***
Утром Лань Ванцзи не ожидает встретить никого. Привычный сон до пяти утра закончился еще раньше, и, когда нефрит открывал глаза, небо только занималось рассветом. Помня о вчерашнем плане, юноша, как ни хотелось отправиться дальше сию минуту, не покидает постель. Раньше всех должна открыться лавка ювелира, размышляет Ванцзи, лежа на спине и глядя в потолок. Товар хозяин раскладывает долго и вдумчиво. А поскольку часть прибыли идет в казну Цишань Вэнь, патруль возле этой лавки будет наверняка. Значит, местные стражи порядка знают, что ранние утренние прогулки нормальны, в отличие от поздних ночных, и, даже наткнувшись на отряд, Лань Ванцзи не вызовет повышенного внимания. Для пущей уверенности можно было бы зайти в лавку и притвориться, будто с нетерпением ждешь ее открытия, а потом сделать вид, что раздражен и не можешь больше терять время. Но тогда его могут принять за вора, а внезапная поимка без суда и следствия, беря во внимание нрав Вэней, никому не покажется странной… Лань Чжань чуть не стонет, прикрывая глаза рукой. За последние дни он столько раз продумывал всевозможные оправдания и сценарии, что сам дивился, откуда взялась эта тяга к хитрости. Никто в ордене Лань не опускался до интриг. Мама, хоть и не была частью ордена, не позволяла себе в отношении сыновей даже безобидных розыгрышей. Ванцзи настолько погружается в размышления, что замечает, как течет время, только когда свет солнца из окна значительно теплеет. Тогда юноша, опомнившись, почти вскакивает, одеваясь и обуваясь поспешно. Благо, он натренирован ночными охотами, во время которых может потребоваться вскочить и одеться задолго до рассвета, даже если решено разместиться в гостинице. Лань Чжань не жалеет, что заставил себя поспать. Вчера хотелось просидеть всю ночь в медитации или музицировании, но толку от этого было бы меньше, а мятущийся дух уже вряд ли что-то бы успокоило. Второй нефрит выходит из номера, проверив все свои вещи. Он брал с собой не очень много денег — только на случай, если придется платить за информацию, ведь Вэни наверняка конфискуют все ценные вещи. Хорошо еще, что значение налобной ленты в мире достаточно известно, чтобы ее не осмеливались трогать адепты других орденов. Правда, не все. Сердце сжимается. Вэй Ин, сорвавший на соревнованиях эту самую ленту и пытавшийся перевязать ей рану Ванцзи в пещере Сюань У, скорее всего, как раз о ее роли не знал. Что проку от переписывания правил, если этот мальчишка забыл одно из основных? Лань Чжань подавляет старую обиду. Сейчас, когда Вэй Ин в опасности, не имеет значения, насколько он наглый. Если даже чувства Ванцзи действительно невзаимны (а в этом только идиот усомнится), нужна хоть небольшая возможность защитить его любимого. Второй нефрит спешно проходит к месту, где посетителей встречает хозяйка. Издалека он видит в ее руках лист бумаги, чуть ближе — четкие и плавные линии туши, складывающиеся в изображение молодого и красивого мужчины. Ванцзи подмечает главное: человек на портрете просто одет и причесан, но у него мягкое лицо с улыбкой, настолько гармонично вписывающейся во все изображение, что, наверное, представить этого мужчину хмурым любому его знакомому было бы невозможно. — Разве в ордене Гусу Лань не запрещено подглядывать? — внезапно спрашивает хозяйка, не отрывая глаз от портрета. Лань Чжань тушуется сразу от всего: и от того, что она права, и от того, что она откуда-то знает правила его ордена, и от неловкости вторжения в чужое личное пространство. Но больше всего — от того, как легко оказывается найти с этой женщиной общий язык без слов. — Если уж вы увидели, — вздыхает хозяйка, проводя кончиками пальцев, едва касаясь рисунка, — Это — мой муж. И вновь молчания между ними и наблюдательности второго нефрита достаточно, чтобы достроить цепочку без дальнейших объяснений. Женщина не пожилая, но слегка седая и в трауре — видимо, муж мертв и смерть была жестокой. Она знает правила ордена Лань и не могла не заметить, что Ванцзи из правящей ветви, но спокойно предоставила ночлег и даже встала невероятно рано, ведь самые деловые посетители не встают до семи, и только одного заклинателя она могла встретить сразу после рассвета. Похоже, орден Вэнь ей не слишком симпатичен, раз она так легко приняла человека, которого патрули в городе тут и там поливают грязью. Поскольку дальше Ванцзи рискует удариться в еще более зыбкие догадки, он спешит вернуть мысли к делу и унять тревожное предчувствие. — Сколько я должен вам за комнату? — спрашивает юноша, доставая кошелек. Хозяйка убирает портрет и жестом просит постояльца не давать ей денег. — Вы, верно, забыли, что расплатились вчера, — спокойно поясняет женщина, глядя на Лань Чжаня с благодарностью за смену темы. Второй нефрит кивает, кладя мешочек с остатками серебра обратно. — Госпожа Суи, есть ли у вас карта земель Цишаня? — спрашивает Ванцзи, снова загораясь нетерпением. Благо, это видно только по его взгляду. — Только одна, поэтому, к сожалению, я не могу ее вам дать, — хозяйка разворачивает на столе свиток с прекрасно нарисованной и расписанной местностью, — Но вы можете запомнить или скопировать ее. Для Лань Чжаня запечатлеть в памяти карту хотя бы в общих чертах нетрудно. Возможно, заучивание трех тысяч правил и впрямь может пригодиться в жизни. Он оглядывает карту, подробнее изучая главное, что можно найти в дороге и использовать, как ориентир. То, что Вэни расставили повсюду смотровые башни, в кои-то веки не служит во вред. Наконец, из всех возможных путей выбран и отмечен в памяти самый короткий, с минимальным количеством возможных пунктов наблюдения и патрулей, через оживленные улицы, но без риска попасть в толпу. Концом грядущей дороги обозначен Безночный Город. — Я не хочу вас отговаривать, — заметив, куда намертво прилип взгляд юноши, хозяйка вдруг сжимает руки слишком сильно, до проступивших сухожилий, — Но мой муж пошел в Безночный город, поскольку патрульные игнорировали вопиющую наглость некоторых зажиточных постояльцев. С тех пор я управляю гостиницей одна. Ванцзи молчит. С первого взгляда Суи Ши не казалась разговорчивой, и сейчас она явно искренне за него волнуется. — Если вы, будучи адептом ордена Лань, пойдете прямо во дворец, то наверняка не вернетесь, — женщина начинает говорить громче и быстрее, смотрит на второго нефрита в упор, и ему приходится притвориться все еще штудирующим карту, хоть это и грубо, — Вы явно прямой потомок главной семьи… Вы хотите остаться в темнице Цишань Вэнь? Лань Чжань подавляет раздражение. Она похожа на Цижэня. И на Сичэня. И, возможно, на Мянь-Мянь, которая одна из всех могла убедить Цзинь Цзысюаня не провоцировать Вэней. — Вы понимаете, чего лишитесь? — спрашивает хозяйка и вцепляется в карту, из чистой гордости не вырывая и не убирая куда подальше, — Там люди не выживают. Там даже едят не всегда. В пыточные отправляют по прихоти, за неповиновение будут считать любой косой взгляд, мятежниками объявляют, даже если ты съел похлебки на одну ложку меньше, чем тебе выдали! Она, возможно, заново переживает то, что чувствовала, когда умер муж. Ванцзи ее практически не слышит. Он думает только о том, что Вэй Ин сейчас именно в этом месте, пугающем даже тех, кто никогда там не был. — Благодарю вас, — тихо произносит второй нефрит, с трудом отводя взгляд от карты, но все еще не смотря в глаза хозяйке. Он недоволен тем, что столько людей волнуются за его будущее, и только его собственный выбор мешает унять чужие страхи. Но именно выбором поступиться невозможно.***
Ванцзи не замечает, как проходит весь путь в два раза быстрее, чем рассчитывал. Владения Цишань Вэнь превосходят Гусу, и пешком до центра из пригорода — это не из Цайи в Облачные Глубины, тем более, без меча. Как и ожидалось, попадается не больше пяти патрулей. Лань Чжань не верит в везение или невезение, но Вэни не обращают на него внимания. На входе во дворец есть стража, и довольно много. Второй нефрит приближается не сразу. Не факт, что эти солдаты не позволят себе такой же вольности, как городские, и не заберут у него право распоряжаться своей судьбой раньше, чем у него в принципе будет шанс это право отстоять. Однако пробиться внутрь и встретиться с Вэнь Жоханем, будучи безоружным, нельзя, не переговорив перед этим с охраной. Лань Ванцзи вдыхает глубже. Он не привык долго просчитывать, что делать, и идет прямо к многоступенчатой лестнице из черного мрамора. Почти каждый десятый выступ чуть шире остальных, и на нем стоят стражники по двое. Глядя на блестящее оружие (а у каждого воина здесь есть и меч, и лук, и по несколько кинжалов), Ванцзи не чувствует страха, только желание усмехнуться. Не учеников Лань удел присваивать прозвища вроде «Трусливые псы Вэнь», но с подобным определением невозможно спорить. Двое на первом выступе вскидывают клинки. Остальные следуют их примеру. Второй нефрит идет вперед с каменным спокойствием и так твердо, будто не ломал ногу и не лечил ее в полевых условиях. Каждый шаг приближает его к остриям мечей, но Ванцзи смотрит только перед собой, будто не замечая, как легко сейчас можно довести Вэней до убийства, которое непременно оправдают. Он сильнее, выше и тверже, неважно, прицеплен ли к поясу Бичэнь. И солдаты не выдерживают: — Опустить оружие, он без меча! Это должно было стать унижением. Напоминанием, из-за кого сейчас его духовное оружие во вражеском лагере. Насмешка, мол, даже тратить силы на столь слабого заклинателя бессмысленно. Лань Чжань был выше этого с детства. Он мог защитить честь тех, кем дорожил, или своего ордена, но оскорбления в свой адрес пропускал мимо ушей. Даже смешно: люди порицали вспыльчивость Не Минцзюэ и Юй Цзыюань, но стоило им встретить человека, которого безумно трудно вывести из себя, и он тут же был окрещен высокомерным. — Лань Ванцзи из ордена Гусу Лань, — представляется юноша, позволив себе опуститься до того, чтобы не кланяться при приветствии, — Явился для аудиенции с главой ордена Вэнь. Среди охранников бежит шепот. Они смотрят на заклинателя, как на самоубийцу, и примерно так он себя и ощущает. — Глава ордена не предупреждал нас ни о каких аудиенциях! — кричит кто-то поувереннее остальных. Ванцзи чуть не закатывает глаза: было бы проще, если бы здесь был Вэй Ин и всего парой фраз заставил собеседника больше не пытаться спорить. — Ваш визит столь срочен, что не было возможности предупредить заранее? — спрашивает второй стражник, менее вспыльчивый, но такой же заносчивый. — Не было, — отвечает Лань Чжань, глядя на него со всей ненавистью, какую может собрать. Он не знает, участвовал ли этот Вэнь в сожжении Облачных Глубин, но, очевидно, с таким характером вполне мог бы. Стражники задыхаются хором от его дерзости. Ванцзи удовлетворенно и еле видно усмехается. Это ли чувствует Вэй Ин после каждого выигранного спора? — Орден Гусу Лань отправил предупреждение о моем прибытии больше недели назад, — продолжает второй нефрит, и секундное приятное чувство собственного превосходства сменяется тревогой, гораздо более свойственной ему. Прошло уже столько времени, и теперь его собирается еще больше задерживать охрана? Наконец, чуть ближе подходит один из солдат на первой ступени. Для остальных его по-кошачьи крадущиеся движения вполне естественны: Вэней легко сравнить с хищными зверями. — Если тебе есть, чем заплатить за вход, — самым елейным голосом из всех возможных проговаривает этот человек, и Ванцзи становится противно от понимания его слов. Но это не имеет значения: в кошельке действительно довольно много, возможно, даже больше, чем выплачивают солдатам в столь высокопоставленном ордене, и второй нефрит без сожаления отдает все в руки этого стражника, спокойно и по-прежнему невозмутимо. Лицо Вэня искажает довольная улыбка, и он опускает меч. — Что ж, очевидно, у посланников Лань действительно слегка запаздывают оповещения, — громко заявляет солдат, кивком подзывая напарника, — Мы проводим второго молодого господина Лань к главе ордена под достаточным надзором. Конечно же, Вэни не сразу убирают оружие. Но наскоро сделанный караул и безоружный посетитель проходят мимо них уверенно, так что никто не пытается напасть. Лань Ванцзи смотрит только перед собой, и из всех мыслей сейчас его занимает только вопрос: там ли Вэй Ин? Тронный зал, коридоры, другие Вэни — все это почти не попадает в поле зрения. Единственный человек, которого второй нефрит ищет взглядом, не здесь; не стоит с подносом с едой, как слуга, не введен насильно в ряды солдат, не привязан никуда, не выступает ради развлечения главы ордена с неприличными танцами. Все страхи, сжимавшие горло Лань Чжаня, один за другим стихают, но на их место приходят новые. Он знаком со степенью жестокости Цишань Вэнь, и успокоиться невозможно. — Лань Ванцзи? — раздается с вершины лестницы ненавистный голос. Вэнь Жохань холоден, но все же искреннее удивление прекрасно слышно, — По какой причине, едва удрав из пещеры Сюань У, ты решил вдруг нанести визит в Цишань? Неужели совсем потерял страх перед смертью? Лань Чжань никогда этого страха не знал. Бросаясь в зубы черепахе, защищая библиотеку, сражаясь до последнего за брата и закрывая собой Вэй Ина от десятка Вэней, он был готов умереть. — Мой дядя, временно исполняющий обязанности главы ордена Гусу Лань, разъяснил все в этом письме, — Ванцзи достает бережно сложенный свиток, передавая его одному из солдат, чтобы уже тот добежал до трона. Вэнь Жохань разворачивает пергамент, читает, и чуткий слух второго нефрита улавливает пораженный вздох. — Добровольно сдаешься в качестве гаранта ненападения? — спрашивает глава ордена, глядя прямо на юношу, не столько видящего, сколько чувствующего этот взгляд хищника, оценивающего свою добычу. Лань Ванцзи знает, что показать слабость нельзя. Вэнь Жохань не любит бунтовщиков, но уважает людей, которые перед ним не склоняются сразу. Два взгляда, морозяще-заинтересованный и горяще-требующий, сталкиваются, и в этой битве проиграть нельзя, хотя куда проще упасть на колени и умолять, как делали многие порабощенные кланы. — Я — соучастник и организатор бунта в пещере Сюань У, — Ванцзи даже не старается, его голос и так звучит твердо, — Если Вэй Усянь, вклад которого равен моему, арестован, я должен последовать за ним. Он по ауре догадывается, что глава ордена выгнул бровь. И говорит, как назло, так медленно, продумывая, растягивая, хотя никакой выгоды в том, чтобы все это не заканчивалось, нет. — Тогда почему же не пришли Цзинь Цзысюань, который, согласно отчетам, и вовсе стоял с вами плечом к плечу, и Цзян Ваньинь, который так смело называл Вэй Усяня своим братом? — Вэнь Жохань так и выводит из себя, но он слишком спокоен, и Лань Чжань не должен показать свою слабость и вспыльчивость. — Другие меня не волнуют, — это слишком нагло, но лебезить юноша не собирается, — Если Цзян Ваньинь и Цзинь Цзысюань не посчитали нужным разделить участь Вэй Усяня, это их выбор. Мой выбор другой. Вэнь Жохань ухмыляется. Он не говорит мерзких комментариев вслух, но тоном, все больше напоминающим Вэнь Сюя и Вэнь Чао, злит Ванцзи еще больше. — Помнится, они также вытащили вас из пещеры, хотя был дан приказ убить каждого, кто оттуда выберется, и лишь их положение наследников орденов позволило им сбежать. Кстати, в этом положении находишься и ты. Так в чем же… — глава ордена задумчиво хмыкает, — В чем же именно тебе резон сейчас защищать какого-то сына слуги? Рисковать ради него своим будущим? Ну, Гусу Лань я, допустим, не трону, они свое получили, но я же вижу, что, кроме этого подкидыша, тебя ничего не интересует — Вэй Ин не только сын слуги! — и теперь Лань Чжань срывается. Как и всегда, когда дело слишком неприятно касается небезызвестного бунтовщика, — Он и человек, и если в пещере Сюань У он наравне со мной пытался защитить остальных, то я останусь с ним! Вэнь Жохань замолкает. Кажется, замолкает весь мир вместе с ним. И так на несколько минут, в течение которых для Лань Чжаня самый громкий звук — его собственное сердцебиение. — Ты, очевидно, не очень понимаешь, о чем просишь, — голос Верховного Заклинателя неуловимо меняется, и теперь вместо насмешки в нем замешательство, — Вэй Усянь сейчас на положении обычного раба. В зависимости от того, где именно нашему ордену требуются люди, он будет отправлен именно в это место и займется любой деятельностью. Вплоть, — он понижает голос, и воздух сгущается, — до удовлетворения определенного рода потребностей моих солдат, сыновей или богатых чиновников, которые не могут рисковать завести внебрачных детей, удовлетворяя эти потребности с женщиной. Лань Ванцзи теряет всякую выдержку, но, стоит ему дать гневу хоть какой-то выход, и Вэнь Жохань совсем не весело смеется: — Конечно, до подобного даже в нашем ордене не опускаются. Это была лишь шутка, не стоит так бурно реагировать. Но… — остатки шутливого тона растворяются в нагнетающей мрачности, — Даже без этой маленькой подробности его жизнь отныне и навсегда лишена заклинательства и преисполнена тяжелой работы. Более того, — Вэнь Жохань повышает голос, и его слова стали бы почти отчаянными, будь у него душа, — Основную часть работы мятежники вроде него выполняют в горах, где идет добыча драгоценных камней и металлов, в шахтах и рудниках, и это занимает ежедневно без отдыха столько времени, что ты со своей привычкой спать с девяти до пяти свалишься с ног спустя неделю. Я не уверен, что Вэй Усянь в принципе еще жив. Лань Ванцзи чувствует, как становится трудно дышать. Конечно, он не раз нарушал режим сна, но усталость быстро проходила, как и у любого мало-мальски сильного заклинателя. Что произошло с золотым ядром Вэй Ина? — Я вижу, ты уже догадался, что на рудниках заклинателей нет, — Вэнь Жохань снова холоден, но уже без хищной игры. Теперь этот человек — один сплошной камень, — Иначе бы наказание не имело смысла. У них у всех нет золотого ядра, как не будет и у тебя. Сердце Ванцзи бьется в самом горле. У Вэй Ина нет золотого ядра. У Вэй Ина нет золотого ядра! — И напоследок, — бросает глава ордена почти презрительно, — все эти люди без какого-либо навыка совершенствования быстро умирают. О захоронении никто не заботится. Конечно, живых трупов там нет, но призраков очень много. И те, кто выживают, не сохраняют здравый рассудок. Лань Ванцзи не видит ничего перед собой. У него кружится голова, сквозь пелену проглядывает пятном только трон на верхушке лестницы. — Ты хочешь встретиться с Вэй Усянем, который наверняка безумен? Хочешь сам сойти с ума? Ты знаешь, каково это, когда окружающий мир искажается до неузнаваемости, а ты не знаешь, где твой разум, а где голоса призраков? — Вэнь Жохань давит, наседает, даже не сдвигаясь с места, — От него орден уже отказался, но я знаю твоего дядю — если ты вернешься домой, мы сможем сделать вид, что никакой встречи не было. А за твое благородство я и без этого обмена оставлю Гусу Лань в покое. Второй нефрит даже не пытается оценивать его слова. Риск для самого себя он существенным не считает, тем более, что сейчас в сознании похожее столкновение двух голосов: главы ордена Вэнь, который даже в затуманенную голову четко пробирается, и собственная мысль. Вэй Ин без золотого ядра в средоточии темной энергии. Вэй Ин мог уже сойти с ума, прошло больше месяца. Вэй Ину тяжело, больно и страшно, каким бы сильным и смелым он ни был. — Отведите меня к нему, — Лань Чжань не знает, плачет ли он, задыхается ли, стоит ли еще на ногах. Чувство собственного тела пропадает, и когда юноша поднимает взгляд на главу ордена, не получается понять, чем именно затмевается видение, — Отведите. Меня. К нему. Вэнь Жохань в сто раз сильнее физически. Он на высшем из доступных заклинателям мест. Ему хватит щелчка, чтобы здесь и сейчас Ванцзи, как преступника, разорвали на куски. Но никакой власти над этим мальчишкой у него быть не может. Чистые, горящие, преданные далеко запертому человеку глаза прибивают Верховного Заклинателя к спинке трона, и какой-то неясный страх перед этими глазами лишает всех возможных полномочий. — Вэнь Чжулю, — голос главы ордена тише, чем кто-либо когда-либо слышал, и Сжигающий Ядра появляется рядом, — Сопровождай его в Пепельный Перевал. Возьми любой отряд. Если он хочет остаться с Вэй Усянем, пусть остается навсегда.***
Они готовили документы слишком долго. Вэнь Жохань монотонно приказывал подать то один, то другой, и ничего не подносили Ванцзи под подпись до момента, пока глава ордена четко не разъяснит ему суть того или иного листа бумаги. Но молодой заклинатель почти не слушал, под его рукой быстро мелькало согласие за согласием со всеми условиями жизни в Пепельном Перевале. К концу этой церемонии Верховный Заклинатель замолчал, а когда Лань Чжань, не увидев в его руках больше бумаг, тихо спросил: «Это все? Теперь я могу отправляться к нему?», слова даже не подхватило эхо. Они просто впали в душу окружающим и остались там. Всю дорогу Ванцзи не думает о солдатах, на чьих мечах его везут, ни о Вэнь Чжулю, который скоро уничтожит его ядро и все, на что была положена жизнь. Высматривает внизу какие-то особенные горы. Напрягает глаза, будто на такой высоте может разглядеть Вэй Ина на фоне грязи, земли и пепла. Это ощущение смеси страха и радостного ожидания Лань Чжань помнит с детства. Когда один день в месяц был не похож на остальные, и еще заранее в спокойном и уравновешенном ребенке все тянулось к дому с горечавками. Вэй Ин не впервые странным образом напоминает мать Ванцзи. И страшно так же, как много лет назад, оказаться перед запертой дверью, зная, что никто больше не откроет. Только отвращение к Вэням не позволяет задать хотя бы один вопрос, сколько еще осталось. Второй нефрит не может не чувствовать запах дыма, когда горы все чаще сменяются вулканами, и, несмотря на желание откашляться, задерживает дыхание. Отряд снижается. В очередной раз пригождается аура нелюдимости и возвышенности, отталкивающая от Ванцзи окружающих: солдаты не осмеливаются смеяться или хотя бы громко разговаривать. Возможно, под командованием Вэнь Чао они чувствовали себя свободнее, ведь Вэнь Чжулю предельно спокоен и вряд ли допустил бы шум. Шахта, в которую проходят люди, пропитана темной энергией. Как и вся земля в округе, которую только может почувствовать Лань Чжань. Проходя сквозь барьер в конце туннеля, юноша замечает, что в техниках Цишань Вэнь также есть элементы темной ци, причем, едва ли не больше, чем в техниках Цинхэ Не. Рудник сплошь черный. Поздним вечером местами горят фонари, но, приглядевшись, Лань Ванцзи видит, что их держат сами заключенные над теми, кто копается в земле. В мешочке цянькун, не конфискованном при аресте, лежит запасная одежда более практичного темно-серого цвета. Будет непривычно сменить на нее белые клановые, и вряд ли Вэй Ин после этого назовет его столь же красивым… Но Лань Чжань изначально знал, что не добьется ответных чувств, а значит, имеет значение только возможность быть рядом. — Ему повезло, — внезапно раздается рядом, и только сейчас юноша замечает, что рядом с Вэнь Чжулю появился еще один человек чуть выше солдата рангом, — Сейчас как раз отбой. — Глава ордена дал указание, — отвечает Сжигающий Ядра, смотря на Ванцзи, — Он должен везде быть рядом с Вэй У Сянем. Вся работа на двоих, одна камера, в случае вызова в Безночный Город без уточнения, кого именно требуют, полетят оба. Вэнь, говоривший с ним, почти сочувственно смотрит на Лань Чжаня. Но играет он это сочувствие плохо. — Не повезло же ему, — качает головой мужчина, — Наследник ордена лишился всех привилегий из-за какого-то сына слуги. — Это было его решение, — прерывает Вэнь Чжулю, и солдат недоуменно вскидывает бровь. Вполне понятно: не каждый день ему сообщают, что богатый и знатный человек пошел на столь страшную смерть добровольно. Сжигающий Ядра поднимает руку и одним резким движением выбивает воздух из груди арестованного. Ванцзи задыхается, его невозмутимое лицо искажается от боли, и идеальная осанка рушится. Внутри все горит, но он чудом стоит на ногах. А затем чувствует, что, хоть тока энергии по меридианам нет, знакомое тепло в теле еще остается. Вэнь Чжулю на секунду стреляет глазами на солдат, на надзирателя и затем снова пристально смотрит на Лань Чжаня. Последний в шоке пытается что-нибудь понять. Ему просто заблокировали ци, хотя все здесь уверены, что ядро сожжено. Зачем идти на подобное? Если Вэнь Жохань вдруг захочет проверить пленных, обман вскроется в считанные секунды. Вэнь Чжулю дает ему шанс защитить Вэй Ина? Это вообще возможно? Догадка не подтверждается и не опровергается. Сжигающий Ядра покидает перевал на мече вместе с отрядом, оставляя только пару охранников и надзирателя. Ванцзи смотрит им вслед, желая окликнуть, потребовать объяснений. Он должен ненавидеть этого человека, но сейчас-то что делать, если образ бесчестного Вэня подорван одним действием? Ему не дают времени на размышления. Конвойные, своими глазами видевшие, как непревзойденный Лань Ванцзи потерял всю свою силу, хватают его за руки и толкают вперед, заставляя идти довольно быстро. Мимоходом юноша замечает, что заключенных внизу тоже подгоняют. Надзиратель уже говорил, что новый заключенный успел к отбою. Сердце опять бьется слишком часто и громко. Значит ли это, что сейчас он может на всю ночь остаться с Вэй Ином? Горный выступ переходит в очередной выдолбленный в скале коридор. Коридор — в лестницу. Вдоль стен висят факелы, но освещают они так тускло, что из мрака еле выбиваются очертания камня. Ступени сухие, но неровные, и без магии Ванцзи приходится следить за своими движениями тщательнее. К тому же, теперь он чувствует холод, сырость и землистый запах. Следующий коридор этажом ниже, и здесь уже живут заключенные. Вдоль одной стены факелы, другая включает редкие деревянные двери с решетчатыми окошками. Вряд ли камеры такие большие, скорее, стены между ними толстые, чтобы снизить риск побега. Они идут, иногда сталкиваясь с караульными, загоняющими людей в камеры. В основном это мужчины в простой одежде, местами рваной и наспех залатанной, худые, что в неровном свете факелов еще и заостряется, с тусклым цветом лица и короткими волосами. Похоже, мыть голову здесь негде, и заключенные просто срезают спутанные и грязные патлы или же просят об этом солдат, которые только рады лишний раз поиздеваться. Впрочем, если присмотреться, можно заметить, что срезаны волосы до плеч и довольно аккуратно. Ванцзи с трудом может поверить, что надзиратели хоть немного заботятся о заключенных. Коридор кажется слишком длинным. Двери становятся все реже, воздух — холоднее, беспокойство — сильнее. К моменту, когда второй нефрит уже не может спокойно дышать, не подгоняемый никем, потому что сам идет довольно быстро, Вэни вдруг резко останавливаются. Ванцзи чувствует, что дверь справа от надзирателя — та, которая нужна. Скрипит засов, второй, третий. Меры предосторожности, будто в камере держат легендарного зверя, а не мальчишку без золотого ядра. Второй нефрит не дает толкнуть себя внутрь — заходит сразу, стоит только встретиться глазами с сопровождающим, и забывает про какой-либо мир за пределами камеры. Лунный свет, пока что не закрытый тучами, бьет в решетчатое окно. Места мало, здесь сидя едва поместятся пять человек. Стены обтесаны грубо, в углу скудно навалена темная солома, пахнущая отнюдь не травой. Здесь тоже чувствуется запах дыма и пепла. И очень холодно. Ванцзи не обращает внимание ни на что. На него смотрят огромные, шокированные серые глаза с головокружительным вихрем боли, неверия, страха и того сумасшествия, от которого второй нефрит молил Гуаньинь защитить его возлюбленного. Внутри все переворачивается, когда в тишине камеры раздается таким знакомым, долгожданным голосом: — Лань Чжань…***
(Название взяла из своего же стихотворения, написанного к этому фф. Гонит ветер зимнюю муть, Запыляются города. Отведите меня к нему И оставьте с ним навсегда. Я уже ни за что не вернусь, Я уже без него, как в бреду. Я уже ничего не боюсь, Я уже никуда не уйду. Шепчет лес полуночный: «К кому?», Чертит путь до загорья звезда. Отведите меня к нему И оставьте с ним навсегда. За зеленой листвой равнин, За пушистым гребнем волны, За морозом безлюдных глубин, За дождем громогласной весны, Даже если он канул во тьму И глаза его изо льда, Отведите меня к нему И оставьте с ним навсегда. Не садясь ни в какой паланкин, Не смотря ни на чей ночлег, Не ища для отказа причин, Не надеясь на оберег, Я найду, я узнаю, приму, Хоть там голод, смерть, холода, Отведите меня к нему И оставьте с ним навсегда.