А в конце зло побеждает

Темнота, в которой я оказалась, не была похожа ни на одну из виденных мной прежде — как минимум потому, что она совершенно не отпечаталась у меня в памяти, и по пробуждении я не помнила ничего: ни снов, ни мыслей, ни каких бы то ни было обрывков смутной реальности. Я ничего не чувствовала. Ничего не слышала. И, проснувшись, понятия не имела, где я нахожусь, что происходит и сколько времени прошло. С трудом открыв глаза, несколько секунд я просто смотрела вперёд и концентрировалась, дабы картинка приобрела привычную чёткость, а затем скользнула взглядом ниже и поняла, что пребывала в хорошо знакомом дворцовом лазарете: светлые стены, ровные ряды больничных коек, медсестра Грейс, неизменно сидящая на своём месте напротив входа и читающая какую-то книжку. Стоило мне шевельнуться, как по всему телу разлилась такая слабость, будто, пока я была в отключке, оно стало тряпочным и вместо мышц внутрь меня напихали тонну бесполезной ваты. По конечностям прошла дрожь, сопровождаемая слабым электрическим импульсом. Организм отчаянно взмолился о том, чтобы я прекратила всякое движение и навсегда осталась в мягкой кровати, но я стиснула зубы крепче и всё же сумела приподняться на локтях — совсем невысоко, едва-едва оторвав голову от подушки, однако этого хватило для того, чтобы притаившийся на полу Раф тут же встрепенулся и подскочил на все четыре лапы. С тихим, ужасно тоскливым скулежом он одним прыжком забрался на кровать и навалился прямо на меня: распластался по мне, как по любимому коврику, уткнулся носом в шею, заскрёб лапами по одеялу и принялся безудержно тереться. Всё ещё ощущая непривычную чуждость собственного тела, я даже не почувствовала всей тяжести придавившего меня веса, а потому просто обняла своего мохнатого приятеля и, закрыв глаза, с облегчением выдохнула. — Я здесь, — прошептала я успокаивающе, — в горле при этом возникла такая сухость, словно я не пила по меньшей мере несколько дней, — однако Раф и не думал прекращать жалобно скулить. — Я вернулась. Спустя мгновение активность нашу заметила мадам Грейс и, отложив свою книгу, взволнованно подскочила на ноги. — Ваше Высочество! — воскликнула она с нескрываемым облегчением. — Какое счастье, что вы пришли в себя! По-прежнему не выпуская жмущегося ко мне Рафа из рук, я с трудом повернула к ней голову и приложила неимоверные усилия к тому, чтобы заговорить. — Что… произошло? Вопрос мой поставил Грейс в тупик: она замялась, открыла было рот, но так и не нашла, что сказать. Судя по всему, произойти успело многое, а потому она просто не знала, с чего начать, и я решила облегчить ей задачу — хоть и говорить сейчас было чрезвычайно трудно. — Сколько… я уже тут? — Неделю, Ваше Высочество, — с готовностью отозвалась женщина, и внутри у меня всё испуганно сжалось. Неделю? Я пробыла в отключке целую неделю? — А как… как… я сюда… попала? — Вас доставила стража, — последовал столь же уверенный ответ. — Вместе с вашей сестрой. Едва услышав эти слова, сердце моё в разы ускорило свой ритм, и Раф издал очередной протяжный вой, словно боялся, что меня вот-вот хватит инфаркт. Дафна… Господи, Дафна… Я правда… «Мы знакомы?» Голос её прозвучал в моей голове звонко и оглушительно. Я вспомнила всё: и растерянный, не узнающий меня взгляд, и скованность в движениях, и то, как, не успев даже спросить ничего, я отрубилась прямо у неё на руках, лишившись чувств от адских перегрузок. И почему, почему я пришла в себя на этой кровати? Как я сумела выжить после траты сил, которую ни выдержал бы ни один человек — будь он хоть трижды поцелован в темечко лично Великим Драконом? В тот день, тогда, в Океане и на пляже, я точно чувствовала, что умираю. Я знала, что умру, и, фактически, привела себя к этому собственноручно, разменяв свою жизнь на минутное всемогущество. Так почему же я открыла сейчас глаза? — Что со мной… было? — обратилась я к терпеливо ожидающей медсестре, к счастью, готовой к тому, что неделю проспавший человек не начнёт сразу же шустро соображать. — Я имею в виду… с врачебной… точки зрения. — Вы были до предела истощены, — без утайки отозвалась Грейс и, наконец-то приблизившись, быстро коснулась ладонью моего лба. — Лихорадка, озноб, глубочайший шок. Фактически, ваш организм погрузил вас в кому, чтобы хоть как-то суметь поддержать в вас жизнь. — И что потом? — протянула я растерянно. — Я просто… взяла… и поправилась?.. Несколько секунд женщина молчала, а затем развернулась к кувшину с водой, стоящему на прикроватной тумбочке, налила мне полный стакан и только после этого заговорила. — Ни я, ни ваши родители не знают, что с вами произошло, Ваше Высочество. Господин Авалон, приглашённый из Алфеи для вашего обследования, заключил, что вы истощили себя настолько, что уже не должны были прийти в чувства, однако спустя несколько дней ваш жар вдруг усилился, и через какое-то время стало ясно, что вы идёте на поправку. — Без какой-либо… причины? — уточнила я неверяще, и Грейс лишь сдержанно кивнула. — Но как?.. — Это нам неизвестно. Однако каждый день мы благодарим Дракона за совершённое им чудо. Допив воду, я обессиленно откинулась на подушку и устремила невидящий взгляд на макушку прилипшего ко мне Рафа. Божественное вмешательство? В подобное мне что-то слабо верилось. Но тогда что же? Даркар постарался? Валтор? Или сама я каким-то образом заставила себя исцелиться? Впрочем, этот вариант казался мне ещё маловероятнее, чем чудесный дар свыше, ведь в последние мгновения перед темнотой воля к жизни во мне отсутствовала напрочь. Так и не найдя хоть сколько-нибудь вменяемого ответа, я оставила все размышления на потом и закрыла глаза, на какое-то время вновь провалившись в сон, а когда снова проснулась, так и не сдвинувшийся с места Раф лишь немного сменил положение, переместив основной вес с меня на кровать и оставив покоиться на моей груди лишь лапы и морду. Знакомое тепло его тела дарило покой и умиротворение, и, несмотря на то, что я и так провела в бездействии слишком долго, двигаться по-прежнему не хотелось. И я позволила себе поддаться слабости и просто полежать с ним в обнимку, постепенно приходя в себя, структурируя мысли и воспоминания и морально готовясь к чертовски тяжёлому разговору. Ужасно хотелось поверить в то, что всё случившееся с Дафной — одно большое недоразумение и всего лишь минутное помутнение, однако когда в последний раз преследующие меня кошмары заканчивались с моим пробуждением? И, как ни пыталась, я не сумела себя обмануть. Когда я всё же набралась смелости начать действовать, часы показывали уже глубокий вечер, и, несмотря на настойчивость медсестры, я отказалась от немедленного уведомления родителей о моём пробуждении и приглашении их в лазарет — всё ещё боялась этой роковой встречи и с радостью ухватилась за возможность оттянуть неминуемое по причине своего неподобающего вида: сначала следовало принять душ, встряхнуться и привести себя в порядок, а затем уже отправляться к королю с королевой на аудиенцию. Грейс моя идея пришлась не по душе, однако она оставила бессмысленный спор и настояла на том, чтобы проводить меня не то что до дверей покоев, а прямо до ванной. Не сказать, что я сильно этому противилась: слабость в теле никуда не делась, и, едва я встала на ноги, голова у меня закружилась, к горлу подступила тошнота, в глазах потемнело, а колени подкосились, и, если бы Грейс меня не подхватила, я бы так и рухнула обратно на кровать. Разумеется, о том, чтобы идти самостоятельно, можно было даже не заикаться. Когда наш медленный путь был завершён, — семенящий рядом Раф неотрывно смотрел на меня всю дорогу, словно готовился подставить свой бок в тот же момент, как я вновь надумаю упасть, — Грейс строго-настрого велела мне не закрывать дверь ванной, апеллируя к тому, что от духоты и влажности мне запросто могло снова поплохеть, и сообщила, что подождёт, пока я со всем закончу. Я снова не стала спорить. Плохо слушающимися руками вытащила из так и брошенной в комнате сумки первые попавшиеся вещи, слабо улыбнулась Рафу, успокоив его волнения, и скрылась в ванной, застряв там на добрых сорок минут. Стояла на ногах я так неуверенно, что практически не отпускала служащей мне опорой стены; лишний раз закрывать глаза, чтобы смыть шампунь или просто подставить лицо струям воды, было себе дороже, потому что каждый раз это провоцировало очередной приступ головокружения; а воду, вопреки обычаю, пришлось сделать едва тёплой, потому что привычная мне температура быстро наполнила бы помещение паром, и желанием грохнуться в обморок и разбить себе голову о ближайшую плитку я пока не горела. — Осторожнее, не перенапрягайтесь, — велела мне Грейс, подхватив под руку в тот же момент, как я показалась на пороге, и, доведя до кровати, усадила на идеально разглаженное покрывало. — Как вы себя чувствуете? — Сносно, — соврала я, не желая и дальше чувствовать себя почтенной старушкой, и обессиленно растрепала мокрые волосы полотенцем. Помогло это мало, и кофта моя тут же покрылась расплывающимися тёмными каплями. — Вам обязательно нужно поесть, — продолжила давать указания медсестра, но в ответ на это я лишь помотала головой: несмотря на умеренный голод, я даже не сомневалась, что мой организм воспротивится любой пище, которую я попробую в него запихнуть. За эту неделю меня явно чем-то кормили, а потому продержаться без еды ещё час-другой я бы как-нибудь сумела. И, дав мне ещё немного времени прийти в себя и перевести дыхание, с моего молчаливого позволения Грейс наконец-то повела меня в королевские покои. Раф следовал за мной молчаливой тенью, боясь хоть на мгновение выпустить меня из поля своего зрения, и я на корню задавила в себе мысль попросить его остаться в комнате. После того, как я с ним поступила, я просто не имела больше права его бросать — пусть даже и на жалкие полчаса. В паре метров от дверей родительской спальни Грейс затормозила и, встретившись со мной взглядом, получила в ответ кивок: дальше я справлюсь сама, спасибо, вы свободны. Поклонившись, она осторожно отпустила мою руку и направилась обратно в лазарет. Я же сделала глубокий вдох, покачиваясь, прошла к дверям и толкнула их, приложив к этому все имеющиеся во мне силы — раньше и не замечала, какими тяжёлыми они на самом деле были. Немудрено, что в столь поздний час король с королевой уже покончили со всеми запланированными делами и, не ожидая гостей, просто наслаждались тишиной и покоем, а потому появление моё — и ведь я даже не постучалась, сосредоточенная лишь на том, как бы ненароком не упасть — застало их врасплох. Глаза сидевшей на кровати Марион округлились, и, издав задушенный вздох, она подскочила на ноги и бросилась ко мне. — Блум! — воскликнула она, совершенно не контролируя громкость своего голоса. — О, Блум, хвала Дракону! — В следующую секунду она уже оказалась возле меня и сжала в столь крепких объятиях, что я не сдержала стона. Все мышцы в теле отозвались ноющей болью. — Блум! — вновь повторила Марион, задыхаясь от чувств, и, когда она отстранилась, в глазах её стояли слёзы. Спустя мгновение возле нас оказался и Орител, однако, как обычно, вёл он себя куда сдержаннее супруги и, казалось, вновь не знал, как ко мне подступиться. — Блум… — Голос Марион сменился шёпотом, и она всхлипнула. — Как же ты нас напугала… Милая моя… — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Орител обеспокоенно, и я издала неопределённое мычание. — Почему нас не уведомили о твоём пробуждении? Мы бы сами к тебе пришли, не было нужды так себя напрягать. — Всё в порядке, — отозвалась я приглушённо. — Я сама попросила Грейс подождать. Мне нужно было… собраться с мыслями. — Конечно, конечно, — закивала Марион, смахивая с ресниц слёзы, однако по-прежнему не выпуская меня из своей хватки. — Так как ты, милая? Что-нибудь болит? Только скажи, и мы пригласим лучших целителей королевства. — Я в норме, — заверила я, на деле понятия не имея, каковы были мои прогнозы и дотяну ли я хотя бы до завтрашнего дня. — И вообще, обо мне не беспокойтесь. Что… что с Дафной?.. В это мгновение атмосфера в комнате неуловимо изменилась: хватка Марион на моих плечах чуть ослабла, и они с Орителом, совсем меня не смущаясь, обменялись тревожными взглядами. Наблюдать за этим было больно, однако не было нужды так таиться — я уже знала, что меня ждёт. Кивнув супруге, Орител одними глазами попросил меня подождать и покинул королевские покои. Марион же, проводив его спину печальным взглядом, вновь сжала руки сильнее и мягко потянула меня в сторону кровати, видимо, предлагая присесть. — Она всё забыла, — произнесла я вполголоса, покорно следуя за ней, и, вздрогнув, Марион перевела на меня покрасневший взгляд. Я сглотнула. — Прежде чем я потеряла сознание… она меня не узнала. Она так и не вспомнила, не так ли? — Блум… — только и ответила Марион, и я молча опустилась на их роскошную постель. Подбежавший Раф устроил морду на моих коленях и тоскливо заскулил. — Она хотя бы в порядке? — спросила я глухо, не отрывая от тёмных глаз Рафа плывущего взгляда. — Кроме памяти… с ней всё хорошо? Ещё несколько секунд Марион молчала. — В какой-то степени, — ответила она наконец не вполне уверенно — так, словно то ли и сама не знала наверняка, то ли снова не хотела преподносить мне паршивые новости. Больше я не спрашивала ни о чём, и всё время до возвращения Оритела мы провели в гнетущей тишине: Марион замерла чуть в стороне от меня, кажется, механически продолжая сжимать моё плечо, прекративший скулить Раф преданно заглядывал мне в глаза, а сама я не видела перед собой практически ничего — слушала сбивчивое биение собственного сердца и больше всего на свете хотела снова впасть в кому, только бы не сталкиваться лицом к лицу с жестокой реальностью. Я спасла Дафну. Я правда, правда её спасла. Вот только, вернув её родителям и королевству, безвозвратно потеряла её сама. Знай я об этом в тот день, стала бы так отчаянно цепляться за жизнь? Дверь покоев скрипнула, возвещая о возвращении короля, и, отчаянно вздрогнув, я подняла до ужаса напуганный взгляд. Отступивший в сторону Орител кивнул в нашу сторону, и из-за спины его вышла она: в простом зелёном платье, с аккуратной золотистой косой, без короны и маски — домашняя, нисколько не царственная и живая. Замерев, она во все глаза уставилась на меня, и взгляд её заметно дрожал — так, словно она была до невозможности растеряна. Внутри у меня всё свернулось в тугой, болезненный узел. В глазах её светилась целая сотня различных эмоций, но среди них не было ни намёка на то, что она меня узнаёт. — Блум… — наконец раздался её голос, и сердце моё заболело лишь сильнее от того, насколько родным и знакомым он был. Перенявший моё настроение Раф вновь заскулил, но в тот момент никто из присутствующих не обратил на него внимания: отмерев, Дафна сделала неуверенный шаг вперёд, затем ещё один, и ещё — пока наконец не приблизилась на расстояние вытянутой руки. — Блум… — вновь повторила она, словно привыкая к новому имени, и я как-то подсознательно поняла, что мне стоило подняться на ноги. Едва мы с ней сравнялись в росте, Дафна осторожно опустила ладонь на моё плечо, сжала его, словно проверяя, настоящая ли я, а потом коротко выдохнула и притянула меня в объятия. От переполнивших меня чувств захотелось громко расплакаться, но вместо этого я лишь стиснула зубы и с силой зажмурилась. — Блум… — прошептала она. — Ты столько для меня сделала… Я не знаю, как тебя благодарить… — Не стоит, — отозвалась я едва слышно, с трудом удерживая свой голос от неконтролируемой дрожи. Любые слова сейчас казались неуместными, а вся эта ситуация — словно одной большой издёвкой. Казалось, быть ещё ближе Дафна просто не могла, но я всей душой чувствовала, что всё стало иначе. Она была… другой. — Что ты, конечно стоит! — горячо возразила Дафна и выпустила меня из объятий, продолжив, однако, сжимать плечи руками. — Мама с папой всё мне рассказали! Я в неоплатном долгу перед тобой. Ты не обязана была… — Правда, Дафна, — я покачала головой и опустила взгляд, чувствуя, как предательские слёзы отчаянно жгут глаза, — не стоит. Я сделала то, что должна была. В воздухе повисло неловкое, гробовое молчание: не тикали часы, не пели птицы, даже Раф — и тот затих, внимательно прислушиваясь к обстановке и к моим чувствам. А чувства мои… о, они были в самом настоящем раздрае. И, если бы запасы моей магии не были полностью опустошены, я имела бы все шансы снова выкинуть что-нибудь нелепое, вроде самовоспламенения или случайного поджога кровати. Но магии не было. И в тот момент казалось, не было вообще ничего: тот единственный мостик, накрепко связывавший меня с этим миром, мой самый надёжный и важный якорь в одно мгновение оказался сожжён дотла и пеплом развеян по ветру. Я прошла через весь этот кошмар только для того, чтобы лишиться той, за кого боролась. Быстро обернувшаяся депрессивной атмосфера ни для кого из присутствующих не осталась незамеченной, и, смущённо опустив взгляд, Дафна всё же отпустила мои плечи и сделала шаг назад. — Мама с папой рассказали… что, хоть я этого и не помню, мы с тобой были очень близки… — проговорила она виновато. — Мне очень жаль, что так получилось, Блум. Правда. Поэтому, если хочешь, можешь вести себя так же, как раньше. Я буду только рада поскорее узнать тебя лучше. Помедлив мгновение, я выдавила из себя жалкое подобие улыбки. — Конечно, — отозвалась я, старательно контролируя собственный голос. — Даже если ты ничего не помнишь, мы с тобой по-прежнему сёстры. — Разумеется, — кивнула Дафна с ободряющей улыбкой. — Что бы тебе ни понадобилось, не стесняйся обратиться за помощью, хорошо? Даже если просто захочется поговорить. — Договорились. — Я неосознанно отзеркалила её кивок и, быстро поджав губы, вновь опустила взгляд. Несмотря на то что всё это время я почти не двигалась, этот короткий разговор вымотал меня так, словно я отбегала целую полосу препятствий мадам Трено, и, честно говоря, я ужасно хотела вернуться к себе в комнату и просто забыться в тишине: чтобы не было ни болтовни, ни снов, ни мыслей. Лишь я да небытие. И Марион, казалось, заметила моё состояние. — Ты наверняка устала, милая, — произнесла она, постаравшись придать своему голосу максимально возможную мягкость. — Теперь у нас будет достаточно времени, чтобы наговориться, но пока тебе следует отдохнуть. Пойдём, я провожу тебя до твоей комнаты. — Да… мне бы и правда прилечь, — кивнула я согласно и, впрочем, сразу за этим помотала головой. — Но спасибо, я дойду сама. — Уверена? — тут же напрягся Орител, и я заверила: — Я не так слаба, как кажется. Лучше мне… — Я хотела сказать «побыть одной», но язык почему-то так и не повернулся закончить фразу, и я неловко оборвалась — так, будто в последний момент удержала себя от грубости. Впрочем, Орител, казалось, понял, что я имела в виду, и просто кивнул. Дафна отступила в сторону, позволяя мне пройти, и только в шаге от дверей меня озарило неожиданным осознанием. — Андрос! — выдохнула я, лишь в тот момент вспомнив о том, что в последнее моё бодрствование над Домино нависла более чем реальная угроза новой войны, и судорожно обернулась. — Что с Андросом? Вопреки ожиданиям, на лицах короля с королевой не проступило ни тревоги, ни беспокойства — наоборот, казалось, в глазах их зажглось умеренное облегчение. — Не беспокойся об этом, — успокоил меня Орител, и, нисколько не смущаясь, Марион объяснила: — После возвращения Дафны мы предложили Тередору с Ниобе выбор: либо Домино выносит им торжественную благодарность за помощь в её освобождении от оков Сиреникса и тем самым превращает Андрос в героя в глазах общественности, либо же делает официальное заявление о том, что всё это время они знали о её пленении и препятствовали спасательной миссии. Поразмыслив, они приняли верное решение. — Вы… серьёзно?.. — переспросила я ошарашенно, не в силах поверить в то, что всё в самом деле разрешилось: мы правда победили, не оставив Андросу ни шанса на ответный огонь. — Значит, никакой войны?.. — Никакой. — Орител уверенно мотнул головой. — И в ближайшее время должна состояться церемония, на которой мы официально объявим о возвращении Дафны. Если всё сложится удачно, Андрос также будет там присутствовать. — И вы уверены? В том, что они так просто смирятся с поражением? — Боюсь, у них нет иного выбора, — просто ответила Марион, и я лишь молча открыла рот, да так и закрыла его обратно. И правда ведь, всё это было далеко не обычными разборками между соседями или старыми знакомыми. Чтобы удержать власть, нередко приходилось играть и жёстко, и нечестно, и попросту грязно — достаточно было вспомнить уроки истории в моей земной школе, и происходящее сразу же переставало казаться чем-то неподобающим и возмутительным. Даже если здесь к картине мира добавили щепотку магии. — Я понимаю, — кивнула я, всё же отмерев, и, развернувшись, прикрыла глаза. — Слава богу… Тяжело толкнув неподъёмную дверь покоев, я вывалилась в коридор, и Раф тут же последовал за мной. Направилась в свою комнату я не сразу: сначала поймала одного из дежурных стражников и попросила его разыскать Даркара, дабы передать ему просьбу как можно скорее заглянуть ко мне. Капитуляция Андроса, возвращение Дафны — всё это, безусловно, было хорошо, но среди поводов для волнения оставался ещё один вопрос, и я не знала, кто ещё, кроме Даркара, мог на него ответить. Почему я была жива? Вытянувшись по струнке и отдав мне честь, стражник со всей серьёзностью пообещал мне немедленно этим заняться и бодрым маршем направился прочь, а я наконец двинулась к себе, бредя медленно и всё ещё очень неуверенно. — У-у? — проскулил Раф полувопросительно, как бы спрашивая, как я себя чувствовала, и я улыбнулась ему: — Не волнуйся, просто небольшая слабость. Не знаю, поверил ли он мне, но на всякий случай он прижался к моему боку покрепче и несколько раз потёрся щекой о джинсы. И, когда я наконец добралась до своей комнаты и толкнула тяжёлую дверь, я так и замерла на пороге — потому что внутри меня уже ждали. — Привет, — негромко произнесла Текна, тут же подобравшись и вытянувшись по струнке. Она сидела на самом краю кровати и, судя по скучающему виду, пробыла тут уже достаточно долго. — Привет, — отозвалась я, даже не пытаясь придать голосу хоть какой-нибудь эмоциональной окраски. Почувствовав приближение долгожданного покоя, последние силы стремительно меня покидали. Совершенно не смущённый её появлением, Раф прошествовал мимо неё и спокойно улёгся в углу комнаты, словно великодушно давая нам возможность поговорить — почти что — наедине. — Как ты тут… — спросила я растерянно, всё же сойдя с порога и прикрыв за собой дверь. Текна сцепила руки в замок. — Я просила мадам Грейс сообщить мне, когда ты очнёшься. — А… — только и произнесла я да так и застыла, как-то разом растеряв все мысли и слова. В голове царила пустота, чувства были в раздрае, и мне совершенно не хотелось разговаривать, но, в отличие от счастливого семейства, присутствие Текны почему-то нисколько не давило, и я даже не пыталась натянуть на лицо фальшивую уверенность. Я была разбита. И притворяться у меня просто не было сил. — Как ты? — поинтересовалась Текна участливо, и я ответила ей тихим выдохом. — Говорила с ней? Какое-то время я молчала. — Ты знаешь, да? Про то, что она ничего не помнит? — Знаю, — тихо отозвалась Текна спустя несколько секунд тишины. — Мне очень жаль, Блум. — Да… — откликнулась я эхом. — Мне тоже. — До чего трогательная картина, — раздался вдруг откуда-то со стороны совершенно неуместный здесь голос, и, практически подпрыгнув от неожиданности, я судорожно перевела взгляд в направлении источника звука. Да уж, голова у меня совсем не варила — и как только я умудрилась сразу его не узнать? — Чего хотела? — сходу перешёл к делу Даркар и окончательно вышел из окутывающих его теней. Сказать по правде, я совсем не ожидала, что просьбу мою сумеют исполнить настолько быстро, а потому в первые секунды просто растерялась, не в силах облечь все одолевающие меня сомнения в слова. Даркар смотрел выжидающе и нетерпеливо, стремясь поскорее вернуться к своим делам, я безбожно медлила, и наконец беспомощно оглянулась на Текну — вот уж чего я точно не планировала, так это того, что у нашего разговора будут свидетели. Больше всего на свете я не хотела, чтобы кто-то слышал то, что я собиралась сказать, однако Текна ответила мне встревоженным взглядом и всем своим видом показала, что оставлять нас наедине не собирается. Я тихо выдохнула. Что ж, выбора мне не оставили. — Почему я выжила? — спросила я прямо в лоб и неосознанно приобняла себя руками: казалось, вот так вываливая свои самые потаённые и постыдные мысли, я добровольно срывала с себя одежду. — После того, что случилось в Океане… — Огонь Дракона, — безразлично пожал плечами Даркар, и я замотала головой. — Ты не понимаешь! — выдохнула я, даже не пытаясь убрать из голоса нотки отчаяния. — Знаю, плевать ты на меня хотел, но сама я… В тот раз я верила, что не вернусь назад. Я колдовала так, как никогда до этого… — Зажмурившись, я качнула головой. — Нет, это даже колдовством нельзя назвать. Тело будто сознательно стремилось избавиться от всей моей силы, чтобы она не погибла вместе со своим сосудом. Хоть представляешь, каково это — опустошить источник, который все свято считают неиссякаемым? Даже при контакте с Реликсом я не чувствовала ничего подобного. — И? — Даркар скучающе изогнул бровь, и я не сдержала ошарашенного выдоха. — «И»? — переспросила я неверяще. — Как я сумела… почему… после такого я всё ещё жива? Не знаю, почему вопрос этот в тот момент прозвучал как обвинение. Даркар смерил меня скептическим взглядом. — Ты правда не понимаешь? — спросил он наконец-то серьёзно, и я устремила на него полный мольбы взгляд. Казалось, он правда ждал, что я догадаюсь сама, но я слишком устала, чтобы думать. — Что именно произошло тогда между тобой и Сирениксом? — сдался он, не столько интересуясь этим, сколько меня саму подталкивая к правильному ответу. — Я… я не знаю… — отозвалась я честно, изо всех сил поднимая в голове смутные воспоминания. — Он… думаю… он пытался поглотить меня… но почему-то так и не сумел. — Так почему же? — спокойно спросил Даркар. Я в отчаянии сверлила его взглядом. — Огонь Дракона, — раздался у меня из-за спины приглушённый голос Текны, и, вздрогнув, я обернулась с немым вопросом в глазах. Взгляд её был устремлён в пол, а ладони крепко сжимали колени. — Он поглотил Огонь Дракона Дафны, — расширила она свою мысль и всё же подняла взгляд на нас. — Из-за этого ваша магия смешалась. А так как истинным Хранителем Огня из вас двоих была ты, по итогу твоё Пламя просто растворило его в себе. — Рас… творило?.. — переспросила я неверяще и услышала, как Даркар за моей спиной хмыкнул. — Что ж, вижу, хоть кто-то здесь ещё способен соображать. — Я устремила полный непонимания взгляд на него, и, шагнув вперёд, он протянул к моей груди руку. Под рёбрами у меня всё сжалось, словно кто-то весьма неаккуратно перебирал мои внутренности. — Спорить не стану, ты и правда планировала умереть, — фыркнул он презрительно и наконец опустил ладонь, закончив своё магическое сканирование. — Твой организм на одном только честном слове держится. И если бы не отнятая у Сиреникса сила, восстановиться твоё тело уже не сумело бы. — То есть… — В голове у меня по-прежнему отказывалась складываться единая картина. — Это Сиреникс… меня спас? — Не он, — коротко отрезал Даркар. — Пламя Дафны, находившееся внутри него, направило всю эту силу на твоё исцеление. И в следующее мгновение он просто растаял в тенях, оставив меня наедине с тишиной и мучительным осознанием. Пламя… Дафны? Выходит, на деле это она меня спасла? Снова меня спасла? Когда спустя немыслимо долгое время я всё же повернулась к Текне, взгляд её был мрачен и тяжёл. — Значит, поэтому ты тогда солгала? — спросила она, одним своим видом заставив меня почувствовать себя серьёзно провинившимся ребёнком. — Не потому, что хотела нас защитить, а потому, что не хотела лишних свидетелей? Я отвела взгляд. — Я не буду оправдываться, — отозвалась я глухо и только в тот момент заметила, что по-прежнему обнимала себя руками. Быстро отпустив свои плечи, я тут же неосознанно сжала кулаки. — Тогда казалось, что это был единственный выход. — Покончить с собой? — сухо уточнила Текна, и я болезненно нахмурилась. — Я всё это начала… и я не могла позволить никому другому отвечать за мои ошибки. Текна молчала: видимо, несмотря на всю злость и разочарование, всё равно понимала, что правда была на моей стороне и в масштабах государства одна жизнь не стоила благополучия целого народа. Но, как бы трезво ни мыслил рассудок, разумеется, сердце отказывалось с ним соглашаться. — Знаю. Я снова тебя подвела, — произнесла я тихо и, сделав шаг вперёд, опустилась на кровать рядом с ней. — Иначе, наверное, я просто не умею. — Подвела? — растерянно переспросила Текна и взглянула на свои ладони, которыми по-прежнему сжимала колени. — Нет… — Она неуверенно покачала головой. — Подвести можно только того, кто возлагает на тебя какие-то ожидания. — Я взглянула на неё с немым вопросом, но она не спешила продолжать, словно в тот момент внимательно прислушивалась к своим эмоциям и пыталась в них разобраться. — Я не разочарована, Блум, — заговорила она наконец и подняла на меня взгляд. — Как бы странно это ни звучало, сейчас я чувствую… лишь облегчение. — Почему?.. — спросила я с искренним непониманием, и как-то совершенно неуловимо взгляд Текны, до этого потухший и отстранённый, наполнился хорошо знакомым мне теплом. — Потому что ты снова меня узнаёшь. В тот момент я практически вздрогнула от пронзившего меня осознания. Воспоминания о ней, наверное, вернулись ко мне ещё в момент пробуждения: абсолютно незаметно, так спокойно, будто никогда и не исчезали — но вместе с ними на меня свалилось столько потрясений и разочарований, что сам факт потери памяти оказался мгновенно погребён под ворохом новых проблем. И теперь, когда я наконец-то столкнулась с реальностью лицом к лицу, обжигающе-ледяное чувство вины захлестнуло меня неконтролируемой, безжалостной лавиной. — О боже… — только и прошептала я, едва не задохнувшись от переизбытка эмоций. — Текна, мне так… так жаль… — Всё в порядке, — отозвалась она и, склонившись вперёд, прижалась к моим губам — так уверенно и бережно, словно ждала этого уже долгое, долгое время. Глаза мои послушно закрылись, однако сил ответить я в себе так и не нашла — просто замерла, пытаясь справиться с нахлынувшими на меня чувствами и сожалениями. Я ужасно по ней соскучилась. По её голосу, задумчивому взгляду, теплу прикосновений и объятий. По тому, как спокойно мне становилось всякий раз, когда она оказывалась рядом, и как всегда, какой бы неразрешимой ситуация ни казалась, она легко находила из неё выход. Руки Текны сжали мои ладони, и она осторожно прислонилась к моему лбу. — Я люблю тебя. Прости, что не сказала этого раньше. Сначала я подумала, что ослышалась. Сколько бы раз я ни твердила Текне об этом сама, я никогда не нуждалась в ответных признаниях, и сейчас, впервые в жизни адресованные мне, слова эти звучали до чёртиков непривычно и незнакомо. Не знаю, наверное, я верила, что мне просто не нужно было их слышать, ведь о её чувствах я прекрасно знала и так, но… время шло, и гулко колотящееся в груди сердце стремительно разносило по венам чувство абсолютно неуместной сейчас эйфории. Задушенно всхлипнув, я крепче стиснула тёплые ладони Текны и уткнулась ей в плечо. — И я тебя, — прошептала я дрожащим голосом, с трудом сдерживая подступающие слёзы. — Я так сильно тебя люблю…

***

До следующего утра я так с Текной ни на мгновение и не рассталась. Мы говорили обо всём на свете, полностью избегая темы Дафны и вновь нарисовавшихся на горизонте проблем: я рассказывала о том, как гуляла в восхитительно красивом дворцовом саду и как влияние Сиреникса ослабевало вблизи от Ядра, какой потерянной себя чувствовала всё это время и как одна лишь Стелла без устали пыталась подбодрить меня и убедить в том, что всё обязательно наладится; Текна же — об уроках в Алфее и очередной серии практических занятий с Палладиумом, о сходящей с ума от тревоги Флоре и обеспокоенной моим внезапным исчезновением Рокси; а Раф мирно сопел в облюбованном им уголке, словно давая нам возможность наверстать всё упущенное и вдоволь друг другом насытиться. Когда Текна бросила взгляд на показывающие половину двенадцатого часы, намереваясь всё же вернуться сегодня в Алфею, — это только я прописалась в рядах безбожных прогульщиков, а для всех остальных учениц занятия никто не отменял, — я поймала её за руку и, отчего-то отчаянно смущаясь, попросила: — Останься?.. В ответ Текна лишь тепло улыбнулась, и, погасив в комнате свет, я заснула прямо в её объятиях, впервые за долгое время не боясь ни кошмаров, ни того, что может ждать меня в темноте. Чёрная комната казалась до невозможного пустой и безжизненной. Мне бы стоило радоваться: ведь Дафна наконец была свободна, ей больше никогда было не суждено вернуться в эту темноту, холод и одиночество, однако сама я при этом словно лишилась неотъемлемой части себя — той искры, что всегда была рядом, согревала и разгоняла тьму, служила путеводным огоньком, не позволяющим опустить руки и сдаться. Кажется, бессознательно, в тот момент я сжала по-прежнему обнимающую меня Текну сильнее, и ровно на мгновение страх отступил, позволив сделать ровный, спокойный вдох. К большому своему удивлению, на следующее утро я проснулась первой и, взглянув на часы, изумилась лишь сильнее: стрелки показывали начало девятого, а всегда — без исключений, каждый божий день — встающая ровно в шесть Текна абсолютно умиротворённо дремала рядом со мной, за всю ночь так и не выпустив меня из своих рук. Не в силах оторвать взгляда, я несколько минут смотрела на безмятежное выражение её лица, а потом зажмурилась и уткнулась ей в ключицу, чувствуя, как неумолимо тону в затапливающем меня счастье. Мир вокруг рушился, поводов для радости не было даже в условиях безоговорочной победы, но почему-то в тот момент мне казалось, что я сумею с этим справиться — словно что-то вновь крепко удерживало меня на плаву, давало возможность перевести дух, успокоиться и набраться сил. Вставать и отпускать её ужасно не хотелось, и я провела в этом положении ещё несколько долгих минут, однако потом всё же собрала волю в кулак и осторожно выпуталась из объятий. Тело по-прежнему ощущалось чужим и ватным, энергии хватало разве что на минимальные перемещения, а вдобавок ко всему ещё и голова принялась кружиться от дикого голода, и я поняла, что, если сейчас же не восстановлю запас энергии, на сей раз свалюсь уже в голодный обморок. С этой намеченной целью я и направилась в ванную, по дороге потрепав за ухом сладко сопящего в своём углу Рафа. Двигаться было действительно странно. Тело казалось слишком лёгким, слишком непривычным и слишком неуверенным. Натренированные когда-то мышцы передавали привет и обещали непременно прислать пару открыток. А поселившаяся в груди пустота красноречиво говорила о том, что в ближайшее время я могу даже не пытаться колдовать — магия во мне отсутствовала напрочь, и, сказать по правде, я понятия не имела, когда она надумает вернуться. Закрутив кран с водой и проведя ладонью по запотевшему зеркалу, я вгляделась в своё отражение. Всё та же бледность, болезненная худоба и синяки под глазами; но сами глаза — о, в глазах я отчётливо видела вновь разгоревшийся, пускай и похожий пока что больше на крошечную искорку, огонь. Я готова была дать себе ещё один шанс. Не чтобы бросить судьбе очередной вызов — нет, с этим я, пожалуй, завязала навсегда; но чтобы хотя бы попробовать наладить свою жизнь. Я просто обязана была попытаться. Выйдя из ванной, я натолкнулась всё на ту же безмятежную картину: Раф с Текной мирно спали, и я приложила все усилия к тому, чтобы случайно их не разбудить. Бесшумно подошла к кровати, склонилась и, коротко улыбнувшись, запечатлела на щеке Текны поцелуй. И в этот самый момент дверь за моей спиной тихо скрипнула. Реакция моя, вполне ожидаемо в таком состоянии, оказалась крайне заторможенной, а потому, когда я повернулась, вполне недвусмысленно перед этим разогнувшись, за спиной моей в изумлении замерла успевшая заглянуть в комнату Марион. Так мы и стояли, тупо глядя друг на друга и не в силах сказать хоть что-нибудь. Медленно, но верно до меня доходило, что один из самых личных аспектов моей жизни стремительно всплыл на поверхность, и я понятия не имела, что в этой ситуации следовало делать — будь я на Земле, наверняка бы первым делом запаниковала и замахала руками, но тут… — Прошу прощения, не хотела вам мешать, — смущённо пробормотала Марион и тут же прикрыла за собой дверь, и, помедлив ровно секунду, я неловко бросилась за ней. — Подожди! — окликнула я, выбежав в коридор и даже не представляя, что вообще собиралась сказать: тело действовало раньше мыслей, и пустить ситуацию на самотёк, сделав вид, будто ничего не было, решением казалось откровенно не самым умным. — Я… — пролепетала я и замерла, растерянно уставившись в пол. Различные в своей тупости оправдания крутились в голове со страшной скоростью, и я вновь выпалила раньше, чем подумала: — Ничего такого не было… она просто осталась переночевать… Лишь постфактум осознав, что этой фразой закопала себя ещё глубже, я раздосадованно зажмурилась и с силой прикусила губу. Щёки пылали с небывалой силой, лицо горело от вмиг поднявшейся температуры, грудь распирало от стыда и неловкости, а Марион только молчала, то ли осмысливая услышанное, то ли пытаясь подобрать слова — реакции её я не знала, потому что боялась поднять взгляд. И наконец, спустя долгое-долгое время, она всё же подала голос. — Она была тем, кого ты забыла? — спросила она негромко, и, собрав волю в кулак, я решилась на неё взглянуть. Сказать, о чём Марион думала, было сложно: на лицо её словно наползла профессиональная маска для общения с подданными, которым не положено было видеть её истинные эмоции — в каком бы смятении она ни пребывала. — Д-да… — отозвалась я полушёпотом, боясь даже представить дальнейшее развитие событий. Ладно, с Дафной мне повезло, но что насчёт родителей? Я ведь понятия не имела о том, каких взглядов они придерживались. — Значит, ты всё вспомнила? — уточнила Марион серьёзно, и я просто кивнула. Какое-то время она молчала — а затем в голосе её послышались вернувшиеся нотки теплоты: — Я очень рада это слышать. — Подняв на неё взгляд, я заметила на её губах слабую улыбку. — Надеюсь, теперь у вас всё будет хорошо. — С… спасибо… — отозвалась я с растерянным неверием и, несколько секунд потоптавшись на месте, поспешила перевести разговор на другую тему: — А зачем ты заходила? — Хотела узнать, не проснулась ли ты, — просто ответила Марион. — Фрейлины сообщили, что вчера после пробуждения ты так ничего и не съела, так что я подумала, что ты должна быть прилично голодна. — Так и есть, — отозвалась я без утайки и прижала ладонь к угрюмо бурчащему животу. Есть и правда хотелось безумно — ещё немного, и организм готов был упасть в обморок исключительно в качестве протеста. Растянув губы в улыбке и будто напрочь забыв про наш неловкий разговор, Марион кивнула в сторону кухни и поманила меня за собой. — Пойдём, — позвала она, — я что-нибудь тебе приготовлю. — Сама? — не очень воспитанно изумилась я и послушно последовала за ней. Учитывая количество повстречавшихся мне поваров и кухарок, я даже не думала, что в этом замке хоть кто-то, кроме них, ещё бывает на кухне. — Ага, — совсем не по-королевски отозвалась Марион. — Ты, наверное, удивишься, но раньше в свободное время я частенько готовила. Думаю, ты и сама знаешь, как хорошо это помогает расчистить мысли. — Ещё как знаю, — с готовностью согласилась я и на какое-то время оставила все вопросы. О своей любви к готовке Марион ничуть не преувеличила, и уже через десять минут передо мной красовалась тарелка с потрясающе симметричной яичницей, которую я прикончила за считаные секунды — и, надо сказать, голод мой от этого возрос лишь сильнее. Заметив мой блуждающий по шкафам да полкам взгляд, Марион с дружелюбной улыбкой кивнула в сторону огромного холодильника. — Посмотри там. Бери всё, что пожелаешь. Оглянувшись на снующих вокруг нас поваров да кухарок, изо всех сил старающихся ничем не потревожить покой своей королевы, я помедлила несколько секунд, однако всё же сдалась инстинктам и полезла за пропитанием. Когда я вынырнула обратно на свет божий и, вернувшись к столу, разложила добычу перед собой, Марион задумчиво покрутила в руках серебряную вилку и аккуратно положила её на край тарелки. — Ты не возражаешь, если я немного полюбопытствую? — спросила она вдруг как-то заискивающе, и, сжимая в зубах наспех слепленный бутерброд, я подняла на неё вопросительный взгляд. — Насчёт тебя и… — на мгновение она задумалась, однако имя вспомнила правильно: — Текны. Сглотнув, я выпустила бутерброд на свободу и осторожно, практически настороженно кивнула. Напряжение моё не скрылось от глаз Марион. — Правда, Блум, не пойми меня неправильно, мне просто любопытно, — успокоила она и для верности ещё раз улыбнулась. — Я давно хотела узнать, есть ли у тебя избранник, но всё как-то не выдавалось подходящего момента. — Я по-прежнему молчала, но, видимо, взгляд мой самую малость смягчился, и, расценив это как позволение, Марион продолжила: — Давно вы вместе? — С этого лета, — отозвалась я негромко. — Но знаем друг друга с первого дня учёбы. — И как, по-твоему, это лишь школьный роман или нечто большее? Сказать по правде, в любой другой ситуации этот вопрос я восприняла бы в штыки: формулировка у него была ужасная, какая-то снисходительно-насмешливая, словно бы говорящая «ну ничего, поиграешься и забудешь» — однако говорила Марион предельно серьёзно, и в голосе её не было ни капли пренебрежения или высокомерия. С губ моих чуть не сорвалось «не знаю», однако я тут же крепко их сжала и опустила взгляд. Нечто большее? А насколько? «Я не переживу, если мы расстанемся, потому что я безумно влюблена и во мне бушуют гормоны» или «я представляю нас вместе и через пять лет, и через десять, и даже в глубокой старости»? Ответа на этот вопрос я и в самом деле не знала. Но не потому, что не видела нас вместе в далёком будущем — скорее, потому, что не видела этого самого будущего конкретно для себя. С моим безумным ритмом жизни, казалось, я просто разучилась думать на перспективу, и воспоминания о недавнем самоубийственном порыве были ещё слишком свежи для того, чтобы отмахнуться от них и с широкой улыбкой направиться в счастливую старость. Я не была уверена, что однажды снова не сломаюсь. Что не дам слабину, не сдамся, не решу закончить всё здесь и сейчас, только бы снова не проходить через все круги Ада. Марион терпеливо ждала, даже не представляя, какой экзистенциальный кризис во мне подняла, и, выбросив из головы все лишние мысли, я поспешила снова взять себя в руки. — Я никогда не думала о будущем, — ответила я честно, наконец нарушив повисшую гнетущую тишину. — И не просто с Текной, а вообще. Я… не вполне уверена, что ответить, опыта у меня никакого, и о чувствах я разговаривать не умею. Но Текна… она словно островок спокойствия в бушующем океане. Что бы ни случилось, я всегда могу вернуться к ней и почувствовать себя в безопасности… Не знаю, как бы справлялась, не будь её рядом. Правда. На губах внимательно слушавшей меня Марион расцвела улыбка — и на сей раз она показалась куда искреннее предыдущих, служивших будто дежурным жестом вежливости. — И это в твоём понимании «не умею»? — спросила она с весёлым блеском в глазах. — Как по мне, лучшего ответа и не придумаешь. Я слабо улыбнулась: чувства всё ещё были в раздрае, и мне нужно было время, чтобы успокоиться. — А твои родители знают? — продолжила любопытствовать Марион, вновь начав неосознанно крутить в руках вилку. Я нахмурилась. — Не думаю. По крайней мере, никаких официальных заявлений я не делала. — А подруги? — Разумеется, — кивнула я, поднимая в голове воспоминания о славных школьных буднях, казавшихся сейчас бесконечно далёкими — практически пережитками утраченного прошлого. — Как-никак, в одной квартире живём. — А… — Марион вдруг осеклась, но, когда я взглянула на неё с немым вопросом, всё же заставила себя закончить: — А Дафна… знала? Взгляд мой сам собой опустился к тарелке и стремительно ушёл в расфокус. Да, она… — Знала, — выдавила я, по-прежнему пребывая где-то далеко в своих мыслях. Уголок губ дрогнул. — На самом деле, наверное, узнала… точнее, почувствовала это первой. Она так любила… слушать мою нелепую болтовню. Марион молчала, быстро поняв, что подняла чрезвычайно болезненную тему, и я молчала тоже, всё силясь осознать, что никаких разговоров по душам у нас с Дафной больше не будет — не спорю, возможно, спустя время мы снова сблизимся, но… это будет уже не тем. Только не с исчезновением того, что было будто бы связавшей нас сокровенной тайной. — Блум, — позвала меня Марион, выдернув из невесёлых размышлений, и я подняла на неё угрюмый взгляд. — Быть может, она ещё вспомнит. Я ценила её попытку приободрить меня, но в глубине души была более чем уверена в обратном. Сиреникс успел потрепать и мою память, и, учитывая, что снять чары смогло только его полное исчезновение, что мне следовало уничтожить теперь, когда его и так больше не существовало? Мотнув головой, я без аппетита вгрызлась в забытый бутерброд и пробормотала: — Давай не будем о грустном. — Конечно, — тут же согласилась Марион и спустя какое-то время вдруг тихо усмехнулась, блуждая взглядом где-то в стороне. Я вопросительно изогнула брови, и, заметив это, она покачала головой, как бы говоря: «Нет-нет, ничего». — Я просто вспомнила о том времени, пока ты была без сознания, — всё же объяснила она, и на секунду мне стало ужасно смешно из-за того, что в голосе её напрочь отсутствовала тревога, словно я и не пыталась тогда отойти в мир иной. Впрочем, сейчас же я была в порядке — так к чему пустые переживания? — Твои подруги несколько раз навещали тебя, но Текна проводила в лазарете каждый день, — продолжила Марион тем временем, и сердце у меня ёкнуло. — Я тогда даже и не думала… А ведь все ответы были прямо передо мной. Я смущённо потупила взгляд. — Ну, вряд ли эта мысль из тех, что первыми приходят на ум. — Тоже верно. — Марион с лёгкой улыбкой кивнула и, будто тоже смутившись, попыталась объясниться: — Извини, если я слишком лезу не в своё дело… Просто, после всего случившегося, я очень рада, что у тебя в жизни есть кто-то настолько близкий. Не представляю, как бы я держалась, не будь рядом твоего отца. — Да… — коротко выдохнула я. Вот только, в отличие от Марион, свою участь мне не нужно было даже представлять — и так её, фактически, пережила. И приятного в ней было ожидаемо мало. Свой несчастный бутерброд я дожёвывала в тишине, а когда покончила с ним, Марион первой поднялась на ноги и разгладила своё платье. — Не буду больше тебя отвлекать, — сообщила она и снова улыбнулась — лукаво, с каким-то несвойственным взрослым подростковым озорством. — Думаю, сейчас ты хочешь провести время совсем не со мной. Я потупилась, однако не сумела побороть накатившее на меня от осознания скорой встречи нетерпение: после разлуки из-за Сиреникса, как бы я ни старалась, мне всего было мало, и казалось, наверстать упущенное никак не получается. Мне хотелось сгрести Текну в объятия и никогда её не отпускать. Уткнуться в неё, прижаться всем телом и просто забыть о мире, наслаждаясь единственным неизменным спокойствием. И чем, чем только я её заслужила? Заметив моё переменившееся настроение, Марион молча кивнула в сторону двери, и, одним взглядом её поблагодарив — и за еду, и за неожиданное понимание, — я направилась обратно в свою комнату. Не пребывай я в столь плачевной физической форме, обязательно бы сорвалась на бег, однако сейчас сил в теле едва хватало на то, чтобы держать себя в вертикальном положении, а потому пришлось запастись терпением. Когда я шагнула на порог, уже проснувшаяся Текна сидела на краю кровати, подтянув к себе ногу и бегло просматривая что-то на своём магическом компьютере. Услышав скрип, она подняла взгляд и улыбнулась. — Доброе утро. Я не ответила: уверенно прошагала прямо к кровати, обхватила её лицо ладонями и поцеловала. Пытаясь удержать мой вес, Текна чуть отклонилась назад, и я поспешила этим воспользовалась, завалив её на кровать и быстро усевшись сверху. Мы целовались долго. Медленно и почти что лениво, не торопясь, наслаждаясь моментом, сплетая языки и сразу за этим едва соприкасаясь губами, и я чувствовала, как ладони её хаотично перемещаются с моей поясницы на бёдра и обратно, словно неуверенные, что за всем этим последует. А не последовало ничего: проснувшийся Раф решил, что хватит с нас уединения, и возмущённым лаем напомнил о своём присутствии, как бы говоря, что вчерашняя акция невиданной щедрости давно закончилась. Оторвавшись от Текны, но так и не отстранившись, я прикрыла глаза и принялась выравнивать сбившееся дыхание. — Что это с тобой? — поинтересовалась она чуть растерянно, и я помотала головой, после чего коротко улыбнулась. — Ничего. Просто я тебя люблю. Поймав её взгляд, я снова прижалась к её губам и провела в этом положении несколько секунд, пользуясь нерасторопностью раскачивающегося Рафа, а затем, когда он снова угрожающе зарычал, наконец разогнулась и утянула её за собой. — Очень тебя люблю, — прошептала я, счастливо жмурясь, и обвила её шею руками. Обняв меня в ответ, Текна уткнулась в моё плечо, и не будь я так истощена, непременно бы расплакалась от накативших на меня эмоций. Справиться с ними не получалось. Я честно пыталась: уговаривала себя, дышала глубоко и размеренно, напрягалась изо всех сил, стараясь вернуть себе хотя бы мнимое самообладание, но все потуги были заранее обречены на провал. Казалось, отнятая у меня любовь за время нашей разлуки стала во сто крат больше и сильнее и, вернувшись, погребла меня под собой, подобно лавине, заполнила внутри всё, как гелий — воздушный шарик, и я едва справлялась с тем, чтобы просто удержать всё это безумие внутри и не взорваться. Мне хотелось прижаться к ней ещё сильнее. Стиснуть в объятиях, схватить за руки, спрятать от всего мира и никогда не отпускать. Счастье, собственничество и восторг от осознания того, что всё это по-настоящему, всё это — моё, и никто больше у меня это не отберёт, переполняли и затапливали, распирали грудную клетку с таким натиском, что давление на рёбра можно было ощутить физически. Стелла была права: лишившись нашего прошлого и идущей от неё поддержки, я просто металась, не в силах найти ни покоя, ни мнимого умиротворения. Текна была необходимой мне константой. И, сама того не заметив, переполненная эмоциями, я сконцентрировала на ней весь свой мир — будто добровольно заковала себя в цепи и выбросила ключ от замка. — Я тоже соскучилась, — проговорила она негромко мне в шею, и я до боли зажмурилась. Расшатанные нервы упорно стремились выразить всё, что было у меня на душе, рекой крокодильих слёз, но вот мне этот план не нравился от слова совсем, и борьба у нас шла не на жизнь, а на смерть. Спустя несколько секунд на моей стороне появился значительный перевес — бодрой рысцой подбежав к кровати, Раф бесцеремонно втиснул между нашими животами морду и устремил на меня взгляд, в котором безошибочно можно было прочесть одно простое требование: «Жрать». Я не стала возражать. — Пойдём завтракать, — предложила я полувопросительно, подняв взгляд на Текну, и она кивнула, после чего мне не без сожалений таки пришлось с неё слезть. Едва я встала на ноги, в глазах у меня потемнело, и меня повело, но, незаметно схватив Текну за рукав, я сумела удержаться в вертикальном положении. Разумеется, «незаметным» это осталось только в моих мечтах. — Ты как? — тут же озаботилась она и поддержала меня под руку, видимо, боясь, что я снова попытаюсь упасть. — Всё в порядке, — успокоила я, в этот раз даже душой особо не кривя. — Просто голова закружилась. Не переживай. Учитывая все перенесённые мной перегрузки, подобная мелочь казалась не то что естественным, а более чем ожидаемым последствием, и Текна не стала бить тревогу на пустом месте, но до самых дверей руки моей так и не отпустила, решив на всякий случай перестраховаться. Завалившись на кухню второй раз за это утро, я неловко улыбнулась тут же заметившему меня шеф-повару и до смешного робко — как будто не я была принцессой, а, наоборот, он являлся хозяином дворца — попросила накормить моих дорогих гостей. Разумеется, просьба моя оказалась мгновенно исполнена, и, пока Текна с Рафом завтракали, я отключилась от внешнего мира, борясь с подступающим головокружением. Сложно было понять, что послужило ему причиной: то ли чрезмерная активность после длительного периода бездействия, то ли первый полноценный приём пищи за целую неделю, а может, причины как таковой и вовсе не было. И, честно говоря, корень проблемы практически меня не волновал — главное, поскорее вновь обрести над собой контроль. А дальше дело само собой пойдёт на поправку. Текна ничего не говорила, но, когда я подняла взгляд спустя какое-то время, по одним её глазам прочитала, что она прекрасно всё понимает. Виновато улыбнувшись, я вновь уставилась в ходуном ходящий пол и сделала глубокий вдох. То, что обилие витающих по кухне запахов лишь усугубляло моё состояние, я осознала слишком поздно, и когда озарение наконец пришло, мои спутники как раз заканчивали трапезу. Поднявшись на ватные ноги, я пробормотала смазанное «большое спасибо» в сторону шеф-повара, нащупала ладонью стену и поспешила в коридор. Кажется, когда двери за моей спиной закрывались, я услышала, как Текна с кем-то говорит, но слов разобрать не сумела, и уже спустя несколько секунд они вместе с Рафом вышли ко мне. — Тебе нужно прилечь, — констатировала Текна безапелляционно и, не увидев никакой реакции, скомандовала: — Пошли. Тяжело вздохнув, я последовала за ней обратно в мои покои, при этом старательно не отводя взгляда от пола — стены вокруг водили хороводы. Мягкий топот лап Рафа следовал за мной неотрывным аккомпанементом. Вернув меня в комнату и практически силком уложив на кровать, Текна осторожно присела на её край и, коснувшись моего лба на проверку, устроила ладонь у меня на макушке да так её там и оставила. — Ты белая, как снег, — сообщила она со смесью сразу из нескольких нечитаемых эмоций в голосе. — Может, поспишь? Я скривилась. — Отоспалась уже. — И, в первую очередь пытаясь убедить в этом саму себя, заверила: — Скоро пройдёт, вот увидишь. Текна одарила меня скептическим взглядом — совсем как Офелия, когда я рвалась на выписку ещё до того, как швы успевали зажить. Раф нас в этот раз не трогал и терпеливо ждал, пока мне станет лучше, устроив себе лежбище в изножье кровати и лишь изредка поглядывая в мою сторону. И лучше мне всё же стало. Постепенно головокружение стихло, тошнота отступила, а с сетчатки исчезли тёмные пятна, то и дело пытавшиеся затмить моё зрение. На протяжении всего этого времени Текна не переставала будто бы бессознательно поглаживать меня по волосам и лишь один раз отвлеклась на то, чтобы — насколько я поняла — отправить кому-то сообщение со своего компьютера. Я не спешила вставать, бездумно глядя в разлившееся за окном голубое небо и краем сознания отмечая, что чувствую себя больным малышом, которого опекает мама, а затем ухватилась за эту мысль покрепче и лишь в тот момент поняла, как сильно соскучилась по родителям: с каждым новым годом в Алфее, привыкнув к разлуке, мы всё реже созванивались и в основном ограничивались перепиской, а из-за безумия этого семестра я и вовсе практически с ними не общалась, лишь иногда давая знать, что я жива и всё в порядке. Я всеми силами старалась не тащить к ним свои проблемы, не подвергать их опасности и не заставлять волноваться за мою безопасность, оградить их от всех угроз и трудностей этого мира даже в те моменты, когда от отчаяния и одиночества хотелось разрыдаться, и теперь, когда всё наконец-то вернулось в норму, я умирала от желания вновь их увидеть, обнять и просто поговорить. Тревожило лишь то, что они по-прежнему не знали ни об одном из моих последних приключений, а так как беспричинно лгать мне не хотелось, разговор нам предстоял не из лёгких, и, пожалуй, к нему стоило хоть немного подготовиться. Но, как бы то ни было, перед этим у меня в планах было посвятить целый день кое-кому другому. Тому, кто, заметив моё оживление, прожигал меня своим проницательным взглядом. — Сказала же, всё пройдёт, — улыбнулась я, повернув голову к Текне, и, как довольный кот, прижалась к её ладони сильнее. — Я в норме. — По крайней мере, выглядишь чуть поживее покойника, — согласилась она неохотно, и я закатила глаза. — Комплименты у тебя как всегда своеобразные. Утянув себя в сидячее положение, я помедлила несколько секунд, проверяя, не вздумает ли головокружение вернуться, а затем с облегчением выдохнула и спустила ноги с кровати. Встрепенувшись, Раф тут же вздёрнул голову и нетерпеливо завилял хвостом, и я вполне могла представить, как за эту неделю он соскучился по активности и веселью. Предложение прогуляться, с максимально серьёзным видом расширенное до чуть ли не доктором прописанной необходимости побыть на свежем воздухе, ими обоими было воспринято с большей или меньшей степенью восторга, и на правах человека, пробывшего в этих стенах дольше всего, я во главе строя отправилась искать дорогу в королевский сад. О решении выйти из дворца я не пожалела ни секунды. Погода на улице была прекрасная, цветочные кусты зеленели, едва заметный ветерок ласково трепал рассыпавшиеся по плечам волосы, и, задорно гавкнув, Раф радостно унёсся в глубину живого лабиринта, а я вновь не сдержала полной переполняющего меня счастья улыбки, украдкой косясь на идущую рядом Текну. Первое время она никак не реагировала, лишь время от времени бросая на меня ответные взгляды и коротко улыбаясь, но затем, присмотревшись повнимательнее, я заметила, как на щеках её проступает румянец. Улыбка моя сделалась ещё шире: радостной и полной игривого лукавства. — Да ты смущаешься! — воскликнула я весело и тут же схватила её за руку, переплетая пальцы. — Нисколько, — отрезала она невозмутимо, но меня столь очевидная ложь не проняла, и, словно стремясь ей самой доказать обратное, я поднесла её ладонь к губам и поцеловала. Тело Текну подвело: взгляд её метнулся куда-то вниз, а щёки заалели ещё сильнее, и я негромко засмеялась. — Охотно верю. Сердито на меня взглянув, — в животе у меня в этот момент, совсем как раньше, затрепетали бабочки, — Текна воспользовалась тем, что руки наши были по-прежнему сцеплены, дёрнула меня на себя, вынудив практически в неё врезаться, и прижалась к губам уже сама — да так… как не целовала ещё никогда. Сердце моё мгновенно подскочило куда-то в район горла. Ноги отозвались внезапной слабостью. Внутри всё сжалось, а по низу живота прокатилась приятная судорога. Когда Текна отстранилась, я поняла, что щёки теперь горят уже у меня. — Я ведь сдерживаюсь, — проговорила она негромко, не отрывая от меня прожигающего взгляда. — А ты продолжаешь меня провоцировать. Взглянув на неё широко распахнутыми глазами, я издала лишь слабый задушенный писк, а Текна вновь вернула своё внимание на дорожку и как ни в чём не бывало двинулась дальше. Как собачка на привязи, я покорно поплелась за ней, в то время как затуманенный разум тихо радовался тому, что в столь ранний час мы в саду были одни. О том, что на людях нам стоило быть осторожнее, чтобы по свету не поползли нежелательные слухи, думать мне не хотелось. Хотя бы не сегодня. Сегодня я просто хотела почувствовать себя счастливой. Спустя несколько минут неспешной прогулки мы вновь воссоединились с Рафом, который разошёлся настолько, что, вместо того чтобы петлять по мощёным плиткой дорожкам, просто перескакивал через все попадающиеся на пути цветы и кустарники — да так ловко и высоко, что любой гепард бы обзавидовался. И, судя по реакции Текны, удивлена оказалась не я одна. — Такого я в его исполнении ещё не видела, — подметила она, заинтересованно наблюдая за тем, как он вновь одним прыжком легко перемахивает через полутораметровую зелёную стену и, совсем как кошка, мягко приземляется уже на противоположной от нас стороне. — Он и не на такое горазд, — отозвалась я с родительской гордостью и, дождавшись, пока Раф вновь перепрыгнет на нашу дорожку, окликнула его: — Эй, приятель! — Тут же навострив уши, он рывком развернулся и присел в ожидании команды. — Сможешь повторить то, что сделал тогда в Магиксе? Судя по всему, Раф не вполне понял, что я имела в виду: склонил голову набок и устремил на меня задумчивый взгляд. — В Магиксе? — столь же непонимающе переспросила Текна, и я повернулась к ней. — Давным-давно. Ещё когда Домино размораживали. Помнишь, как один из колдунов вломился к нам с Флорой в комнату? До этого мы с ним столкнулись в городе, и Раф тогда сделал что-то, чего с тех пор я больше ни разу не видела. — И что же? — В голосе Текны послышались нотки любопытства, и я перевела взгляд на Рафа. — Понял, о чём я? Вместо ответа он лишь громко гавкнул, встряхнулся всем телом, как будто только-только вылез из воды, и, опустив голову, явил себя во всей магической красе: тёмная шерсть окрасилась красным и пошла яркими всполохами пламени, ссыпая на землю быстро тающие в воздухе искры. Зрелище это было столь же завораживающим, сколь и жутким, а выражение абсолютной невозмутимости на морде самого Рафа лишь добавляло происходящему комичности. — Поразительно… — только и выдохнула Текна, во все глаза глядя на пылающую шерсть. — Как он… — Понятия не имею, — отозвалась я честно и с ног до головы обвела Рафа взглядом. — После того случая он так больше никогда не делал. А сейчас вдруг как-то вспомнилось… Сделав шаг вперёд, Текна неуверенно протянула руку: словно пыталась решить, хочет она его потрогать или нет. — Это Огонь Дракона? — уточнила она, и я задумалась на секунду. — Думаю, да. В тот раз ему удалось рассеять чужую магию. Язычки пламени в шерсти Рафа начинали постепенно сходить на нет — поддерживать эту форму длительное время он либо не мог, либо не хотел, а потому Текна всё же решила воспользоваться возможностью и проверить огонь на ощупь. Склонившись, она осторожно дотронулась до горящей холки, и уже по одному тому, что руку она не отдёрнула, всё стало понятно. Спустя несколько секунд она коротко улыбнулась и отняла ладонь. — Сочту за честь, — обратилась она почему-то к Рафу, и тот едва заметно сощурился, после чего окончательно погасил огонь. — Ты это о чём? — уточнила я непонимающе. — Про силу Пламени, — пояснила Текна и развернулась, оставив Рафа в покое. — Его безобидность — исключительно воля Рафа. Он позволил мне себя коснуться. Я хмыкнула. — Ну надо же, само великодушие. Раф адресовал мне красноречивый взгляд под названием «цени, пока можешь», а затем сорвался с места и вновь унёсся далеко вперёд, и мне показалось, на прощание из шерсти его сорвалось несколько запоздалых искорок, которые тут же растаяли в воздухе. Текна же тем временем отчего-то вновь озаботилась моим состоянием. — Ты как? — поинтересовалась она, приподняв мою голову рукой и просканировав лицо быстрым взглядом. — Отдохнуть не хочешь? — Брось, — фыркнула я и выпуталась на свободу. — Я просто хожу, а не стометровку бегаю. — Вид твой говорит об обратном, — непреклонно отозвалась Текна, и я насупилась на секунду, а затем всё же задумалась и прислушалась к ощущениям. Ничего особо криминального в своём состоянии я так и не заметила, однако сдалась давлению укоряюще-беспокойного взгляда и спустя пару минут опустилась на найденную возле искрящегося на солнце фонтана скамейку. — Довольна? — буркнула я, совсем как обиженный ребёнок, и в качестве утешительного приза тут же притянула Текну к себе, обняв её за талию и уткнувшись в живот. Она лишь тяжело вздохнула и принялась молча поглаживать меня по волосам. Раф нас не тревожил, несмотря на то, что обычно делал всё возможное, чтобы остаться рядом со мной и вовлечь меня в свои игры. Видимо, чувствовал, что пока я оказалась на скамейке (ну не иронично ли?) запасных, а потому развлекал себя сам, носясь по всему саду, как угорелый: иногда до нас долетал его приглушённый лай, — то ли он уже нашёл, с кем подраться, то ли пытался разговаривать с порхающими тут и там бабочками, — а порой и сам он вспышкой пролетал мимо и тут же скрывался в зелени. Несмотря на моё изначальное нежелание делать привал, под тёплыми лучами солнца и в не менее тёплых объятиях Текны я быстро разомлела и совсем не спешила вновь куда-то идти. Застывший во времени момент наполнял сердце невиданным доселе умиротворением. Все мысли растаяли, оставив в голове лишь приятную пустоту. А тело казалось таким лёгким, словно внутри не было ничего — только воздух, вот-вот готовый заставить меня оторваться от земли и взлететь. От ощущения этого было даже немного щекотно. И именно этому-то я и не спешила радоваться. Несмотря на обманчивую безобидность, пустота эта была отнюдь не хорошим знаком, ведь наравне с собственным весом я не чувствовала и магии — ни капли, совсем, абсолютно; поднесите ко мне свечку — и я даже потушить её мысленно не смогу. Чуть повернув голову, я раскрыла ладонь и уставилась на неё потерянным взглядом. Всё это… тревожило. Разумеется, самого факта того, что я могу вдруг лишиться своей магии, я не боялась, — жила без неё спокойно и так же жить и продолжу, — но ведь потеря её неизменно отразилась бы на всей моей жизни, и беспокоило меня именно это. Оставаться в Алфее смысла бы не было, а после отчисления дорога мне была открыта только одна — домой. И, быть может, если я и правда вернусь на Землю, оставив Дафну с родителями править Домино самостоятельно, все от этого только выиграют? Не будет неловкости и зависшего в воздухе чувства вины. Не будет притворной игры в большую счастливую семью и нелепых попыток разорваться на два дома. Не будет… боли от осознания того, что я навсегда лишилась самой дорогой связи. — Я знаю этот взгляд, — вырвал меня из мучительных раздумий голос Текны, и, вздрогнув, я опустила ладонь и подняла на неё взгляд. — Он называется «всё так плохо, что я снова готовлюсь поставить на себе крест». В чём дело, Блум? — Ни в чём, — тут же отозвалась я, мотнув головой для пущей убедительности, и на автомате попыталась спрятаться за волосами, однако Текна мне этого не позволила и быстро поймала моё лицо ладонями. — В чём дело? — повторила она тоном мягким, но не терпящим возражений, и зафиксировала мою голову так, чтобы я при всём желании не могла отвернуться. — Блум, — надавила она, не видя с моей стороны никакой реакции, и на лице моём появилось выражение бесконечного страдания: обсуждать эту тему ужасно не хотелось — я ведь обещала себе, что хоть сегодня позволю себе обо всём забыть, — но бежать было некуда, и отпускать меня без ответа Текна точно не собиралась. Тяжело сглотнув, я опустила взгляд. — Ты знаешь в чём. Несколько секунд Текна молчала — то ли задумчиво, то ли понимающе, — а затем ладони её исчезли с моих щёк, и она присела рядом со мной. — Боишься, что она никогда не вспомнит? Я сжалась всем телом, сгорбившись и чуть ли не согнувшись пополам. — Скорее, наоборот… Выражение лица Текны я не видела, однако боковым зрением заметила, как она дёрнулась от неожиданности услышанного. Заговорить она смогла только спустя несколько секунд. — Прошу прощения? От отчаяния и бессилия я замотала головой, а затем сделала глубокий вдох и вскинулась, всё-таки выкладывая всё, что так сильно меня гложило: — Она ведь забыла всё, что произошло после её смерти, так? Всех этих двадцати лет для неё просто не было. Не было разлуки со мной и осознания того, что её родители и королевство погибли, не было десятков лет томления в одиночестве и темноте, не было отчаяния от того, что для неё, в отличие от Домино, второго шанса не существует и она никогда больше не встретится с теми, кого любит, не было предательства Даркара, не было пыток Сиреникса — не было ничего! Понимаешь, о чём я? Сейчас она такая же, как и двадцать лет назад, просто закрыла на мгновение глаза, а когда открыла их, окруживший её кошмар уже кончился. И как я могу… как я могу даже думать о том, чтобы вновь насильно окунуть её во весь этот ужас?.. Я просто не имею права поставить собственный комфорт выше её спокойствия. Не могу наступить на те же грабли во второй раз… Я замолчала, потерянно глядя куда-то перед собой и чувствуя, как внутри всё неприятно сжимается, а Текна, в свою очередь, не спешила с ответом — как и всегда, предпочитала сначала всё обдумать и взвесить, а затем уже говорить. Где-то вдалеке снова раздался лай Рафа. Ладони мои дрожали, и мне пришлось зажать их между коленей. Спустя какое-то время Текна всё же заговорила: мягко, спокойно и уверенно. — Ты ведь прекрасно знаешь, как просто найти ответ на этот вопрос. — О чём ты? — Я непонимающе вскинулась, и Текна лишь укоризненно на меня взглянула. — О потери памяти ты знаешь не понаслышке. Так спроси себя, будь у тебя выбор, хотела бы ты никогда не возвращать себе украденные воспоминания? — Нет, конечно нет… — выпалила я, не успев даже подумать, и устремила на Текну умоляющий взгляд, а уже через секунду зажмурилась и затрясла головой. — Но тут совсем другое! Не надо это сравнивать! — Не спорю, — без колебаний согласилась Текна. — Вместе с хорошим, в отличие от тебя, Дафна забыла и всё плохое. Однако… — Она вдруг замялась, и голос зазвучал уже не так уверенно: словно до этого она излагала общеизвестные факты, а теперь заговорила от своего собственного лица. — Насколько я понимаю устройство человеческих эмоций… Связь с близкими… любовь к ним… для большинства людей важнее всего на свете. Даже если в комплекте с этим идёт столь же сильная боль. Если любишь кого-то, невозможно согласиться забыть об этом по доброй воле, ты ведь и сама знаешь. Глаза мои щипало от подступающих слёз, и, сделав дрожащий вдох, тщетно пытаясь удержать на лице спокойную маску, я устремила взгляд на Текну, которая в тот момент смотрела куда-то далеко-далеко, за невидимые границы этого мира. — Я это к тому… — продолжила она спустя несколько секунд молчания и будто бы встряхнулась, структурируя разбежавшиеся мысли, — что тебе следует честно спросить себя, как бы на эту ситуацию отреагировала сама Дафна. После всего, через что вы прошли вместе, посмела бы она хотя бы допустить мысль о том, чтобы вычеркнуть тебя из своей жизни? На этих словах, выдержав секундную драматическую паузу, всё моё самообладание с треском развалилось на части. Сорвавшись в свободный полёт, слёзы крупными каплями покатились по щекам, дыхание сбилось, руки задрожали, и, всхлипнув, я уткнулась Текне в плечо, пряча лицо в вороте её свитера. Честно спросить себя, чего бы хотела сама Дафна? А зачем? Ответ на этот вопрос я и так прекрасно знала — единственный, вечный, неизменный. Дафна никогда и ни за что бы не согласилась меня забыть. Отдала бы всё на свете, лишь бы сохранить эти воспоминания, самолично пошла бы на Сиреникс войной, только чтобы не оставлять меня одну, без поддержки и заботы, потому что, как и двадцать лет назад, так и сейчас, я была главным её приоритетом. Я была… её маленькой, драгоценной сестрёнкой. Слёзы и не думали затихать. Я старалась плакать как можно тише, время от времени безрезультатно приказывая себе успокоиться, сжимала Текну в объятиях и чувствовала, как она ласково гладит меня по голове и плечам, позволяя выплакаться и выпустить все накопившиеся переживания. Она была права. Рано или поздно эта минутная эйфория всё равно отступит, адреналин спадёт, и я останусь один на один с осознанием того, что уже никогда не смогу поговорить с Дафной так же, как раньше, — и кто знает, когда боль от этого достигнет таких размеров, что просто раздавит меня. Ведь, как показала недавняя практика, держать удар я совершенно не умела. — Я люблю её, — проскулила я куда-то в плечо Текны и, всхлипнув последний раз, всё же постаралась взять себя в руки. — Не хочу… чтобы она забыла меня. — Я знаю, — просто ответила Текна, и в голосе её послышалась улыбка. — Поэтому завязывай с самопожертвованиями и сосредоточься на деле. — Но как… — пробормотала я едва слышно, всеми фибрами души не желая вновь поднимать этот вопрос. С какой стороны ни пытайся на это взглянуть, ответ всегда будет один — способа, кажется, просто не существовало. — Разве возможно… восстановить уничтоженную память? Я устремила плывущий взгляд на Текну, и, несмотря на её старания ничем не выдать своего замешательства, я безошибочно могла понять, что этого она не знает и сама — по большей части просто пытается утешить меня и приободрить. — Мы попытаемся, — ответила она не совсем пессимистично, но и не давая ложных надежд. — Сделаем всё, что в наших силах. Я вновь вгляделась в её глаза: горящие тревогой, сочувствием и виной. А затем попыталась улыбнуться, несмотря на то, что ресницы всё ещё были мокрые от слёз. — Попытаемся, — повторила я согласно, не чувствуя при этом внутри ни малейшей искорки надежды. — Обязательно.