***
Мэн Яо заходит в павильон целителей, шатаясь незаметно, и останавливается перед знакомой дверью. Его едва не вырвало по дороге, привкус желчи остается до сих пор. Остатки дня прошли почти привычным образом — за исключением лишь того, что Вэнь Жохань переложил, как и обещал, ответственность за наказание всех заключенных на своего уже признанного наследника. Перед комнатой Вэнь Нина юношу снова бьет крупной дрожью. До сего дня, сколько бы Мэн Яо ни натворил по приказу главы клана, стоило оказаться рядом со своим тихим другом — и камень с души медленно, но скатывался. У личного целителя Вэнь Жоханя было преимущество по сравнению с сестрой: он мог не участвовать в убийствах, до сих пор ослаблявших влияние Верховного Заклинателя. Мэн Яо удавалось не провалиться в собственную игру, когда Вэнь Нин говорил, что понимает ситуацию. Даже ни разу не сталкиваясь с вопросом, правильно ли в данный момент ради данной цели убить человека. Сейчас все совершенно иначе. Практически своими руками запытавший и преступников, и по сути обвиненных ни за что, первый помощник главы клана не находит в себе сил постучать. Где-то еще живо желание, чтобы Вэнь Нин по чистому совпадению первым открыл дверь. Но желание это перебивается страхом увидеть главного целителя и рассказать о сегодняшних событиях. Мэн Яо прикусывает губу и успокаивает дыхание. Терять рассудок ему сейчас нельзя, ведь с единственной пытки, после которой заключенные остались живы, прошло уже несколько часов, и юноша своими глазами видел, насколько опасны раны. По расписанию у личного врача главы клана самая сильная занятость ближе к полуночи, когда сам глава после целого дня контакта с темной энергией принимает лекарства. Сейчас только солнце зашло, появилось хоть сколько-то времени… Дверь открывают с другой стороны. Отчасти стоило бы испытать облегчение, но Мэн Яо будто замерзает на месте, подняв на друга взгляд. Вэнь Нин, выглядевший только что обрадованным, мрачнеет, когда видит, как у мальчишки дрожит все тело. Ни слова не говоря, целитель впускает гостя в комнату и, заперев дверь и повесив талисман, проводит к столу. Шпион вздрагивает: вспоминается, как они втроем сидели здесь, в тишине, словно в своем отдельном мире. — А-Яо, — собственное имя бьет хуже плети. Особенно сказанное таким обеспокоенным тоном, — А-Яо, я слышал, ты сегодня… Получил что-то вроде повышения по службе. Вполне естественно, что новость о новых полномочиях «наследника» разлетелась по всему дворцу. Другой вопрос: уточнялось ли, к кому эти полномочия применены? — Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной об этом или попросить помощи, — голос Вэнь Нина, как теплое облако, скапливается вокруг. О похожем чувстве упоминал Вэй Усянь, говоря про свою шицзе… Мэн Яо смотрит в глаза целителя и теряет слова. То же раскаяние, что и днем, хватает за горло. Вэнь Нин — такой невероятный человек, он никогда не судит поверхностно, он может кого угодно успокоить и восстановить справедливость одним словом. Такой советник очень пригодится Вэнь Цин. Но сейчас шпион не способен думать ни о чем, кроме безмерной доброты и сочувствия Вэнь Нина и того, с чем через считанные минуты эта доброта должна столкнуться. Весь прошедший день обрушивается градом. Мэн Яо не садится — падает на лавку, закрыв лицо руками. Ему кажется, что каждый участок кожи на ладонях в крови испачкан, и она ползет по рукам и плечам, впитываясь в серо-алые одежды и окрашивая их черным и багряным. Он столько времени думал, как сказать единственному врачу, которому можно наверняка доверять, о состоянии будущих пациентов, и как только понадобилось произнести всего одну-две фразы — даже дышать нормально не может. Мальчишка не сразу и не до конца понимает, что по щекам не кровь, а слезы катятся. Никогда, даже будучи обвиненным в продолжении маминой профессии, он не чувствовал себя таким грязным. Сквозь рыдания и громкий голос совести прорывается ощущение руки, гладящей его знакомым жестом по макушке. Вэнь Нин и Вэнь Цин часто делали это, видя, что их «маленький друг»* находится в крайнем смятении. И если раньше к их рукам хотелось льнуть и верить, что все еще можно будет исправить, то сейчас так и тянет под землю провалиться. — А-Яо, если тебе тяжело этим заниматься, я помогу тебе сбежать, — поразительно, как такой тихий голос может прорваться сквозь оглушительный шум в ушах, — Я уверен, сестра только обрадуется тому, что ты будешь в безопасности. Никто из нас не хочет взваливать на тебя эту ношу… Мэн Яо вспоминает стоящих на коленях кнутом изрезанных пленников. На Вэй Усяня взвалили ношу куда похуже его. И никто не спрашивал согласия. Конечно, вряд ли в мире вообще есть человек с сердцем и волей, сравнимыми с Вэй Ином и Лань Чжанем, но сейчас стыд за невозможность их защитить сменяется другим. Страх говорить с Вэнь Нином, ощущение себя недостойным общения с Вэнь Цин и в принципе людьми — теперь понятно, что все это было лишь его жалостью к самому себе. Вэй Усяню и Лань Ванцзи нужна помощь, а он сидит и плачет, получая сочувствие медика, которое должно быть отдано другим людям, и тратя время! Шпион вытирает глаза и снова смотрит на Вэнь Нина. Приходится напоминать себе каждую секунду, что отвращение этого человека не так ужасно, как смерть их подопечных от потери крови. — Старший брат Вэнь**, — ему сложно произносить это, признавая, что все еще существует связь, которую можно потерять, — Нам срочно нужно попасть в подземелье. Я придумаю, как это объяснить и не вызвать подозрений у Вэнь Жоханя, главное — оказаться там как можно скорее. Вэнь Нин вглядывается так, будто уже догадался, но все же задает вопрос: — А-Яо, расскажи мне подробно, что случилось. Он не заикается. Когда Вэнь Нин не заикается, даже небожитель выполнит его просьбу. И где-то в задней части своего сознания Мэн Яо понимает, что все детали нужны целителю, чтобы подготовить вещи…***
Если младший брат Вэнь Цин проявляет решительность, он делает это в нечеловеческом объеме. Пока Мэн Яо рассказывал о наказании заключенных, он каким-то образом умудрился сложить целую сумку лекарств и бинтов, хотя шпион мог поклясться, что не видел ни единого движения. До темницы они оба добираются через почти безлюдные коридоры, полные энергии Инь и жутких суеверий, связанных с ней. К счастью, довольно многие Вэни не только не практикуют Путь Тьмы, но и не знают, что он вообще как-то связан с кланом, а потому списывают все на бесчисленные неупокоенные души в подземельях и политические убийства в стенах дворца. На руку играет еще и расположение «нехороших коридоров»***: они находятся прямо над камерами. Мэн Яо вряд ли в ближайшие несколько часов потребуется много энергии, и он использует талисман перемещения за неимением даже потайных лестниц. Еще ни разу в жизни он не верил в удачу так, как сейчас, столкнувшись со сменой, полностью состоящей из должников Вэнь Цин. Юноша может поклясться, что не проводил никаких махинаций, составляя сегодняшний конвой: ему просто безумно повезло. — Не говори Бу Лао Шао вести нас сюда! — измененным голосом приказывает Мэн Яо. Это наверняка слышно в других ответвлениях коридоров. Если там кто-то и есть, они решат, что в тюрьму притащили очередного сумасшедшего. Охранники, знающие шифр, слышат почти без труда: «Не говори главе клана, что мы здесь.» И молча кивают, расступаясь. — Сестра Лань Ван и Вэй У пишут, где это? — нарочно выделяя неверные слова, спрашивает Мэн Яо, и теперь уже требуется время, чтобы люди поняли, в чем подвох. «Где Лань Ванцзи и Вэй Усянь?» Два солдата выглядывают за угол, проверяя, безопасно ли идти, и затем без слов просят следовать за ними. У Мэн Яо сердце бьется в ушах. Он не боится столкнуться с «левым» патрулем, ведь всегда можно сказать, что наследнику (и ученику главы клана) необходимо как можно больше взаимодействовать с темной энергией. О полетах на перевал он практически не думал; во-первых, по расписанию до следующего такого оставалось еще несколько дней, а во-вторых, как бы страшно ни было это признавать, из всех заключенных Вэнь Жохань мало-мальски беспокоился только о двоих, и теперь, когда эти двое в Цишане, все, находящиеся на руднике, для него не существуют. Дверь камеры ничем не отличается от всех остальных. Но она довольно далеко от лестницы, и вспоминая, как заключенные покинули тронный зал, Мэн Яо прикусывает язык. Скорее всего, Вэй Усянь не только донес Лань Ванцзи до камеры через половину коридора, но и попытался устроить более-менее удобно. Вэнь Нин встречается с ним взглядом перед тем, как зайти, и мальчишка читает что-то наподобие «Успокойся, сейчас у нас есть очень важное дело» и послушно пытается взять себя в руки. Его выдержки хватает ровно до момента, когда стражники запирают дверь. В камере холодно, даже слишком холодно для подземелья в самой жаркой части Цишаня. Чисто с медицинской точки зрения для открытых ран это полезнее, чем лютый и привычный Вэням зной. Здесь темно и нет ни единого окна, в отличие от, казалось бы, предельно скромного жилища в перевале. А еще пахнет кровью, пусть и не так, как в камерах, где людей буквально на клочки рвут. Вэй Усянь сидит на земле, даже не подстелив себе ничего. В какой-то странной позе опирается о стену, и Мэн Яо, к своему ужасу, не сразу замечает, что не всей спиной, а только самыми целыми ее частями. И при этом сейчас, проведя в дикой боли часы, заклинатель прижимает к себе Лань Ванцзи в до безумия нежном защитном жесте. Сам второй нефрит не двигается, и только тяжело поднимающиеся и опускающиеся плечи говорят, что он жив. Вэнь Нин работает быстро. Удивительно, но при всей своей эмпатии к двоим пленникам он превращается в невозмутимого профессионального лекаря. Достает все необходимые предметы из сумки, ловко отыскивает обеззараживающие средства и чистые ткани. Бросив пару взглядов на исчерченную ранами спину, он хмурится и стирает грязь. — Странно, — бросает Вэнь Нин, когда из всего бурого месива остаются только чистые глубокие рассечения, — Даже со свободным золотым ядром кровь так быстро не останавливается… Затем, что-то проверяя, лекарь прикладывает два пальца к запястью Лань Ванцзи и через несколько секунд, ахнув, отдергивает руку. — Молодой господин Вэй! — он забывает про то, как недавно Вэй Ин просил называть друг друга просто по имени. Справившись с шоком, Вэнь Цюнлинь осторожно пытается оттащить Лань Ванцзи в сторону, только чтобы второй заключенный крепче сжал руки и замычал что-то неразборчивое, — Плохо дело, — вздыхает врач, покачав головой, — Он передал слишком много духовных сил второму молодому господину Лань. Поэтому его раны так быстро перестали кровоточить. Мэн Яо чувствует то же, что полдня назад в тронном зале. Если почти все силы Вэй Усяня ушли на исцеление Лань Ванцзи, значит… — Я помогу, — хрипло заявляет шпион, почти падая на колени рядом с заклинателями, и забывает дышать. В полумраке почти ничего не видно, однако одежда мгновенно пропитывается чем-то мокрым. Нетрудно догадаться, чем. У Мэн Яо перед глазами все плывет, но он не может терять время. Сосредоточившись, юноша направляет оставшуюся после использования талисмана энергию в тело Вэй Ина. Вэнь Нин одобрительно кивает, уже заканчивая перевязывать Лань Ванцзи. Его скорость и умения наводят на мысль, что члены главной ветви клана более чем несправедливо повесили на младшего брата Вэнь Цин ярлык никчемыша. — Старший брат Вэй, — зовет Мэн Яо, когда Цюнлинь жестом просит дать вылечить второго пленника. Голос дрожит от заново появившихся слез, — Старший брат, пожалуйста… Ты не сможешь помочь ему, если твое собственное состояние не улучшится. Даже в такой ситуации на язык идут самые нужные слова. Вэй Усянь, почти не воспринимая окружающий мир, ухитряется все понять и в одну секунду наклоняется вперед, открывая свою спину и сомкнувшись вокруг все еще лежащего в его руках Лань Ванцзи. Мэн Яо не удается подавить вскрик. Он зажимает рот и мотает головой, пытаясь вернуть себе хоть каплю концентрации, чтобы не прерывать ток духовных сил. Конечно, Вэй Усянь сделал то, что видел единственным выходом после наказания. Вэнь Жохань не оставил ему выбора, кроме как тащить на себе — прямо на собственных свежих ранах — далеко не самого тощего человека. Но как итог — изначально обычные следы от кнута превратились в глубокие разрывы, в темноте кажущиеся черными змеями, оплетающими тело. Кое-где куски рубашки присохли прямо к застывшей крови. Вэнь Нин позволяет себе только прерывистый вдох, прежде чем молниеносно приняться за работу. Он обеззараживает раны, и Вэй Усянь вздрагивает от жжения. Мэн Яо хватает его за руку в попытке утешения, сжимает и растирает ладонь, негромко лепечет что-то, что сам не до конца осознает. Все оказывается хуже и хуже; стоит отодрать лохмотья и смыть первый слой крови, как выясняется, что от недостатка духовных сил она не остановилась раньше. Первый помощник Вэнь Жоханя чувствует, что его собственной энергии остается совсем мало, и смотрит на Вэнь Нина. Тому и объяснять ничего не надо: — А-Яо, выйди в коридор и позови одного из наших. Юноша кивает и, даже не чувствуя ни капли твердости в ногах, стрелой кидается к двери. У него туман в голове и перед глазами, как прицеп, черные линии на белой коже. Чудо, что удается узнать в лицо одного из действительно верных оппозиции заклинателей, который без колебаний проходит в камеру за Мэн Яо и по команде врача передает свои духовные силы заключенному. Теперь, когда его помощь сводится к ничему, мальчик полностью осознает, насколько ему страшно. Колени подгибаются, и он может только смотреть, как лекарь и абсолютно незнакомый человек борются за здоровье, а то и за жизнь Вэй Усяня. Вспоминает наказание и не может обвинить первого ученика Юнмэн Цзян в безрассудстве; будь на месте Лань Ванцзи Лань Сичэнь, Мэн Яо поступил бы точно так же. «Это моя вина.» Многие годы в бытность как личным помощником Не Минцзюэ, так и наследником Вэнь Жоханя он находил себе оправдание. Самая жестокая плата — человеческая жизнь — виделась необходимой на фоне всеобщего благополучия или в претворении в жизнь внутрикланового переворота. Если слишком мучила совесть, он находил у брата и сестры Вэнь силу одновременно осознавать и неправильность, и необходимость своих действий. «Это все моя вина.» Как он позволил всему зайти так далеко? Если при убийствах других пленных у первого помощника не было права слова, то сегодня Вэнь Жохань предоставил просто сверхвозможный выбор. Любое другое наказание, или лучший контроль ситуации, или, на худой конец, попытка снять гнев главы клана с этих двоих заключенных — даже самые рискованные шаги все еще были возможны… Конечно, они поставили бы под удар положение Мэн Яо и доверие к нему. Но Вэй Усянь и Лань Ванцзи не пережили бы этот ужас! «Это моя вина!».***
Он не помнит, как оказался в павильоне целителей и чем закончилась перевязка. У него еще не было таких частых провалов в памяти, но очнулся Мэн Яо в знакомой комнате от запаха лекарств и трав. Кажется, его звал Вэнь Нин, и звал несколько раз. Лицо медика кое-как пробилось сквозь картинку текущей по полу крови. — А-Яо, посмотри на меня! — практически кричит Цюнлинь и с облегчением выдыхает, видя в чужих глазах узнавание, — Все прошло хорошо, нам удалось сделать их травмы не опасными для жизни. Это не помогает. Стоит Мэн Яо выйти из почти бессознательного состояния, и он, зажмурившись, сгибается в три погибели. Ощущение, будто на плечах сидит кто-то очень тяжелый. — Что я теперь скажу главе клана Лань? — шепчет мальчик, сжимая голову руками, — Что я скажу деве Цзян и молодому господину Цзян? Что будет с Цин-цзе?.. Возможно, то, что произошло с Вэй Усянем и Лань Ванцзи, сильно подкосит авторитет Вэнь Цин. Два из трех великих кланов присоединились ради спасения заложников, что с их лидерами сделает это горе — страшно представить. — Я хотел их спасти, — Мэн Яо качается из стороны в сторону. Он не осознает свое тело до конца, а потому не понимает, что задыхается и слова вылетают почти совсем бессвязно, — Они не должны были пострадать… Что теперь будет? Что я наделал? Почему я не справился с этим?! В какой-то момент его притягивают в объятие неожиданно сильные руки. До сих пор столь тесного контакта не было ни с братом и сестрой Вэнь, ни с Не Хуайсаном (у которого, между прочим, с близкими друзьями нет вообще никаких границ). Непривычное ощущение срабатывает бесповоротно: бешено бьющееся сердце входит в размеренный ритм, и дыхание, которого так не хватало, врывается в грудь. — А-Яо, — каким-то образом тихий и ровный тон Вэнь Нина снова перекрывает гул в голове, — Сколько заключенных до сих пор выжили после наказаний главы клана Вэнь? Мэн Яо пытается вспомнить. Уж на что, а на свою внимательность он может полагаться железно. И потому даже не сомневается в ответе: — Т-только двое… — Вот именно, — кивает Цюнлинь, все еще обнимая крепко и все еще одним голосом не оставляя возможности возразить, — И эти двое выжили именно после того, как ты выбрал для них это наказание. Твое решение было рассчитано на то, что люди могут выдержать с золотым ядром, и ты не ошибся. Более того, этого хватило главе клана Вэнь, и он верит, что большего для избавления от тех, кто его разозлил, не нужно. Найти, что на это возразить, невозможно. Вэнь Жохань действительно не упоминает о произошедшем, хотя раньше после любой пытки мог по четверть часа обсуждать, как было лучше ее провести, получая от этого удовольствие наравне с возбуждением. Возможно, его действительно слишком впечатлил поступок Вэй Усяня. Пренебрежительное хмыкание при взгляде на итог наказания — верный знак, что в судьбе пленников глава клана более чем уверен. — Обо всем нужно сообщить семьям молодого господина Вэя и второго молодого господина Лань, — продолжает говорить целитель, — И сестре. Чем раньше они узнают, тем быстрее сплотятся и увидят, что сестра действительно готова на все, чтобы спасти заложников и восстановить справедливость. Это логично. Вряд ли Лань Сичэнь или семья Цзян пропустят мимо себя тот факт, что защищать и заботиться о Вэй Усяне и Лань Ванцзи остался единственный родной брат девы Вэнь. Даже ослепленные гневом, они не возложат вину на девушку, рискнувшую всей своей жизнью ради мира заклинателей. — Я понимаю, — отзывается Мэн Яо и поджимает губы, — Но… Как в словах выразить, что даже все эти обстоятельства и вполне оправданные надежды не пересилят чувство вины и что он просто не может взять и начать писать обо всем, тем самым потеряв последнюю надежду на любовь и заботу Лань Сичэня? Вэнь Нин потрясающий. Он сжимает объятие еще крепче, так, что кажется — весь мир не сможет пересилить всего две его руки, и спрашивает: — Если бы ты этого не сделал, возможно, выбор дали бы Вэнь Чао, как кровному наследнику главы клана. Одного факта достаточно, чтобы уже ничего нельзя было противопоставить. — То, что ты чувствуешь ответственность, не плохо, — говорит Вэнь Нин, и одни боги знают, откуда у него дар находить самые-самые необходимые слова, — Вина по большей части лежит на главе клана Вэнь. Но ты волнуешься за них, они не кажутся тебе незначительной жертвой. Это, наоборот, означает, что ты хочешь и можешь все исправить. Глава клана Лань поймет, и я уверен, он не будет злиться, ведь его брат в очень многообещающем состоянии. Так хочется верить. Если Вэнь Цюнлинь не осуждает, может, другие тоже поймут? Лекарь отстраняется, держа Мэн Яо за плечи, и дожидается искреннего согласия со всеми доводами. — Я напишу им всем, — отвечает шпион, ощущая, как непоколебимо успокаивает любое действие Вэнь Нина, — Я напишу и сделаю все, чтобы глава клана Вэнь больше не причинил заложникам вреда. Мягкая улыбка целителя, может, и кажется незаслуженной, но именно поэтому первый помощник Вэнь Жоханя всем сердцем желает выполнить свое обещание.***
Он чувствует холод вокруг и адский огонь по всей спине. Руки дрожат так, будто по ним бегает молния. Во рту пересохло, безумно хочется есть. Мысли все никак не приходят в порядок. Они как из тумана вылетают: одна, другая, потом залетают обратно, не успев даже приобрести форму. Лет в девять Вэй Усянь сильно заболел, и такая же невозможность думать нормально длилась несколько недель. Ему тогда это не понравилось, будто его душа две недели была под водой. Сейчас то же ощущение, но словно он тонет и периодически всплывает на поверхность глотнуть воздуха. В моменты, когда голова проясняется, Вэй Усянь может почувствовать стягивающие ребра бинты и такие же, но уже на теле Лань Ванцзи. Значит, А-Яо и Вэнь Нин были здесь. Это приносит немного облегчения. Хотя он в какой-то мере помнит, что отдал много духовной энергии Лань Чжаню, страх за жизнь последнего не уходит. Более того, второй нефрит не приходил в себя до сих пор, что, возможно, естественно после дисциплинарного кнута, но… Но он выглядит слишком бледным, почти неотделимым по цвету кожи от бинтов, и между бровей складка залегла. Собственная боль ощущается урывками. От нее сознание Вэй Ина временами исчезает. Он то цепляется за необходимость следить, чтобы состояние Ванцзи не ухудшилось, то проваливается в полудрему, спасающую от ноющего горения на спине. Знакомое чувство. В животе страх животный клубком сматывается. Он не спит, и это не кошмар, но теперь слышится запах гари и человеческой плоти. Где-то то ли колокольчик, то ли высокий смех звенит. «Пожалуйста, не сейчас…» Смех множится, на голоса делится. Нестройный истеричный хор вкрадчиво, с самого тихого звука, проникает в голову. Вэй Усянь не слышал его уже больше полугода. «Вы же остались на перевале, вы должны быть там, где умерли…» Вьюжным ветром набегают голоса, кружатся и постепенно от ритма переходят к словам, уже не кажущимся бессмысленными: — Хоть пытайся, хоть старайся Выжить на своей любви, Хоть ты с ним соединяйся Клятвой на своей крови — Глупый мальчик, ваше счастье В небе промелькнет звездой, Силой смерти, ее властью Заберем тебя с собой! Он хочет схватиться за голову, хоть волосы все вырвать, но избавиться от голосов. И только крепче обнимает Ванцзи, который сейчас может быть вместе с ним подвержен духам из перевала. «Убирайтесь отсюда! Не трогайте Лань Чжаня!» Звон колокольчиков сливается с треском чего-то, что, возможно, горело на том женско-детском кладбище. Вэй Усянь догадывается, что разрушенные семьи вполне могут злиться на них с Ванцзи, пытавшихся построить счастье на чужой могиле. — Нашу смерть не переврешь, От расплаты не уйдешь — Слабый правильный нефрит В красном пламени сгорит! «Не трогайте его!!!» Вэй Усянь не осознает, что кричит это вслух. Лань Чжань вряд ли услышит, но тем и хуже: его невозможно предупредить об опасности. Пока что его лицо спокойно, и можно надеяться, что духи еще не решились навредить второму пленнику. Если бы только эта надежда, как и любая другая мысль, угадывалась сквозь дикий страх. Вэй Ин прижимает к себе Ванцзи, уже напрочь забыв о своей спине и только вскрикивая, когда терпеть не удается. Закрывает уши второго нефрита, разыскивает в теле хотя бы остатки духовной энергии. Без меча гнать темную ци, вычищать и себя, и другого заклинателя неполной силой золотого ядра — невообразимый труд. Вряд ли это было бы возможно в случае защиты своей жизни, но то, как тихо под судорожными руками Вэй Усяня дышит Лань Чжань, заземляет и без какого-либо объяснения наполняет новыми силами. «Убирайтесь!» «Не трогайте его!» «Убирайтесь!..» Стража не придет. Очищать подземелье клан Вэнь не будет, ведь для него самого темная энергия привычна. — Милостивая Гуаньинь, — заплетающимся языком шепчет Вэй Ин, жмурясь, как будто, не видя призраков, он сможет от них избавиться, — я умоляю тебя… Дай нам дожить до рассвета… Пожалуйста, пусть они сгинут утром… Пожалуйста…***