***
Xiao Zhan & Wang Yibo - "Wuji" Mo Dao Zu Shi (audiodrama) - "Wangxian"
***
Кошмаров не было. Но Вэй Усяню просыпаться тяжело, особенно когда он понимает, что действительно всю ночь проспал на груди Лань Ванцзи, наверняка отдавив тому своей тушкой все конечности. Пробуждение от привычных окриков в коридоре сметает сон моментально, и приходится все же сесть, пока трогательную сцену спасения от темных сил не засвидетельствовали надзиратели. Лань Чжань внешне будто бы не меняется. Спокойно выпивает суп, ни единого резкого движения. А ведь нарушены его годами выстраиваемые границы. Либо с тех пор, как Вэй Ин отбывал с ним наказание в библиотеке, произошли какие-то вещи похуже сожжения Гусу, либо… Либо даже не представишь, что могло так изменить человека, остававшегося самим собой после тех страшных событий. «Жаль, что у меня был жар, » — сокрушается про себя Вэй Усянь, невольно вспоминая пещеру Сюань У, — «Так и не пойму, померещилось ли мне, что он еще тогда позволил у себя на коленях уснуть.». Нынешнее поведение второго молодого господина Лань — повод усомниться, что даже столь странные вещи были галлюцинацией. Как бы ни хотелось еще подумать над этим, воспоминание о сегодняшней ночи сменяется тем, о чем вчера думал Вэй Ин. И смотреть на Лань Ванцзи даже украдкой становится стыдно. За все полгода жизни бок о бок этот человек был единственным, что действительно спасало невинно осужденного заклинателя. Казалось, грязь и мрак не смеют приблизиться ко второму нефриту, и пусть куда больше привилегий (в вопросе безопасности) Вэни отводили именно Вэй Усяню, последнего неуклонно преследовало ощущение, что ему нечего бояться рядом с Лань Чжанем, а не наоборот. Вчерашние размышления подвели итог всем смутным чувствам, желаниям и мыслям по отношению ко второму молодому господину Лань. Вэй Усянь всем своим сердцем в него влюблен. И от осознания этого становится совсем плохо. Во-первых, из-за потерянного беззаботного времени. Если бы тогда еще первый ученик Юнмэн Цзян, поймав себя на романтическом увлечении прекрасным юношей из Гусу, предпринял более обдуманные шаги, возможно, удалось бы добиться взаимности и при этом не рисковать жизнью. Конечно, методика флирта с девушками вряд ли подошла бы столь нелюдимому человеку, но… В конце концов, Вэй Ин нашел бы выход. Теперь же наваливается сразу множество обстоятельств, и все они опасны. Строить отношения в тюрьме, с заключенным, у которого нет ничего, кроме одного комплекта одежды? Разве этого достоин Лань Ванцзи? Думая о нем, Вэй Усянь может сказать только хорошее. Смелый, праведный, справедливый, умный, талантливый, внимательный, безумно красивый… Любая девушка была бы счастлива стать его женой. И теперь из-за глупости Вэй Ина эта драгоценность рода человеческого лишилась той жизни, в которой была счастлива. Не невредима, но и не одинока. Сейчас, вдали от семьи, без связи с братом и дядей — может ли Лань Ванцзи не быть одиноким? Способен ли взбалмошный сверстник, ставший причиной всех его бед, отплатить за свое спасение? «Лань Чжань не должен был сюда приходить, » — с этой мыслью арестант кривится, когда идет рядом со своим сокамерником, вперив глаза в пол, — «Я не жалею о том, что тогда устроил бунт, но… Лань Чжань не должен был вмешиваться в это. Если бы я был сильнее, мы бы не остались в пещере и не привязались бы друг к другу.»***
— Вэй Ин? — внезапно окликает его второй нефрит уже на улице и смотрит, как вчера, — Ты в порядке? Вэй Усянь не заставляет себя улыбаться — это уже не прокатит, слишком много времени прошло, чтобы изучить друг друга. Но если он хочет защитить Лань Ванцзи, сказать правду и в очередной раз наткнуться на чужой благородный отказ нельзя. — Да, — кивок получается вялым, но после того, что заклинатели вчера узнали, это ожидаемо, — Я просто… Просто думал о тех призраках. Они ведь очень сильные и полны темной энергии. В принципе, не такая уж и ложь. То, на что юноша решился, с духами действительно связано. Лань Чжань с понимающим «Мгм» принимается за работу. Они уже давно привыкли все дневные обсуждения вести очень тихо и не отвлекаясь от своего основного занятия. Вэни, похоже, заметили отношение Вэй Усяня к сокамернику, иначе и не объяснишь их взгляды и полные презрения лица. Не будь Вэй Ину так дорога честь Лань Ванцзи, он бы вышел на гору и во весь голос закричал о своей принадлежности к обрезанным рукавам. Бывший первый ученик Юнмэн Цзян иногда поглядывает на своего… Теперь уже не просто друга. Конечно, это наверняка не взаимно. Еще один стимул к тому, чтобы смолчать и затолкать чувства куда подальше. К сожалению, Лань Чжань внимательный, должен скоро заметить. Ему точно будет противно. Он откажется ложиться с Вэй Ином в одну постель, как сегодня, и догадается, какие мысли посещали уже-не-просто-друга перед сном и по пробуждении. А значит, не только Вэй Усянь, но и Лань Ванцзи не будет защищен связью золотых ядер от призраков. Вэй Ин на себе испытал, каково это. Когда в твоей голове сотни и тысячи кричащих от боли голосов, по коже ползет огонь, который не потушить, сердце разрывается от горя (как оказалось позже, материнского, но не суть, главное, что безграничного и затягивающего) и дышать нечем. Лань Ванцзи никогда не должен это испытать. А значит, времени совсем немного до того, как он догадается и не сможет больше от стыда пользоваться единственным оружием против темной энергии. Вэй Усянь смотрит на свою руку. Ему нечего дать Лань Чжаню. Кроме самого себя.***
Проходит несколько дней. Утром Лань Ванцзи заплетает Вэй Усяня, вечером — наоборот. Чувствуя чужие пальцы, осторожно прочесывающие кожу его головы, и мягкие пряди в своих собственных, все тело подрагивает, от макушки до пят сводит истомой. Это всегда казалось немного интимным, но не так, как после осознания. Позволит ли Лань Чжань подобное, когда догадается? Конечно же, нет. И потому Вэй Ин наслаждается и жадно впитывает каждый миг — пока не оттолкнули и все не превратилось в воспоминания. Каждую ночь они засыпают одинаковым образом. Вэй Усянь изо всех сил старается дышать спокойно, но сердце бьется часто, как сыплющиеся на землю песчинки риса, и когда Лань Ванцзи уже спит, переутомленный работой, его сокамерник еще только пытается незаметно избавиться от красноречивой тяжести внизу живота. Он желает Лань Чжаня отчаянно, хоть целовать, хоть прижимать к себе в объятиях, хоть просто однажды вечером зарыться носом в безупречные ровные волосы и дышать сандалом до утра. Он желает эти губы, эти золотые глаза, эти изящные руки, которых можно коснуться только вот так, ночью, во время защитного обряда. И он с комом в горле отказывает себе во всех желаниях. Потому что страсть — куда более пламенная, чем в любом стихотворении — не может пересилить страх. Скоро, совсем скоро Лань Чжань поймет, и к тому моменту нужно хоть как-то продвинуться в том, что, собственно, занимает время Вэй Ина между всеми перечисленными событиями.***
Он думал, что сделает это незаметно. Прямо во время работы. Красный нефрит — камень, сам по себе хранящий много духовной энергии. Шлифовка нужна лишь для получения возможности эту энергию использовать. А предмет подобного рода никогда не появляется естественным путем просто так. У любого, даже самого дурного места, есть источник светлой и темной энергии, как и в человеке есть духовная сеть и та часть разума, что наиболее сильно подвержена энергии Инь. Гармония возникает, когда спустя тысячелетия после накопления в одном месте злобных тварей и неупокоенных мертвецов (пусть и просто умерших раньше времени животных) образуется что-то, обладающее чистой светлой ци. В тех же Могильных Курганах Илина, по слухам, самый лучший урожай и самые живучие люди, по крайней мере, из тех, кто не сталкивался с местными мертвецами. В Пепельном Перевале — месторождение самого богатого духовной энергией минерала. Значит, должно быть что-то, что его уравновешивает. И это не могут быть древние захоронения: для формирования нефрита нужно около трех тысяч лет сосредоточения в перевале тварей и мертвечины, чтобы образовались залежи, пригодные для долгосрочной добычи — еще столько же. Орден Цишань Вэнь появился не так давно и был первым, кто не испугался послать людей в столь опасное хотя бы просто вулканами место. Остается один вариант: сама магма. Когда-то Вэй Усянь создал теорию о том, что энергия, темная или светлая, по своей природе одна и та же. Разница лишь в том, появляется ли она сама или приходит извне. Смерть животных и растений после многочисленных извержений могла стать причиной накопления природной темной ци, а поскольку нефрит создавался сам по себе и, по сути, должен был поддерживать баланс, его собственная ци стала светлой. Заключенные в перевале копаются в самой земле, Вэни же передвигаются только по горам, даже не касаясь ступнями застывшей магмы. Разница между теми и другими — в отсутствии или наличии золотого ядра, способного отторгнуть темную энергию при прикосновении и даже вызвать боль. Всему, к чему бы ни пришел мысленно Вэй Ин, находилось подтверждение. Его ядро тоже отзывалось не лучшим образом на прикосновения к вулканической почве. Лань Чжаню, над которым, в отличие от обычных солдат, проводились защитные обряды, должно быть еще легче: темная ци не проникает в его тело. Превозмогая растущую боль в голове, Вэй Усянь продолжает эксперименты. Если хочется бросить — смотрит на Лань Чжаня. Вспоминает, почему за все это взялся, и продолжает, продолжает, продолжает…***
— Вэй Ин! Его хватают за запястье, и большой кусок твердой магмы падает на землю. Вэй Усянь вскидывает голову, сталкивается взглядами с Лань Ванцзи. Кажется, умирает, когда видит в чужих глазах подтверждение тому, чего так боялся. Он-то думал, что делал все незаметно. — Ты… — Лань Чжань в ужасе (гневе?) смотрит на руку Вэй Ина, на упавший черный обломок, в чужие перепуганные глаза и — догадывается. Первая мысль: солгать. Но как можно выдумать оправдание, когда, во-первых, в голове полнейший бардак и звон, а во-вторых, все выглядит слишком однозначно? Лицо Лань Ванцзи, прежде такое неизменное, выражает что-то непонятное. Злость, или страх, или отвращение, или все вместе. Наверное, все вместе. — Ты впитывал темную энергию. От этого тона душа Вэй Усяня готова присоединиться к тем беспокойным и кричащим. Он не очень понимает, как вообще еще не забыл про дыхание. «Лань Чжань ненавидит меня. Лань Чжань ненавидит меня. Лань Чжань ненавидит меня!». Вэй Ину совершенно нечего сказать. Лань Ванцзи не двигается, смотрит на него, бледнеет еще сильнее, почти как мертвый. Человек в подобном состоянии может быть подвержен искажению ци... «Нет, нет, я не хотел тебя так разочаровывать! Пожалуйста, не злись так сильно, тебе это навредит!». — Зачем? Вэй Усянь только сейчас понимает, что его все это время о чем-то спрашивали. Но нет ни малейшего понятия, о чем именно. Он думал, что готов принять эту ненависть, но сейчас Лань Чжань так разочарован… Как будто действительно считал другом. И считал! Беспокоился, заботился, защищал, вставал плечом к плечу. Пришел, чтобы разделить наказание. Лань Ванцзи вдруг вздрагивает*, смотрит в никуда, замирает. Он растерян. Как часто его вообще друзья предавали? Сколько человек он вообще в своей жизни считал друзьями? Он позволил Вэй Усяню коснуться себя, своей ленты, плакал тогда, в пещере, отдал часть и без того скудной еды, играл свою великолепную песню, хотя и сам устал от работы. Вэй Ин хочет прямо сейчас осыпаться пеплом. Ему самому больно, как от предательства, при виде таких страданий Лань Чжаня. Этот невероятный человек принес в его жизнь свет и силы бороться. «Что я наделал?!» Лань Ванцзи резко встает и уходит. Так стремительно и быстро, что у Вэй Ина сперва и мысли не возникает броситься следом. Только чудом юноша вспоминает, что Вэни слишком мстительны и мелочны, и инстинктивно бежит следом, чтобы защитить. Лань Чжань же не бегает даже за пределами Гусу. Его можно догнать легко, особенно если до смерти боишься. Вэй Усянь не замечает, как оказывается прямо за спиной заклинателя. Они оба останавливаются. На этой горе людей почти нет, и собственное шумное дыхание и стук сердца кажутся оглушительными. Вэй Ин смотрит на Лань Ванцзи и видит клановые одежды Гусу Лань и семиструнный цинь. — Зачем? — повторяет вопрос второй нефрит, и его голос кажется таким холодным. Вэй Усянь дышит загнанно. Если не сказать, Лань Чжань его возненавидит, возможно, потребует своего возвращения домой, и больше они не увидятся, и Лань Чжань будет в безопасности. Но Вэнь Жохань может отказать, и тогда Лань Чжаня забросят либо совсем далеко, либо все же сюда, но он будет избегать сокамерника. И в том, и в другом случае Вэй Ин не сможет его защитить. «Что мне делать?». Лань Ванцзи, кажется, собирается уйти дальше. Громкий звон в ушах становится оглушительным при виде того, как белая лента колышется в такт первому шагу прочь. «Если Лань Чжань сейчас уйдет, я не смогу ему помочь.». Вэй Усянь осознает, что делает, только когда чувствует ткань рукава чаошена под своими пальцами. Он вцепился даже не в руку — в одежду, и Лань Ванцзи может вырваться в любой момент. Но разве кто-то имеет право принудить его остаться? «Разве я имею на это право?». Не берется крепче, за плечо, так и держа рукав. И все, что может сделать, это говорить. Он должен пересилить себя. Лань Чжаню он станет противен в любом случае, не важно, будет Вэй Ин темным заклинателем или просто обрезанным рукавом (как иронично, что правда и в том, и в другом). — Я люблю тебя. Вэй Усянь даже не знал, насколько сильно хотел плакать, пока не сказал этого. — Я люблю тебя. Вэй Ин давится слезами, которые и вытереть нечем, и не может заставить себя поднять взгляд. Он не готов к виду отвращения и не готов быть оттолкнутым раньше, чем скажет все. — Ты эгоистичный и вспыльчивый, — всхлипывает юноша, все же перехватывая, сжимая чужие плечи, чтобы выиграть время, хотя вряд ли с силой Гусу Лань способно сравниться его исхудавшее тело, — Ты не считаешься ни с кем, если хочешь что-то сделать. И все то, что произошло… Ты даже не подумал, что я буду чувствовать. Плечи под его пальцами напрягаются сильнее, и страх выпустить их сейчас заставляет перешагнуть через трудности произнести дальнейшее: — Но… Но ты добрый… Ты такой хороший, что мне хочется улыбаться и смеяться просто при взгляде на тебя. Я чувствовал себя все это время таким счастливым от того, что мы можем просто находиться рядом… Я даже не думал, почему именно. Он переходит на откровенный плач, за который будет стыдно. Ни тогда, когда его швырнули сюда, ни тогда, когда стало ясно, что орден Юнмэн Цзян не собирается вызволять своего ученика, Вэй Усянь себе такого не позволял. Но сейчас безумно страшно, что именно Лань Ванцзи отвернется от него. — Ты очень умный и смелый, — упрямо продолжает бессмысленно влюбленный, до последнего оттягивая, — Ты самый лучший. Ты мне нравишься. Я люблю тебя. Я был счастлив, засыпая рядом с тобой в камере, я был счастлив, разделяя с тобой еду… Даже просто помогая тебе в работе. Я ни к чему тебя не принуждаю, и это не благодарность и не извинения, я просто… Я тебя… Он не может больше говорить. Остается сдавленный плач, разносимый по перевалу, и ощущение грубой ткани. Сейчас Лань Ванцзи вырвется и уйдет на другой конец ущелья. Сейчас от него отвернется последний в этом мире человек, с которым Вэй Усянь всем сердцем хотел разделить жизнь. В голову глупо лезет мольба: не отталкивай, не оставляй меня. Глупо, потому что это же Лань Ванцзи… Ткань из рук исчезает. Сердце Вэй Усяня останавливается… И снова начинает биться, когда спустя мгновение юношу обхватывает второй нефрит Гусу Лань, прижимая к груди. — Послушай, — односложно поясняет Ванцзи, и от его низкого голоса над головой, чуть дрожащего, у Вэй Ина замирает мысль. Он щекой касается одежды заключенного, пропахшей гарью и пылью. Под этой простой плетеной материей часто и громко колотится сердце. Оно выбивает все то, что хозяин, в отличие от Вэй Усяня, сказать не может, и так похоже на ритм его собственного признания — так же быстро, неровно, истерично. Вэй Ин обхватывает Лань Чжаня руками в ответ, сжимая талию и зарываясь в этот дурманящий запах. Он бы разревелся, как ребенок, или рассмеялся, но это чувство такое огромное, что выразить какой-то отдельной эмоцией не получается. Заклинатель только дышит рвано, цепляясь за все, что оказывается под руками, в крепком объятии. До него очень медленно доходит: это было признание. Это было. Ответное. Признание. У них небольшая разница в росте, но неудобно склоненная голова совершенно не волнует Вэй Ина. Куда важнее то, как все тело тает от ощущения чужой нежной ладони на затылке. — Как долго ты ждал? — спрашивает Вэй Усянь, которому это объятие сродни глотку родниковой воды после долгой дороги под солнцем. — С самого начала, — отвечает Лань Ванцзи, заставляя сердце подскочить к горлу. Вэй Ин прижимается ближе и ближе, и ему мало, даже когда руки уже побаливают. — Лань Чжань, ты такой хороший, — шепчет юноша, чуть поднимая голову, чтобы положить на плечо Ванцзи, уткнуться носом в шею, выдохнуть, касаясь губами кожи над воротником, и улыбнуться последовавшей за этим дрожи по телу второго нефрита, — Я так люблю тебя… Если бы ты знал, как я тебя люблю. Частое дыхание и снова переходящее в дробь сердцебиение Лань Чжаня красноречивее любого ответа.***
Весь остаток дня похож на сказку. Они оба по-прежнему не отходят друг от друга, но теперь не упускают возможности любого прикосновения. Ходят, держась за руки, встречаются взглядами посекундно, и Вэй Усянь улыбается, и улыбается, и улыбается так широко, что щеки устают. И не может не улыбаться, потому что у Лань Чжаня столько света в лице, сколько может согнать черноту на тысячи ли окрест. На глазах у Вэней они не позволяют себе большего. Эксперименты с темной энергией также на время прекращаются — есть дела поважнее, например, лишний раз сжать чужие руки. Едва оказавшись в камере, Вэй Усянь обвивает плечи Лань Ванцзи и снова растворяется в кольце ответного объятия. Говорит о своей любви бесконечным потоком, перечисляет все достоинства второго нефрита, временами в порыве чувств просто прижимается переносицей к изгибу шеи крепко. Он знает, как все эти слова действуют на Лань Чжаня: руки у того дрожат, дыхание все никак не придет в норму. В какой-то момент раздается сдавленный звук, от которого у Вэй Ина что-то вспыхивает в голове. Оторвавшись от чужого плеча, он видит, как по щеке Ванцзи бежит слеза, и пусть она куда скупее, чем то, что сопровождало полдня назад сумбурное признание, у Вэй Усяня от одной этой капельки все болью отзывается. — Все хорошо, — вытерев ее пальцем, убеждает он и проводит ласково по длинным мокрым ресницам, желая, чтобы золотые глаза блестели не от слез, — Я рядом, я обещаю, все будет хорошо. Приносят ужин, и приходится на несколько минут перестать обниматься. Вэй Ин пользуется любой возможностью проявить заботу, и ему везет, когда кусочек овоща остается на губе второго нефрита. Лань Ванцзи смотрит ярко и плавяще, позволяя убрать этот кусочек пальцем — еще одно прикосновение к губам. Вэй Усянь дрожит от желания, того же, что и по ночам, но не может дать себе волю, тем более, хочется растянуть этот момент. Самые невинные прикосновения сейчас такие особенные, почти волшебные, и ими наполняется время перед тем, что будет, наверняка будет. Тем дороже согласие на вечерний уход за волосами Лань Чжаня. Теперь все по-другому. Вэй Ин к каждой пряди наклоняется, свободно вдыхая запах, зная, что это позволено. Поглаживает кожу головы кончиками ногтей, надеясь, что в теле Ванцзи это отзовется такими же мурашками, что и в его — по утрам. Наконец, когда волосы распущены и прочесаны, припадает к макушке губами, носом, щекой, всеми способами пытаясь отдать свою любовь. — Ленты Гусу Лань могут касаться только родственники и спутник на пути самосовершенствования, — тихий низкий голос врывается в мысли. Вэй Ин смотрит на полосу белой ткани в своих руках. Значит, все это время Лань Чжань признавался ему таким красивым образом, и лишь по собственной невнимательности к правилам он не понял этого раньше. Теперь понятно, почему повязывание ленты другим человеком столь священно. Это предназначено только для самых важных людей. Лань Чжань поворачивается к Вэй Ину, и на миг замирает Вселенная. В этих глазах — самое драгоценное растопленное золото, которое раньше казалось холодным и только теперь показало, насколько на самом деле горячо, почти раскалено. Вэй Усянь в этом золоте тонет с головой. — Ты такой красивый, — он касается щеки Ванцзи ладонью, оглаживает скулы и линию подбородка. Знакомым движением к его руке льнут, вынуждая прижать далеко не так осторожно. Они не замечают, как оказываются очень близко. Притяжение так же естественно, как сама жизнь, и чем больше шансов дотронуться друг до друга, тем больше хочется это сделать. Вэй Ин вдыхает, выжидающе глядя: можно? Губы Лань Чжаня приоткрываются, и это не иначе, как приглашение. Не веря своему счастью, Вэй Усянь осмеливается прикоснуться едва ощутимо и взрывается, когда Ванцзи сам жмется ближе, сильнее и глубже. Они оба неопытны, поцелуй неистовый и беспорядочный, но совершенный во всех отношениях. В первый раз не хватает воздуха, и когда они отстраняются, то дышат, как после сложнейшей ночной охоты. И стоит встретиться глазами, как тела сами подсказывают, что делать дальше. За всю свою жизнь Вэй Ин ни разу не целовался. Сейчас то, что напрочь отключает голову, диктует свои правила: целовать глубже, открывая рот и соприкасаясь языками; с легким и не очень нажимом водить по телу руками, оглаживая сквозь одежду мышцы. Вдруг все, что закрывает кожу второго нефрита, начинает казаться ненужным, мешающим, и перед новым поцелуем Вэй Усянь ловит осоловевший взгляд, спрашивая загнанно: — Должны ли мы зайти дальше?.. От хрипоты в голосе Ванцзи ему сносит голову: — Да. Юношеская страсть делает Вэй Ина вовсе не Вэй Ином. Он не болтает — дыхание уходит на другое. Неловко и с надрывом стаскивает ханьфу, открывая доступ к широким плечам Лань Чжаня. Развязывает пояс, и теперь есть возможность провести ладонями по груди, прессу, рукам. — Воистину… Второй молодой господин Лань прекрасен во всем… — даже не находя сил на связную речь, Вэй Усянь чувствует необходимость поддразнить. По Лань Ванцзи мало что можно сказать, и то же желание вызвать заметные эмоции, что и в Гусу, отключает остатки здравомыслия, — Сколькими же тренировками ты добился такого тела? Признаюсь, еще в холодных источниках я его оценил… Он не ожидает того, что второй нефрит растеряет всякую сдержанность и рывком повалит бесстыдного юношу на солому. Даже в этом порыве Ванцзи поддерживает голову Вэй Усяня, не позволяя удариться, и от заботы тому становится почти больно в груди. Смех затихает, все пришедшие на ум дразнящие фразы растворяются в том, какой у второго нефрита взгляд. — Ты такой красивый, — Вэй Ину будто жизненно необходимо это повторять. В свете луны он все сильнее осознает правдивость своих слов, — Лань Чжань, все эти полгода… Я мог об этом только мечтать… Действительно. Объятий и поцелуев уже так много для его бедного сердца. Вдруг, совсем неуместно, но безумно сильно хочется снова расплакаться. — Вэй Ин? — с Ванцзи словно слетает темный морок при виде изменившегося, как-то сжавшегося Вэй Усяня. Теперь уже второй нефрит берет его лицо в свои руки, стирая навернувшиеся слезы, — Вэй Ин, что с тобой? И от этой нежности Вэй Усяня второй раз за сегодня прорывает. Он закрывает глаза и кусает губы. Он так хочет быть откровенным хотя бы сейчас. — Чем я тебя заслужил? — спрашивает заклинатель, сглатывая поминутно, — Ты здесь в опасности, и мне совсем нечего тебе дать… Я пытался подчинить темную энергию, чтобы не позволить ей напасть на тебя… Но даже это мне не дается! «Ты бесполезен, » — звучит в мозгу тоном госпожи Юй, и юноша особенно сильно стискивает зубы. — Вэй Ин, посмотри на меня, — у Лань Чжаня такой мягкий, спокойный голос, что не подчиниться нельзя. Вэй Усянь задерживает дыхание: кажется, глаза нависшего над ним заклинателя светятся, — Вэй Ин, я люблю тебя. Я хотел остаться с тобой. Тебе не нужно отдавать мне ничего — я счастлив тому, что ты тоже меня любишь. И ты прекрасен, не важно, что думает и говорит об этом кто-то еще. И именно слова Лань Чжаня проникают в самую душу, сильнее, чем даже если бы это говорила сестра. Все, что делает, как смотрит Ванцзи — все это заставляет поверить. — Прости, — Вэй Усянь снова обнимает его за шею, и второй нефрит послушно опускается на него, перевернувшись затем так, чтобы лечь в привычную позу, — Я опять все испортил… — Не испортил, — возражает Лань Ванцзи, и почему-то против этого ничего сказать не получается. — Это слишком много для меня на сегодня, — поясняет Вэй Ин, — Я… Я обещаю, мы обязательно дойдем до конца, может, даже завтра… — Мгм, — отвечает Лань Чжань, — Все хорошо. Вэй Усянь заставляет себя не плакать опять. Ему хочется, до боли хочется, но смутное предвидение того, как тяжелы его слезы будут для любящего человека, помогает, и вместо этого юноша только крепче обнимает. — Позволь мне защитить тебя, — умоляет Вэй Ин шепотом, — Пожалуйста, позволь мне хотя бы попытаться. Я не могу потерять тебя… Или позволить пережить это все. Пожалуйста, Лань Чжань, пожалуйста! Второй нефрит вздыхает и проводит рукой по его волосам, только после небольшой паузы отвечая: — Я найду способ, как не дать темной энергии навредить тебе. До тех пор не рискуй своим здоровьем. Пока что мы можем от этого защититься. «Ты рискуешь собой ради меня каждый день,» — почти произносит Вэй Ин, вовремя прикусив язык. Он не может позволить себе упрекнуть Ванцзи сейчас. Через пару дней должна приехать Вэнь Цин. Возможно, что-то удастся узнать у нее. К тому же, Мэн Яо немного освоил темную энергию, чтобы иметь причину появляться в Пепельном Перевале часто. На большее Вэй Усяня не хватает. Он работал сегодня не так много, но силы исчерпаны до края. Заклинатель проваливается в сон, наслаждаясь ощущением рук и тепла Лань Чжаня, и отстраненно думает, что если засыпать и просыпаться вот так каждый день, то жизнь не так уж и плоха. Ему снится библиотека Гусу, щебет птиц и запах магнолии.***