прятки

С того самого дня Джисон всеми силами старается избегать Джемина: во время тренировок, в общежитии, даже в их собственной комнате, всячески уклоняясь от пересечения с ним даже взглядами. В какой-то момент Джисон идет на крайние меры: решает спать на диване в гостиной, но и там ему не дают покоя, поэтому пересекается он с Джемином лишь раз за день — перед самым сном, когда они вдвоем укладываются спать. К счастью, Джемин ничего не говорит, а Джисон и не пытается пойти на контакт, потому что отчего-то ему страшно и стыдно, будто он совершил самое ужасное преступление во всем мире. Но все же пересечься с Джемином Джисону приходится после очередной тренировки, когда они вдвоем остаются наедине с менеджером, говорящим им, что нужно провести очередную трансляцию. — Может, Джемин как-то сам, — стонет Джисон в надеждах переубедить менеджера. — Я без сил, еще и выгляжу паршиво и хочу домой поскорее. Но тот остается непреклонным: — Нет, трансляцию вы проведете вместе, и на этом разговор окончен. Джисон отчаянно вздыхает, а Джемин беспристрастно закатывает глаза. «Ну за что мне это все?», — задает сам себе вопрос Джисон, все еще не понимая, как дошел до того момента в своей жизни, когда дрочит на своего хена, который по совместительству мембер его группы, а еще тот самый человек, который отсасывал Ли Джено в гостиной их общежития. Ответа он не находит, как не находит и сил, чтобы держать свои чувства под контролем. Но каким-то образом время пролетает довольно быстро и без излишнего смущения: у них даже получается шутить и смеяться вполне даже неподдельно. На краткие мгновения Джисону даже кажется, что все произошедшее было лишь сном. На краткие мгновения Джисону даже кажется, что все может быть, как было раньше: он сможет спокойно валяться на кровати Джемина, представляя его над собой, в себе и повсюду. Сейчас это кажется каким-то неправильным — Джисон сам себе кажется неправильным. Они заканчивают трансляцию, переглядываются, и Джисон, как обожженный подскакивает с места и идет в сторону колонки стоящей в углу просторной комнаты для практик, чтобы забрать свои вещи. Они обнаруживают себя двоих одними в зале: менеджер уже куда-то ушел, а ребята и подавно отправились домой. Все же Джисону находиться с Джемином наедине все еще некомфортно: ему хочется сжаться в крохотный комочек и спрятаться от него в самом дальнем углу, чтобы Джемин его даже не увидел. Но в жизни Джисона ничего так просто не бывает. Джисон краем уха слышит приближающиеся джеминовы шаги и всем телом вздрагивает, когда тот оказывается в непосредственной близости к его спине. Он готов поклясться, что чувствует присутствие Джемина всем своим существом, каждым взбудораженным нервом и кожей. Джисону хочется делать вид, что все абсолютно нормально, будто бы ничего такого и не произошло, но ведь ничего вовсе не нормально. — Джисон, не хочешь ничего мне рассказать? — звучит низкое джеминово за спиной. Он оказывается еще ближе, и Джисону приходится обернуться то ли от необъяснимого страха, то ли от непреодолимого желания взглянуть на Джемина: растрепанного, домашнего и безбожно красивого. Джисон рефлекторно выдыхает, будто ему бьют под дых кулаком, когда на деле — лишь взглядом. По его телу пробегает табун мурашек, и Джисон весь вздрагивает. — Что рассказать? — он почти заикается. Джемин ухмыляется и делает еще один медленный шаг навстречу Джисону, и тот уже чувствует джеминово горячее дыхание, жар его тела, его запах, все его существо. Джемин своей большой ладонью накрывает джисонову талию, а другой проникает под задравшуюся кофту. Джисон судорожно выдыхает и жутко надеется, что в следующую секунду придет менеджер, и все это они обернут в одну глупую шутку; потому что сам Джисон ничего не может поделать с собой: ни оттолкнуть, ни приблизиться. Джемин медлительно оглаживает джисонову кожу: разгоряченную и мягкую. Оглаживает его поджарое тело, каждый мускул под одеждой и ехидно улыбается от того, как Джисон беспомощно плавится от его прикосновений, прикрывая глаза, — он вне сил даже что-либо произнести. Джемин приближается еще немного, и теперь они стоят вплотную: Джисон копчиком упирается в колонку, стоящую позади него, а Джемин прижимается к нему ближе и ближе. Джисон на своем бедре чувствует упирающийся чужой стояк, и осознание того, что Джемин возбужден, бьет его высоковольтным разрядом тока и выбивает из головы все трезвым мысли. Это так правильно-неправильно. Что Джемин вообще творит? Но, честно говоря, Джисон не против, как бы ему не хотелось этого признавать, потому что он думал об этом слишком много и часто: и во снах, и наяву. Джемин нетерпеливо расстегивает молнию на абсолютно бесполезной сейчас кофте Джисона, стягивает ее, а после бросает на пол и смотрит на него как-то дурманяще, немного сумасшедше, с огоньками в глазах — таким Джемина Джисон еще не видел, и это возбуждает еще сильнее, заставляет сердце выскакивать из груди, будоражит и без того напряженное тело. Джемин без зазрения совести приближается к Джисону, без вопросов, без просьб и признаний и настойчиво целует ему шею, спускаясь ниже и ниже к выпирающим ключицам, груди, прессу, еле заметной дорожке волос внизу живота, оставляя влажные следы, от которых Джисон сходит с ума. Джемин осторожно оттягивает резинку трусов и оставляет поцелуи еще ниже, и Джисон каждым оставленным поцелуем издает все более явные, бесстыдные и громкие стоны, разносящиеся по комнате эхом, закидывая голову назад. В глаза бьет яркий свет потолочных ламп, и тогда под веками у него взрываются фейерверки чувств, заставляющих взлетать до облаков. Джисон ненасытен. Он хочет Джемина и поцеловать, и в себе. Джисону сносит крышу от одной лишь мысли о Джемине, а от его прикосновений он и вовсе взлетает почти до небес. Джемин включает свободной рукой колонку и выкручивает громкость посильнее, чтобы музыка заглушала протяжные стоны Джисона. Оглушающая музыка отдает вибрациями по телу и в голове. Куда же в один миг улетучилось все здравомыслие? Джемин расстегивает ремень на джисоновых джинсах, а тот лишь и успевает, что произнести последнюю вразумительную мысль, оставшуюся у него в голове: — Хен, тут же камеры, — звучит почти как стон на ухо Джемину. А он продолжает свое дело: стягивает с Джисона джинсы и поворачивает того к себе спиной, надавливая ладонью на спину между лопаток, нагибая Джисона над колонкой. У него не остается никаких сил сопротивляться: Джисон лишь поддается всем джеминовым движениям, всем его ласкам и горячим прикосновениям. Джемин и сам прекрасно знает, что тут есть камеры. Он лишь еле заметно уголками губ ухмыляется и отвечает, наклоняясь к джисоновому уху: — Ты правда думаешь, что мы первые, кто это тут делает? Джисон только и успевает неровно, истомно выдохнуть от обжигающего дыхания Джемина, когда тот уже стягивает с него трусы. Джисон чувствует себя неправильно, но при этом настолько правильно, как никогда прежде в своей жизни. Он действительно сходит с ума или просто поддается своим сокровенным желаниям? Джемин вставляет в Джисона палец, смазанный его собственной слюной, чтобы подготовить. Тот от неожиданности вздрагивает и протяжно довольно мычит, прикусывая нижнюю губу. Джисону кажется, что он в тот же миг и свихнется от всех джеминовых действий: как он пальцами массирует изнутри, как целует ему чувствительную кожу за ухом, как говорит всякие пошлости на ухо. — Джисони, ты думаешь я не знаю, что ты вытворяешь на моей кровати? — беззлобно, обжигающе. Джисон в ответ стонет, потому что сил, чтобы связать звуки в слова нет. В голове он прокручивает одну мысль: «Может быть, все это время я хотел, чтобы ты знал». И наверное, Джисон до этого момента и не задумывался о том, что действительно желал, чтобы Джемин услышал, увидел, узнал. Когда Джемин добавляет пальцы, Джисон вжимается в колонку и от ее вибраций по телу пробегается легкая дрожь. Эти же вибрации очень приятно стимулируют его чувствительный член. Джисона изрядно потряхивает от удовольствия, его ноги подкашиваются, а сам он становится одним сгустком наслаждения, жаждущим еще большего. — Хен, пожалуйста, — молит Джисон, а Джемин прекрасно понимает, о чем тот просит, поэтому без промедления приспускает собственные штаны вместе с боксерами и нетерпеливо вставляет член в Джисона, придавливая его к колонке своим весом. Джемин входит немилосердно медленно. От этого у Джисона на глазах выступают слезы: это похоже на то, как он это все воображал, но в то же время это ни с чем не сравнится — тем более не сравнится с джисоновыми пальцами. Джемин входит во всю длину, задевая простату, и Джисон протяжно выдыхает, хныкая. Он чувствует в теле легкие электрические разряды, заставляющие содрогаться от любого, даже самого незначительного, движения. Джемин не вставляет глубже член, но и не вынимает его, позволяя Джисону привыкнуть к новым ощущения, но для него это все превращается в настоящую пытку: вибрации колонки стимулируют ему член, горячее джеминово дыхание обжигает ему шею, легкие укусы за ухо заставляют бессильно вздрагивать. А после Джемин начинает ритмично двигаться почти что в такт музыке. Джисон ломается каждый раз, когда Джемин задевает чувствительное место и в тот же миг вибрации колонки отправляют приятную дрожь по члену. Это — самая чудесная казнь в мире: умирать, плавясь под Джемином. Джисон чувствует, как по телу разливается приятное тепло, и уже предвкушает подступающее чувство эйфории, граничащее с помешательством. Еще несколько быстрых, грубых толчков Джемина, вибрации колонки, и Джисон не может сдержать в себе долгий надрывный стон, когда чувствует, что кончает без рук. Он тяжело дышит, чувствуя, как его тело сковывает приятная судорога, а затем его тело слабеет под тяжестью Джемина. Джисон произносит, как молитву: «Джемин, Джемин, Джемин…»; тот прикусывает ему шею, крепче сжимая талию сильными руками и лишь на миг прекращает свои пытки. Чуть помедлив, Джемин поворачивает Джисона лицом к себе, видит, что тот уже кончил, и ехидно ухмыляется. — Малыш, ты так быстро, — произносит он гортанно и притягивает лицо Джисона к себе. Он никогда не видел Джемина так близко, и ему становится как-то дурно до помутнения в сознании. Совсем дурно становится, когда Джемин целует его в губы: выходит кисло, влажно и жутко горячо. Джисону становится тяжело дышать, но это того стоит: язык Джемина по-хозяйски гуляет у него во рту, проходится по небу, задевает джисонов язык, заставляя того издать легкий стон прямо в поцелуй. Разрывая поцелуй, Джемин опускает Джисона на колени, легко надавливая ему на плечи. Тот податливо делает, что ему приказывает Джемин. Несколько секунд он оглядывает джеминов член перед собой, осторожно касается его, двигая рукой вдоль плоти, и слышит довольное мычание Джемина. Джисон без промедления берет возбуждение Джемина в рот и аккуратно, неумело его сосет, пошло причмокивая. По его подбородку стекает слюна, а на веках все еще поблескивают слезы: Джисону хочется доставить Джемину удовольствие не меньшее, чем то, которое доставил ему сам Джемин. — Давай я тебе помогу, — говорит хрипло почти тепло тот и хватается рукой за копну джисоновых темных отросших волос, заставляя его брать член глубже и быстрее. Джемин тяжело дышит и тихо стонет, когда Джисон давится и, кажется, вновь ломается. Джемин уже сам двигается бедрами глубже в глотку Джисона: у него на глазах вновь выступают слезы, а в голове проносятся мысли о том, что это все происходит вовсе не во сне, а в реальности. В последний момент Джисон лишь успевает почувствовать пульсацию члена Джемина во рту, его глубокий, гортанный рык, а затем ощутить вязкую и горьковатую сперму у себя во рту и на губах. Джисон закашливается и выплевывает остатки семени Джемина, когда тот вынимает член изо рта. Он слезливыми глазами взглядывает на стоящего над ним Джемина, как послушный щенок, и покорно ждет. По его подбородку медленно стекают густые капли спермы: Джемин вытирает их большим пальцем с лица Джисона и произносит низко: — Хороший мальчик, — и добавляет свою кривоватую улыбку следом. \ Джено отчего-то противно. Он чувствует себя обманутым, побитым, оставленным погибать без шанса на спасение. Джено только и остается, что в минуту покоя наедине с собой стянуть всю одежду, прикрыть глаза и представлять Джемина — вновь. Представлять, его руки на себе, его горячие губы на своих, его обжигающее дыхание и протяжно стонать его имя, прикрывая рот ладонью, чтобы никто не услышал. Он скользит ладонями по собственному обнаженному телу и вместо своих рук представляет руки Джемина, извиваясь под горячими прикосновениями. Джено касается себя во всех чувствительных местах, представляя Джемина рядом с собой — впритирку. Рукой он тянется к уже давно вставшему члену и медленно водит по нему вверх-вниз, неровно выдыхая, изгибаясь в теле. Джено — отчаянный трус. «Ну почему не я? Почему? Чем я хуже?» Джено видел, что делали Джемин и Джисон в комнате для практик, все прекрасно слышал даже сквозь шумную музыку. Джено обидно до боли в пальцах, сжимающих возбужденную плоть. Кровать под ним еле слышно скрипит. Джено одной рукой до жжения в кончиках пальцев сжимает простыню, другой быстро надрачивает член, поддаваясь своим чувствам. Он отчаянно нуждается в любви Джемина. Вот так глупо нуждается: до возбуждения, до пошлых, приземленных, плотских мыслей и имени Джемина, застывшего полустоном на его губах. Джено вспоминает тот злосчастный вечер, и на него накатывает очередная волна возбуждения, выбивающая остатки трезвости. Но все это так печально: весь Джено в последнее время — один огромный сгусток печали, бесцельно слоняющийся в попытках получить заветную любовь Джемина, хоть каплю его внимания. Джено извивается под собственными чуткими прикосновениями — слегка неаккуратными и порой грубыми. Джено стыдно признавать, но он был бы не против, если бы Джемин взял его прямо тут: на кровати, пока все другие ребята могут их услышать, пока кто-нибудь может увидеть, зайдя в комнату. Джено бы стонал джеминово имя лишь громче, целовал его в губы и говорил, как сильно любит — любит до помутнения в создании, до искорок под веками и дрожи в коленях. Больше Джено ничего не нужно. Он делает несколько ритмичных движений бедрами навстречу собственной руке и изгибается в спине в сладкой неге, когда по телу он чувствует ломающий его оргазм, отдающийся в пальцах колкой болью. Джено долго не может успокоить дыхание и свое сумасшедшее сердце, отбивающее в груди отчаянные мольбы о спасении. Лишь приоткрыв глаза, Джено, уставившийся в потолок, понимает, что у него на щеках застыли соленые слезы. Потому что никакого Джемина рядом нет. Потому что Джемин не его — и никогда не будет. Потому что Джено — отчаянный, перевозбужденный и до безумия влюбленный придурок. Это жутко несправедливо: давать шанс и в тот же миг его жестоко забирать прямо из-под носа. А может, Джено все просто выдумал и никакого шанса и вовсе не было. Может, Джемин просто играется, не беспокоясь о чужих чувствах. Может Джено просто поддался его чарам, а теперь никак не может вновь оклематься. Джено беспечно вытирает руку о простынь и ей же вытирает слезы. Это так странно. Это чертовски странно. Джено хочется кричать о том, что чувствует, но сил не остается даже, чтобы шептать. Поэтому он все такой же обнаженный, перепачканный собственной спермой и разбитый утыкается в подушку, выкрикивая в нее ругань и выливая все скопившиеся слезы вперемешку с режущей болью. \ Джисон устало выдыхает, выходя из ванной в общежитии, после очередного утомительного дня. К счастью, здесь сейчас никого нет, кроме него самого и Ренджуна, вечно зависающего в своей комнате. Все остальные заняты личным расписанием, чему Джисон не может не радоваться, ведь наконец-то у него есть личное время. Он краем полотенца, накинутым на плечи, вытирает влажные волосы по пути в свою комнату, которую делит с Джемином, и совсем невольно вспоминает то, что они делали в зале для практик всего пару дней назад. Джисон от этих мыслей мгновенно покрывается румянцем и улыбается себе под нос: он чувствует прилив жизненных сил и какого-то странного согревающего чувства эйфории. Пускай они это еще не обсуждали, но Джисону это дает какую-то надежду на что-то большее. Он не задумывается о том, что понимает под «большим», но в любом случае радуется, как совсем махонький ребенок. В комнате на своей кровати Джисон, к удивлению, обнаруживает небольшую черную коробочку, обвязанную красной лентой. Он кидает полотенце на спинку стула и как-то неуверенно берет ее в руки: осторожно осматривает со всех сторон, трясет, чувствуя что-то не слишком тяжелое внутри, и все равно предвкушает какой-то подвох — наверняка старшие снова решили над ним поиздеваться, и внутри коробочки окажется что-нибудь страшное или противное. В этом Джисон уверен почти на сто процентов, поэтому не спешит проверять содержимое. Он какое-то время играет в игры на компьютере в одиночестве, несколько раз позорно проигрывает и тяжело выдыхает, поворачиваясь на стуле: его взгляд вновь падает на коробочку, и все же любопытство побеждает. Джисон берет ее еще раз в руки, несмело развязывает красную атласную ленту и несколько секунд колеблется прежде, чем открыть подозрительный сюрприз. «Ты что, совсем ребенок, чего боишься? Что такого страшного там может оказаться?», — ругает сам себя Джисон в голове и все-таки решается. Он снимает крышку коробки, прикрывая глаза, в ожидании чего-нибудь нелицеприятного. Сквозь ресницы он внутри различает что-то яркое и продолговатое, а когда полностью открывает глаза, то его взору предстает… да, розовый фаллоимитатор с небольшим тюбиком смазки. Джисон сначала не может поверить своим глазам, приоткрывая рот в удивлении, а после замечает на самом дне небольшую записку. Он краснеет, читая короткое послание, оставленное в коробке: «Развлекайся, пока один. Надеюсь, понравится, Джисон-а». В тот же миг он узнает почерк Джемина и краснеет еще пуще прежнего, думая о том, что тот действительно подарил ему такую игрушку. Ему хочется пищать и кричать то ли от шока, то ли от накатывающегося ощущения возбуждения, но все звуки Джисон сдерживает внутри. Он осторожно, с некоторой опаской берет фаллоимитатор в руки и разглядывает его, как нечто необычное. Мягкий — подмечает Джисон, чувствующий, как от смущения у него горят даже кончики ушей. Джисон кладет подарок обратно в коробку, встает с кровати, идет к двери и плотно закрывает ее на замок, а после заскакивает вместе с коробкой на кровать Джемина, полный энтузиазма. Кто такой Джисон, чтобы не воспользоваться подарком своего хена?