лис и пёс

Почему удалил сообщение? Это провокация. Что будет делать собака, перед которой положили очень хорошенькую кость? А если эту кость завернули в обтягивающие шмотки и научили говорить? Дима жмурится до красных пятен от отвращения к самому себе, но отвечает. Снова отвечает. Он переписывается с Отто уже около месяца ни о чём и обо всём на свете. Дима уговаривает себя перестать, но с утра Отто пишет: «Проснулся?» Присылает какой-то милый стикер, и Дима восемь минут заклинает взглядом экран. Он садится на край кровати и печатает что-то в ответ. Наплевав на собственное скотство, почему-то не рассказывает об этом Руслану, когда созванивается с ним ближе к обеду. Когда разговаривал с ним весь месяц до этого. — На праздники в Карелию можно. Как ты? — Поддерживаю, — Руся легко соглашается. Из динамика слышится какое-то неясное дребезжание. Ремонт он что ли делает? — Чё там жужжит? — Какая-то парикмахерская приблуда. — Прихорашиваешься? — Дима заметно веселеет. — Для тебя же стараюсь, любимая, — отшучивается он, надо сказать, забавно. Дима фыркает, улыбаясь. Хорошо, что Карелия, а не Питер. Ведь в Питере остался Влад, и Дима не знает, почему его вдруг напрягает. Очевидно, что Влад другой. Он бешеный, взрывной и невыносимый. Он горит, как дикий огонь, не стесняется себя и своих ошибок. Идёт с высоко задранным носом и душой нараспашку. Праздник и провокация. Со всех сторон к нему, как щупальца, тянутся взгляды. Дима прежде таких не встречал. Это всё Питер. Помешательство. «Давай пересечёмся где-нибудь. Я бы набухался с удовольствием)». Дима мельком читает сообщение с заблокированного экрана и смахивает прежде, чем Руслан возвращается с билетами. Финляндский вокзал и его шумное людское море. По дороге Рус засыпает где-то минут на десять. Дима материт сам себя. Дебил, куда ты лезешь? Нахуя? Но Влад владеет запретной магией, и Дима печатает: «Я не в городе». Чтобы перестать отвечать, Диме нужно перегрызть себе руку. «Печаль (». Если бы Дима мог выбросить мысли в мусорку, он бы давно так сделал. Но из того чем Дима располагает в реальности... он предпочитает делать вид, что не думал о том, какой Влад Отто в постели. Наверное, гибкий. Когда они приезжают, Дим жадно оглядывает округу. Поражённый красотой природы, любуется пейзажем насколько хватает глаз. Чистый снег поблёскивает на солнце, Руслан роняет в него пухлую спортивную сумку, наклоняется, чтоб поднять, но не поднимает. Он разгибается и кидает в Дима рыхлым комком снега, а тот разлетается в стороны, не успев долететь. Дима коварно улыбается. В пылу борьбы за шиворотом тает лёд, пальцы краснеют и зудят изнутри, Руслан валит его в сугроб, падает сверху, целует в шею, в подбородок, закрывает глаза и толкается языком в рот. Они останавливаются в гостевом доме. Да-да замечательно, что здесь целых две спальни. Реально круто. Руслан заигрывает с той взрослой женщиной, которая им обо всём тут рассказывает. Дима старается не смеяться в голос. Посреди «экскурсии» Дим заходит в туалет, запирает дверь и зачем-то включает воду. Ёбанный конспиролог. «Пошёл выбирать себе шмотки вместо того чтоб бухать. Бля, ты просто обязан сейчас веселиться *смайл*». И ещё. «Смотри крч». Влад скидывает фотографию костюма. Дима бы даже сказал «примоднённого» костюма. Каждая стяжка кричала — ДОРОГО. «Тебе бы подошёл. Вообще классно бы смотрелось)». Дима листает чуть вниз. «Красиво». Телефон будто обжог ему руку. — Дима, блять! — Щас я выйду! Он выключает воду и смотрит на себя в зеркало. Влад написал — «красиво». Позже они идут опробовать местную баню. Всё сплошь деревянное. И крючки, и скамейки, и пол с потолком. В тазике замочен плотный дубовый веник. Дима сначала мешкает — снимать ли ему трусы, но Руслан смотрит с лицом, аля: «Ты серьёзно?», и Дим, конечно, снимает. В ноздри бьёт запах дерева и смолы. Клубы белого горячего пара касаются бледных щёк, ложатся на крепкие плечи. Жар обволакивает тело, и мышцы сводит в приятном спазме. Вечер они тоже проводят друг с другом. — Почему не девки? — ни с того ни с сего вдруг спрашивает Руслан. — Мне неважно, девки или нет, — Дим перекладывает ноутбук к себе на колени. Это было правдой… по большей части. — Давай подробнее. Человеку нужен человек, слышал ты такое? — Я тебя понимаю, ты меня понимаешь, и мы всегда близко общались, в том плане, что хорошо. Диме кажется, что Руслана он любил во всех жизнях до этого. Он был его лучшим другом, поддерживал во всех начинаниях, разделял интересы, они общались настолько близко и тесно, что доверие между ними смогло вырасти в нечто большее. — Круто… — Ну, а ты? — Да я не думал даже. Не знаю. — Это всё? — Димыч, ну такой пиздатый вечер. Ты его щас испортишь походу. Руслан — это свет, который его не греет. Дима молчит. — Нормально же общались… — Ладно. Чё, может, Судью Дредда посмотрим? — Давай про геев что-нибудь. Дима оборачивается, поднимает брови. Морщины на лбу собираются в гармошку. — Чего бля? — Говорю, про геев давай посмотрим, — Руслан наклоняется, чешет голень и снова откидывается на подушку. — Только не «Горбатую гору», её мы с Настюхой уже смотрели. Дима неожиданно для себя улыбается. — Нормальные вы с бывшей киновстречи устраивали. — Ну… так чё смотреть будем? — Судью Дредда. — Я со стеной разговариваю? — Ну, а что ты хочешь? Давай только не про геев. Там всё херово всегда кончается. Они смотрят какую-то часть Перевозчика, и Руслан засыпает, не досмотрев до середины фильма. Дима берёт телефон. Там есть отклик. Там странный, но охуенный Отто, который готов отдавать. Который не боится никакой, нахрен, Читы. Никого вообще не боится. «Перевозчик смотрю. 4 часть». «Ооо, а я подумал ты игноришь)», — мгновенные ответы. Дима не заметил, как прошёл практически час. «Да не беси! Готовка — это рай вообще! Я тебя, так и быть, научу)». — Отто? — спокойно спрашивают из-за плеча. У Димы случается секундный ступор. Страх липнет к нему со спины. — Да. Мы заобщались после «Сто сорок». Руслан встаёт на ноги, поднимает с пола носки и выходит из комнаты. Когда Дима соображает его догнать, тот уже стоит в дверях, обувая второй ботинок. — Куда идёшь? — На улицу. Он хлопнул дверью. Дима вернулся в спальню, сел на краю кровати, смотря на мобильник, как на предателя. После того как Руслан возвращается, Дим наваливается на него сверху, стирая между ними расстояние. Скрипят пружины матраса. Ночь сегодня лунная. — Слушай, давай сегодня… — Дима прижимается ближе, тяжело дышит Руслану в висок, опуская ладонь на ткань его спортивок. — Хочу, чтобы… — голос становится низким. — Хочу, чтобы ты ныл, говорил, как тебе это нравится, — кончиком носа ведёт под линией челюсти. Ладони лезут под футболку, касаются где придётся. Его всего. — Хочу тебя, — впихивает колено между его ног, — под собой. И больше всего на свете Дима хочет услышать — «Возьми». Но Руслан отворачивается, пытается выпутать руки, ёрзает. Дима не знает, как описать, сколько в нём сейчас сожаления. — Слезть с тебя? — Слезь. И Дима слезает. Садится на край кровати, Рулан поднимается следом и обнимает его. Крепко, по-мужски, до хруста, так, как обнимал его раньше.