прятки

Обычный вечер Джено после утомительных подготовок к предстоящему камбеку растягивается почти до самого утра в играх на телефоне, лежа на диване в гостиной общежития. Джено с бойцовским упорством не хочет ложиться спать, как бы не слипались глаза и как бы не ныло от дикой усталости тело: ему просто хочется оставить хоть немного времени для себя и своих тупых мыслей, а тупых мыслей, как назло, всегда накапливается выше крыши. Рядом сидит Джемин, листающий ленту твиттера, то и дело строчащий сообщения для сиджени, несмотря даже на то, что сейчас почти три часа ночи, и большинство из них уже давно спят — только Джемин вновь сидит почти до самого утра, а потом во время завтрака заливает в себя несколько чашек кофе, чтобы чувствовать себя хоть немного бодрым. Темная гостиная освещается только телевизором, по которому скорее для фона идет повтор какой-то скучной и бессмысленной дорамы. — Прочитаешь сообщение, оно вообще нормальное? — спрашивает Джемин перед отправкой очередного целого послания для сиджени. Джено лишь закатывает глаза и отвечает: — Они, как и всегда, до жути сладкие и милые, — уставши. — Все нормально, я более чем уверен. Джемин хмыкает и отправляет сообщение, а после хихикает и следом отправляет свое селфи. Джено немного завидует тому, что Джемин делится своими фотографиями с сиджени, а не с ним. Он не очень осознает, когда это странное чувство поселилось у него в груди: слегка ноющее и одновременно окрыляющее. Может быть, после того, как они дебютировали, или после того, как Джемин пропал на целый год, и они виделись от силы раз в несколько месяцев из-за загруженного расписания, а может, после его возвращения? Но Джено уверен, что это чувство влюбленности ему ни с чем не спутать. Джено влюблен в Джемина, а тот так безразличен к его чувствам — это немного ранит. Все их прикосновения, объятия, милые слова ломают Джено, заставляют воображать, что, может быть, Джемин и правда что-то чувствует к Джено в ответ; но как только они прячутся от камер, все меняется: Джемин отстраняется, а Джено боится к нему приближаться. Недавно Джемин даже попросил, чтобы на публике они как можно меньше взаимодействовали, и Джено к нему не лип по поводу и без — это почему-то больно. Но порой ему так тяжело себя сдержать: не прикоснуться случайно, не улыбнуться, не засмотреться на идеального-неидеального На Джемина. Порой Джено кажется, что знает его, как родного; порой кажется, что не знает его вообще. Но все равно, несмотря ни на что, они близки, но совсем не настолько, насколько этого хотелось бы Джено. В порыве эмоций от игры Джено случайно пинает ногой Джемина, выбивая из его рук телефон. — Ох, извини, — просит прощения Джено и тянется за джеминовым телефоном, лежащим на полу вверх экраном; Джемин почти отталкивает его, когда тоже тянется за ним. Джено оказывается чуть быстрее, и в тот же момент на экране упавшего телефон он замечает видео совсем не для детских глаз. За доли секунд у него в голове проносятся самые разные вопросы: «Зачем сейчас? Рядом со мной? Порнуху?». Он старается как можно спокойнее поднять телефон и отдать его Джемину, будто бы ничего такого он там и не заметил, но в голове-то все равно горят эти пошлые кадры и неуемные мысли. Джемин же ведет себя так, будто бы ничего и не произошло — искусство пофигизма Джемина даже в такой неловкой ситуации всегда поражало Джено. После они сидят в какой-то неуютной тишине, несмотря на тихо разговаривающий телевизор, пускай до этого за несколько часов они и обменялись едва лишь парой фраз. — Слушай, Джено, — произносит тихо Джемин. Джено в ответ угукает, не отвлекаясь от игры, обрадовавшийся тому, что неловкая тишина наконец-то прерывается. — Мы же лучшие друзья? Этот вопрос его отрезвляет и отвлекает от игры — в следующую же секунду его персонаж оказывается мертвым, и он драматично шипит. Джено думается о том, что лучшие друзья не воображают друг друга влюбленными, не представляют друг друга во влажных снах и в тайне не мастурбируют на полуобнаженные фотографии друг друга, найденные в его телефоне. Точнее, так делает Джено. — Ага, — отвечает как-то безэмоционально. — Лучшие друзья должны ведь помогать друг другу? — Конечно, — с большим подозрением, но также безразлично, повторяет Джено и уже ожидает какой-нибудь просьбы вроде: «Принеси мне еды», «Одолжи свой компьютер для игр», «Отмажь меня завтра от тренировки, потому что болит спина» или еще что-нибудь в таком роде, но вместо этого получает: — Подрочишь мне? — обескураживающее. Вопрос Джемина бьет Джено под дых своей внезапностью. Кажется, у него даже мозг на секунду отключается в попытках осознать вопрос и удостовериться, что не ослышался. А когда все же понимает, что не ослышался, то у Джено теперь следом останавливается и сердце. — Что? — спрашивает он скорее, чтобы молчание не казалось еще более неудобным. Джемин смотрит на него со всей серьезностью, но Джено кажется, что в любой момент он сейчас переменится в лице, по-обычному рассмеется и скажет, что все это шутка. Но, похоже, что все-таки нет — Ну ладно, — отвечает Джемин преспокойно, будто бы это не он минуту назад задал тот вопрос. И вновь они сидят в тишине. Джено чувствует, как его щеки наливаются румянцем, а голова наполняется самыми различными сумасшедшими мыслями, и играть уже просто не получается, ничем другим отвлечься не выходит тоже. Например, что страшного случится, если Джено просто… подрочит Джемину? Наверное, ничего. Джено думается, что, может быть, так они станут вновь чуть ближе, или хотя бы он сам станет чуть ближе к Джемину во всех возможных смыслах этого слова. Джено это кажется полнейшим безрассудством, но на миг он хочет выключить этот свой здравый рассудок, и делать то, что ему хочется. Он запихивает все свои предрассудки и рассудительность в дальний ящик и несмело тянется к члену Джемина, заметно выпирающему из-под его треников, съехавших ниже положенного. Он ладонью накрывает джеминово возбуждение и сквозь ткань ласкает плавными движениями. Джемин кидает взгляд на Джено сначала немного удивленно, отрываясь от экрана своего телефона, а после закусывает нижнюю губу. Джено чувствует, как от его прикосновений член Джемина твердеет, еле заметно пульсируя под его пальцами. Джено воображал это сотни тысяч раз, но никогда не думал, что подобное может произойти в реальности. Он сам поверить не может, что и правда сейчас делает то, о чем фантазировал далеко не один раз во время, когда ему нужно было снять напряжение. Джено всегда было стыдно представлять Джемина — своего лучшего друга — во время, пока он столь безнадежно и отчаянно мастурбировал, заперевшись в ванной комнате общежития или в туалетной кабинке здания музыкального шоу, или где-то еще. А теперь не будет? Он стягивает с Джемина треники, вместе с ними и боксеры. Джемин привстает и помогает ему их стянуть, а после неровно выдыхает, когда Джено осторожно, немного неуверенно берет его член в свою ладонь. В тот же миг по его коже пробегаются мурашки от непонятного чувства то ли смущения, то ли страха, то ли возбуждения. Джено медленно водит рукой вверх-вниз, пока Джемин закидывает голову назад и прикрывает глаза от удовольствия. Его тело ведет, а ноги иногда слегка вздрагивают от прикосновений Джено, когда тот безбожно медленно дрочит ему. После он чуть ускоряет темп, и Джемину, кажется, сносит крышу от этих прикосновений. Джено нравится наблюдать за джеминовой реакцией на каждое его действие, ему нравится видеть, как он тает под чуткими прикосновениями, как плавится, когда Джено на миг останавливается, а после продолжает вновь. Джемин почти рычит, почти стонет под его руками. На самом деле Джено даже не хочется думать, первый ли он, с кем Джемин проворачивает подобное. Ему совсем не хочется думать и верить всем слухам. Джено хочется доверять Джемину. Джено хочется любить Джемина, даже если Джемин хочет от него вот такую любовь — совсем невозвышенную. Джемин накрывает своей рукой руку Джено и начинает водить чуть быстрее вдоль возбужденной плоти. Второй своей ладонью Джено невесомо гладит изнеженную кожу на животе, крепкий пресс, пробегается пальцами по редкой дорожке волос ниже пупка, чувствуя, как вздрагивает Джемин. Джено кажется, что его сердце сейчас выскочит из груди. Он понимает, что в его штанах тоже образуется настоящая проблема в виде стояка, которую скрыть потом может оказаться довольно проблематично. Но они ведь друзья, Джемин если что поймет? Но, честно говоря, Джено на это сейчас хочется наплевать, потому что наблюдать за тающим в его руках Джемином — это нечто особое, как долгожданный подарок судьбы. Его слегка нахмуренные брови, приоткрытые губы, покрасневшие щеки, острые скулы, которые хочется расцеловать, открытая шея, торс без футболки — для Джено это настоящее искусство, которым ему бы хотелось любоваться до конца своей жизни. Просто сам Джемин и есть искусство, которым дозволенно восхищаться в полной мере лишь Джено. Звуки, издаваемые Джемином, заводят Джено до предела, и ему кажется, что он и сам вскоре позорно кончит прямо в трусы без рук, как какой-то перевозбужденный подросток. Джено хочется накрыть джеминовы губы своими, чтобы ловить его еле слышные рыки, стоны, вздохи. Джемин легко двигает бедрами навстречу движениям руки Джено и беспомощно хватает ртом воздух в предвкушении. Он заметно громче и бесстыднее выдыхает, охает и постанывает; быстрее двигает рукой и ритмичнее толкается бедрами в ладонь Джено, плотно сжатую вокруг его члена. — Джено, я, — его низкий хриплый голос подрагивает, — я сейчас кончу. Джено чувствует, как Джемин подрагивает в его руках, как он напрягается всем своим телом, то и дело роняя протяжные гортанные стоны. На джеминовой шее, руках от напряжения проступают вены, и Джено жутко тянет их зацеловать, но он боится переступить тонкую грань. Джемин выгибается, почти шипит сквозь зубы и кончает Джено прямо в руку, все еще придерживая ее своей ослабевшей ладонью. Он тяжело выдыхает и еще несколько секунд чувствует, как по телу пробегают мелкие электрические разряды, а все остальные чувства притупляются, а после захлестывают одной волной удовольствия. У него под веками — фейерверки из ощущений и эмоций. Тело Джемина постепенно расслабляется и обмякает, его дыхание — быстрое-быстрое и сбивчивое — постепенно успокаивается. Он еще с минуту лежит, откинув голову назад на спинку дивана с прикрытыми глазами, пока Джено пытается осознать, что только что произошло. Джемин приоткрывает глаза и ухмыляется самыми уголками его губ, с которых еще несколько минут назад срывались стоны, похожие на мольбу. На его лбу застыли крохотные капельки пота, сверкающие в полумраке комнаты. По джеминову животу и руке, все еще легонько держащей ладонь Джено, растеклась липкая сперма. Джемин свободной рукой берет лежащие рядом треники и вытирает ими весь устроенный беспорядок, пока Джено все так же неосознанно сверлит одну точку в пространстве (кажется, как раз между ног Джемина) в попытках догнать произошедшее. «Это точно творится со мной?». Джемин — растрепанный, уставший, с легкой ухмылкой и таким странным взглядом — зачаровывает Джено, заставляет влюбляться вновь и вновь, будто бы он и так недостаточно влюблен в Джемина. Джемина любого: улыбчивого и игривого, серьезного и молчаливого, грустного и эмоционального, злого и отчаянного. Потому что абсолютно каждая его сторона для Джено по-своему идеальна в каждой своей неидеальности. — Тебе, кажется, тоже помощь не помешает, — вырывает из раздумий Джемин, многозначительно взглядывая на стояк Джено, видный даже из-под штанов. Тот почти моментально стыдливо прикрывает его руками, а Джемин слегка усмехается: — Ты чего, стесняешься? — спрашивает почти издевательски. — Друзья же друг друга понимают, так ведь? Джено несмело кивает, и возбуждение бьет в голову безрассудством и умопомешательство, когда Джемин по-хозяйски тянется рукой, выпачканной в собственную сперму (от чего момент становится еще интимнее), к краю штанов Джено. Кончиками пальцев оттягивает резинку трусов и касается твердого, как камень, члена Джено. Тот горячо выдыхает, когда Джемин собственной ладонью поглаживает чувствительную головку, на кончике которой застыла капля смазки, и слегка вздрагивает, посылая свое здравомыслие куда подальше. Джемин касается и двигается так, как приятнее всего, потому что только другой парень может понять, как доставить удовольствие, а особенно друг; еще круче — лучший друг. Джено никто и никогда не касался там, и ему чертовски приятно осознавать, что Джемин в какой-то мере его «первый». Тихий стон вырывается изо рта Джено, и Джемин довольно улыбается, видя результат своих стараний. Джено прикрывает веки, чувствуя, как внизу живота разливается необычное тепло, а напряжение растекается по всему телу приятной дрожью на грани судорог. Джеминова рука хозяйничает у него в штанах, пока Джено откидывается на спинку дивана и позволяет себе издать еще один протяжный низкий стон на полувыдохе. Джемин останавливается лишь на момент чтобы снять столь ненужную одежду с Джено, стягивает ее одним движением, после чего тот вновь прикрывает веки в нетерпении. Он чувствует себя каким-то неправильным, но это заводит его до предела. Джено прикусывает костяшки пальцев, когда Джемин вновь касается его тела во всех местах своими крепкими руками. На своем члене Джено чувствует что-то мягкое и влажное, и сначала даже не придает этому значения, пока не приоткрывает глаза и видит Джемина, накрывающего своими губами головку члена. Джено пугается, вздрагивает и почти отталкивает его от неожиданности. — Подожди, — произносит взволнованно. — Ты… — Да, я тебе отсасываю, Джено, — отвечает совсем обыденно. — Поэтому заткнись и наслаждайся. И Джемин вновь берет член Джено в рот, облизывая его языком, пошло чмокая. Джено сдается, потому что, кажется, что он готов кончить в любую секунду от того, что делает Джемин: как поглаживает его во всевозможных местах, как чутко прислушивается к каждой реакции, как его руки и губы скользят по члену, доставляя блаженство, граничащее с эйфорией. Но краем уха Джено слышит скрип половиц и тихо шепчет Джемину: — Стой, — заставляет его оторваться. — Ты это слышал? Джемин мельком смотрит в темный коридор, а после глядит на Джено, как на дурачка, и отвечает: — Успокойся, все давно спят, — и вновь берет его член в рот, искусно пользуясь языком: у Джено в тот же миг все опасения отходят на дальний план, и он закидывает голову назад, а пальцами зарывается в выкрашенные в голубой цвет волосы, инстинктивно двигая бедрами навстречу джеминовым губам. Все его тело сводит, и чувства заостряются до предела, по коже пробегает стадо мурашек, сводя все старания Джемина к учащенному сердцебиению, сбивчивому дыханию и щекотящему чувству в груди. У Джено вырывается последний непроизвольный рык, и больше сдерживать себя он себя не может: кончает Джемину прямо в рот, хватая его крепче за копну растрепанных волос на затылке и толкаясь ему в глотку во всю длину. — Джемина-а, — хрипит Джено, пока по его телу растекается сладкая истома, сводящая приятной судорогой конечности. Из-под прикрытых век он видит Джемина, его ухмылку, его глаза, в которых — Джено готов поклясться — сияют мириады звезд. Он хочет наклониться к нему, притянуть к себе и мягко поцеловать в губы, признаться и крепко-крепко обнять, как не обнимал уже долгое время. Но Джемин опережает: — Я пойду, — говорит устало, собирая в руки свою одежду, брошенную на пол. — Уже поздно, так что и ты ложись спать, — он говорит мягко, тепло и совсем неожиданно, как-то смущенно, как-то по-глупому оставляет на щеке Джено легкий поцелуй. — Спокойной ночи. И поскорее уходит, оставляя Джено в гостиной наедине со своими чувствами и рвущимся от трепета наружу сердцем. \ Ну почему Джисону вечно приходится сталкиваться со всяким странным дерьмом в своей жизни? Этот вопрос он задает себе почти каждый день утром, днем и вечером. Такой же вопрос задает себе и сейчас, когда посреди ночи он проснулся от того, что его желудок урчит то ли от голода, то ли от несварения. Джисон трет заспанные глаза ладонями, привстает с кровати и обнаруживает, что Джемина в комнате нет, хотя этому особого значения не придает. Он надевает тапочки на ноги и сонно высовывается из комнаты, чтобы отправиться на поиски хоть чего-нибудь, чем можно подкрепиться, — все эти постоянные диеты Джисона, честно говоря, заморили. Скоро камбэк, а у него наступает какой-то невыносимый период прожорливости. Разве это вообще справедливо? В общежитии тихо: только отдаленно слышны едва различимые, нечеткие фразы актеров дорамы из телевизора в гостиной. Джисону думается, что, наверное, опять Джемин засиделся допоздна на диване и прямо там же заснул. Что-то совсем бессознательное внутри Джисона тянет его к гостиной, чтобы проверить, что же там делает Джемин; чтобы если спит, укрыть теплым пледом; а если нет, то напомнить, что уже поздний час, и ему пора укладываться спать, ведь у них всех завтра рано утром тренировки, а после весь день — съемки. В полумраке гостиной Джисон неожиданно для себя замечает Джено, раскинувшегося на диване, издающего почти неслышные пошлые звуки. Джисон чего-то пугается, затихает у дверного проема, пока не замечает, что Джено там совсем не один: между его ног устроился Джемин, который… Нет, глаза Джисона не подводят — действительно отсасывает Джено. Он мгновенно скрывается в коридоре, стараясь издавать как можно меньше шума, а после вжимается в стену темного коридора в попытках сдержать поток мыслей внутри. От непонятных чувств, наполнивших грудь, и вопросов, заполонивших голову, Джисону хочется то ли кричать, то ли замолчать навсегда. Может, это все просто сон и его хены ничем таким не занимаются? Может, ему просто померещилось в темноте что-то не то? Может, у Джисона уже галлюцинации? Но нет: Джисон украдкой еще раз заглядывает в гостиную и видит все так же четко, как и в первый раз: Джемин на коленях между ног Джено. Джисон закрывает глаза и пытается выстроить в голове какое-то логическое объяснение происходящему, но вместо этого у него в голову возникают образы Джемина: на коленях, с членом во рту, но теперь совсем не Джено. Джисон чувствует, как у него внизу нарастает напряжение, а голова уж и в помине пустеет — его накрывает непонятное смущающее чувство, граничащее с возбуждением. Джисон не может не признать, что не раз представлял джеминовы крепкие руки на своем теле, которые по-хозяйски прикасаются, сжимают, оставляют горящие следы. Джисон столько раз представлял себя на месте Джено. Знал бы только Джемин, почему Джисон так часто лежит на его кровати; знал бы только Джемин, что на этой кровати вытворяет Джисон; знал бы только Джемин, что вместо своих пальцев Джисон воображает джеминовы. Если бы знал, то точно прибил. Он вновь заглядывает в комнату лишь затем, чтобы вновь увидеть Джемина — растрепанного, обнаженного и дико красивого. Джисон бессознательно тянется рукой к собственному возбуждению и касается себя сквозь ткань боксеров, чувствуя, как у него подкашиваются ноги. И в этот момент из-за неловкого движения предательски скрипят половицы. Затем Джисон слышит тихое обеспокоенное: — Стой. Ты это слышал? И в тот же миг бесшумно ныряет в темноту коридора. Джисоново сердце бьется с сумасшедшей скоростью, дыхание сбивается, но он его задерживает: лишь бы не заметили, лишь бы не увидели. Как он потом им будет смотреть в глаза? Что скажет? Как будет вести? Но, к счастью, следом Джисон слышит равнодушное, разгоряченное в ответ на ранее заданный вопрос: — Успокойся, все уже давно спят. И бесшумно выдыхает, вновь слыша причмокивание и нескрываемые низкие выдохи. Джисон больше не смотрит, только чувствует холодную стену сквозь тонкую футболку и осознает, что ему нужно идти обратно в комнату, пока его не засекли. Он падает на мягкую кровать и смотрит в потолок, все еще не веря в увиденное. Джемин с Джено — нет, Джисон, конечно, знал, что они очень близки, но никогда даже не мог представить, что настолько. Ему становится как-то ревностно и обидно, что на месте Джено не он сам. «Ну почему не я? Чем я хуже?». Поэтому он прикрывает глаза, а после совсем неосознанно вновь тянется руками к возбуждению, медленно водит пальцами, в который раз воображая Джемина: его узловатые пальцы, гуляющие по телу, его сухие губы на горячей джисоновой коже, его хриплый низкий голос. Иногда ему наоборот хочется, чтобы Джемин узнал: увидел, услышал, почувствовал. Джисон прикрывает рот ладонью, чтобы случайно не издать никакого звука: он млеет под собственными ладонями, вольно гуляющими в боксерах. Джисон представляет, как Джемин его грубо берет. Джисон представляет, как Джемин оставляет на его коже жгучие засосы. Джисон представляет себя единственным для Джемина во всем мире. Всего через пару минут красочные картинки перед глазами исчезают так же быстро, как и возникли, и Джисон чувствует растекающуюся по его ладони и животу тягучую белесую жидкость и почти ругается себе под нос от того, что вновь так отчаянно-безнадежно дрочил на Джемина. «Дурак». Потому что никогда не будет для него единственным, как бы сильно не старался. Это почему-то больно бьет его в самое сердце. \ Джисон тихонько лежит в кровати, повернувшись лицом к стенке и укутавшись в теплое одеяло, думает о своем безумном помешательстве и старается уснуть, но никак не получается. Отчего-то ему хочется выть в подушку, крушить стены и плакать, но никаких сил из-за изнуряющих тренировок, вечных камер, фанатов и недоедания ему на это не хватает. Поэтому Джисону только и остается, что гипнотизировать стену и не спать полночи. Вскоре дверь в комнату открывается, и Джисон замирает в кровати, прикрывает глаза, хотя знает, что в темноте все равно не разглядят, и затаивает дыхание. Он слышит шлепанье чужих ступней о холодный пол, слышит, как под чужим телом прогибается кровать, слышит тяжелый усталый выдох, слышит, как затихает комната до такой степени, что, кажется, сейчас даже будет слышно его собственное сердцебиение. Джисону думается, что он проваливается в сон, когда слышит чужое тихое: — Ну и что, тебе понравилось увиденное, Джисона-а? — он почти подпрыгивает на месте, но в последний момент успевает себя сдержать лишь бы не заводить никаких разговоров, не объясняться и не ломаться вновь. Джисону только и остается оставшуюся часть ночи провести с бессонницей и застывшим в голове: «блять». Ну почему Джисону вечно приходится сталкиваться со всяким странным дерьмом в своей жизни? Например, влюбиться в своего хена Джемина. Например, в тайне на него дрочить. Например, посреди ночи увидеть его, отсасывающим Джено. Может, это все только подростковые заморочки, которые скоро пройдут? На этой мысли Джисон и останавливается, как на самой адекватной и правдоподобной.