсем Юле не свойственно. – Тогда я буду ждать тебя на сцене. Ты знаешь, когда выходить, – отвечает она, отправляясь в гримерную: ей с Юлей более пары минут проводить не положено – на кону стоит слишком многое. В первую очередь Тинино благое мышление. И все равно оставшееся время Тина думает только о ней.//
Сцена выглядит удивительно: достойна международного уровня; Тине нравится со зрителем с помощью флирта общаться – отрабатывать гонорар и поощрять собственное перебитое эго; Тине нравится – нравится до тех пор, пока Юля к ней не присоединяется. Юля облачена в эпатажно-банальное: голубые лосины, велосипедки и угольный топ из полиэстера; Тина не видела Юлю до выступления, а потому контраст их нарядов становится заметным и впечатляющим: обычно они гармоничнее, схоже; сейчас же ничего на сцене не ощущается так, как должно: Юля останавливается чересчур далеко, словно остерегаясь оказаться подле друг друга. Иначе. Тина в душе уверена, что оно и к лучшему: если им не придется контактировать прямо, оставшийся отрезок номера будет явно проще закончить, – Юля, видимо, разделяет мнение, совершенно не спешит приближаться: ходит по сцене и так не рядом, что пламенем ревностным Тину едва обжигает. В какой-то момент Тина почти обижается: Юля вторит публике, поет в унисон с толпой, но не Тиной; Тина вдруг сомневается, не сделала ли чего-то такого, что заставляет Юлю ее избегать в своей же стихии; и решает, что знает единственный способ подобное выяснить. Тина переманивает ее к себе: они смотрят в глаза, теперь находясь на расстоянии гораздо меньшем; в Юле Тина читает восторг, практически манию; голосовые связки подрагивают в завершении Тининой партии, а микрофон начинает скользить в ладони – Тина волнуется. Юля волнует. Юля заводит одним чертовым взглядом; Тина, очевидно, подписывает себе приговор – идет к ней, становится сзади, замыкает в полуобъятия; ее пальцы касаются изломов Юлиной шеи, а затем и плеча; Юля накрывает ее руку своей, мягко проводит по нежной коже. Это должно быть правильно: они делают так всегда, но хранят грань истомы и возбуждения целой, не тронутой; сегодня шаблонно у Тины не получается, не представляется чем-то возможным; Юля ведет себя будто сделку «на слабо» с преисподней лично разыгрывает. Тина ошибается тогда, когда решает потеряться в прикосновении: Юлины бедра двигаются в такт музыки, кругами ерзают в миллиметре от Тины; Тине хочется податься вперед, хочется трения и полного отсутствия блядского пространства между телами – Тину сводит жаждой, диким желанием, приторной, липкой похотью; Юле же, видимо, довести Тину до сумасшествия бедрами своими никак не хватает: Юля откидывает голову назад, сбивается в строчках и вот-вот вроде застонет; Тина умышленно забывает, что они вообще перед людьми живыми петь обязаны. Желание вжаться в Юлины бедра невыносимо – Тина борется с порывом притянуть ее за поясницу, сомкнуть пальцы на худой талии, прощупать ребра по очереди; Тине думается, что еще мгновение, и Юля дрогнет: оставит отпечаток чуть ниже Тининых тазобедренных косточек. Юля слетает с тормозов – и Тина вполне осознает, что является причиной несчастного случая. В этот раз отнюдь не невинно. Юля делает еще один толчок, последний, едва задевает Тинино платье; Тине стыдно слегка становится, что жар собственный скрыть не в силах даже одежда: Юля, конечно, чувствует, что Тина агонией весьма не по-детски объята; Юля, конечно, слышит, как возбуждением дыхание Тины около ее горла пропитано. Сука. Белье промокает пошло и основательно: Юлина импровизация превращается де-факто в прелюдию порно; если бы Тина знала заранее, что подвергнется пытке, испытанию на сексуальную выдержку – Тина без слов сдалась бы в блаженное рабство. Она провожает Юлю немым «ты у меня еще за это получишь»; Юля подмигивает ей в ответ так, будто все по заранее выдуманному ей сценарию следует; Тине, господи, душно – она наивно надеется, что на камеры не попадет ничего произвольного. Но ей ли не привыкать?//