прятки

Наверное, Джено просто стоило бы смириться с тем фактом, что Джемин лишь игрался с ним, не испытывая при этом никаких чувств. По крайней мере, они не были такими же, как у Джено, — это точно не любовь и не привязанность. Максимум — непреодолимая похоть. Но Джено нужна взаимность, потому что ее отсутствие разбивает ему сердце на крохотные ошметки. Поэтому в какой-то момент ему в голову приходит одна довольно странная идея, как бы он не пытался её интерпретировать. Но в то же время она кажется единственной вразумительной мыслью из тех, которые приходят ему в голову в последнее время. Одно лишь ее существование в воображении уже пугает Джено, но она отчего-то представляется ему просветлением — в какой-то мере гениальным, в какой-то — отвратительным. Эта мысль то и дело приходит к нему то во сне, то наяву, и избавиться от нее ему никак удается. Джено ведь знает, что Джемин делал с Джисоном, когда они вдвоём остались наедине в комнате для практик, знает, что он сам не единственный, кого очаровал Джемин, кого опутал своими сетями. Джено все еще помнит тот день, когда хотел зайти в зал, чтобы забрать забытый рюкзак и увидел там Джемина и Джисона. Единственное, что он смог тогда сделать — застыть на месте, а после встрепенуться, прижаться к стене, чтобы его не заметили, и выскочить через оставленную приоткрытой дверь. Тогда Джено хотелось одновременно и кричать от злости, и бесконечно долго плакать в подушку, но все, на что его хватило — это закрыться в туалетной кабинке и вновь столь беспечно представлять Джемина, пока снимает напряжение. Он понимает, что сходит с ума из-за этих странных чувств, которые заполняют его грудь, но поделать с собой ничего не может, когда в его голову без приглашения вновь вторгается Джемин. Он у Джено остался на коже липкой страстью, под ней — сладкой влюбленностью, которая однажды приведет его к довольно необдуманным поступкам. Хотя уже приводит, когда Джено решает сделать один довольно опрометчивый шаг. — Джисон, можно с тобой поговорить? — шепчет Джено тому, когда они вдвоем остаются наедине после тренировки. — Что такое, хен? — спрашивает Джисон, не отлипая от экрана своего телефона. — Если что, это не я съел твою порцию рамена. — Я знаю, чем вы занимались с Джемином тут после практики, — произносит Джено, пока у него осталась заветная храбрость, чем заставляет Джисона в тот же миг оторваться от игры и взглянуть на него так, будто бы в этот самый миг прямо перед ним предстала смерть с косой во всей своей красе. — Ч-чем? — заикаясь говорит Джисон в надежде, что Джено все же говорит не о том разе, когда- — Трахались, — произносит довольно громко Джено, и Джисон в этот миг готов поклясться, что откинется — прямо здесь и сейчас. — П-подожди, ты все неправильно понял, — дрожащим голосом оправдывается тот, а в голове уже представляет сто и один способ своей возможной кончины. — Может быть, неправильно понял, что член Джемина совсем случайно проскользнул в твою задницу, — почти безэмоционально говорит Джено, — да, Джисон? Между ними повисает неловкое молчание, и Джисон уже молит всех возможных богов о том, чтобы эта ужасная пытка стыдом и позором как можно скорее прекратилась. Он пугается еще сильнее от той мысли, что, возможно, Джено рассказал кому-то об этом. А что если об этом узнает менеджер? Тогда Джисону точно конец — Джемину тоже. — Ладно, успокойся, — говорит Джено, когда видит, что Джисона бросает в заметную дрожь. Тот в следующий же миг смотрит на него так, словно бы просит искупления всех его грехов, и у Джено как раз есть идея, как он может это сделать: — Слушай, у меня к тебе есть одна просьба. Я тебе сейчас все расскажу, а ты устраивайся поудобнее, чтобы услышать увлекательную историю о похождениях Джемина. А потом скажешь, как ты относишься к моей идее, лады? \ В итоге после всего услышанного Джисон соглашается на предложенную Джено авантюру, которая с первого раза ему показалась настоящим сумасшествием, но чем больше он ее прокручивал в своей голове, тем с большим упорством здравый смысл покидал его юношескую голову, в которой преобладает далеко не рациональное мышление, а скорее гормоны, заставляющие его делать всякие безрассудные вещи. Например, то, что он собирается сделать сейчас, одновременно его и пугает, и раззадоривает. Казалось бы, не делай опрометчивых действий и будешь жить себе спокойно, но это совсем не похоже на Джисона, поэтому он вечно находит себе всякие неприятности даже там, где найти их почти невозможно. На часах — около шести вечера; в общежитии — тишина да покой: все ребята куда-то вновь разбежались, менеджер тоже уехал по делам, остались только Джисон, Джемин и Джено, да и те разошлись по укромным уголкам в поисках своего спокойствия. Однако, Джисону думается, что сейчас идеальный момент для воплощения задумки Джено: как раз никто их не услышит и не увидит, а Джемин не сможет сбежать, как бы не хотел, — они устроят ему небольшую ловушку, из которой вырваться он точно не сможет. Джисон зачем-то стучится прежде чем войти в свою комнату, которую он делит с Джемином, а после сразу же туда заходит, заранее краснея от одних лишь мыслей о том, что он вместе с Джено собирается провернуть. — Джемин-а, — тянет Джисон, падая на Джемина, который лежит на своей кровати, листая ленту с фанатскими сообщениями, — я соскучился. Тот легко ахает, когда Джисон всем своим весом приземляется на него, а после поглаживает его макушку ладонью, откладывая телефон в сторону. — Я тоже, Джисон, — отвечает Джемин и легко улыбается. — Тогда, — произносит Джисон с заговорческой ухмылкой, усаживаясь на джеминовы бедра, — позволь мне сделать приятно и показать, как сильно я соскучился. Джемин улыбается, и в его глазах в тот же миг загораются огоньки. Джисон медленно ерзает на его бедрах и не спеша стягивает рубашку, накинутую поверх тонкой растянутой майки, — Джемин закусывает нижнюю губу в предвкушении, и Джисон чувствует, как его изнутри захлестывает одной волной вожделения. Джемин привстает на локтях и тянется к Джисону, чтобы поцеловать, но тот его останавливает, кладя свой палец на губы: — Стой, — говорит Джисон, легко улыбаясь, — у меня есть сюрприз. Джемин вопросительно приподнимает одну бровь, а Джисон облизывает губы, когда дверь в их комнату приоткрывается. Джемин в тот же миг переводит свой взгляд туда и легко вздрагивает, когда видит в дверном проеме Джено, который затем медленно подходит к кровати, на которой устроились Джемин и коварно улыбающийся Джисон, на щеках которого застыл легкий румянец. — Подождите, — непонимающе произносит Джемин, — что происходит? — Просто расслабься и наслаждайся зрелищем, — говорит Джено и толкает Джемина в плечи, чтобы тот лег на кровати и смотрел. — Мы сделаем тебе приятно, — Джено облизывает губы и добавляет: — вместе. После он тянется к Джисону и втягивает его в долгий и влажный поцелуй. Джемин в это время не может отвести взгляда от происходящего зрелища — он не может не признать, что эта игра его заводит, пускай она и кажется чертовски странной. Но сколько раз Джемин уже оставлял здравый смысл на втором плане? Этот раз, похоже, не станет исключением, поэтому он никак не препятствует тому, чтобы Джено целовал Джисона в губы, а после медленно спускался губами к его кадыку, пока тот еле слышно протяжно стонет: «Джемин-а». Тогда в Джемине что-то окончательно переключается: в нем разгорается азарт, и он не может себя сдерживать, чувствуя, как нарастает напряжение в теле. Джеминовы ладони очерчивают бедра Джисона, его пальцы скользят под тонкие шорты, где оглаживают чувствительную кожу. По джисонову телу проходит волна мурашек: от поцелуев Джено, которые он оставил и на его губах, и на щеках, и на скулах, и на шее; от прикосновений Джемина, и если бы его руки могли оставлять чернильные пятна, то ими бы были покрыты бедра Джисона целиком и полностью. Когда Джисон соглашался на эту чертову авантюру, то и не мог представить, что это будет настолько приятно, что ему будет сносить голову от переполняющих изнутри чувств и ощущений — снаружи. Джено легко прикусывает кожу на шее, и Джисон тихонько шипит, когда по его взбудораженному телу пробегаются электрические разряды. Он помогает Джено, когда тот стягивает с него оставшуюся ненужным куском ткани майку, и обнажает его подтянутое тело — не меньше, чем искусство, созданное Тицианом, на полотне которого были оставлены следы звезд — россыпи родинок. В тот же миг Джемин несдержанно ладонями накрывает его талию и гладит, пока Джисон под его прикосновениями плавится и ощущает под собой джеминово возбуждение. Он легко ухмыляется и теперь сам стягивает с Джено футболку, пока тот садится на край кровати и заставляет Джисона слезть с бедер Джемина. Тот разочарованно вздыхает, потому что чувствует, как возбуждение бьет через край, и Джемин постепенно становится одним скоплением вожделения и страсти. Он наблюдает за Джисоном и Джено и уже представляет, что они будут делать втроем дальше. Те двое, предоставленные друг другу, жмутся друг к другу ближе и ближе, чтобы слиться в одно целое, беспрерывно целуются и блуждают руками: по плечам, по чувствительной груди, по бедрам, вскользь по ягодицам и паху. Джисон понимает, что Джено тоже уже возбужден до предела, и этот факт сводит его с ума, поэтому он нетерпеливо просовывает руку в его штаны и осторожно касается члена. Джено горячо выдыхает Джисону на ухо и не отстает от него, принимаясь медленно и неосторожно стягивать с Джисона его короткие шорты. — Черт, — произносит то ли от восхищения, то ли от желания присоединиться Джемин. Джисон мимолетно окидывает его взглядом и вновь принимается целовать Джено, не выпуская из рук его член. Джено чувствительно реагирует на каждое прикосновение, легко вздрагивая, а затем, когда Джисон пальцами касается его уже не сквозь ткань трусов, а напрямую, то и вовсе оставляет наливающийся красным укус на шее. Сам Джисон уже остается без шортов — в одних полустянутых боксерах, через ткань которых можно без затруднения увидеть, насколько он возбужден. Кажется, коснись его тела, и он весь рассыплется, разлетится золотой пылью от переполняющего удовольствия. Когда Джено все же касается — все еще через трусы — Джисон и правда весь вытягивается и дергается, словно бы его поразило высоковольтным разрядом тока, хотя это лишь ладони Джено, но в них точно — молнии. Джисон нетерпеливо стягивает с бедер Джено боксеры, постепенно опускаясь поцелуями ниже и ниже: влажной дорожкой по кадыку, груди, прессу, выступающим венам, языком по чувствительной коже. Джисон и сам не знает, что на него находит, но он так естественно и привычно берет член Джено в рот, словно бы это вполне обыденная вещь. Он сначала осторожно касается его своими губами и наблюдает за чужой реакцией, и когда видит, что Джено прикрывает веки от удовольствия и тянет тихое «Джисон-а», то помогает языком — вдоль возбужденной плоти. Руками Джисон скользит по его животу, после по члену, затем аккуратно массирует яички, от чего у Джено вырывается очередной низкий стон. Одной рукой Джисон принимается елозить вдоль собственного члена, из которого из-за возбуждения выступила капля смазки — ее он растирает по головке. — А про меня вы не забыли? — напоминает о себе Джемин, когда Джено хватается за отросшие джисоновы волосы. Он окидывает Джемина таким помешанным взглядом, от которого у того по телу табуном пробегают мурашки. Оказывается, что у Джемина уже нет никаких сил, чтобы сдерживать себя: он стягивает с себя сначала футболку, а затем спортивные штаны, и торопливо касается сначала Джисона, а после Джено, к губам которого он тянется, но тот — раскрасневшийся и запыхавшийся — останавливает его тихим: — Смотреть — можно, — горячо выдыхает на ухо, касаясь джеминовых скул, — касаться — нельзя. Джемин недовольно закусывает губу, но все равно подчиняется правилам этой непонятной игры и потому вновь ложится на кровать, лаская сам себя — сквозь хлопковую ткань. Замечая это, Джисон, все еще томительно медленно ублажающий Джено, ухмыляется и встает с колен, чтобы взять из своей прикроватной тумбочки заветный джеминов подарок. Когда тот замечает его в руках Джисона в тот же миг ухмыляется, довольно воображая, как Джисон уже пользовался им, как с его губ слетали стоны, а глаза слегка слезились от наслаждения — Джемина эта игра вовлекает все больше и больше. Джисон шагает в сторону кровати, с которой созерцает Джемин за происходящим, и с пошлым причмокиванием медленно проходится языком по всей длине фаллоимитатора, не спуская глаз с Джемина — возбужденного до предела и готового в любой момент вскочить и взять Джисона хоть в рот, хоть в задницу. Но ему приказано лишь смотреть, и Джемин послушно наблюдает за каждым действием: глядит, как Джисон берет подарок в рот и медленно сосет, и невольно представляет, как бы замечательно смотрелись джисоновы губы вокруг его члена, как бы тот давился, когда Джемин толкался во всю длину, и во рту становилось бы так узко, тепло и невероятно приятно, что он бы кончил, не вынимая. Джено, оставленный немного в стороне, в это время берет из той же тумбочки смазку и бросает ее на кровать неподалеку от Джемина и вскоре сам садится рядышком, задевая своим обнаженным телом его кожу. Джемин еще не представляет, что его ждет дальше, и оттого Джено становится так хорошо на душе, что он лишь сильнее заводится. Он начинает неторопливо целовать бедра Джемина, начиная от колен, легко разводя его ноги в стороны, чтобы оставить влажные следы и на внутренней стороне, а после дарит пару засосов около самой границы трусов. В это время Джисон тоже усаживается на кровать и бросает моментальный взгляд на Джено и легко, почти незаметно кивает. Джено после этого переключается с джеминовых бедер на его торс: не снимает его боксеры, оставляя поцелуи сквозь них, а после россыпью случайных прикосновений губами поднимается до его шеи, которую Джемин в тот же миг вытягивает, напряженно выдыхая, чувствуя, что готов кончить, даже несмотря на то, что его толком-то и не касались. Джено сжимает своими крепкими руками джеминовы запястья и поднимает их над его головой, а затем целует его руки, проводит языком от локтя, вдоль напряженных мускулов до груди, а после вновь по шее и до самого уха, на которое он шепчет, обжигая: — Ну как тебе, Джемин? — и прикусывает мочку уха, слыша, как тот неровно выдыхает, когда теперь поцелуи на его животе оставляет и Джисон. — Нравится, да? У Джемина не остается никаких сил на то, чтобы ответить словами, потому что из-за возбуждения все мысли и слова забываются, и он лишь негромко угукает и тянется губами к губам Джено, чтобы вовлечь его во влажный, томный поцелуй. Когда Джемин гортанно стонет прямо в рот Джено от накатывающей волны наслаждения, тот тоже не может сдержаться: — Джемин-а, — протяжно в поцелуй. Разрывая его, Джено не выпускает запястий Джемина из своих рук, пока Джисон медлительно стягивает джеминово белье с его бедер. Когда тот оказывается полностью обнаженным, ни Джено, ни Джисон не касаются его — лишь подозрительно переглядываются, а потом смотрят на Джемина, чтобы сказать: — А теперь мы поиграемся, — от низкого, немного хриплого от возбуждения голоса Джено у других двоих по телам проходятся мурашки. В момент, когда Джисон раздвигает ноги Джемина чуть шире, у того в голову даже не закрадываются никакие сомнительные мысли: может быть, так случается из-за вожделения, которое не позволяет ему мыслить трезво, а может быть, он просто забывается от последовавших следом за этим поцелуев Джисона на внутренней части бедер, которые медленно, но верно приближаются к паху. И чем ближе Джисон целует, тем чувствительнее Джемин становится, готовый взорваться тысячей вспышек фейерверков. Он впервые чувствует себя так — до невозможного бессильным под чьими-то прикосновениями, до исступления блаженным, желанным и уязвимым. Джемин, прикрывая веки от накатывающей волны удовольствия, прислушивается к каждому ощущения, каждому прикосновению и навостренному чувству в его теле. Он даже не слышит, как Джено открывает тюбик со смазкой и выдавливает обильно количество на джисонову руку, потому что ровно в этот самый момент в его рот по-хозяйски между губ проникает язык Джено, который скользит по его зубам, небу, пока не встречается с джеминовым. Они целуются вновь и вновь, пока Джемин изгибается в сладкой неге, когда Джисон невесомо проходится губами по его возбужденному до боли члену, и легонько стонет — почти неслышно, но так несдержанно и нужно, как никогда прежде в жизни. Но эта маленькая магия заканчивается ровно в тот момент, когда Джемин слегка вздрагивает от прикосновения джисоновыми пальцами, покрытыми прохладной смазкой, у его ануса. Он в тот же миг пытается увернуться, вырваться из цепкой хватки Джено, но тот не позволяет, и тогда у Джемина почти криком вырывается: — Стой! Ты что творишь?! — его сердце заходится в бешеном ритме, и отчего-то ему становится дурно. — Он просто играется, Джемин, — отвечает за Джисона Джено и коварно улыбается, целуя Джемина в губы, но он успевает увернуться от его губ. Тогда Джено несильно хмурится и добавляет: — Не забывай, что сегодня ты играешь по нашим правилам, хорошо? — Нет! — взвывает Джемин, когда Джисон пальцем продолжает водить вокруг входа, а другой рукой медленно скользит вверх-вниз по члену. — А тебя никто не спрашивал, помнишь? — произносит Джено и резко целует Джемина глубоко, не выпуская его из своей хватки, чтобы он вновь забылся и наконец-то заткнулся. Джисон в это время медленно растягивает Джемина, разводя его ягодицы в стороны и вставляя один палец, который входит без затруднений. Он в тот же миг, вспоминает, как ласкал пальцами сам себя, ведь уже наизусть заучил все приятные движения и все чувствительные места, поэтому то же делает и с Джемином, медленно массируя пальцем изнутри. Он довольно улыбается, когда видит, как Джемин меняется в лице и стонет в поцелуй с Джено. Правда только он все еще жутко напряженный, что Джисон произносит: — Расслабься, — тихо, почти шепотом, и почему-то Джемин слушается. Джисон, закусывая губу, продолжает водить пальцем внутри Джемина и следить за каждой его реакцией: как вздрагивают его бедра, когда Джисон одной подушечкой пальцев надавливает на простату чуть сильнее, как из его члена сочится каплями смазка, как на его лице возникает выражение искреннего блаженства от происходящего. Джисон постепенно добавляет второй палец, а затем и третий, видя, как слегка хмурится Джемин: возможно, от слегка неприятных ощущений, граничащих с блаженством, возможно, от своих противоречивых чувств, но все равно это вскоре пройдет, поэтому Джисон не прекращает своей пытки. В это время Джено отпускает руку безвольного Джемина и направляет ее к своему члену, и тот послушно начинает надрачивать возбуждение, от чего Джено горячо выдыхает ему прямо в губы, а после прикусывает кожу на шее, на которой чуть ранее оставил багровый засос. Пускай им ни в коем случае не позволено оставлять отметин на видных участках кожи, но в этот самый момент они об этом вовсе не думают, потому что первым делом — удовольствие, а все остальное — уже на задворках их сознания. — Джено-я, еще, — протягивает Джемин, и Джено ничего не может поделать с собой, кроме как оставить еще расцветающие пурпуром засосы на невинной коже Джемина, а после прикусывать все эти места и оглаживать языком и слышать очередные приглушенные вздохи. Взгляд Джисона падает на фаллоимитатор, который валяется без дела на кровати неподалеку, и ему в голову приходит одна идея, благодаря которой Джемина можно растянуть еще лучше. Он берет его, а затем кладет в рот, чтобы смазать своей слюной, и, не вынимая пальцев из Джемина, водит им по ягодицам, прежде чем медленно подвести его ко входу. Джисону так нравится играть с беспомощным Джемином, который одним лишь взглядом молит его о том, чтобы он, наконец, смог кончить; но Джисон не настроен, чтобы это веселье подошло к финалу столь скоро, поэтому он вынимает пальцы из Джемина и медленно, не спеша вводит фаллоимитатор в Джемина. Тот сразу же выгибается и несдержанно стонет, когда его собственный подарок оказывается внутри. Джено тоже нравится наблюдать за таким Джемином — беспомощным, поглощенным истомой и вожделением. Таким он не видел его ни разу — даже в своих снах. И это так чертовски сильно нравится Джено, что ему хочется овладеть Джемином целиком и полностью. Он большим пальцем проводит по его влажным губам и произносит: — Ты же не забыл про меня, да? После привстает так, чтобы его член оказался у лица Джемина и уже им проводит по джеминовым губам. Джемин оказывается таким ненастным: он сам без указаний облизывает головку, а после посасывает ее, не спуская взгляда с Джено. Тот, вдоволь насладившийся, после медленно вставляет свой член Джемину в рот, пока тот чуть ли не задыхается от ощущений. Джено сам начинает несдержанно двигаться, хватаясь за джеминовы волосы, как он сам хватался недавно за джисоновы, и произносит, закидывая голову назад от наслаждения: — Черт, как же хорошо. Джисон же пока медленно развлекается с Джемином, то ускоряя темп, с которым он берет его фаллоимитатором, то замедляя. Ему становится интересно, насколько же приятно должно быть внутри него, ведь скорее всего до джисоновых пальцев и резинового члена в заднице Джемина ничего не бывало. И оттого, когда Джисон в очередной раз вынимает фаллос из него, то принимается растягивать его еще немного, чтобы не навредить. Но в этот раз немного по-другому: оставляя поцелуи вокруг — на ягодицах, а после и возле самого входа, проходясь языком прямо нему. От каждого ласкающего прикосновения джеминов анус слегка сжимается, но затем вновь расслабляется, и Джисону уже не терпится войти в него. Он тщательно вылизывает отверстие, целует ягодицы, сдавливает их, точно оставляя синяки, а после выдавливает из оставленного открытым тюбика еще смазки: половину размазывает по своему члену, а другую половину — по джеминовому входу. Затем склоняется над ним и нетерпеливо входит, слыша, как тот в этот же самый миг протяжно гортанно стонет и сжимается, пока в его рту все еще находится член Джено. — Ах, ты такой, — произносит Джисон, пытаясь вставить глубже, — ты такой узкий, Джемин-хен. Внутри оказывается действительно невероятно приятно: влажно, узко и даже уже, когда джеминовы мышцы сокращаются в те моменты, в которые Джисон задевает простату, доводя Джемина до пика. Ему очевидно больно, но вскоре эта боль смешается с наслаждением и вовсе забудется, поэтому Джисон входит глубже — на всю длину — и начинает двигаться. На каждое джисоново движение Джемин отдается тихим болезненно блаженным стоном. Втроем они превращаются в одно целое. Джемин плавится под обжигающими прикосновениями, словно он сам создан из воска, и с каждым толчком Джено и Джисона из него выбивают любые остатки чего-то здравого, превращая в одно сплошное скопление наслаждения — бессильное, ненасытное, все время жаждущее большего. Джемин не знает зачем, почему, как, но не сопротивляется, отдаваясь непередаваемым ощущениям, когда Джено толкается ему в самую глотку, и ему становится тяжело дышать. Он даже не сопротивляется, когда Джисон своим весом давит на его тело, двигаясь внутри все быстрее и быстрее, разжигая в Джемине непокорные пожары желания. В какой-то момент он чувствует, словно бы в его ушах — морской шум, перед глазами — радужные фейерверки, калейдоскоп огней, а в теле — натягивается струной что-то неосязаемое, готовое разорваться с оглушительным поток ощущений, с которым ничто и никогда не сравнится. — Я сейчас, — хрипит Джено и выдыхает прежде чем кончить Джемину прямо в рот. Тот чувствует, как густые капли спермы заполняют его полость и постепенно стекают в горло. Когда Джено вынимает член из джеминова рта, тот облизывается, закусывает губу и покорно ждет — и Джено дарит ему необходимый поцелуй. На губах — вязкое семя, во рту — влажно и горячо. Их языки сплетаются, ласкают друг друга, и Джемину кажется, что он сходит с ума, когда чувствует, что он на пике и сам вскоре кончит. Он тяжело дышит, несдержанно стонет и чувствует, как его тело почти что сводит приятной судорогой, от которой он выгибается в спине и легко поддается навстречу джисоновому возбуждению. Джемин ощущает, как Джисон заполняет его полностью, как то и дело толкается, задевая самые чувствительные места, и он не может себя сдержать, когда понимает, что сейчас кончит — без рук. — Я, — стонет Джемин, — я не могу, пожалуйста, — его слова путаются в одну кашу, — я- И его поражает одной невообразимой волной наслаждения, которая проходится по его телу не раз, находя свой пик где-то внизу живота. Джемина легко потряхивает от подступающих чувств, разливающихся жаром по телу, и затем он ощущает, как по его животу растекается его собственная сперма, как она сбегает по бедрам и вниз к ягодицам, на которые почти что в тот же миг следом кончает с нескрываемым удовольствием и Джисон. — Джемин-хен, — несдержанно выдыхает он, бессильно падая рядом с Джемином на кровать. Тот все еще чувствует, как его бедра слегка подрагивают от оргазма и тело постепенно наливается приятной тяжестью, от которой слегка немеют кончики пальцев. Джемин пытается отдышаться и привести себя в чувства, которые его покинули в тот момент, когда его так бесцеремонно взяли Джисон и Джено прямо на его, черт возьми, собственной кровати. Но что самое странное — Джемину это понравилось, и его самого это забавляет. — Мне понравилась эта… как вы там сказали — игра? — произносит насмешливо он. Джисон и Джено сразу же удивленно поглядывают на Джемина, а тот ухмыляется, привставая на локтях, чтобы видеть их: утомленных, испачканных собственной спермой, растрепанных и таких непомерно красивых, что ему кажется, что он готов повторить все во второй раз, может, даже в третий, и все равно не сможет сдержать в себе этот странный порыв. Джемин не уверен, любовь ли это или простое плотское желание, но отчего-то ему думается, что они втроем вполне могут спокойно ужиться — вместе. \ — Слушай, что там за шум в комнате Джемина и Джисона? — спрашивает недавно вернувшийся в общежитие Ренджун у Донхека, по лицу которого можно заметить довольно сильное потрясение, словно только что он разузнал какую-то философскую истину. — Да так, — отвечает Хек, наконец прекращая сверлить стену взглядом, — похоже, что наша троица довольно сильно сблизилась. — В смысле? — произносит Ренджун останавливаясь в дверном проеме. — Джемин, Джено и Джисон? И как же это они так сблизились, ведь последние несколько недель вели себя друг с другом так, словно бы они незнакомцы. — Поверь, Ренджун, — вздыхает Донхек, потирая лоб, — тебе лучше не знать, что тут происходило. Как говорится, меньше знаешь — лучше спишь. Ренджун после тяжелого дня не намерен сегодня докапываться до Донхека — завтра спросит или когда-нибудь еще, поэтому лишь кивает, мол «понятно», и шагает в сторону своей комнаты, чтобы там вскоре услышать за стенкой несдержанные пошлые стоны и шлепки, а после вернуться к Хеку и произнести совсем неиронично: — Да, теперь уж я, кажется, не усну.