***
Льет дождь. Стеной. Холодный и частый. Он размывает землю, и потоки грязи текут слоями, будто нет ни грамма твердой земли. При этом, когда дождя не было, оторвать маленький кусок этой земли не удавалось с самыми большими усилиями. Заключенные выходят на работу. Вся пыль на коже и волосах застилает глаза, уши, течет в нос и в рот. Дурная погода в горах нередкая, и люди просто вытирают лица и продолжают в полумраке выкапывать почти неразличимый нефрит. Уже не драгоценный ни для кого, неотесанный и грязный. Сотни арестантов привыкли к таким дням. Они оставили брезгливость, встают, если поскальзываются и падают. Только двое впервые сталкиваются с таким ливнем без духовных сил. Вэй Усяню вспоминаются дни, проведенные на улице. Тогда тоже остро стоял вопрос: идти искать еду или не идти? С такой погодой заболеть проще простого, лекарств нет, а без них любая простуда превратится в смертельную опасность. В двух кварталах от него было прибежище еще нескольких бродячих детей, которых сгубила болезнь. Причем, один из них, рослый и высокий, самый старший, казался Вэй Ину совершенно непобедимым, особенно когда таскал что-то с базара и неизменно не попадался. Потом, взрастив ядро, мальчишка летал на мече в любую погоду. Лютейшая метель не могла ему помешать, не говоря уже о любых дождях, которые для талантливого заклинателя все на одно лицо, легко моросящие и разве что освежающие. Сейчас он идет под тяжелым ливнем, таким частым, что, кажется, к земле может пригнуть. Одежда мокрая насквозь в первые же минуты. От холода, теперь уже не только ночного, особенно сильно хочется есть. Не говоря о том, что Вэй Ин, как и все, основательно не умывался давно. Пиалы с чаем, который они с Лань Ванцзи не выпивали, хватало максимум на «разок провести мокрыми руками по лицу». Отплевавшись несколько раз, Вэй Усянь всерьез подумывает перестать болтать. Это было бы проще, когда он жил здесь один и остальные люди не отвечали на самые дружелюбные попытки поговорить. Как-то раз он вообще рта не раскрывал дня два или три. Но сейчас рядом находится Лань Ванцзи, а это именно тот человек, которого грех не попытаться достать болтовней. Так что, расставив приоритеты, Вэй Ин рассудил, что немного грязной воды во рту — достойная плата поговорить с кем-то в этой безрадостной мокрой мути. — Лань Чжань, это невозможно! — ноет Вэй Усянь, драматично уронив на колени еще не расковыренный кусок земли, — Я ничего не вижу, пальцы соскальзывают, как нам искать этот нефрит сейчас? Кто-то вообще может его различить в таких-то условиях? При этом сам же Вэй Ин, сгорбившись, с минуту назад просто поднес к себе камень поближе, перед самым носом исследуя, хотя без нормального света трудно различить черноту застывшей магмы и оттенок драгоценного минерала. Лань Ванцзи без слов берет у него кусок породы и высыпает в не отнятую ладонь то, что собрал сам. Пока Вэй Усянь таращится на идеальные кусочки нефрита, их количество только прибавляется. — Ничего себе, — бормочет он, вертя одну крупинку в пальцах. Из-за дождя темновато, но, если наклониться над руками, это и защитит камни от сильно бьющих капель, и даст шанс рассмотреть, — Похоже, годы игры на цине сделали твои пальцы несравненно ловкими. Интересно, ты и металл согнуть в ладони можешь? Вокруг слишком шумно, чтобы расслышать ожидаемое «мгм» в случае согласия Ванцзи. — Мне повезло, — усмехается Вэй Ин, когда они вдвоем в руках несут все, что достали, к крытым телегам. Дождь может вымыть результаты кропотливого труда, и собрать растасканный водой камень — идея бестолковая. А за потерю можно и схлопотать, кто знает, когда у надзирателей кончится терпение. — В чем? — спрашивает Ванцзи, с подлинным непониманием на него взглянув. Вэй Усянь смеется, аккуратно высыпав нефрит под ткань, натянутую над телегой, и отвечает без заминки: — С тобой повезло, Лань Чжань, с тобой. На этом смех становится нервным, а потом исчезает. Оба предпочитают не сравнивать, кто покраснел сильнее, слишком занятые тем, чтобы не вспыхнуть на месте.***
По сути, дождь не так плох. Особенно когда месяцами до этого чесалась голова. Вэй Ин сперва из чистого оптимизма заявляет, что это истинное благословение Небес, сжалившихся над простыми немытыми смертными, а потом распускает волосы и совершенно серьезно вычищает их. И в том, что вода холодная, есть плюсы. Она неплохо отрезвляет, заставляя горящее смущением лицо потухнуть. Вот только эти плюсы быстро исчерпываются, когда Вэй Усянь сначала сам начинает дрожать от холода, а потом видит, как побледнел Ванцзи. Холодные источники Гусу могут натренировать тело и дух, но в этих тренировках нет смысла, если заклинатель лишен возможности использовать духовные силы. А поскольку весь эффект закалки второй нефрит переводил исключительно в развитие своей энергии ци, сейчас он ничем не отличается от… Да от того же Вэй Усяня в момент, когда он впервые вступил в ледяные целительные воды. «Плохо дело, » — тревожно думает Вэй Ин, все чаще поглядывая на стремительно синеющего друга, — «Я-то под такими дождями и с ядром, и без ядра всю жизнь провел. А вот он… Простудится же. Да еще как.» Когда в детстве простужался Цзян Чэн, его держали в постели и отпаивали отварами. Юный наследник болел редко, но тяжело, с лихорадкой, не проходившей по две-три недели. Тем же, как выяснилось, страдал и Цзинь Цзысюань, когда прибыл в Гусу неопытным подростком со слабыми духовными силами и один раз свалился не на шутку простывшим после ночной охоты. Вэй Усянь легко может провести параллель: его собственная выносливость с детства вырабатывалась сама, только на желании организма выжить, так что он мог спокойно вынести худшее переохлаждение без каких-либо симптомов. А вот какой-нибудь знатный ребенок находился на попечении лекарей и спасался снадобьями. Это был хороший повод для шуток над Цзян Чэном и Цзинь Цзысюанем. Сейчас же, видя, как нечто знакомое появляется во внешнем виде и поведении Лань Ванцзи, он не чувствует никакого желания смеяться. Наоборот, надеется, что старик Лань включал закалку в тренировки племянника как можно раньше и не связывал изначально с духовными силами. Хотя заставлять ребенка стоять в холодной воде до онемения ног даже для него жестоко. Надежда истощается. Лань Чжаня трясет в мокрой одежде, и когда он начинает всхлипывать, а его руки — дрожать, Вэй Ин перестает думать, машинально развязывая пояс. — Что ты делаешь? — спрашивает Лань Ванцзи. Вэй Усяню даже смешно от того, как это похоже на случай в пещере. Сейчас бы отшутиться, как тогда, вот только не до шуток почему-то, когда сероватый цвет чужих губ бьет больно что-то внутри. В этот раз юноша молчит и действительно снимает верхние одежды. Они ни на нить не сухие, но ткань довольно плотная. Тело обдает ветром: нижняя рубашка совсем легкая, штаны тоже не предназначены для чего-то, кроме сна в уютной постели. «Ничего, » — стуча зубами, думает Вэй Ин, — «Зараза к заразе не липнет.». Ванцзи не успевает повторить вопрос или обозвать его бесстыдником. Выжав, как тряпку, чаошэн, Вэй Усянь поднимает его над собой и Лань Чжанем, большей частью на стороне второго, защищая от дождя и ветра. — Ты так замерзнешь, — взволнованно упрекает второй нефрит и неверяще смотрит на рукотворную палатку. Вэй Ин улыбается ему: — Я с чем только не справлялся, Лань Чжань. К тому же, я действительно хочу о тебе позаботиться. Ванцзи пытается его отговорить, и теперь смущение на этом каменном лице очевидно. Столкновение двух упрямцев переходит во все более отчаянную форму: Лань Чжань выходит из-под «зонта», Вэй Ин его догоняет, они спорят, чуть не пихаются. И вокруг — сплошной дождь. Не выдержав, Ванцзи быстро идет прочь, стараясь не оглядываться. Его в какой-то момент становится не видно. Вэй Усянь бегает в разные стороны, крича его имя, но будто оказывается отрезан от второго нефрита чем-то более прочным, чем вода. Он не жалеет о своей выходке, скорее, о том, что сделал все так внезапно. Лань Ванцзи слишком легко спугнуть. Внезапно ссора приносит только жгучую тоску и никакого азарта. Небеса в свидетели, он совершенно не хочет терять этого человека вот так! — Лань Чжань! — особенно громко кричит Вэй Усянь, и ему уже все равно, как надрывается на этих словах голос, — Лань Чжань, прости меня! Ну вернись! Не бросай меня, я без тебя не могу! Он думает о том, что сказал, уже когда, кажется, весь перевал успел услышать, осмыслить и сделать выводы. А то и вовсе не думает, только высматривает в темноте фигуру, бегая по лужам и разбрызгивая грязь. Он представляет, как Лань Чжань может попасть к Вэням, и те решат отыграться. И второй нефрит не отобьется без меча. С ним могут сделать что угодно. Его могут скинуть со скалы, увести туда, где нет спящих вулканов… Когда Вэй Усянь от страха уже готов сорвать голос и прямо здесь на коленях молить богов о возвращении Ванцзи, из пелены дождя выступает фигура. Секунды хватает, чтобы узнать осанку и форму прически, пусть и потрепанную. Сердце отбивает безудержный ритм. — Лань Чжань, — тихо зовет Вэй Усянь, не зная, что его голос в чужих ушах сейчас способен перекрыть шум капель, — Пожалуйста, встань сюда. Я не хочу тебя обидеть или смутить, просто… Там правда холодно. Хоть немного обсохни. Ванцзи колеблется перед его умоляющим взглядом не больше мгновения. Приближается и встает рядом. Продолжает исследовать кусок земли, а Вэй Ину глубоко фиолетово на затекающие руки. Они передвигаются по всему перевалу так, вдвоем. Подстраиваются под шаг друг друга. Вэй Усянь чуть сгибает руки, отставляя локти назад — так ткань не касается их спин. Ванцзи старается работать подольше, чтобы много не ходить и не давать ветру лишний раз обдувать едва одетое тело. Они оба накрыты простой тряпкой, но кажется, что это барьер от всего мира. И ни один не уверен, что против того, чтобы остаться под таким навесом. И при этом Ванцзи хочет, чтобы дождь кончился и Вэй Усянь мог одеться. А Вэй Ин — чтобы поскорее вечером Лань Чжань переоделся в сухие сменные одежды ордена.***
Как обычно, людей заводят обратно затемно. Вэй Усянь игнорирует чужие взгляды, надевая чаошэн только тогда, когда переходит под своды тюрьмы. Он идет ровно и гордо. Ему, продрогшему и мокрому, тепло и хочется счастливо смеяться. Лань Ванцзи рядом красный, как лента Вэй Ина, и смотрит иногда укоризненно, беспокойно и с вопросом, так и не подавленным многочисленными объяснениями: зачем? На этот вопрос внятного ответа так и не было, только оправдания. Вряд ли Вэй Усянь вообще способен выразить словами, зачем. Тело двигалось само, переживал, хотел помочь — все это соответствует правде, но стоит только попробовать спустить хоть слово с языка, как понимаешь: мало. Недостаточно. Мелко. Как угодно, но слова не подходят. Их, как и в последние месяцы, вдвоем запускают в камеру. Появляется возможность забыть о работе, а вместе с ней остро чувствуется, насколько оба заклинателя промокли. С одежды и волос вода попросту стекает. Сквозняк продувает. Все это неприятно облепляет кожу. Про то, что ханьфу стали тяжелыми со всеми своими слоями, и говорить незачем. Вэй Ину не очень это все приятно, но он терпит. Выбора ведь нет. Волосы сушить нечем. Ханьфу сменить не на что. Остается только медитировать, даром, что с прихода Лань Чжаня уровень темной энергии в самой камере заметно упал. Если попробовать вытянуть немного сил из ядра и пустить по духовным путям, это не спасет от переохлаждения, но может не дать простудиться. Ужин они съедают быстро. Вэй Ин, отдав тюремщикам посуду, садится на солому лицом к стене. Как в тот первый день. Он слышит шорох. Сознание вдруг подкидывает картины того, как Лань Чжань сперва снимает с себя мокрые серые одеяния, а затем медленно облачается в роскошные клановые. Полуобнаженным он второго нефрита уже видел, так что может прикинуть детали, и эти фантазии заставляют все внутри гореть лучше любой порнокнижки Хуайсана. — Вэй Ин, — вдруг раздается голос из-за спины. Вэй Усянь вздрагивает: так быстро? Ванцзи же от силы несколько секунд возился, когда он успел одеться обратно с таким тихим звуком? — Чего? — переспрашивает заклинатель, не оборачиваясь. У него лицо сейчас, наверное, светится алым. Рядом на подстилку ложится аккуратно сложенная одежда. Вэй Ин, радуясь возможности перестать думать о том, о чем думать не надо, собирается уже повесить сушиться прямо на выбоины в стене мокрое ханьфу Лань Чжаня… Но это не тот комплект, в котором второй нефрит сегодня работал. Это верхние одеяния ордена Гусу Лань. С характерной вышивкой. И качеством ткани. И таким безупречным белым цветом, будто их никогда не носили. — Я отвернусь, — говорит еще одну фразу заклинатель за спиной, и спустя секунду Вэй Усянь, уверенный до сих пор, что не может покраснеть сильнее, становится почти бордовым. Они сидят молча. Вэй Ин бы с радостью сказал, что не нуждается в благодарности за то, что сделал сегодня, и что одного присутствия Лань Чжаня достаточно, чтобы окупить все попытки позаботиться… И не может заставить себя отказаться. Лань Ванцзи наверняка крайне, крайне неловко от собственной доброты, и если даже намекнуть, что не хочешь принимать столь… Возможно, даже интимное в его глазах (и при этом плавится от смущения Вэй Усянь), то наверняка больше этого не произойдет. И Вэй Ин абсолютно точно не знает, какой именно местный комар его укусил, потому что абсолютно точно не собирается отказываться. Молчание затягивается. Без слов заклинатель из Юнмэна вдыхает глубоко и медленно, умоляя самого себя успокоиться. Это просто проявление доброты Лань Чжаня. Он не должен думать о чем-то постороннем. Но сейчас снять собственную одежду становится не то чтобы стыдно, но смущающе точно. А уж когда на плечи ложится мягкая вышитая ткань, Вэй Ин готов провалиться сквозь землю. Клановые одеяния Лань теплые и приятные на ощупь. Стоит их надеть, и холод вокруг отступает. Знакомый запах сандала теперь отчетливый, и Вэй Усянь еще раз вдыхает поглубже. Сандаловые благовония призваны успокаивать тело и дух, но этот запах только распаляет, заставляет чего-то хотеть, машинально обхватить себя руками… — Я все, — отстраненно бросает юноша, безуспешно выталкивая мысли из головы. Вэй Ин поворачивается и встречается глазами с Ванцзи. Тот одет в простое двухслойное клановое ханьфу, тогда как самое теплое идеально сидит на другом заклинателе. Оба юноши стоят в белом, чистом и сухом, и вид не портят даже мокрые волосы. Это так похоже на первый вечер, когда Лань Чжань будто спустился с какой-то вершины, одевшись в черно-серое. Теперь же Вэй Ин подчеркнуто аристократичен, и его природная красота вкупе с дорогим ханьфу становится светлее. Она искренняя, чистая и невинная, как взгляд серебряных глаз, бегающий по камере, не смея наткнуться на встречный. Лань Ванцзи смотрит с восхищением. Он иногда представлял, как будет выглядеть Вэй Усянь в одеждах Лань. Теперь же реальность превзошла все ожидания. Он не может глаз оторвать, даже если это невежливо и, возможно, нарушает какое-то правило. Так хочется сказать, какой Вэй Ин красивый. И так невозможно здесь и сейчас даже это. — Ну чего ты так на меня смотришь? — наигранно-недовольно тянет Вэй Усянь, — Нравится видеть меня в своей одежде? Он просто шутит. Он никак не ожидает услышать в ответ: «Мгм» и чуть не закрыть после этого лицо руками. В голове крутится мысль, что святые кролики, это одежда Лань Чжаня! И ему все труднее посмотреть на ее законного хозяина, причем, это не то неприятное смущение, которое было, когда мадам Юй в очередной раз придиралась к Цзян Чэну и сравнивала его с шисюном. — И что по-вашему?! — громкий резкий голос в коридоре разрушает какую-либо атмосферу, зародившуюся здесь. Оба заклинателя поворачиваются к двери и только спустя секунду понимают, что голос женский. Вэй Ину еще позже удается перестать ждать, что это госпожа Юй, — Если я девушка, меня обязательно должен эскорт сопровождать?! А-Нин — единственный мастер меча в отряде целителей, как думаете, это только потому, что больше никого не было? Такого вы мнения о моем брате? Слишком знакомо. У этой женщины громкий голос, пусть и без истеричных высоких нот, придающих тону госпожи Юй раздражение. Властный и ровный, которым можно отдавать приказы на войне и которому подчинятся беспрекословно. К двери приближаются шаги. Вэй Ин пытается справиться с глупой надеждой на невозможное… И все же снова что-то обрывается, когда в камеру заходит заклинательница в ярко-красном ханьфу, сопровождаемая мальчишкой едва ли не младше Цзян Чэна на вид. Лицо его кажется знакомым, хотя Вэй Усянь не может вспомнить, где видел именно этого Вэня. Зато сам Вэнь, очевидно, помнит. Едва заметив Вэй Ина, уже не отрывает от него глаз. Женщина, проследив за этим взглядом, сердито вздыхает: — А-Нин, мы здесь не для того, чтобы ты просто молча стоял. Если хочешь с ними поговорить, делай это быстро, пока я достаю лекарства. Будто лишившись нитей кукловода, юный Вэнь кивает и, выступив вперед, кланяется обоим заклинателям. Он очень робок, не может долго поддерживать зрительный контакт и заикается, но все же заговаривает раньше ошеломленного Вэй Усяня: — М-молодой господин Вэй, вы… Вы, наверное, меня не помните. «Поразительная догадливость, » — думает Вэй Ин и только потом с легкой горечью понимает, что, возможно, такого застенчивого заклинателя не воспринимают всерьез и не запоминают в собственном ордене. Воспоминание пронзает мозг. Лучник в Цишане, лишь из-за своего характера не ставший как участником, так и победителем. — Вэнь Нин? — уточняет арестант едва маячащее в голове имя. И попадает в точку: глаза парнишки загораются, и он воодушевленно кивает, — Ты был на соревновании по стрельбе из лука, точно! — Вэй Усянь в лучших своих традициях улыбается, и ответная улыбка оказывается очень даже милой, — Прости, я тогда тебя так подставил… Неловко вышло, ты ведь мог бы и выиграть. Вэнь Нин так быстро мотает головой, будто от этого вся его жизнь зависит. — Вовсе нет! — возражает он, даже на время перестав заикаться, — Вы были так добры ко мне и искренне пытались мне помочь! Я ни секунды на вас не обижался… Глядя на этого мальчика, трудно представить, чтобы он вообще на кого-то злился. Вэй Усянь не может отогнать неприятную мысль: таких вот всепрощающих в мире заклинателей (и тем более, в ордене Цишань Вэнь) ждет не лучшая судьба. Даже шицзе тверже в общении. — П-познакомьтесь с моей сестрой, — Вэнь Нин вновь стушевывается, оглядываясь на девушку. Она выглядит моложе своего голоса. Намного. — Я — Вэнь Цин, — заявляет заклинательница, и оба арестанта шокировано на нее смотрят. Вэнь Цин — тот случай, когда фраза «слава летит впереди человека» воплощена дважды или трижды. Целительница, которая была рождена для этого дела. Единственная, кто способен сравниться с Баошань Санжэнь, бессмертной заклинательницей с вековым опытом. Если о второй женщине ходят слухи, что она способна восстановить плоть на кости, то Вэнь Цин действительно это делает, не говоря уже о тысячах спасенных ей жизнях и бессчетных медицинских трактатах ее авторства. Трудно поверить, что совсем молодая заклинательница, стоящая в этой камере, и знаменитая целительница — один и тот же человек. Но в ее руках инструменты и лекарства смотрятся самым естественным образом. А взгляд ясный, уверенный, без тени зла. — Мы верим вам, дева Вэнь, — внезапно подает голос Лань Ванцзи и грациозно кланяется девушке и ее брату, — Молодой господин Вэнь, появление вашей сестры очень своевременно. Вэй Ин вспоминает о состоянии сокамерника. Сейчас его нездоровая бледность особенно выделяется, как и немного сутулые плечи, и едва сдерживаемая дрожь. Если бы не честные глаза Вэнь Нина, он бы еще засомневался, стоит ли доверять свое тело и тело Ванцзи целителю, который может легко обнаружить тайну их золотых ядер. Но от брата и сестры Вэнь не исходит угрозы. Они просто не выглядят и не ощущаются, как предатели. А доверять своей интуиции и тем более Лань Чжаню, который по чему-то особенному понял, что эти двое безопасны, можно не раздумывая. Вэй Усянь тоже кланяется им, подавляя подозрения. — Дева Вэнь, прошу вас, обследуйте Лань Чжаня, — просит он, выпрямляясь. Никакая улыбка сейчас не получится правдивой, и юноша только надеется, что его тревогу поймут. К счастью, Вэнь Цин способна на это, как непосредственный член своего ордена. Она бросает пронзительный взгляд на Вэй Усяня, словно видит что-то внутри него. И заклинатель не уверен, что дело в золотом ядре. Девушка легко определяет простуду Лань Ванцзи, а также небольшие повреждения духовных путей. По ее словам, это лечится быстро, постельный режим не понадобится. Хотя дело усложняется ежедневной работой и плохой едой. Вэнь Цин то и дело оглядывает камеру, качает головой и вздыхает. Вэй Ин понимает ее: ни один лекарь, достаточно чистый душой, чтобы достичь такого уровня, не захочет видеть больных заклинателей, которых можно спасти, в совершенно неподходящих условиях. Девушка дает Ванцзи указания по приему лекарств. Как и ожидалось, ему сложно приспособиться к погоде и недоеданию в теле почти что обычного человека. — И я надеюсь, что это не заденет вашу гордость, второй молодой господин Лань, — добавляет к своим инструкциям Вэнь Цин, — Считайте, что это просто период, когда вы можете накапливать духовную энергию и не расходовать ее. Заклинание Вэнь Чжулю — скрывающее, оно только не дает духовным силам выйти наружу. Собирать их вы вполне можете. Звучит смешно. В этих местах найти хоть малейший источник духовной энергии невозможно. Когда у Лань Ванцзи в полной мере есть и лекарства, и наставления, целительница принимается за Вэй Усяня. Во время каждой из процедур осмотра заключенные и Вэнь Нин друг на друга не смотрят. Пусть они все и мужчины, это сейчас не кажется нормальным. Вэнь Цин хмурится, прижимая пальцы к одной из акупунктурных точек Вэй Ина. Ее лицо не сулит ничего хорошего, мрачнея тем больше, чем дольше девушка проводит какой-то ей одной известный ритуал. — Вэй Усянь, — отбросив все приличия, она называет пациента, которого видит впервые в жизни, по имени, — У тебя уже был раньше близкий контакт с темной ци? Он не врет и кивает. Бездонный омут, леса в Гусу, почти каждая ночная охота — любое взаимодействие с энергией Инь проходило острее предыдущего, и когда именно это началось, заклинатель даже навскидку сказать не может. — Расскажи мне о них, — Вэнь Цин прожигает глазами, опять словно разглядев в глазах Вэй Ина что-то важное.***
Вэй Усянь уже сомневается, что согласиться было хорошей идеей. Рассказывать истории он любил всегда, но о самом себе не распространялся, разве что только в шутку и совершенные небылицы. Если бы не крайняя настороженность Вэнь Цин, он бы и ее рассмешил каким-нибудь дурацким рассказом. Лань Чжань смотрит почти испуганно. При упоминании Водной Бездны его глаза немного расширяются, и Вэй Ину до смерти хочется добавить, что ничего особенного не случилось, вот только в самом факте его нахождения в этой Бездне плохого больше, чем может покрыть любое утешение. — Ты… — Вэнь Цин к концу истории выглядит готовой избить юношу всеми подручными средствами. Она держится только на испуганном взгляде брата и предупреждающем — Лань Ванцзи, — Вы ни разу с тех пор не проводили ритуал очищения? Вэй Усянь пожимает плечами: — Да на мне все, как на собаке, заживает. К тому же, я даже не член семьи Цзян, да и адепт ордена только по старой отцовой памяти… Непринужденная улыбка ломается. Все остальные в камере отводят глаза: вряд ли есть в ордене Цишань Вэнь люди, не слышавшие о бессердечном отказе Цзянов от приемного ребенка. Вэнь Цин даже не может упрекнуть юношу в том, что он толком не заботился о ранах от Цзыдяня, сейчас сеткой лежащих на худой спине. Молчание слишком тяжелое. Вэй Усянь берет себя в руки и усмехается, грустно, задумчиво, и эта усмешка всем по сердцу тупо режет. — Ладно, — вздыхает целительница, быстро собирая медикаменты и делая вид, что действительно должна внимательно их разглядывать, — Лекарства я вам оставила. Там хватит на двоих, а с завтрашнего дня погода должна улучшиться. Вэй Ин благодарит ее и за это, и за смену темы. Оглядывается на Вэнь Нина и ободряюще хлопает его по плечу. — Вы — замечательные люди, — на этот раз искренне улыбаясь, выносит вердикт Вэй Усянь, — Не думал, что среди приближенных Вэнь Жоханя будет кто-то такой. Он старается лишний раз не упоминать Вэнь Чжулю. Надзиратели, как выяснилось, не подслушивают и, заперев камеру, благополучно садятся пить у двери, но ощущение постоянной опасности уже вшивается в вены. Брат и сестра Вэнь не задерживаются. Откланявшись, они покидают камеру, оставляя двоих арестантов. Вэнь Нин в последний раз бросает обнадеживающий взгляд, который лучше сотен пожеланий силы духа. Вокруг снова тихо. Лекарства отправляются в мешочек Цянкунь после того, как часть из них добросовестно выпита. Спустя несколько минут возникает чувство приятного тепла, оставляет озноб и успокаивается сердцебиение. — Вэнь Цин и в самом деле великий лекарь, — не удерживается от комментария Вэй Ин, — Казалось бы, простые пилюли, а я чувствую себя здоровее, чем до ареста. Однако временами мокрые холодные капли с волос стекают, и Вэй Усянь свою копну отжимает безжалостно, выкручивая, как тряпку, пока капать не перестает. Ванцзи сидит и к своим волосам не прикасается. Зрелище второго нефрита, так же жестоко превращающего одно из лучших своих украшений в мочалку, даже в фантазиях не складывается. И все же его пряди даже мокрее, и это выглядит так непривычно-беспомощно, что Вэй Ин не выдерживает. — Лань Чжань, — зовет он, нервно комкая черно-серую ткань, — Вэнь Нин высушил нашу одежду заклинанием, пока его сестра тебя лечила. Я могу вытереть своей рубашкой твои волосы, как полотенцем, и потом расчесать, так они досохнут быстрее. Естественно, Ванцзи от этого отказывается долго и упрямо. Почему-то сейчас подобное не возмущает, как днем, а пробуждает внутри острую нежность, так и просящуюся воплотиться в жизнь. Вэй У Сянь уговаривает мягко, совсем не похоже на себя, и его ораторский талант дает плоды, пусть и с боем. Сидя вдвоем на полу, они оба молчат. Вэй Ин вытирает и отжимает чужие длинные пряди медленно и аккуратно, так же, как расчесывал до сих пор каждый вечер. С детства не любивший ювелирную работу, сейчас он демонстрирует чудеса усидчивости, неотрывно смотря, как под тканью сминается и становится чуть пушистее черный шелк. Не тянет сильнее, чем необходимо, и словно весь превращается в одни руки и глаза. Дождь смыл аромат сандала с тела, и теперь только слабый оттенок долетает от одежды. Если прижаться к плечу Лань Чжаня, запах станет сильнее. «О чем я думаю?!» — одергивает себя Вэй Усянь, когда дело доходит до гребня, и приходится трудиться еще усерднее. Мокрые волосы легко ломаются, а испортить эти он не хочет всей душой. Когда все закончено и налобная лента Лань Ванцзи на своем месте, повисает тишина. В предыдущие вечера это не было проблемой, и болтовня одного человека компенсировалась внимательным слушанием другого. В основном, конечно, говорили по поводу призраков, след которых в пределах камеры так и простыл. — Вэй Ин, — вдруг зовет Лань Чжань, и отчего-то напряжение при этом не падает, — Почему ты не сказал в Гусу, что столько раз поглощал темную энергию? Раньше на эту настойчивость хотелось закатить глаза, рассмешить или разозлить шуткой. Но месяцы здесь, бок о бок, в неразрывном совместном существовании научили различать обычное упрямство Ванцзи и чистое желание помочь от всего сердца. Вэй Усянь лишь мягко улыбается: Лань Чжань уже перестал быть человеком, от которого хочется просто отмахнуться. — Я не хотел доставлять больше проблем, — честно отвечает Вэй Ин, развешивая снова мокрую рубашку сохнуть на стену. Он не видит, как серьезен и пристален взгляд второго нефрита, и вздрагивает от крайне убедительных слов: — Пока мы здесь, говори мне, если что-то пойдет не так. Вэй Усянь оборачивается, только чтобы в очередной раз утонуть в сияющем жаждой спасти и защитить золоте. «Господи, Лань Чжань, какой же ты хороший…». Ванцзи вспыхивает огнем, когда Вэй Ин это произносит. Он часто неосознанно высказывает свои мысли и, если нет реакции с чьей-то стороны, верит, что все так и осталось в голове. — Лань Чжань… — они редко показывают друг другу свое волнение. Один скрывает за шутками, другой — за святым спокойствием. Но сейчас Вэй Усянь нервничает, как девица в первую брачную ночь, — Раз уж сегодня холодно, и ты заболел… Наверное, тебе не стоит пока медитировать… Темная энергия, все-таки… По интонации он будто сам себе не верит, даже если теоретически прав: при столь малом количестве духовной энергии в перевале медитация в состоянии Лань Чжаня может только навредить. — Так что… — Вэй Усяню никогда еще не было так трудно говорить, и тем более он не мял свои же руки при разговоре и не опускал глаза в пол. «Ну как есть девица, и я еще что-то Цзинь Цзысюаню говорил!». Он вдыхает на несколько секунд. Нежелание быть похожим на пресловутого павлина дает хороший толчок, чтобы выпалить: — Так что ты можешь сегодня лечь спать рядом со мной! И после этой фразы хочется разбить себе голову о любую из четырех стен. Ну, а что? Когда мозгов в голове нет, ее же не жалко. А если бы были, он бы никогда не позволил себе предложить подобное Лань Ванцзи. Из всех людей — Лань Ванцзи. Вэй Ин уже подумывает протараторить что-то альтернативное, в крайнем случае поменяться местами, ему-то не спать одну ночь будет несложно. Правда, воспоминания о призраках, способных нагрянуть в любой момент, пускают холодок по коже, но так даже лучше — он сам с ними справится и защитит Лань Чжаня, если что… Ванцзи молчит. Вглядывается так, что горло Вэй Усяня отказывается пропустить что-либо, кроме отдельных слов из всей придуманной речи и еще более бессмысленных звуков. А потом впечатывает одной фразой: — Тогда ложись лицом к стене. И на этом связь с собственным языком у Вэй Ина прерывается. Он еще пытается сказать что-то о том, что Лань Чжань не обязан делать это, если не хочет. Но в их противостоянии перевес в уверенности на стороне второго нефрита. В итоге через пару минут заклинатели действительно лежат на соломе, которой едва хватает на двоих, спина к спине. И Вэй Усянь осознает, что, если бы лег с краю, непременно во сне перекатился бы на пол, а так он лежит у стены, надежно «закрепленный» Лань Ванцзи, который привык спать всю ночь неподвижно и точно никуда не скатится. И все же это не идеальное положение сна Гусу Лань. Второй нефрит спит на боку, как обычный человек. С распущенными влажными волосами, в неполном комплекте клановых одежд. И Вэй Ин задается вопросом: а почему, собственно, «как»? Разве Ванцзи не человек? Он талантлив, но уязвим без ядра, оружия и перед чем-то, явно превосходящим его силы. Он умен, но способен задать вопрос, если не знает. Он добрый, но ужасно неловкий и оттого такой милый… Вэй Ин беспокоится о том, сложно ли его другу жить сейчас, и, безусловно, хочет для него гораздо лучшего. Но именно этот Лань Чжань сводит с ума своей необычной обычностью и близостью, прямо сейчас ощущаемой напрямую, каждой клеткой спины, так что страшно, не услышит ли, как бешено загоняется чужое сердце?***