Рубикон

Мальчишка не был полноценным обскуром — это Гарри понял сразу, как соприкоснулся с ним. Безусловно, мощный, но путы Гарри преодолеть не cмог. Приходилось быть максимально сконцентрированным: не причинить вред Бену, следить за матерью и Малфоем, который, слава Мерлину, делал то, что сказали: медленно отступал к лестнице. Рваный поток магии выбил крышу, отгородил Гарри и обскура от всего мира — остались только они. Гарри давил всем собой, чувствовал безумство вспышек, метания взбесившегося разума, который никак не удавалось взять под контроль. Ощущение, что он не один, накрыло постепенно, одновременно с замелькавшими палочками. Отряд авроров прибыл, окружил, влился потоком магии в силу Гарри. Обскур затихал, расстилался по дощатому полу чёрной пеленой, и в плотной дымке угадывались человеческие черты. Гарри отступил, невольно замечая, как весь верхний этаж дома разрушен почти до основания. Мальчишка валялся на вздыбленном полу — тонкий, измождённый до предела. Его мать скорчилась рядом и безостановочно выла. Мучительная усталость скрутила мышцы, Гарри привалился к стене и двинулся к лестнице, оставляя аврорам дальнейшие разборки. Бордовая жижа тянулась по ступеням, стенам, капала с куска стекла, торчащего из груди растянувшегося на лестнице Малфоя. Ужас выбил воздух из лёгких. Гарри бросился к нему, подхватывая под спину. — Какого хрена, Малфой, не смей! — лихорадочно шептал он, прижимая к себе безвольное тело, впечатывая дрожащие пальцы в чуть бьющуюся жилку на шее. Аппарация далась нелегко: измотавшая усталость и рваное пространство силами обскура — еле сошедшееся — грозили расщепить. Но Гарри справился, и выкинул их обоих в лакированно-белый холл клиники Святого Мунго. Молодая ведьма у стойки администрации ойкнула и опрокинула кружку с чаем, когда мирную тишину разрезали хлопок аппарации и последовавший отчаянный вопль Гарри: — Он умирает! Колдомедики появились быстро, мягко отстранили Гарри, накинули на неестественно бледного Малфоя сеть поддерживающих заклинаний, зафиксировали на носилках и подняли в воздух заклятием левитации. — Вам туда нельзя, — всё та же ведьма-администратор ухватила Гарри за локоть и оттащила от захлопнувшейся двери. Это был сон. Долбаный кошмарный сон. Гарри сидел на лавке, напротив злополучной двери, и никак не мог понять, в какой момент он чудовищно облажался. Вокруг сновали колдомедики в белых халатах, маги, сослуживцы. Кто-то тряс Гарри и о чём-то спрашивал, рассказывал о каком-то обскуре и говорил, что с ним всё хорошо. Зачем ему это знать? Они не понимают: ему всё равно! Потом появился кто-то знакомый, сел рядом, обнял тёплыми руками и шепнул в ухо голосом Гермионы: — Ты как? Гарри смог только покачать головой. И ждать… ждать. Он не умел ждать — знал только, как действовать, и это убивало. Засохшая кровь на руках стянула кожу, и Гарри исступлённо ковырял её ногтями. Дыхание Гермионы ощущалось на шее горящими метками. Показалось, что воздух уплотнился и потяжелел. Гарри вскинул голову, и дёрнулся от остроты знакомого серого взгляда. Только принадлежал он совсем не тому, кому хотелось. Люциус Малфой возвышался над ним и из его глаз било сшибающей с ног смесью ненависти и презрения, что никак не вязалось с прорезавшей рот убийственно дружелюбной улыбкой и мягким тоном: — Рад, что великий Гарри Поттер в целостности и сохранности. Всегда есть кому прикрыть спину, верно? Люциус был последним в списке, перед кем Гарри стал бы оправдываться, и пусть он хоть трижды будет отцом Драко. — Сейчас не лучшее время для выяснения отношений, — твёрдо и жёстко сказала Гермиона, за что Гарри был ей искренне благодарен. — Ну разумеется. Побережём хрупкую психику национального героя, — холодно бросил Люциус и прошёл к стойке регистрации, где Нарцисса Малфой — бледная и заплаканная — пыталась добиться хоть какой-то информации от девушки-администратора. Дверь, за которой был Драко, приоткрылась, выпуская двух колдомедиков, и Гарри успел углядеть в щель спины в белых халатах, тонкую руку, свешивающуюся с высокого стола и растерзанную окровавленную рубашку на полу. Он подскочил к ним, но те лишь отмахнулись и растворились в глянцевом коридоре. Гарри обессиленно врезался спиной в стену и опустился на пол. Секунды гулко отщёлкивались неровным стуком сердца. Наверное, он ненадолго отключился, потому что когда открыл глаза от лёгкого прикосновения к плечу, то рядом на полу сидел Рон, а ноги затекли и болели под коленями. Гермионы не было, как и Малфоев. — Что, я… как он? — прохрипел Гарри, и попытался подняться, совладав с онемевшими ногами. — Пока молчат. — А Гермиона где? — В Министерстве. Гарри вновь опустился на пол, вытянув покалывающие ноги. Рон выудил из сумки пирог с патокой, заботливо приготовленный и упакованный миссис Уизли. Это было так по-простому, по-дружески, по-домашнему, что в глазах зарезало от непрошенных слёз. Гарри прислонился затылком к холодной стене и прошептал: — Как я опять мог так налажать? — Ну, — протянул Рон, — мир от отсутствия одного Малфоя скорее приобретёт, чем потеряет. Тяжёлым взглядом Гарри можно было задавить. Рон смутился, ободряюще сжал плечо друга. — Прости, дурацкая шутка. Не знаю, что сказать, чтобы поддержать тебя. — Просто будь рядом. И они сидели, молча, привалившись плечами друг к другу, дожёвывая ещё тёплый, сладкий пирог, пока воздух не дрогнул и не явил Гермиону. — Гарри, тебя Кингсли срочно вызывает, он у себя в кабинете. — Я не пойду. Гермиона опустилась на корточки перед ним и крепко обняла. — Рано или поздно придётся, так что лучше сейчас. — Я не оставлю Малфоя тут одного! — яростно прошипел Гарри, вяло пытаясь высвободиться из хватки Гермионы. Та отстранилась, поднялась на ноги и протянула руку. — Он не один, это во-первых. Во-вторых, сегодня тебя к нему не пустят. И помочь ты всё равно не сможешь, — Гермиона нетерпеливо дёрнула рукой и Гарри, поколебавшись, ухватился за прохладные пальцы. — Мы будем тут, и если станет что-то известно, я сразу дам знать. Иди. *** Было бы проще, если бы Кингсли был в своём кабинете, но удача явно была сегодня в отпуске. Министр был в конференц-зале: огромном, овальном, с чёрным лаковым столом, врезавшимся в центр комнаты. Ярость Кингсли сменилась усталой злостью — он перестал кружить по залу и сел напротив Гарри, буравя его тяжёлым взглядом. От гнетущей тишины, висевшей уже минут пятнадцать, можно было рехнуться. Лучше бы кричал. Смуглые пальцы лихорадочно мяли письмо. Гарри гипнотизировал его взглядом — он был уверен на все сто, что оно из больницы. — Если бы это был сформировавшийся обскур, он бы вас обоих по стенке размазал! — слова Кингсли взломали тишину, и Гарри вздрогнул от неожиданности. — Сигнал был красным, если бы мы увидели чёрный — не пошли бы, — тихо, но твёрдо ответил он. Кингсли привстал, впечатывая кулаки в стол, нависнул над Гарри и прошипел в самое лицо: — Ты не имел права тащить его с собой на стихийный выброс! Ты — аврор, у тебя есть подготовка, а у него степень по зельеварению! Так что оставь оправдания при себе! — Я не оправдываюсь. Я виноват, — глухо ответил он, болезненно потерев виски. — Это точно. — Если бы он умер… — А он и умер, Гарри! — наконец выкинув терпение, проорал Кингсли и швырнул ему мятое письмо. — Вот, прислали из Мунго, почитай! Паника больно въехала в солнечное сплетение, прокатилась по позвоночнику и мёртвой хваткой вцепилась в тело. Гарри никак не мог остановить трясущиеся руки, чтобы буквы на листе перестали расползаться перед глазами. — Дай сюда, — устало выдохнул Кингсли, перегнулся через стол и отобрал письмо. — Минуту он мёртв был. Вытащили. Гарри колотило. Он пытался осознать, что только что услышал. Оцепенение впилось под рёбра — ни вздохнуть, ни выдохнуть. Всё было как-будто не здесь и не с ним, и кто-то за него разомкнул губы и спросил: — Он жив? — Жив. Реальность проступила, откидывая морок эфемерности. Гарри поднялся, аккуратно задвигая стул на место. — Я к нему. — Люциус подписал запрет на твоё посещение, — низкий голос Кингсли вновь зазвучал привычно-размеренно. — Мне всё равно! — Ты сделаешь только хуже. Дай время и им, и себе. Через пару дней Люциус заберёт Драко в поместье, можно будет договориться о встрече. Видеть разумность там, где совсем не хотелось, было чем-то вроде изощрённой пытки. Но сегодня он однозначно её заслужил. — Если Люциус захочет разобраться по закону — пусть. Я… — Он не сможет, — раздражённо перебил его Кингсли. — Ты же не силой Драко туда привёл? Гарри усмехнулся сам себе. Наверное, если бы Люциус действительно захотел, он бы нашёл причину. Но ему же надо другое — и он великодушно простит даже угрозу жизни единственного сына. Гарри отлично знал, что Люциус не упустит такой шанс, и ему придётся поддаться очередной манипуляции. Сам виноват. Гарри поднял взгляд на Кингсли — тот не желал смотреть в ответ. Зато прекрасно бил словами: — В пятнадцать ты потащил с собой в Отдел Тайн кучу детей. Вы все чудом живы остались. Неужели тогда ты так ничему и не научился? Гарри до хруста сжал кулаки. Он еле сдержался, чтобы не проорать в ответ «Не честно!», потому что так — не честно! В самое больное, как кипятком по голой коже. Уже всё это было: и ненависть к себе, и грызущие мысли, что бы было, если… и тяжёлое, разрывающее чувство вины. Если умный учится на чужих ошибках, дурак — на своих, то кто же он? — Ты отстранён от работы на неделю, — холодно сказал Кингсли. Гарри не спорил. Работать сейчас он всё равно бы не смог. На прощание Кингсли неожиданно крепко и по-отечески сжал его плечо. Молча, без очередных порций упрёков и обвинений. В груди на пару градусов потеплело. *** К Малфою его действительно не пустили. Наверное, он мог бы оспорить запрет, но не стал, решил прислушаться к голосу разума, вернее, к Кингсли. На третий день после случившегося Драко пришёл в себя и его забрали в поместье. Гарри дотерпел до четвёртого дня больше стараниями Гермионы и Рона, чем своими собственными. Камин, пламя и летучий порох в кулаке. Гарри много раз слышал Малфой-мэнор, произнесённое неизменным голосом. Наверное, надо было отослать сову с запросом на официальное приглашение. Наверное, заявляться без предупреждения в чужой дом было бестактно. Но ему было плевать. Если камин для него будет открыт — можно считать, разрешение получено. Каминный топливник Малфой-мэнора был огромный — не хватало ширины рук, чтобы держаться сразу за обе стенки. Гарри переступил низкую решётку и выбрался на мраморный узорчатый пол. Размеры гостиного зала, как и камина, впечатляли — высокий, эбеновый свод потолков с балюстрадами под ним, огромные окна, тяжёлые портьеры, приглушённый свет кованых люстр, а широкая, поворотная лестница, казалось, стекала ступеньками в самый центр. От масштабов одной только гостиной этого грёбаного английского замка можно было свихнуться. Гарри почувствовал пристальный взгляд и задрал голову — на балюстраде, облокотившись на резные перила, стоял Люциус Малфой и, судя по всему, спускаться для соблюдения формальной вежливости не собирался, что, в общем-то, было к лучшему. В выражении его лица презрения было не больше, чем обычно. — Я хочу его видеть. Наверное, Люциус испытывал особый кайф, стоя там, наверху. Мнил себя монархом Букингемского дворца, не меньше. Или, возможно, захлёбывался собственным ядом, потому что на пороге его дома посмел появиться полукровка, которого не вышвырнуть за дверь просто так. — Тинки, — заколебавшийся возле Гарри воздух показал домового эльфа в белой наволочке, — проводи мистера Поттера к Драко. Серые глаза брезгливо оглядывали всего Гарри, будто пытались влезть в самое нутро и вывернуть наизнанку. Если бы не причина их встречи, Гарри бы оценил слетевшую маску безразличия. — И без глупостей, у вас час. Взгляд жёг затылок, но Гарри, не оборачиваясь, быстро поднимался по лестнице за семенившим впереди эльфом. Перед широкой дверью Гарри остановился — вся решительность куда-то испарилась. Он было решил дать себе две минуты, чтобы взять себя в руки, но эльф не оставил ему шанса, распахнув дверь и молниеносно исчезнув. Малфой читал. В нём не было привычного вылизанного лоска и надменной физиономии. Он просто читал, зарывшись в одеяло и подушки огромной кровати. Бледный, растрёпанный, чуть хмурящий брови и закусывающий нижнюю губу, в распахнутой тонкой рубашке и с туго перевязанной белыми бинтами грудью. Звук открывшейся двери на него не произвел эффекта — от чтения он не оторвался. Гарри вступил в комнату и пробежался костяшками по косяку. Драко вскинулся, прищурился, медленно скользя взглядом по всему нему. У Гарри сложилось впечатление, что за последние десять минут его уже дважды в этом доме вскрыли и выпотрошили детальным осмотром. Последние четыре дня выжали Гарри досуха. Вернее, он выжал сам себя. Сейчас он стоял, наконец-то видел Малфоя, и ему казалось, что от него самого осталась одна оболочка. Драко отложил книгу, сцепил пальцы за шеей, не спеша покачал головой из стороны в сторону, словно раздумывая. — Почему не на работе? — спросил Драко. — Отстранили. — Ясно. Малфой отпустил свою шею, чуть приподнялся на локтях, устраиваясь выше на подушках. Края рубашки разошлись ещё сильнее, оголяя ключицы и часть плеча. Гарри примёрз туда взглядом, потом скользнул ниже, на толстый слой бинтов, где когда-то торчал грёбаный кусок стекла. Драко неловко запахнул рубашку и натянул одеяло до груди. — Сядь уже, не стой в дверях, — кивнул он головой в сторону кресла. Гарри отлепился от косяка, стянул мантию, оглянулся, обдумывая, куда её деть. Повесил на спинку кресла. Неловкость сковывала движения, и Малфой нисколько не помогал справиться с нею — смотрел своим долбаным нечитаемым взглядом. Сейчас Гарри был согласен даже на плевки ядом, к которым давно привык. Напряжённое молчание изводило. — Говорят, ты умер, — глухо сказал Гарри. Драко фыркнул и тихо рассмеялся: — Рассчитывал так просто от меня избавиться? Гарри дёрнул губой — то ли улыбка не получилась, то ли скорбная гримаса. Ему показалось, что очки слишком грязные. Он их снял, подышал на стёкла, протёр полой рубашки, поднял на свет и придирчиво осмотрел. Результат не впечатлил, поэтому пришлось воспользоваться очищающим заклинанием. Драко следил за каждым его движением. — Поттер, — решил прервать он идиотскую атмосферу, — если бы я не хотел — я бы не пошёл. Кончай изображать мировую скорбь, это бесит. Лучше расскажи, как там пацан, а то мне не говорит никто. Информацией по состоянию Бена снабдила Гермиона. Гарри не хотел ничего знать, но со странным мазохистским чувством слушал её. — Нормально, — отозвался он и, наконец, сел в кресло. — Ну, насколько вообще в его состоянии можно быть нормальным. Кресло было глубокое, мягкое. Гарри откинулся на спинку, и его подошвы едва доставали до пола. Он мысленно плюнул, сбросил ботинки и забрался в него с ногами. Драко щёлкнул пальцами и поручил эльфу принести чай. С каждым глотком крепкой чёрной английской классики напряжение отступало, оставляя невысказанные слова. Гарри хотелось так много всего сказать: о том, что виноват, что никогда не сможет простить себя, и что такой страх он испытал лишь однажды, когда Сириус влетал в проклятую арку. Гарри подбирал слова, пытаясь начать свою оправдательную речь, но был жёстко перебит Малфоем: — Если ты не прекратишь, я выставлю тебя отсюда и запрещу приходить. Драко откровенно достало это мученическое выражение лица и затравленный взгляд сквозь стёкла очков. Раздражало то, что и Поттер, и отец, и мать, да вообще все считали, что виноват исключительно Поттер, а его воспринимали кем-то вроде пятилетнего ребёнка, которого насильно потащили куда не надо. Да, это Поттер попёрся туда, но Драко сам пошёл за ним! Его достало убеждать в этом Люциуса. С Поттером проходить это ещё раз он не желал — задолбало. Не то, чтобы его поступок тянул на кого-то старше пятилетнего, но это было его личное решение. Гарри угрюмо молчал. Желание поругаться было написано огромными буквами на его лице, но он стоически с ним справлялся. Разговор никак не желал клеиться, Гарри отрешённо блуждал взглядом по комнате Драко. — Красиво у тебя, — неожиданно сказал он. Драко неопределённо пожал плечами, поморщившись от внезапной вспышки боли под рёбрами. Комната старосты в Хогвартсе ему нравилась больше. Здесь всё было слишком: и высота потолков, и размеры окон, кровати и шкафов. В Хогвартсе всё было в приглушённом, мягком свете, здесь же белизна стен и потолков била по глазам. Гарри провёл кончиками пальцев по гладкой вышивке на подлокотнике, повторяя причудливые узоры. — Говорят, Бена можно вернуть — он не успел сформироваться в полноценного обскура. Он помнит отца, помнит магию, но сумасшествие матери почти свело и его с ума. Надеюсь, он выберется. — Знаешь, — медленно сказал Драко, — если бы к нему пришли из Министерства тогда, когда я говорил, ничего бы… — он зло оборвал сам себя. Драко звучал тяжело, еле шевелил губами. К влажному лбу прилипли светлые пряди волос, дыхание стало быстрым, поверхностным. Гарри подскочил к нему, забрался на кровать, положил прохладную ладонь на горячий лоб. — Чёрт, — выругался он сквозь зубы, ловя расфокусированный взгляд серых глаз. Он дёрнулся бежать в поисках кого-нибудь, но два эльфа и колдомедик материализовались посреди комнаты. Наверняка на Малфоя навесили чар, фиксирующие изменение состояния. Гарри отполз на кровати, не мешая уверенной и точной работе врача. Тонкие губы разжали и влили в рот череду разномастных зелий. Бинты сняли, и Гарри, как завороженный, смотрел на длинный, красный, вспухший шрам, перечёркивающий бледную грудь и рельеф мышц на подтянутом животе. Сорванное дыхание Драко выровнялось, стало глубоким и спокойным, глаза были закрыты и светлые ресницы отбрасывали длинные тени на вновь порозовевшие скулы. — Он спит, — тихо сказал колдомедик, ведя палочкой вдоль тонкого тела и фиксируя новые бинты. — Думаю, на сегодня общения мистеру Малфою достаточно, — он коротко глянул на Гарри. — Вам лучше уйти. Уходить не хотелось — хотелось быть здесь, рядом, слышать тихое дыхание и знать, что всё в порядке. Но кто бы ему разрешил? — Дайте мне ещё немного времени. — Хорошо, но не разбудите его. Колдомедик обновил чары и исчез. Гарри завис на краю кровати и не знал, что делать. Честно ли было находиться здесь, смотреть, когда разрешения не давали? Рон, Гермиона и он сам много раз видели друг друга то без сознания, то разбитыми, то больными, в крови, в грязи, беспомощными. Но они были друзьями — самыми близкими, надёжными, прошедшими так много вместе, что мало кому и за всю жизнь случалось. Они имели право вот так — друг на друга, не спрашивая, просто зная. Был бы рад Гарри, если бы это сейчас Драко сидел возле него спящего, рассматривал, слышал, чувствовал? Про «чувствовал» Гарри сообразил, когда понял, что придвинулся ближе и накрыл прохладные пальцы Драко своими. Рука чуть дрогнула, перевернулась, и Гарри ощутил тепло ладони. Он провёл кончиками пальцев по коже и его окатило всем и сразу: стыдом, жаром, ёкнувшей в груди радостью и перекрывшей всё это ненавистью. К себе. Почему то, что он испытывал сейчас, смог вызвать в нём только один человек — и это была не женщина. Это не должно было быть — так. К этому факту добавлялся ещё целый талмуд из омерзительных поступков, и Гарри силился вспомнить, а сделал ли Малфой хоть что-то порядочное в своей жизни? Он же был… Мерлин! Да сама фамилия Малфой была как ярлык «аморально». И этой аморальности Гарри сейчас касался, вёл по ладони, по линии ума, линии судьбы до пересечения с линией сердца. Какого чёрта Трелони вбила в голову все эти бесполезные линии? Что он знал о Драко Малфое? Слишком много всего, чего лучше никогда не знать. Всё, что он узнал о нём за последние месяцы, было… другим, но этого было слишком мало. И всё делалось лишь для того, чтобы вытащить свою семью. А всю тщательную, сверхмерную работу Малфоя Гарри хотел считать только попыткой быстрее добиться поставленной цели. Хотел, но не мог. Его кидало из стороны в сторону: то он воспринимал Малфоя как своего сокурсника — и такой мог идти к своей цели любыми способами, то он решал, что вот сейчас Малфой — настоящий, а тот, прошлый, был марионеткой, которая смогла выбраться из лап кукловода. И тогда всё, что сделал Малфой сейчас, ощущалось совсем по-другому. Гарри устал от бесконечной головоломки в своей голове. Он был бы рад избавиться от Малфоя и всего, что с ним связано, но что-то не давало это сделать. И от этого чего-то не сбежать, потому что оно внутри… внутри… Когда мозги и чувства договорятся, наконец! Гарри судорожно повёл плечами, потому что его всего будто облило холодом и жаром одновременно. Он резко и пристально оглядел всю комнату. Вот же, он здесь, может узнать что-то личное, что не для всех, но что поможет выбраться из этого проклятого болота! Гарри спрыгнул с кровати, ещё раз покосился на Малфоя — тот, без сомнения, крепко спал — и решил сначала исследовать шкаф. Пусть уж лучше стыд жжёт, чем другое, убийственное. Когда он найдёт подтверждение, что всё то, чем пытается быть Малфой сейчас, обман, тогда и его, Гарри, болезнь пройдёт. А он, безусловно, болен. Поэтому надо торопиться, времени крайне мало. От шкафа, впрочем, многого ждать не следовало — он был полон дорогих, шикарных, отутюженных шмоток. Вешалка к вешалке, цвет к цвету, как в элитном бутике в центре Лондона, мимо которого Гарри как-то проходил и зацепился взглядом за огромные витрины. Дальше — полки на стенах и книги, книги, книги. Немного школьных учебников, издания по заклинаниям разных годов одного и того же автора, которого Гарри прекрасно знал, и тонны томов по зельеварению. Гарри полагал, что в этом доме должна быть огромная библиотека, поэтому наличие такого количества книг в комнате было странным. Если только Малфой постоянно ими не пользовался, а всё время ходить в библиотеку не хотел. Журналы на столе, тщательно разложенные по годам, стопки листов, перья, чернила. Всё слишком безлико. Гарри вспоминал свою комнату в поместье Блэков. Он жил-то там не так много, и не любил лишнюю мишуру, но даже у него скопилось достаточное количество фотографий, безделушек, подаренных друзьями или приобретённых лично. В ящиках стола был идеальный порядок. Гарри поморщился. Последний, самый нижний, не поддался. Гарри дёрнул сильнее, заранее зная, что это бесполезно. Он на всякий случай попробовал отпирающее заклинание, но эффекта, ожидаемо, не было. Без пароля ящик было не открыть. Но он знал одно заклинание, которое могло помочь. Оставалось надеяться, что Малфой открывал этот замóк не так давно. Дома, стены, мебель жили вместе с людьми, впитывали их жизнь и, главное, голоса. Это было не как с маггловскими кассетами, на которые можно было записать что угодно, скорее, как отголоски, шепотки. Иногда везло, и можно было поймать их. Гарри опустился на пол перед ящиком, сплёл заклинание. Голоса потекли, как далёкое лесное эхо. Можно было разобрать лишь интонацию, но слов было не понять. Должно быть, обязательно должно быть нужное, потому что Малфой опускался здесь так же на колени и говорил прям вот тут нужные слова. Вдруг — знакомый голос, мужской, чуть протяжный, прозвучавший чётко на фоне общего гула. Рута*. Гарри отменил заклинание. Рута, рута. Да, это вполне может быть она. Слово есть, но нужного движения палочкой — нет. Гарри пробовал разные: и петли, и круги, и мудрёные завитки. Всё не то. А потом его осенило. Рута — основа Феликс Фелицис. Малфой мог бы… да нет! А вдруг? Перевёрнутая восьмёрка — финальное движение палочки для приготовления зелья удачи — и замóк тихо щёлкнул. А вот тут была жизнь. Огромный ящик, увеличенный заклинанием идеального пространства, был полон всем подряд. Аккуратные стопки писем, альбомы с фотографиями, флаконы с зельями, разномастные журналы, старые школьные тетради по истории магии. Что было ценного в истории магии, Гарри решительно не понимал. Он взял одну и пролистнул. Несомненно, в самом предмете интереса не было, но поля тетради, а иногда и целые страницы, были разрисованы. Малфой рисовал чернилами — быстро, ёмко и удивительно точно. Иногда — своих сокурсников, иногда — гриффиндорцев, каждый из которых обязательно получал обидные или нелепые черты. Несколько раз Гарри узрел себя то с непропорционально большим телом, то с бладжером вместо головы, но с неизменными круглыми очками и линией шрама. Определённо, талант был. С каждым курсом рисунков становилось больше, они мрачнели. Людей Малфой перестал рисовать, только жуткие абстрактные зарисовки. Последний рисунок был самый отвратительный. На нём было лицо, и на левой половине отчётливо угадывался Волдеморт, а на правой — Гарри. «Кто-нибудь уже» было аккуратно написано под ним и несколько раз обведено. Гарри с трудом остановил порыв вырвать страницу и сжечь. В углу что-то блёкло мерцало. Гарри потянулся, отодвинул чёрную, смутно знакомую волшебную палочку и обрывок бумаги, с удивлением узнавая в нём собственную записку, написанную после возвращения от инферналов, и ухватил прохладный пузырёк с жемчужной жидкостью. Нити воспоминаний кружили и сплетались в прозрачной склянке. Гарри крутил её в руках, мучаясь от столкновения совести с любопытством. Малфой завозился, глухо застонав, — Гарри дёрнулся, поспешно задвинул ящик и сунул кусок чужой жизни в нагрудный карман рубашки. Сердце гулко билось в горле, Гарри замер, не решаясь обернуться и объяснить своё поведение. Но Малфой всё так же спал, чуть болезненно морщась — то ли от душного сна, то ли от боли в груди. «Завтра верну», — шёпотом пообещал он Малфою. Светлые ресницы чуть дрогнули, и Гарри счёл это знаком согласия. Он судорожно выдохнул, поднялся на ноги, обулся, забрал мантию и тихо прикрыл за собой дверь. Люциус Малфой расположился в кресле в гостиной, читал газету, потягивая вино из узкого бокала. Наверняка взялся за неё, как услышал шаги. Гарри спускался по лестнице и лицезрел самого себя на первой полосе Пророка — спящего, скрученного на полу коридора клиники Святого Мунго. Люциус проследил за его взглядом и ухмыльнулся. — Трогательно, мистер Поттер. Актёрский талант на высоте. — Это в вашем кодексе есть требования к выражению лица на все случаи жизни, — парировал Гарри. — Я могу позволить себе быть таким, каким хочу. — Жалость, я смотрю, пользуется у вас популярностью? Бессмысленно упражняться в острословии и тешить самолюбие Малфоя у Гарри не было ни малейшего желания. Он накинул мантию на плечи, застегнулся на все пуговицы и прошёл к камину. — Я хочу прийти завтра, в какое время? — Для победителей — в любое. Люциус был мастером ставить людей в неловкое положение, но Гарри прекрасно знал, что вестись на подобные провокации глупо. Грела мысль, что Малфою нужен весь этот цирк больше, чем ему. Гарри бы вполне мог заткнуть свои переживания и встретиться с Драко где-нибудь подальше от этого дома, когда тот придёт в себя. — Тогда буду в то же время, — бросил Гарри и растворился в зелёных языках пламени. *** Кусок стекла, казалось, жёг сквозь рубашку и кожу самое нутро. В библиотеке поместья Блэков, Гарри точно знал, была она — задвинутая в подсобку, заваленная неразобранными пергаментами, под слоем серой пыли. И она действительно была там — каменная, тяжёлая, с вязью рун по кайме. В чаше Омута памяти кружились воспоминания Малфоя, требуя окунуться в них. И Гарри не стал им отказывать.