***
Коридоры дворца в Безночном Городе похожи на волны черной воды. Глаза закрой — они над тобой сомкнутся и утопят в том, что здесь творится. Мэн Яо ненавидит Безночный Город и свою работу. Быть личным помощником главы ордена взамен на достоверную информацию для войск альянса орденов — его собственное решение. Мэн Яо принимал все решения в своей жизни сам, и по большей части его от них отговаривали. Когда он шел в Ланьлин, умные подруги покойной матери качали головами: Цзинь Гуаншань не признает сына, даже если тот похож на него самого как две капли воды. Полного надежд на семью мальчика в итоге столкнули с лестницы. Он шел в войска альянса, чтобы найти свое место рядом с отцом, потому что не мог представить себя в будущем всего лишь сиротой. И его отговаривали всякие умные случайные знакомые. Нашел нечто лучшее: доверие главы ордена Не, место в этом ордене и шанс продвигаться по службе самостоятельно. Но и тут его шпыняли, обзывали, оскорбляли память матери. Не Минцзюэ сперва был слишком занят обучением брата… А потом что-то случилось, и Не Хуайсан, у которого вдруг появилось свободное время, сам стал присматриваться к тому, кого бесстыдно за глаза называли сыном проститутки, а в глаза отдавали приказы и надеялись на верность. Так они стали друзьями. О каждом несправедливом случае докладывалось Не Минцзюэ, а на обвинения в детском ябедничестве за Мэн Яо вступался Хуайсан. Мол, неужели второй молодой господин Не должен быть настолько слеп, чтобы не замечать несправедливости в собственном доме? Двоих совсем не крепких заклинателей «покрывал» (и другого слова для этого не существует) Не Минцзюэ. Отправиться в разведку было его самым сложным решением. Глава ордена Не отговаривал. Он не мог отпустить на это человека, который первый в полной мере отметил и помог направить в нужное русло способности Не Хуайсана, ведь тем самым лишал себя отличного помощника, а брата — близкого товарища. И Мэн Яо тогда еще сомневался. А затем увидел, прячась за колонной на Военном Совете, глаза Лань Сичэня. И больше не думал о последствиях. Он не посмел встретиться с первым нефритом перед уходом. Только сильнее уговаривал братьев Не отпустить, дать шанс помочь чем-то существенным; со стратегией и математикой Не Хуайсан и сам справится, а вот он, Мэн Яо, может и должен использовать свой актерский талант, месяцами отрабатываемый с другом, как единственное оружие во имя защиты себя и близких. Не Минцзюэ ценил его. Больше, чем отец и брат, предпочитавшие развлечения тому, чтобы взять ответственность за свои действия. Не Минцзюэ обнял его перед уходом и признал, что считает почти что вторым младшим братом, и если, не дай бог, что-то случится, Мэн Яо должен обязательно выжить и сохранить свою честь. Они старались не думать, в какой ситуации одно будет исключать другое. Сейчас именно такая ситуация. В Цишань Вэнь выжить — это стать пособником главы ордена. К счастью, пока что самое грязное с себя стряхнуть удается. Не убивать (потому что бастард не имеет права забрать чью-то жизнь и вершить «правосудие над неугодными» во славу великого ордена и т.д.). Подставлять советников, чтобы протолкнуть на их место своих людей. Проводить как можно больше времени в работе с документами. Отсылать их копии в Цинхэ, учитывая максимальное количество подводных камней. Не Минцзюэ шпионаж и закулисную борьбу не признавал вплоть до того дня, когда его собственные методы оказались бесполезны. Пока в опасности Вэй Усянь и Лань Ванцзи, ни один глава ордена не вступит в бой открыто. Повезло, что Вэнь Цин сообщила, где держат заключенных, можно хотя бы просчитать охраняемость тех мест и, когда силы немного уравняются, нанести сосредоточенный удар. Возможно, удастся вытащить всех невредимыми… В теории все красиво и гладко. Работай втихаря, силу копи, держись в курсе дел в стане врага. Устраняй шпионов на своей территории и не попадайся на чужой. На практике, стоит Мэн Яо попасть в стан Вэней после «бесстыдного поступка отца и закостенелости Цинхэ», приходится навострить уши, глаза и мозги.***
Подготовка к революции длится полгода со стороны самой Вэнь Цин и чуть меньше — со стороны других орденов. Эта девушка умна: она вычисляет иногда таких людей, на которых донельзя внимательный Мэн Яо бы и не подумал. Обеспечить смерть без улик — не испытание для целительницы ее уровня. Порой даже юному шпиону кажется, что она страшнее его и Не Хуайсана, вместе взятых. Но неизменно на смертном одре оказываются без каких-либо подозрительных симптомов те, кого тот же Не Минцзюэ бы не раздумывая перерубил. Мэн Яо учится не подставляться. Перед его глазами — претендентка на власть, которая гордо игнорирует сальные шутки во дворце и носит при себе иглы, чтобы пустить в ход точно вовремя. И она не думает ежеминутно о том, чью жизнь придется отнять. Сперва общение не складывается. Мальчишка, какими бы талантами ни обладал, остается мальчишкой. Она не может проникнуть в его гениальный мозг и понять, насколько ювелирно с первого же дня этот мальчишка дозирует информацию. В свою очередь, Мэн Яо успевает только стрельнуть глазом, когда она уже становится для очередного раненого благодетельницей, на чьей стороне будет верный клинок по гроб жизни. Он думает, что Вэни гонятся за интригами и властью, пока не сталкивается с сыновьями Вэнь Жоханя. Вэнь Сюем, который дома больше дня не сидит, летя куда угодно, на любые сражения, в любом состоянии. И Вэнь Чао, который… Который хочет прожечь свою жизнь, но не боевым пламенем, как брат, а праздным потребительским существованием. Вэнь Цин предупреждают о Мэн Яо. Он об этом не знает до определенного момента, когда явно с целью излить свою злобу хоть на кого-то Вэнь Чао зажимает мальчишку в углу с несколькими своими солдатами, оскорбляет память мамы, говорит, что со всеми своими увиливаниями от работы папин любимец просто жалок, что он ничтожество… А потом чуть не отпрыгивает, слыша за спиной очень злой женский голос. Как Вэнь Цин умудряется, не будучи даже его прямой родственницей, иметь серьезную власть над Вэнь Чао, непонятно. Ван Линцзяо боится ее, как опытного врача, второй молодой господин Вэнь — в принципе как человека, даже пришедшие с ним солдаты синхронно кланяются девушке и ни слова упрека от хозяина не слышат. С того дня она берет на себя охрану как родного младшего брата, так и этого мальчика. Вэнь Цин — прекрасный лекарь, очень целеустремленная женщина и потрясающе скрытный человек. Если не находиться подле нее больше половины дня, создается впечатление, что, кроме работы, она ничем не занимается. Мэн Яо приходится провести несколько дней неотрывно рядом с девушкой, чтобы заметить, как она временами довольно долго кого-то бинтует или, готовя лекарство, вдруг якобы неверно произносит слова*, а иногда (чаще всего) это делают солдаты, для пущей убедительности потом ругаясь на свой язык. Со временем Мэн Яо замечает похожие ошибки, характерные «словечки» в речи одного-двух Вэней и настойчивые «исправления», из раза в раз повторяемые Вэнь Цин с изменением контекста. Когда девушка рассказывает шпиону о сути этого шифра, юноша готов аплодировать стоя. Невооруженным ухом-то все воспринимается довольно забавно и без тени подозрительности. Вэнь Нин как будто вообще не из этого ордена. Он добрый и заботливый, в дни особенной занятости сестры приносит ей чай и что-нибудь вкусное, если удается без происшествий сходить на рынок. Рассказывает о своих встречах с прекрасными торговцами (которыми, с его слов, Цишань просто плодится). Мэн Яо смотрит на них с умилением и завистью. При наличии родного старшего брата в башне Кои он с дня рождения этого самого брата был вытолкнут взашей. Вэнь Нин его взгляд замечает и заводит разговор, с интересом расспрашивает о прошлом, сочувствующе слушает о матери и вроде как кровно-родственных связях с Ланьлин Цзинь. Мэн Яо не может устоять перед этими чистейшими глазами и вываливает почти все, что душу терзало. С того дня чашек чая и мешочков с фруктами становится в два раза больше. Сближаясь с братом и сестрой Вэнь, Мэн Яо видит их чуть ли не светом во мраке этого дворца. Каким бы ужасам он ни становился свидетелем, проводя день в качестве личного помощника Вэнь Жоханя, вечер в компании двух лекарей успокаивает. Зная о настоящей силе Вэнь Цин, юноша поражается тому, как нежна она с братом и как мягко общается с новообретенным соратником. Он не может это объяснить. Как и приятное тепло внутри в моменты, когда удается разложить рабочий бардак на столе и молча методично разбираться с делами, сидя втроем.***
Он получает повышение за повышением и доступ к еще более секретным документам огромной ценой. Вэнь Жохань втягивает своего главного помощника во все интриги, берет с собой иногда смотреть, как в пыточных вытаскивают информацию из пленных. В первый такой раз Мэн Яо не смеет прийти в комнату Вэнь Цин и Вэнь Нина. У него трясутся руки и в голове стоят крики того человека — крестьянина, просто приютившего когда-то дезертира армии Цишань Вэнь. Мальчик не задумывается о том, виноват ли в произошедшем, но не чувствует себя вправе зайти в павильон целителей. Вэнь Цин находит его. Расспрашивает, говоря, что уже знает, как выглядят люди, которые стыдятся рассказать ей что-то. Мэн Яо смотрит на нее, девушку, которая вместе со своим братом так искренне о нем заботилась и так хорошо отзывалась о его покойной матушке, абсолютно серьезно утверждая, что развить даже слабое золотое ядро по книгам в борделе — поступок, достойный уважения. В груди так больно щемит: как прямо в ее глаза сказать, что он только что поспособствовал убийству невинного человека? Такого же невинного, как Вэнь Нин. Она вдруг понимает сама. Как — неизвестно. Просто сжимает плечи юноши и твердо заявляет, что точно так же ничего не могла сделать на протяжении всей жизни, так же бездействовала, если рядом был Вэнь Жохань, в надежде, что однажды сама это прекратит. Мэн Яо слишком растерян, чтобы отвечать. А она треплет его по голове с улыбкой так же, как младшего брата, и отправляет отдыхать. В тот вечер юноша глотает слезы от ощущения, как внутри борется соблазн добиться расположения отца самыми грязными способами и воспоминания о такой спасительной заботе. Кто ему на самом деле нужен? Кто его семья: человек, которого любила мама, легко отрекшийся от обещания, вместе с равнодушным старшим братом или девушка, слишком похожая на настоящую сестру, и это тихое, понимающее ходячее средоточие добра, слишком похожее на Лань Сичэня?***
В один день Вэнь Цин отправляется в Пепельный Перевал вместе с братом и Мэн Яо. Она говорит Вэнь Жоханю, что мальчишке стоит научиться оценивать потенциал природных ресурсов и рабочей силы Цишань Вэнь, а ей нужно опробовать новые заклинания на красном нефрите. Правда, глава ордена соглашается, только когда помощник, умело оперируя словами, сам убеждает его в необходимости этой поездки. И якобы по секрету шепчет, что мечтает освоить темную энергию и впитать ее на самой опасной каторге Цишаня. Все трое остаются до позднего вечера. Мэн Яо помогает образ малолетнего садиста, который изо всех сил хочет посмотреть, как заключенные корчатся от неудачных попыток Вэнь Цин вытащить из них темную энергию. Ему безумно везет с надзирателями, у которых, кажется, нет либо мозгов, либо желания спорить. Заклинание иллюзии и глушения, такое неуловимое, что ни один способ слежки не обнаружит, что в Безночный Город поступают ненастоящие данные, требует большой концентрации духовных сил, а Вэнь Цин накладывает его в каждой камере взмахом руки. И пока Вэнь Жохань, безусловно, за всем следящий, видит эксперимент, девушка с двумя помощниками лечит раны и болезни заключенных. Перед одной из дверей Вэнь Цин и Вэнь Нин начинают вести себя странно. Мэн Яо уже знает, что резкость одной и робость другого предназначены больше для окружающих, чем для отражения их настоящих чувств, и только что спокойно оглядывающийся помощник лекаря вдруг сутулится и глядит как-то шуганно, а девушка обращается к надзирателю так, что тот повторяет движение ее брата, только еще и белеет. После краткого грубого приказа мужчина, еле попадая ключом в замочную скважину, отпирает дверь и впускает всех троих. Судя по звуку, запирает он ее тоже не с первого раза. Мэн Яо видит картину, которую в Пепельном Перевале можно принять за мираж. Двое заклинателей, одетых в немного потертые, но вполне презентабельные серые ханьфу, сидят на соломе, и один из них заплетает другому фирменную прическу Гусу Лань. По благородной красоте заплетаемого можно догадаться, что это и есть Лань Ванцзи. Соответственно, второй — Вэй Усянь. — О, Вэнь Нин, Цин-цзе, сто лет не виделись, — весело приветствует он, наконец, заканчивая разбираться с чужими волосами и предоставляя заклинателю возможность самому повязать налобную ленту, тем самым подтвердив одно из предположений. Мэн Яо, видевший всего-то конец этой странной процедуры, вдруг заливается краской: атмосфера кричит благим матом, что трое вошедших здесь явно лишние. — Молодой господин Вэй, рад, что вы чувствуете себя лучше, — с улыбкой отвечает Вэнь Нин, снимая маску неуверенности. Похоже, в компании двоих заключенных он чувствует себя комфортно. Шпион замечает счастливый взгляд Вэнь Цин и очень ревнивый — Лань Ванцзи. Первое он может объяснить тем, как старается девушка найти круг общения для брата. Второе он объяснять даже не пробует. — Вэй Усянь, — обращается к юноше целительница, и только сейчас он замечает третьего человека в форме их ордена. Глаза обоих заключенных темнеют, и Мэн Яо ощущает ауру их настороженности. Возможно, из-за спокойствия Вэнь Нина они не обратили внимание на потенциальную угрозу сразу, — Вэй Усянь, господин Лань, можете не бояться. Это Мэн Яо. Арестантам это ни о чем не говорит, и они все еще готовятся к атаке. Постоянный контакт с темной энергией и избегание надзирателей сделали свое дело, и теперь у Мэн Яо есть только один шанс воплотить в жизнь свой личный план и добиться их доверия. Выйдя вперед, мальчик с поклоном представляется уже сам. Барьер Вэнь Цин не должен пропустить ничего лишнего. — Молодой господин Вэй, второй молодой господин Лань, — Мэн Яо улыбается как можно приветливее, — Я — новый личный помощник Вэнь Жоханя. «Плохо было с этого начинать, » — думает он, видя, как усиливается страх в глазах напротив, — «Ну да ладно.». — И я хочу, чтобы он поскорее перестал править, — зная о заклинании искажения звуков, Мэн Яо все равно продолжает почти шепотом, — Официально я здесь, чтобы, как и он, начать осваивать управление темной энергией. Но на самом деле я помогаю деве Вэнь и ее брату. Вэй Усянь хлопает в ладоши, также шепотом отвечая: «Так и знал, что он неспроста этим всем занимается», и отвлечение на одну мысль быстро проходит. Ни он, ни Ванцзи не выглядят даже на долю сильнее верящими теперь уже не только Мэн Яо, но и двум Вэням за ним. Брат с сестрой явно не боятся, намеренно его сюда привели и даже посвятили в свои настоящие отношения с заключенными. Либо это ловушка, либо уж слишком много благородных приближенных у Вэнь Жоханя, вынашивающих планы против его приказов в его же дворце. Однако верить больше некому. Предпоследний штрих накладывает Ванцзи: — Вэй Ин, на камеру наложено заклинание внешнего искажения реальности. Если бы это была ловушка, оно бы не понадобилось. Вэй Усянь все еще выглядит подозрительным. Заклинание тоже может быть нужно, чтобы заставить их думать, что эти трое точно против главы Вэнь. Мэн Яо вздыхает, вспоминает о Сичэне и переступает через свою покладистость: — Есть ли нам резон его накладывать ради ловушки, если без золотых ядер вы бы не смогли его заметить? В Цишане только несколько человек знают, что сделал Вэнь Чжулю, и глава Вэнь не в их числе. Вэй Усяню хотя бы из упрямства есть, что возразить. Но осознания сейчас почти в первый раз в жизни бегут впереди языка. Вэнь Цин взяла и рассказала этому мальчишке про вопиющее неповиновение Вэнь Чжулю, который на всю Поднебесную известен титулом верного пса, и сидит сейчас с таким видом, как будто о редиске поговорила. Благодаря эмоциональности Вэй Ина прочесть то, что у него в голове, проще простого. Мэн Яо неуверенно переглядывается с Вэнями почти перед каждой фразой, и сама мысль о том, что они втроем притворяются, кажется абсурдом — тут уже нужно быть гениальнейшим и опытнейшим актером своего поколения. — Ну, вот и познакомились, — прерывает тишину и скрип чужих мозговых извилин Вэнь Цин, доставая мешочек Цянькун, — Вэй Усянь, второй молодой господин Лань, я, конечно, не знаю, как ваши животы на это отреагируют, хотя и пыталась подобрать самое легкое…***
Какое-то время проходит в непринужденной обстановке. Ни целители, ни Мэн Яо ни слова не говорят о готовящейся революции и о семьях арестантов. Хочется безумно, но никто не знает, чем вся эта затея кончится, и приходится воздерживаться от обнадеживания. После долгой «диеты» оба юноши вгрызаются в более-менее сытную и вкусную пищу. Вэнь Нин, готовивший ее, скромно остается анонимным поваром, расхваленным на все лады. — Цзини, конечно, сволочи, — покончив с тем немногим количеством мяса, которое сочла безопасным Вэнь Цин, заявляет Вэй Усянь, и смотрит на Мэн Яо, — Я бы на твоем месте там как минимум скандал устроил. Цзинь Гуаншаня лично не знаю, но сына его видел, он был помолвлен с моей шицзе. Юный шпион с интересом отрывается от своей булочки. Вот и шанс узнать о своем брате хоть что-то наверняка достоверное. — Так вот, — отпивая нормальный чай, Вэй Ин гневно тыкает пальцем в окно, очевидно, подразумевая направление в Ланьлин, — Цзинь Цзысюань — павлин, павлин и еще раз павлин. Говоришь, его отец предал твою маму? Я тебя поздравляю, твой брат сделал бы то же самое с моей шицзе, если бы они все же поженились, так что то, что ты не попал в башню Кои, уберегло тебя от плохого влияния. Мэн Яо бы и хотел не верить. Вот только историю неудачной помолвки ему рассказал Не Хуайсан, а подтвердил — каждый второй встречный. Да и чем больше юноша возвращался в памяти ко дню, когда упал с лестницы, тем менее «прощающе» относился к действиям отца. — У нас с братом день рождения в один день, — тихо говорит он, отводя взгляд. Вэй Усянь аж наклоняется ближе: — То есть, Цзинь Гуаншань скинул тебя с той мраморной лестницы. В пару тысяч ступеней минимум. И оскорбил память твоей мамы. В твой день рождения. И Цзысюань просто сидел там. Так? Его голос настолько пугающий, что Мэн Яо может только кивнуть. Вэй Ин шлепает ладонью по полу. — Этот павлин еще хуже, чем я думал, — скрежещет он зубами, и в глазах его — гнев и обида, хотя самому Вэй Усяню наследник Цзинь прямого вреда еще не причинял, — У него под носом так с родным братом обошлись, и он просто сидел и праздник праздновал! Павлин, весь в отца своего. Мэн Яо отводит взгляд. Цзинь Гуаншань ведь является и его отцом, значит ли это, что либо он, либо матушка в глазах окружающих всегда будут тем, по чему оценят их ребенка? Вэй Ин вдруг сгибается так, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Время, проведенное с Ванцзи, научило замечать чужие эмоции быстрее. — Эй, на свой счет не принимай, — уточняет заключенный со всей своей уверенностью, кладя мимо всяких церемоний руку собеседнику на плечо. Крепкую, горячую, тяжелую руку, — Я павлина лично знаю. А ты — парень хороший, сразу видно, даже в стане Вэнь Жоханя ты больше на Цин-цзе и Вэнь Нина похож. Так что… Ну, матушка у тебя точно была великолепной женщиной. Скажи же, Лань Чжань? Второй нефрит аккуратно ставит пиалу прямо на пол и кивает: — Мгм. Только сильная женщина может создать человека с таким добрым сердцем. — Вот именно, — улыбается Вэй Ин, — Ты не обозлился на свою семью за то, что они с тобой вообще без уважительной причины сделали, и сейчас, живя рядом с Вэнь Жоханем, помогаешь заключенным. Она прекрасно тебя воспитала. Мэн Яо поднимает на него взгляд безграничного восхищения. Среди заклинателей Вэй Усянь известен своим высокомерием, а Лань Ванцзи — принципиальностью. Но перед ним сейчас безумно светло улыбается самый простой парень, который может похвастаться ради шутки или тем, над чем упорно работал, но никак не ставит себя выше других, и второй — аристократичный, непредвзятый, праведный и мудрый. И для них обоих его мать — не продажная женщина, а замечательный, пусть и со слов и поведения сына, человек. «Я не удивлен, что дева Цзян и глава ордена Лань так сильно их любят, » — понимает мальчишка. — М-молодой господин Вэй, — голос предательски дрожит, — Мама… Меня всегда оскорбляли, ее память тоже… Я не ожидал, что вы… Мэн Яо не может договорить и объяснить, что буквально из всех встреченных им в жизни людей эти двое арестантов в числе первых двадцати, не обвиняющих ни в чем его матушку. — Ну, а за что оскорблять-то? — спрашивает Вэй Ин, будто это не вопрос всего существования одного человека, и небрежно вертит в пальцах палочки, — Она же просто деньги зарабатывала и лечиться пыталась. Тем более, я не знаю, как она вообще туда попала. Зато я точно знаю, что ты — ее сын, и все твои хорошие качества явно не от отца, которого ты один раз в жизни видел. Лань Чжань, какое там правило гласит, что нельзя судить, не зная всех фактов? Лань Ванцзи делает что-то, похожее на закатывание глаз, но это Лань Ванцзи, так что трудно сказать наверняка. И не отвечает. — Молодой господин Вэй… — Мэн Яо так потрясен, что едва не роняет булочку. Вэй Усянь качает головой и с наигранным недовольством поправляет: — Нет уж, спасибо, одного «молодого господина» в свой адрес мне хватает, — он приветливо машет Вэнь Нину, и тот хоть и смущается, но смеется, — Мы с тобой ровесники, как-никак. Так что называй меня либо Вэй-сюном, либо братцем Вэем. Мэн Яо моргает. Этот человек видит его впервые и уже так свободно сближается, как будто… понимает его? Независимо от того, сколько они друг другу рассказали… Даже Не Хуайсан, с которым бок о бок прошли месяцы, всегда называл его только по имени. — Тогда… — Мэн Яо краснеет, слова даются с трудом, но что-то в нем до смерти хочет сказать именно ту глупость, которая сейчас каруселью крутится на языке, — Тогда, если я буду называть тебя старшим братом Вэем… Ты можешь звать меня А-Яо. Это глупо. Это абсолютно незачем. Но только когда Вэй Усянь снова широко-широко и светло-светло улыбается, невежливейшим образом потрепав Мэн Яо по волосам, становится понятно, как сильно это было нужно. У Вэй Ина улыбка из солнечного света, даже если сейчас при них только огненные талисманы. Может ли быть в жизни целых пять солнц?.. Мэн Яо замечает, как тронуты брат и сестра Вэнь за спиной Лань Ванцзи, и вспоминает улыбку Лань Сичэня на городском празднике в один из дней его побега. Он сам не знает, почему вдруг ассоциирует столь бедную обстановку, никак не похожую на башню Кои, с семьей.***
Мэн Яо остается следующим вечером в кабинете Вэнь Цин. Им пришлось все же поконтактировать с темной энергией в разумных масштабах. Разумные масштабы определила целительница и потом устроила представление, заявившись к Вэнь Жоханю якобы за объяснениями, почему ее подопечный без присмотра полез усмирять духов. Вэнь Жохань, снисходительно глядя вниз и сочувственно — на помощника, распорядился, чтобы в перевал Мэн Яо летал только с ней и только раз в неделю или две, в зависимости от того, насколько безопасным этот процесс признает единственный гениальный лекарь во дворце. Сам Мэн Яо изображал пойманного не вовремя подростка, которому надоели нравоучения, но спорить с женщиной ему страшновато, и судя по взгляду главы ордена, направленному мимо «разозленной» Вэнь Цин прямо на мальчишку — изображал не зря. Жуть, связанная с самой работой, и потраченные нервы окупаются не особо сполна. Два человека сидят за одним столом, погруженные в книги. Один ходит из кухни в комнату и обратно, нося чай, еду, благовония, просто молча сидя или стоя. Все равно не удается успокоиться. Их могут услышать. Их могут поймать. Они должны притворяться, быть начеку, работать не покладая рук. И они боятся. Боятся и боятся каждый миг. Даже Вэнь Цин, сильная и смелая, временами так вскидывает голову, слыша шаги за дверями, будто по коридору не люди, а мертвяки бродят. И нужно работать и думать на месяцы, а то и годы вперед. Вэнь Жохань помешан на битвах и противостояниях, но если он сам хороший стратег, то его старший сын — абсолютно неконтролируемый источник убытков. Солдаты, идущие отрядами за Вэнь Сюем, побеждают за счет безрассудства и отсутствия страха смерти, но они уходят в количестве двадцати тысяч человек, а возвращаются — дай бог чтобы пяти. И сразу после этого отряды переформируются и идут еще куда-то, не объявляя, куда именно. При таких расходах военной силы в армию вступает каждый месяц от десяти до двадцати трех тысяч человек, не считая тех, кто загорается идеей верности Вэнь Жоханю и не приходит в дни объявленного набора. Значит, в среднем прирост силы около семнадцати тысяч человек в месяц, чуть меньше погибают в рядах Вэнь Сюя. И в это же время происходит вербовка Вэнь Цин недовольных, которые живы, но на своем месте сидят только формально. Мэн Яо шокирован итогом. Весь мир заклинателей уверен, что армия Цишань Вэнь непобедима, а тем временем она еле-еле держится в количестве, в котором была в не самые лучшие для ордена времена. «Неудивительно, что Вэнь Жохань нападает на мелкие кланы и сжег Гусу, » — мальчик потирает лоб, читая очередной отчет и понимая, куда ведут зафиксированные во всех предыдущих цифры. — Дева Вэнь, — зовет он, когда на другой стороне стола все медицинские трактаты уже просмотрены. Вэнь Цин отрывается от свитка, — Вы не знаете, зачем Вэнь Сюй… Действует столь опрометчиво? Казалось бы, именно его действия революционерам сейчас на руку, но Мэн Яо не теряет бдительность. Если молодой господин Вэнь погибнет в бою, расход армии станет мизерным. Целительница задумчиво жует рис из принесенного братом блюда. — Честно говоря, понятия не имею, — пожимает она плечами, вернувшись к свитку, — Когда я появилась, он еще таким не был. Информации немного, и то, что имеется, не радует. Получается, это даже не характер Вэнь Сюя, так что все может измениться в любой момент, стоит ему только захотеть перестать ввязываться в бессмысленные бойни. Мэн Яо поводит плечами от напряжения. Получается, все и вся сейчас зависит от прихотей Вэнь Жоханя и его сыновей. Включая договор с Цзянами, за нарушение которого никакого наказания для Верховного Заклинателя не будет. Тем более, если Вэнь Жохань убьет Вэй Усяня и потом уничтожит Пристань Лотоса, даже о вероломстве никто узнать не успеет. Юноша вспоминает сегодняшний день и парня несильно старше его самого, пусть и в шутку, но говорившего с ним так просто. Думает о Лань Ванцзи, сделавшем безумный выбор и остающемся Ланем даже в худших условиях. А потом о Лань Сичэне, ночами не спящем и не вылезающем из подготовки к атаке, о котором беспокоились и братья Не, и сам Мэн Яо. И холодеет изнутри. Все эти люди в опасности. Он должен как-то делиться новостями, и не только касающимися непосредственно стратегических вопросов. В его столе есть невидимые чернила. Если держать бумагу над огнем, то, что на них написано, будет легко прочитать.***
Мэн Яо копирует карты по памяти в своей спальне. Чаще всего оказывается он там ближе к ночи и, чтобы лишний раз не беспокоили (и не поймали с поличным), только в нижних одеждах. Если кто-то стучится, он так и выходит, разыгрывая неловкость, хотя в борделе выглядел и похуже. Он рисует две одинаковые карты с точным расположением войск и данными о нынешнем количестве солдат Вэнь. Вэнь Сюй — причина еще и тому, что каждый раз переформировываются отряды. Наличие второй карты без каких-либо отличий должно насторожить Не Минцзюэ и Лань Сичэня. Они достаточно умны, чтобы подумать о невидимых чернилах… «Почему Вэнь Жохань позволяет своему военачальнику так вредить ордену?» — на этот вопрос Мэн Яо и не надеется получить ответ. Оба сына главы ордена донельзя избалованы. Даже сильнее, чем Цзини. Может ли быть так, что Вэнь Жохань действительно слишком любит своих детей, пусть и в ущерб политике? «Учитывая, что Вэнь Чао позволялось нарываться на любые неприятности и буквально развязывать войну… Даже для самоуверенности его отца это слишком.». Мэн Яо вдыхает и выдыхает. Сейчас ему не стоит думать о дурном. Под кистью, смоченной будто бы простой водой, появляются невидимые иероглифы и рисунки цветущей сливы, бамбука и сосны**:— Красные фонарики мерцают вереницей, И тоска по дому острая скребется. Что могло под Солнцем сгореть или разбиться, Целым и здоровым нынче остается.
***