***
На следующий день после отправки писем Мэн Яо превращается в самое внимательное и чувствительное создание на территории дворца. Утром Вэнь Нин не встречает его у дверей покоев, и юноша надеется, что это просто из-за занятости. Лекарь старше на несколько месяцев и унаследовал стремление сестры позаботиться вообще обо всем мире, но Мэн Яо чувствует потребность присматривать за ним, негласную ответственность за его жизнь. Во дворце особенно холодно. Довольно странное ощущение, ведь близятся самые солнечные дни лета, и еще вчера-позавчера стояла духота. К счастью, у первого помощника главы клана есть как легкое ханьфу для типичной жары Цишаня, так и еще несколько мантий потеплее. Тело сильно дрожит, увы, не от этого холода. Мэн Яо — без пяти минут признанный наследник клана Цишань Вэнь, и каждый день под боком у главы приближает либо кульминацию войны, либо вступление бастарда на еще более высокую должность с самыми широкими возможностями. Раньше, когда юноша еще работал на Не Минцзюэ, подобное казалось невероятно светлой перспективой. Конечно, не в клане Вэнь, но тогда о власти и речи не шло. Все силы уходили на то, чтобы сохранить и воплотить мечту мамы. А значит, курс был по-прежнему на клан Цзинь. Сейчас же перевернуты вверх дном все прежние идеалы, Вэнь Нину все труднее выполнять работу сестры на тренировках и главы клана, и Вэнь Чжулю, и новоявленного наследника, сквозь простое недомогание пробивается настоящая боль ни много ни мало в области золотого ядра. Все приготовления сами по себе приносят головную боль, боль в ногах, в мышцах, не способных, как год назад, восстановиться на чистой духовной энергии… Даже работа казначеем борделя кажется отдыхом. Мэн Яо погружается в легкую ностальгию: когда он только начинал работать на Вэнь Жоханя, все проходящие через его руки документы были именно такими, «безопасными». Глава клана и не подозревал, что еще в те времена мальчишка прикладывал все усилия в своей скрупулезной работе, чтобы у армии совсем немного недоставало продовольствия — это уже порождало беспорядки. Жаловаться солдатам низшего чина было бы бесполезно — генералы-то сыты, как и бóльшая часть войска. Но зато про себя сделать пометку, что при Вэнь Жохане уже даже денег не получишь и не поешь досыта, способен кто угодно. Дальше дело за малым: сообщить деве Вэнь, что тот-то и тот-то могут быть недовольны политикой, и красивая девушка с ярким характером, залечивающая раны, отмечающая истощение и отдающая солдату свой обед, покорит сердце самого преданного Вэня. Сейчас все это позади. Около четверти войска Цишань Вэнь, «профильтрованное» нужными идеями, переведено в надзорные и приграничные пункты, еще два-три отряда разошлись по другим кланам и посвятили их в тонкости боевого стиля Вэнь. Как ни странно, такой взаимовыгодный обмен знаниями (а сами внедренные люди тоже знакомились кто со стилем Цзян, кто со стилем Не или Лань) породил гораздо больше уважения как между простыми вояками, так и среди правящих семей. В последние месяцы, пока Вэнь Цин заканчивала подготовку армии, Мэн Яо попеременно занимался как военными, так и финансовыми документами. Однако ощущение отдыха сегодня не возникает. Несколько минут воспоминаний сменяются все той же давящей смесью чувств, от которой сводит живот и при этом нет ни капли аппетита. Вчера от Вэнь Нина чуть не получил нагоняй за то, что кусок в горло не лез, и в итоге почти весь день Мэн Яо проходил на одном завтраке. Вместо того, чтобы заставить себя поесть, шпион решает просто соврать во избежание лишних волнений. В кабинете после тренировок ждет гора бумаг. Юноша был так потрясен, что даже не вспомнил об оставленных на день делах, и теперь работа наверняка до вечера затянется. Мэн Яо очень хочет, чтобы затянулась. Может, это на время заставит забыть про вину, пропитавшую, кажется, все тело. Приближение к Вэнь Жоханю не вызывает ни восторга, ни жажды более высокого положения. Наоборот, колени почти подгибаются на подходе к тронному залу, где ждет еще несколько часов освоения темного заклинательства, или кабинету, где он иногда отвечает теорию. И при этом руководить будет даже не сам глава клана. Конечно, можно обхитрить любого учителя, оттянув время и попросив привести медика. А до Вэнь Нина еще слуга через пыточный коридор должен пройти. Мэн Яо глотает огромный ком в горле. Он уже достаточно вчера положился на свой ум. Теперь двое близких людей с тяжелыми ранами, а если думать о Цин-цзе или, еще хуже, о Лань Сичэне, хочется уже сейчас согнуться пополам посреди коридора. Шпион прикрывает глаза перед входом.***
Кабинет Вэнь Жоханя темный, как и все его любимые помещения во дворце. Вэнь Нин был здесь не один раз. Черные, красные и коричневые цвета повсюду, даже корешки книг будто специально подобраны. От них появляются ранее неведомые опасные желания. Лекарь, от рождения всепрощающий и мягкий по характеру, смотрит на человека за столом и вынужден собрать всю свою волю, чтобы не схватиться за меч. Конечно, ясно, что не цвет комнаты виноват, а вся жизнь до сих пор, но так легче сдержаться. Вэнь Цюнлинь встает возле стола главы клана. Заняв место сестры, он удостоился чести в моменты, когда вызывают по работе, не тратить время на лишние поклоны. Достает почти на ощупь нужные лекарства, хотя может наперед сказать, какие из них не сегодня-завтра будут бесполезны. Вместо страха за свою жизнь удается уцепиться за мысль, что сестра не осталась здесь до самого напряженного времени. Спину пробирает холодом, стоит Вэнь Жоханю хоть немного двинуться. В любое другое время, даже год назад перебирание бумаг, протягивание кисти к чернильнице и дернувшийся угол губ были бы естественными, но сейчас кажется, что у мужчины слишком узловатые, страшные пальцы, слишком резкие изломы в теле, слишком обточенное лицо. И мерещатся постоянно что-то изучающие, не по-человечески блестящие глаза. Вэнь Нин молча проверяет ток ци. Как и ожидалось. Наверняка Вэнь Жохань уже вынужден сам терпеть боль, вызванную борьбой золотого ядра и темной энергии в его теле. Можно было бы даже пожалеть этого человека. Если бы только молодой лекарь не знал, что следование демоническому пути ни много лет назад, ни сейчас главе клана не требовалось: его золотое ядро достигло невероятного уровня развития еще раньше, и можно было удерживать власть над миром заклинателей одними лишь своими заслугами. «Безумец, » — думает Вэнь Нин, не глядя на главу Вэнь и радуясь, что с созданным им самим образом можно не скрывать, как дрожат руки и колени. Он все еще так и не понял своего дядю. Вэнь Жохань убил его отца — своего брата, но тот не был политически важен для клана. Скромный целитель, возможно, еще более робкий, чем сын, и желавший остаться вместе с семьей в своем маленьком мире, помогая людям. Из-за своего характера отец даже не смог заработать себе имя, тогда как Вэнь Цин, будучи женщиной, едва ли не обошла в этом вопросе Баошань Санжэнь. В свою очередь, целителей-мужчин со столь громкой славой можно было припомнить разве что в совсем давние времена, когда медицина только устанавливалась и любое объяснение кашля считалось гениальным открытием. И отец, вполне хороший целитель, отказался от своего шанса из робости. Как на него могла подняться рука?.. Вэнь Нин не смотрит на Вэнь Жоханя, но все мысли им заняты. Дядя, безусловно, был искусным заклинателем и прекрасным политиком, в годы его правления клан довольно долго сохранял ту же репутацию, что была достигнута Вэнь Мао. Сам Вэнь Жохань, если верить слухам и тому факту, что до сих пор кланы жили в относительном мире, мог с силой своего золотого ядра невредимым выйти из горящего дома, со дна океана и из самого сердца Могильных Курганов. Что сподвигло его, уже такого сильного и, казалось бы, самого близкого к вознесению на Небеса и становлению бессмертным, вдруг начать практиковать темное искусство и жечь кланы направо и налево? Аргументы, что глава завидовал величию Гусу Лань и потому решил выкрасть древние свитки, уничтожив все остальное, или что предыдущий глава клана Не пришел в Цишань с требованием выйти сражаться один-на-один, были бы достаточными для кого угодно. Но не для этого человека. Вэнь Жохань всегда был сложнее, чем просто гордый правитель. И Вэнь Нин прекрасно это видел. Но в чем именно эта сложность заключалась, он разгадать не мог. А между прочим, значительный процент успеха кампании, с легкой руки Не Минцзюэ названной Очищением Солнца, заключался именно в тайнах души Верховного Заклинателя… — Т-ток ци скоро будет н-невозможно регулировать, — Вэнь Нин не справляется с заиканием, и от этого становится труднее дышать. Ему удается говорить в присутствии Вэй Усяня, Лань Ванцзи и Мэн Яо, и они все, ставшие такими дорогими людьми, сейчас в ужасном состоянии. За годы пребывания в Цишане Цюнлинь никогда не становился единственным хоть в какой-то компании, кому некому поплакаться в плечо о своих переживаниях. Вообще к заике должны были бы подходить с этим в первую очередь, но жалобы на жизнь, в основном, исходили от пьяных в дрова солдат, к которым, естественно, сестра бы и близко не подпустила. А теперь нужно успокаивать Мэн Яо, следить за Вэй Усянем, лечить Лань Ванцзи… Пузырек с травами чуть не выпадает, когда Вэнь Нина пугает вновь и вновь куда-то дергающаяся рука главы клана. На эти судороги сам Вэнь Жохань даже не смотрит, будто рука не его. Похолодев внутри и снаружи, Цюнлинь заканчивает довольно длинный в его исполнении отчет о состоянии тела и духа дяди. Тот какое-то время сидит молча, вертя в непослушных пальцах кисть и предусмотрительно убрав в сторону то, что писал. Из-за судорог перепорчено уже многовато бумаги. — Как я и думал, — кивает Вэнь Жохань, растирая именно эту пугающую руку, будто только сейчас ее заметил, и глядя как-то слишком спокойно перед собой, — Сколько мне еще осталось? Вэнь Нин немного успокаивается, хотя от вопросов главы ему не легче, чем от движений. — Не больше месяца, е-если с лек-карствами, — отвечает юноша, размешивая в пиале растолченные травы. Они не уточняют, идет ли речь о полной потере контроля или же о смерти. Разум Вэнь Жоханя не будет различать эти две вещи, когда все случится, а времени между ними пройдет немного. Глава клана вдруг бросает по-птичьи острый взгляд на лекаря. На миг Вэнь Цюнлинь замерзает, и кажется, что у старшего глаза желтые и зрачки узкие. Так недолго и прожечь на месте, а если не быть осторожным, то дядя сделает что-нибудь не менее страшное, но более реальное. Медик складывает все уже введенные в тело главы препараты обратно в сумку, стараясь двигаться нормально, словно не чувствует риска для жизни. Проходит целая минута под пристальным вниманием Вэнь Жоханя, прежде чем тот удосуживается посмотреть куда-то еще. Вэнь Нин не сразу осознает, что все это время не дышал, и с трудом заставляет себя не вдыхать слишком громко. Стук в дверь прерывает их, в тишине кабинета слышится неестественно гулким. — Входи, — приказывает глава клана Вэнь, кладя руки на стол с видимым усилием. Цюнлинь уже знает, что пришел Мэн Яо и что последний — единственный по мнению Вэнь Жоханя, кто достоин унаследовать всю власть. Остается надеяться, что сам Вэнь Жохань не забудет об этом. Мэн Яо со вчерашнего дня не стал выглядеть лучше. Конечно, он не впервые руководил пытками и убийствами, но раньше «обучение» не растягивалось на целый день, чередуясь с тренировками с Вэнь Цин или Вэнь Нином. Сестра все продумала заранее: учась находить баланс между темной и светлой энергией, Мэн Яо подсознательно отделял игру на публику от своей сущности. Никто на самом деле не верил, что что-то выйдет, но в итоге, калеча и убивая людей самыми изощренными методами больше года, мальчик не лишился сострадания и не начал воспринимать чужую жизнь, как средство достижения цели. И все же вчерашний день наложил на него самый тяжелый отпечаток. Вэнь Нин помнит, как ночью еле заставил его поспать, еще и уселся рядом с кроватью во избежание кошмаров. Избежать их не удалось, и хотя лекарь понимает, что ответственность сейчас лучше всего поможет Мэн Яо не сойти с ума, он бы предпочел совсем отправить мальчишку подальше от Цишаня. Вэнь Жохань жестом подзывает наследника подойти ближе и оценивающе оглядывает с ног до головы: — Ты выглядишь плохо. Яо почтительно кланяется: — Этот ученик просит прощения. Темная энергия вчера была особенно своевольна, большую часть ночи пришлось потратить на ее усмирение. Брови главы клана немного сдвигаются. Цюнлинь бледнеет: Мэн Яо не должен был демонстрировать слабость, его положение наследника держится на одной лишь устойчивости к демоническим практикам! — Вэнь Нин, проверь его ци, — приказывает Вэнь Жохань. Лекарь подчиняется. Они с Мэн Яо знают, что темная энергия здесь ни при чем. И показывать, что произошедшее с двумя пленниками хоть немного их задевает, опасно для слишком большого количества человек; приходится играть, не встречаясь глазами, не делая лишних движений. — Его ци стабильна, — отмечает Цюнлинь, чередуя ложь с правдой, — Однако следы того, о чем он говорит, есть. Скорее всего, это была не потеря контроля, а влияние призраков во дворце. Это должно сработать. Глава Вэнь еще не учил Мэн Яо управляться с призраками, а их в последнее время на десятки больше стало. Это просто не должно не сработать. Вдох-выдох растягивается на бесконечные секунды, как всякий раз, когда Вэнь Нин полуврет. Всякий раз кажется, что вот сейчас не поверит, сейчас вся игра пойдет не по тем правилам… Вэнь Жохань голову запрокидывает и хохочет. Как тогда, в тронном зале. Тот самый смех уверенности в том, что весь мир слабее одного человека. — Как же это я запамятовал… — протягивает глава, когда успокаивается до непринужденной улыбки, — Ты же до сих пор так много не убивал, вот к тебе призраки и цепляются. Ну да ладно, еще привыкнешь. Вэнь Нин под предлогом передачи духовных сил сжимает руку Мэн Яо и ловит взгляд. Как и ожидалось, глаза мальчишки снова яснее ясного передают всю глубину вины и отчаяния, хотя лицо практически не меняется. Лекарь еле заметно качает головой: не впервые они сталкиваются с противоречием между пользой и вредом от того, как тяжело Мэн Яо принять чужую кровь на своих руках. «По крайней мере, я буду с тобой, » — про себя уверяет Цюнлинь и дожидается, пока через еще один-два взгляда шпион читает эту мысль. — С-с позволения главы клана, — Вэнь Нин с трудом выпускает руку Мэн Яо для поклона, — этот ц-целитель просит провести тренировку по усмирению призраков. М-Мэн Яо может серьезно пострадать в следующий раз. Единственный момент, когда позволено сломать впечатление робости и слабости — это защита пациентов. Вэн Жохань не раз видел таких людей, в обычном общении не способных двух слов связать, но в работе — настоящих тигров. Много кто из побочной ветви был таким. — Хочешь присутствовать? — спрашивает глава клана, слегка приподняв брови. Знакомый вид: так же, как Вэнь Нин, всегда смотрела Вэнь Цин, хотя в ее брате это просто мелькает. — Е-если глава п-позволит, — отвечает целитель.***
Тронный зал с каждым днем краснее, темнее и холоднее. Вэнь Нин раз подметил, когда сестра еще не уехала, и с тех пор она не позволяла Вэнь Жоханю лишний раз вызывать кого-то, кроме главной целительницы. Сейчас должность упала на плечи ее брата, и уже довольно много времени прошло, в течение которого обследование и прием лекарств проходили попеременно как в кабинете, так и здесь. Вэнь Нин старается не ежиться. Вэнь Чжулю рядом, и вроде как бояться не стоит. Вэнь Жохань стоит в центре зала. Охранники собраны из особого отряда, они приходят только на тренировки и уходят в отдельный павильон. Они верны главе клана априори, считают своим долгом отдать жизнь за него, а еще лучше — забрать при этом как можно больше чужих жизней. Отряд серьезно поредел: каким бы плохим отцом ни был Верховный Заклинатель, именно эти солдаты становились личной охраной его сыновей в бою и первыми погибали, особенно с Вэнь Чао, даже не пытавшимся вести битву правильно. Еще на входе атмосфера была страшнее, чем обычно. Вэнь Жохань нес за собой шлейф неупокоенных душ, когда ходил по дворцу, а сейчас он еще и не прогоняет — намеренно подманивает к себе неосязаемые потоки силы. — В природе заклинателей заложено отторжение любых порождений темной ци, — жуткий голос главы клана звучит, как в огромном кувшине. Мужчина поднимает ладонь, и вокруг нее скапливаются светящиеся алые язычки, похожие на пламя, — Духовная энергия не способна слиться с темной, как ты знаешь. Поэтому заклинатели, в основном, с детства развивают в себе защиту от влияния призраков и… И прочего. Мэн Яо в ответ на азбучные истины кивает. Затем воздух еще сильнее спирает, и Вэнь Нину приходится ускорить ток ци в своем теле, чтобы не быть задетым темной энергией. Вокруг руки Вэнь Жоханя скапливается черное дымчатое облако. — Ты уже смог адаптировать свою духовную систему к самой темной ци, — продолжает глава клана, не отрывая глаз от ученика. Тот не вздрагивает и вообще не шевелится, — Теперь тебе нужно подавить волю существ более развитых, чем просто энергетическое поле. И в следующий момент зал пронизывают несколько визгливых криков. Вэнь Цюнлинь неосознанно отходит ближе к Вэнь Чжулю и хватается за его руку, вызвав презрительный смешок дяди. Мэн Яо морщится, но это выглядит не как страх, а как раздражение. «Отчасти хорошо, что он побывал на этих пытках, » — практически машинально думает лекарь. Никакая актерская игра не сработала бы вот так с первого раза, а уж Вэнь Нину понятно, что мальчишка испуган не меньше его самого и едва держится. — Этих можешь не бояться, — отмахивается Вэнь Жохань от кого-то невидимого, — Они что при жизни, что после смерти были тряпками. Разве что в постель годились. Вэнь Нин проглатывает и страх, и гнев. У него уже было достаточно доказательств того, что дядя убил жен и наложниц почти поголовно, но ни одна из этих женщин не обращалась с подчиненными так же, как Ван Линцзяо. И тем не менее они, сохранившие человечность непосредственно под боком Вэнь Жоханя, мертвы, а госпожа Ван — возвышается разве что не над всем дворцом. Он не видит глаз Мэн Яо и все же уверен, что тот в ярости. Конечно, глава клана пока не говорил ничего о Мэн Ши, но уже по такому отношению к, казалось бы, куда более «честным» женщинам понятно, что это вопрос времени. — Призраки сами по себе делятся на свирепых и просто надоедливых, — продолжает урок Вэнь Жохань, — Из собственных наблюдений могу сказать, что разница между ними отсутствует. Все зависит от того, как ты сам их воспринимаешь. Вэнь Жохань ходит с вереницей из неупокоенных душ своих жертв, как будто это мантия императора. Вэнь Нин не хочет даже представлять, что будет, если Мэн Яо начнет относиться к мертвым похожим образом. Темной энергии вокруг руки Верховного Заклинателя, к которой привязан взгляд ученика, собирается больше. На мгновение в комнате будто что-то взрывается, а затем дышать становится чуть-чуть легче. Это красивый, но опасный трюк: он так или иначе требует немалого труда и еще больше засоряет духовную систему. Вэнь Жохань не тратит времени на лишние слова. Вэнь Нин достаточно наблюдателен, чтобы заметить: дядя напряжен больше, чем несколько минут назад, и дышит глубже. Очевидно, он не говорит еще и из-за риска выдать свое реальное состояние голосом. В любом случае, одного приглашающего жеста все той же рукой хватает, чтобы ученик понял и с легким поклоном поменялся местами с учителем. Сестра не успела обучить Цюнлиня, как проверять чужую духовную систему на расстоянии. Сейчас он сосредоточен на том, насколько свободно двигается Мэн Яо, и может только надеяться, что тот выдержит тренировку.***
Все начинается как обычно. Юноша закрывает глаза, глубоко вдыхает, концентрируясь на золотом ядре и стараясь не выпустить из своего внимания ни одного движения светлой ци. «Сосредоточься.» Голос Вэнь Цин звучит в памяти ненавязчиво, и если бы не сложность задания, Мэн Яо бы уцепился за этот мягкий звук. Его золотое ядро, развивающееся одновременно с тренировками в перевале, не отталкивает слишком сильно темную энергию, призванную в привычном движении руками. Мальчик про себя повторяет: внутренняя не должна смешиваться с внешней, которую в свое тело нужно впускать постепенно, не торопясь. Плавный подъем ладони, такой пластичный, чтобы чувствовать каждый сустав, представляет собой открытие «портала» для темной энергии в тело Мэн Яо. Требуется вся его сила, чтобы ни на миг не ослаблять контроль и при этом не напрягаться. Сейчас можно положиться на Вэнь Нина и Вэнь Чжулю, и все же они, если что-то случится, не спасут шпиона от смерти или сумасшествия иначе, чем прекратив использование темной энергии полностью… Внезапно прямо в голове юноши раздается тот же леденящий тело и дух вопль. Мэн Яо не сдерживает шипения: одно дело — следить за призраками, окружающими тебя, и совсем другое — когда они пытаются проникнуть в твое сознание. Юноша обращается к темной энергии, которую успел впитать, и направляет ее на духа. Он не знает, куда именно и сколько потребуется сил. В любой момент на «добычу» могут слететься и остальные… Сердце пропускает удар, и даже не один. Силы на то, чтобы оттолкнуть бестелесное существо, не хватает. И, будто по команде, в голову начинают лезть голоса. Их около десятка, некоторые так схожи, что не поймешь, сколько на самом деле людей. Они шепчутся и иногда повышают голос до тихого разговора. Каждая клетка тела Мэн Яо пропитывается ужасом. Он прекрасно знает, что, хотя Вэнь Жохань и способен слушать все это целый день и не обращать внимания, дай призракам хоть немного свободы — и они заполонят твой разум, а то и тело захватят. Поэтому глава клана так редко спит. Но он-то великий заклинатель, а не хрупкий мальчишка, который и духовную систему развил средненько. Голоса говорят быстрее. Силы золотого ядра уже тоже на исходе. Если не изгнать призраков как можно скорее, то в конце концов потеряешь контроль даже над темной энергией. «Это твоя вина!» Мэн Яо будто за горло хватают. Это первая четкая фраза из всей мешанины, и она бьет, как палкой по шее. И хуже всего: голос до дрожи похож на Вэй Усяня. «Если бы не ты, мы с Лань Чжанем были бы в порядке!» Шпион задыхается. Какая-то часть сознания (возможно, память о вчерашнем дне) пытается воспротивиться. Но он сам, его душа и все последние мысли сливаются в одно целое — в тот же самый голос: «Ты никчемный сын шлюхи! Ты ничего не можешь сделать как следует!» Все тот же кусочек уже кричит, что Вэй Усянь бы никогда этого не сказал. Мэн Яо вспоминает, как сидел с ним в камере, как тепло Вэй Ин говорил о госпоже Мэн — госпоже! — и опровергал слух за слухом. Верить мороку нельзя, это оскорбительно, ведь заключенный позволил ему называть себя старшим братом. А затем голос меняется. «Как ты мог сделать это с А-Чжанем?» Мэн Яо едва не падает. «Пожалуйста, только не он…». «Он доверял тебе. Я доверял тебе. Как ты мог так поступить с А-Чжанем?» Все терзания последних месяцев наваливаются разом. Пересилить можно было что угодно, но стоило, пусть и из-за морока, услышать упрек Лань Сичэня, и концентрация пошла под откос. Не помогают ни осознание, что Лань Сичэнь как раз не винил бы его, ни то, что Лань Ванцзи почти что сам ужесточил себе наказание… «Сосредоточься!» В голове словно звучит колокольчик. Сквозь все обвиняющие фразы именно память о Вэнь Цин кричит громче всего. И хотя она просила тогда сосредоточиться на золотом ядре, Мэн Яо цепляется уже за сам голос, как за ветку ивы над водопадом. Цин-цзе никогда, ни в одном кошмаре не упрекала его, она всегда брала на себя больше всего ответственности и работы. «Сосредоточься!» Всполохи веселого алого цвета — цвета ее одежд — разгоняют черноту, собравшуюся под веками. Мэн Яо находит силы буквально из ниоткуда, и, как прорвавшая плотину река, они вытесняют призраков, смывают сожаления и очищают. Юноша и сам выжимает из себя остатки светлой ци, не заботясь о режущей боли в животе. Последний призрак, заглохнув на полуслове, покидает его разум. «Хорошая работа, А-Яо, » — хором звучит память о голосах пятерых людей.***
Вэнь Нин не знает, что произошло. Только что вокруг Мэн Яо было столько темной энергии, что мог сформироваться вполне плотный кокон. Лекарь уже собирался бить тревогу и лично вытаскивать мальчишку из беды, плюнув на главу клана. Но спустя совсем немного времени концентрация духов и тьмы падает, черный клубок становится реже, и к моменту, когда сквозь него можно что-то разглядеть, Вэнь Цюнлинь видит лицо Мэн Яо, выражающее что угодно, только не доказательство его поражения. Сестра не одобрила бы использование такого объема энергии Инь, она бы потребовала прекратить тренировку еще тогда, когда стало невозможно стоять на неподгибающихся коленях. Вэнь Нин, в свою очередь, как будто гордится. Мэн Яо открывает глаза, когда вся чернота растекается обратно, в щели, коридоры и двери. Он водил головой из стороны в сторону, не видя четко ничего, и лекарь подавляет желание броситься в центр зала, схватить за руку и увести в тихую комнату Вэнь Цин. — Очень, очень неплохо! — голос Вэнь Жоханя кажется звуком гонга, а хлопок в ладоши — взрывом, — Как и ожидалось от моего лучшего ученика. Он в хорошем настроении. Можно позволить себе приблизиться к Мэн Яо и на правах целителя взять за запястье. Мальчика передергивает от прикосновения, но повернувшись, он фокусирует взгляд на Вэнь Нине. Последний делает все, что может, чтобы успокоить явно натерпевшегося сполна друга. Вэнь Жохань говорит еще что-то, но Цюнлинь его совершенно не слушает. Ему важнее, насколько пострадала ци Мэн Яо и как незаметно уйти в павильон. — … Думаю, отдых ты заслужил, — наконец, пробиваются последние слова восхищенного главы клана, и когда первый помощник и главный целитель поднимают головы, удается увидеть только удаляющуюся спину и огромный плащ. Только когда последние шаги затихают, Мэн Яо сгибается пополам и сплевывает дурную кровь. При всех своих знаниях лекарь цепенеет, пока на вовремя прижатом юношей ко рту платке растекается красное пятно.***
Вэнь Нин и Вэнь Чжулю молчат всю дорогу до лазарета. Говорить бессмысленно, а то и опасно: Мэн Яо не до конца соображает, что происходит вокруг. Все, что действительно необходимо — это периодически мелькать у него в поле зрения и заставлять сосредотачиваться на чем-нибудь осязаемом. Перед павильоном целителей Цюнлинь кланяется Вэнь Чжулю и благодарит за помощь. Как обычно, в ответ следует что-то короткое и вежливое, но глаза телохранителя выдают его беспокойство. — Сестра справилась бы лучше, чем я, — качает головой Вэнь Нин, уже научившись по-настоящему доверять этому человеку, — Но я могу пообещать, что и с А-Яо, и с вами все будет в порядке. Вэнь Чжулю не отвечает. Здесь ему не нужна формальная почтительность, достаточно проводить до двери и уйти как можно скорее. У него есть фактический приказ следить за главным целителем, но вторгаться в мир, где Вэнь Нин называет своего пациента «А-Яо», подсознательно кажется кощунством. Уже в комнате Вэнь Цин Мэн Яо находит силы говорить связно. Ему отвечают охотно, но не давя, усаживают на знакомое место за столом и приносят лекарства. Здесь так тепло, запах вареных ягод и трав одновременно отрезвляет и убаюкивает. В руках оказывается чашка — теплая и с приятным ароматом, и то и дело слышны короткие фразы голосом Вэнь Нина. Все это вкупе медленно сгоняет морок. — А-Яо, — в конце концов, юноша без промедления отзывается, и лекарь присаживается напротив него, молча и долго смотря в глаза. Это не изучающий взгляд Вэнь Цин, который и мертвого заставит говорить что угодно, лишь бы говорить. Нет, сейчас возникает ощущение, что самый обычный врач без слов задает самые обычные вопросы о самочувствии. Отметив для себя что-то, Цюнлинь накрывает руки Мэн Яо своими, так что они греются с обеих сторон, — Ты — большой молодец. Конечно, я надеюсь, что тебе больше не придется доказывать это таким опасным образом, но… Сегодня ты сделал невероятное. Все та же горькая часть сознания шпиона возражает: — Я использовал темную энергию. Я… Губы сводит от страха, и он не договаривает, но Вэнь Нин слишком проницателен, чтобы просить об этом: — Тебе нечего бояться. Вэнь Жохань сошел с ума от гораздо большего количества темной энергии, и он занимался этим много лет. Даже если сейчас ты столько освоил за день… Ведь что-то же удержало тебя в сознании? Первоначальная радость от того, что вероятность пойти по стопам главы клана Вэнь небольшая, исчезает. Мэн Яо чувствует предательское покалывание в глазах, но перед Вэнь Цюнлинем, несмотря на все доверие и комфорт, даже не всхлипывает. — Я вспомнил Цин-цзе, — впрочем, промолчать он тоже не может, — Вспомнил… Наши тренировки. Вэнь Нину должно быть тяжелее, ведь речь идет о родной сестре. И при этом именно он ободряюще треплет по макушке, улыбаясь и своей улыбкой разбавляя тоску. — Мы в ответе перед ней, — напоминает лекарь, удовлетворившись тем, что глаза друга перестают блестеть от слез, — И за наше состояние в том числе. Пей чай, пока не остыл. Мэн Яо хочет поблагодарить, извиниться, сказать что-нибудь, и в итоге только послушно подносит чашку ко рту.***
Нескольким позже заката они спускаются в темницу. Духовные силы частично восстановлены, их немного, и приходится идти по потайной лестнице. Первое, что замечают оба заклинателя — концентрация демонической энергии. Ее в сотни раз больше нормы и лишь немного меньше, чем было днем в тронном зале. Мэн Яо припоминает, сколько вчера было убито людей в пыточных и как ощущалась атмосфера в подземелье. Получается пусть и похоже, но только в том случае, если в одном месте соберется половина всех неупокоенных душ. Самовольно это сделать невозможно — призраки так или иначе привязаны к определенной части тюрьмы и не накапливаются в месте, где просто не успели бы побывать. Сердце к горлу подскакивает от догадки, и чудом шпион не ошибается в шифре. Мэн Яо почти бежит к нужной камере, теряя постепенно всякую надежду на то, что ошибся. Он бы ключи у охранника выхватил и сам дверь открыл, если бы руки не дрожали. Холод — второе, что осознанно замечает юноша. Холод адский, не свойственный ни лету, ни в принципе Цишаню. Клановые одежды здесь помогают примерно так же, как спальные, и в воздухе витает запах крови. Запоздало приходит понимание, что еще вчера они с Вэнь Нином перевязали раны обоих заключенных, и смрад уже должен был рассеяться… — Старший брат! — Мэн Яо замирает, не зная, подходить ли ближе. У стены все в том же положении, что и сутки назад, сидит Вэй Усянь. Он белее облака, согнулся над все так же бережно уложенным в руках вторым нефритом, и странная аура окружает обоих, как барьер клана Лань. Только вот состоит она из темной энергии. — Я не смогу перевязать их… — выдыхает Вэнь Нин, вцепляясь крепче в аптечку, — Это… Это заклинание меня не подпустит. Некогда пугаться, думать, искать выходы. Мэн Яо, еле дыша, с мутью перед глазами приближается первым. Он игнорирует протесты медика, протягивает руку к почти невидимому куполу и, поколебавшись только секунду, касается всей ладонью. Кожу как кипятком обдает. Шпион не сразу вспоминает, что пока не привык без медитации контактировать с темной ци, и корчится под предупреждающий окрик Вэнь Цюнлиня. Если бы не талисманы с заранее готовой иллюзией, сюда бы вся тюрьма сбежалась. Мэн Яо убирает руку. Пытаться проникнуть внутрь так бесполезно. Но безумно хочется, когда Вэй Усянь еще сильнее сжимается, оборачиваясь вокруг Лань Ванцзи. «Верно. Здесь очень много призраков, неудивительно, что он пытается защитить второго молодого господина Лань, пока тот без сознания. Но, поскольку изучать ему было нечего, помимо защиты от живущих в камере мертвецов он призвал еще больше.». Первый помощник главы клана Вэнь глотает сочувствие, вину, гнев, все остальные эмоции и сосредотачивается на умозаключениях. Вэй Ин практиковал Темный Путь недолго, прежде чем был остановлен Лань Ванцзи. Значит, барьер не идеален и держится только на его воле. Кроме того, он должен защищать от проникновения душ, а не тел. — Старший брат Вэй, это я, — настойчиво зовет Мэн Яо и с глубоким вдохом кладет ладонь обратно. Вэнь Нину, второй рукой задержанному в странном, почти просящем о терпении жесте, остается сердито наблюдать, — Я не причиню тебе вреда снова. Со мной целитель. Пожалуйста, позволь нам помочь. Он повторяет это раз, два, три. Контролирует каждое движение, ток ци и голос. Позволяет темной энергии обволакивать руку и при этом пытается не уйти в глубокую медитацию. Ощущения похожи на ходьбу по битому стеклу, где любой шаг может отделять от дикой боли. Мэн Яо призывает мысленно Вэнь Цин, братьев Не, Лань Сичэня — кого угодно! Он должен отогнать духов, чтобы заполучить хотя бы временное доверие полуобморочного заключенного. Вспоминает тренировку и до предела напрягается. — Здесь никого нет, — уверяет юноша, не представляя, как протянет следующую секунду в этом состоянии. Он буквально контролирует сразу все, и только полгоры с плеч падает, когда призраки действительно отступают, видимо, узнав своего утреннего победителя. Смешно, ведь сейчас именно они сильнее, — Старший брат, ты можешь доверять мне. Мэн Яо глотает и стыд от своих слов, и собственное в них сомнение. Он вознагражден лишь спустя полностью сгоревшую палочку благовоний: барьер ослабевает, и Вэй Усянь слабо приподнимает голову, не фокусируя взгляд. Что уже не обязательно, ведь лекарь свободно кидается вперед перевязывать раны, а сам наследник Цишаня вливает духовную энергию, взахлеб шепча что-то утешительное и умоляя не бояться никого вокруг. Вэнь Нин справляется с Лань Ванцзи быстро, уверяя Вэй Усяня, что столь долгий сон абсолютно нормален после его травм. Вэй Усянь ничего не слышит, а из-за истощения его легко посадить так, как удобно при перевязке. Мэн Яо ран не видит, но Вэнь Цюнлинь мрачнеет и внимательно их обследует. Недобрый знак. — Из-за того, что он защищался от духов посредством темной ци, раны не заживают должным образом, — констатирует медик, нанося одно за другим лекарства. Вэй Ин так слаб, что даже не дергается, только дрожит. Шпион дышит глубоко. Его пугает вердикт, но не использовать барьер здесь нельзя — призраки действительно могут нанести вред заблокированным золотым ядрам. — Мы что-нибудь придумаем, — уверяет Вэнь Нин, хотя звучит его голос, скорее, как самоубеждение, — Мы точно что-нибудь придумаем. Они оба не понимают, что здесь можно придумать. Мэн Яо уже просил Вэнь Чжулю. И сам же понял глупость этой просьбы: Вэнь Жохань имеет привычку лично обходить умирающих арестантов, и если сейчас у двоих из них есть шанс выжить, то узнай глава клана, что больше года он был обманут… И даже первый помощник Верховного Заклинателя не сможет окончательно избавить эту камеру от призраков. Только если потратит все духовные силы, что так необходимы сейчас Вэй Ину и никак не могут быть получены от незнакомого охранника, пока сознание заключенного не просветлеет. Это самое ненавистное из всех признаний в жизни Мэн Яо, но сейчас иного выхода, кроме как позволить Вэй Усяню действовать, как есть, и только слегка укрепить барьер, просто нет. Тем более, что до вызова Вэнь Нина в кабинет Вэнь Жоханя остается, в лучшем случае, два часа, за которые нужно провести несколько доступных процедур и хоть немного успокоить пациента, так и норовящего восстановить защиту.***
Через три дня в это же время все идет под откос. Сначала, к великой радости Мэн Яо, уменьшается количество неупокоенных духов, спугнутых барьером. Затем он видит, что Вэй Усянь уже что-то бормочет не в пустоту, а явно Лань Ванцзи, так и не проснувшемуся. И именно в тот момент, когда шпион уже хочет поговорить, извиниться и надеяться на трезвое понимание, Вэй Ин вскидывает голову. Если бы Мэн Яо разом ранило сотней стрел, было бы не так больно, как под этим взглядом человека, стоящего на краю разрушения всей жизни. — Помогите, — просит арестант замогильным голосом, хрипло, тихо, — Лань Чжаню плохо… Уже с самого утра… Пожалуйста, помогите ему! И срывается на всхлипы, зажимая рот рукой. Дальше все остается в голове фрагментами. Трясущиеся руки, обволакивающие израненного Лань Ванцзи трепетно, как стекло; почти беззвучные мольбы и полное непонимание, почему Вэй Усянь так боится быть громким; горячее и красное с ног до головы тело больного и диагноз Вэнь Нина — очень сильная простуда, которую в условиях тюрьмы быстро не отогнать. Логически можно догадаться, что в Гусу вся болезнестойкость заклинателей держится на золотом ядре, и после всего пережитого нужно вообще на коленях благодарить богов, что Ванцзи еще жив… Но Мэн Яо слишком напуган и концентрируется максимум на том, чтобы сжимающие горло сожаления не помешали передавать духовные силы. На следующий день выясняется, что действие любых лекарств ограничивается остановкой развития болезни. Вэй Усянь молчит, не просит ничего, только баюкает любимого на руках и уверяет, что все будет хорошо, что они оба сильные, что Вэй Ин обязательно защитит своего Лань Чжаня. Не слушает ни Вэнь Нина, ни Мэн Яо. Еле-еле дает сменить бинты. Сам лекарства пьет после долгих уговоров. Он будто весь превращается в барьер вокруг второго нефрита, состояние которого и при простуде в несколько раз лучше, чем у «защитника». У Вэй Усяня открываются раны и сползают бинты. Вэнь Цюнлинь чуть ли не кричит, как кричала бы на нерадивого пациента Вэнь Цин, и уже не знает, как предотвращать инфекцию, если попасть сюда можно в лучшем случае раз или два за день. Времени нет даже на то, чтобы попросить прощения.***
Спустя неделю в лагерь Юнмэн Цзян прилетает сокол. Край одного иероглифа размыт, бумага вокруг коробится от влаги.У Лань Ванцзи тяжелая лихорадка. Вэй Усянь не спит. Поторопитесь.
***