***
Ava Max - "Kings&Queens"
***
День перед атакой Знойного Дворца напряженный. Не стоит и сомневаться в том, что шпионская сеть, распространившаяся на каждый клан, не обошла стороной Безночный Город. Как говорится, хочешь что-то спрятать — прячь на видном месте. Вэни, вставшие на сторону Вэнь Цин, горожане, слишком сильно желающие жить при другом правителе — люди без сожалений передавали важные данные или пропускали в дом заклинателей, при входе демонстрировавших ярко-красную ленту. Этот знак придумал когда-то маленький Вэнь Нин, чтобы определять, кто будет водить в какой-нибудь игре. Старшая сестра вынесла ленту на войну. Увы, открыто повязать ее можно было только в бою, чтобы союзники из других кланов не убили тебя по ошибке. В обычной жизни полоса ткани столь чистого цвета привлекала внимание, и вплоть до решающего боя Вэнь Цин старалась не выдавать своих солдат. На людей в обычной одежде Цишань Вэнь патрульные и совы много внимания не обращали. Птицы были самой большой проблемой. Конечно, Вэнь Жохань не закрывал вход в Безночный Город людям из четырех великих кланов, несмотря на напряженное положение, и уж тем более не выглядело бы странно, если бы, скажем, адепт Цинхэ Не встретил старого знакомого из Юньмэн Цзян и пригласил в свою комнату на постоялом дворе. Что целительница знала точно, так это нелюбовь Верховного Заклинателя подглядывать за чужими любовными утехами. Если требовалось передать какую-то информацию, то цепочка строилась так, чтобы почти постоянно живущий в городе человек мог запереться со своей возлюбленной, недвусмысленно дать понять духовным животным, мол, либо улетай, либо нам на тебя наплевать, и уже в процессе «наплевать» рассказать то, что она сама, выйдя за городскую стену с корзиной или тележкой, передаст альянсу. Также в обход сов, ведь появление новых торговцев или мелких харчевен тоже мало привлекало внимание главы клана Вэнь. Однако сейчас вся цепь почти бесполезна. Около трех дней назад один Вэнь, взятый в плен вместе с солдатами, смог сбежать. Причин, собственно, никто не понял: с военнопленными обращались неплохо, просто не общались лишний раз, поскольку их убеждения порядком злили сторонников революции. Этот и вовсе не был заклинателем, то есть, находился под опекой Юнмэн Цзян, как клана, наиболее близкого к простым людям. И при этом сбежал. В Знойный Дворец. Прямо на ковер к Вэнь Жоханю. Тут уже только ставки делать, в какой момент он поймет, что, может, отсидеться в руках куда менее жестоких людей было лучше. — Догоним? — предложил в тот день Цзян Ваньинь, когда запыхавшиеся адепты сообщили о пропаже. Ах да, их бы тоже спросить (хотя бы ради интереса), как вообще умудрился лавочник обойти охрану из трех десятков заклинателей. Вэнь Цин поджимает губы и качает головой. — Если наши его схватят, это привлечет внимание, — отвечает Цзыюань вместо нее. Удивительно, но даже не подтрунивает над сыном, хотя не так давно не могла обойтись без колких замечаний, — Вэнь Жохань в любом случае узнал бы. По крайней мере, сейчас мы знаем, кто именно сбежал, и можем предположить, о чем он доложит. Цзян Чэн не спорит и вскоре уходит проведать сестру. Все адепты Юнмэн Цзян сменили одежды, а члены главной семьи носят иллюзионные талисманы, чтобы совы не видели их настоящих лиц. Вечером этого же дня, видя летящий в сторону Гусу отряд Вэней, Ваньинь догадывается, в чем дело. Беглец знал только систему, по которой захватывали пленных, а в надзорном пункте в момент штурма и вовсе оказался случайно. Милосердие и благоразумие — принцип лагерей, куда отсылали живых и здоровых сторонников Вэнь Жоханя до конца революции. Надзиратели, сопровождавшие не-заклинателей, надевали белые одежды. Если даже не упоминать последнюю деталь, все равно сложится впечатление, что предводитель революционеров — клан Лань. Это очень сложный и многоступенчатый план. Неудивительно, что Вэнь Цин так настаивала на рассудительности и полном спокойствии надзирателей в отношении какого угодно пленника. Цзян Чэн не может не поражаться уровнем подготовки этой девушки к войне.***
Накануне наступления Не Минцзюэ замечает нечто странное. Обучаясь в Цинхэ, Вэнь Цин стала одним из самых целеустремленных воинов. И он не раз видел ее гнев по какому-нибудь поводу, начиная с не получившегося движения и заканчивая учениками-лекарями, в упор не понимающими элементарных вещей. Однако гнев — это одно дело. Он пришел и ушел. Тем более, целительница столько лет изучала и подавляла темную энергию в теле Вэнь Жоханя, чего только не нахватаешься… Но вот тому, что в какой-то момент она станет замкнутой и угрюмой, начнет проводить по полдня над картами и все остальное время — в лазарете и откажется от уже привычных ночных посиделок со всеми руководителями отрядов, объяснения нет. Казалось бы, впереди осада Знойного Дворца, нужно каждую возможность поговорить с кем-то использовать в полной мере. Тем более, Сичэнь после известия о болезни младшего брата сам не свой. Не будь в отряде целителей Цзян Яньли, он бы кинулся в бой лично, и Не Минцзюэ понял бы его. Как и Цзян Ваньиня, о своем брате не получавшего совсем никаких новостей. Вэнь Цин не видится почти ни с кем. Только тот же наследник Цзян с матушкой как-то уж очень регулярно навещает лазарет. И, слава богам, никто не смеет комментировать то, как юноша время от времени выходит то с бадьей, то с подносом. Отряд Вэнь знает, что раньше так делал Вэнь Нин, и не лишает свою военачальницу призрачной связи с братом. Остальные отряды в последние дни предпочтут вместе с ним бадьи носить, но уж точно не делать замечаний. Для военачальника крутой нрав и умение вовремя призвать к порядку — прекрасные качества. Сам Минцзюэ обладает и гордится ими, пусть иногда и перегибает палку из-за духа сабли. Адепты под командованием Вэнь Цин мотивированы не только взаимоуважением, но и страхом. Потому что никто не знает, в какой момент она будет вести битву спокойно не хуже образцового Ланя, а в какой рявкнет так, что к ней еще неделю без заикания не подойдут. Бася не гудит с последней осады. Голова не болит, кровь не кипит, и все это без Песни Очищения, которую регулярно играл Сичэнь до объединения отрядов. Не Минцзюэ помнит, как столкнулся с поистине разозленной Вэнь Цин месяц назад. Если бы сабли умели икать от страха, Бася делала бы это до сих пор. А ведь тогда целительница тоже запиралась у себя и ходила будто с тучей на лице. В конце концов, глава клана Не решает игнорировать странное поведение своей напарницы, тем более, что в завтрашнем бою ее угрюмость наверняка сменится знакомым и продуктивным гневом.***
Вэнь Цин никогда не злится на Сичэня. Если он появляется в лазарете, чтобы проверить раненых, главная целительница спокойно все рассказывает, а потом, как бы невзначай, вкладывает в руку своего товарища мешочек с травами. Уже заваривание лекарства есть медитация, и Сичэнь благодарно кивает на ее внимание к мелочам. До решающего боя остаются считанные дни. И очевидно, как тяжело главе клана Лань ждать, особенно после письма Мэн Яо. Он всегда был образцом сдержанности и понимания, превосходя в этом даже Ванцзи. Но узнав, что младший брат болен, ранен и не обеспечен постоянным присмотром врачей, тут же хватается за меч. Вэнь Цин приходится схватить одного из сильнейших заклинателей за запястья и удерживать на месте. Приходится смотреть глаза в глаза и терпеть все те эмоции, что уже не скрывает за понимающей улыбкой Лань Хуань. Только собственная решимость военачальницы может дать ее другу чувство поддержки. Даже если никто из них не уверен, останутся ли живы заложники завтра, а то и сегодня вечером. — Сичэнь, не действуй поспешно, — Вэнь Цин противно в такой момент пенять правилами клана Лань, она будто бьет по незажившей ране. — Поспешно?! — единственное, что хоть немного сохраняется от прежнего облика первого нефрита — он не повышает голос, — Вэнь Цин, ты же знаешь, как моя семья переносит такие заболевания! Ванцзи… Он… Что-то надламывается в глазах Сичэня за миг до того, как он опускает взгляд. Не в силах больше терпеть это невысказанное страдание, дева Вэнь нарушает все возможные правила и, воспользовавшись ослабшим давлением, притягивает в свои объятия Лань Хуаня. Она тысячу раз говорила, что понимает, что тоже старшая сестра, что Вэнь Нина могут убить в любую секунду так же, как убили отца… Но, похоже, словами тут помочь не удастся. У девы Вэнь трясутся плечи и ладони. Сичэню не нужно больше, чтобы понять, как она — и дева Цзян с Цзян Ваньинем — разделяет его страх. Такая редкая поддержка, смутно знакомая с детства. Он позволяет себе минутную слабость и обнимает в ответ. Накануне наступления Вэнь Цин молчалива. Она все чаще хмурится, и Лань Хуань уже порывается спросить, не пришло ли плохих вестей от Вэнь Нина. Останавливает только осознание, что, узнай целительница о непредвиденной опасности для младшего брата и заложников, армия уже была бы собрана. Не напрягая целительницу своим беспокойством, Сичэнь проводит больше времени с другими. Минцзюэ отмалчивается — ему и самому хотелось бы знать, что такого творится с главнокомандующей, но пока что это не мешает планам, работа в лазарете идет еще интенсивнее, и никто не задает лишних вопросов. Успокаивает и радует новость, что под руководством Не Хуайсана удалось защитить крепость Цинхэ.***
Цзинь Цзысюань сидит в палатке и помешивает свой любимый суп. Пиала приятно теплая, руки не обжигает, и есть нечто умиротворяющее в том, как по кругу плывут нарезанные овощи. Яньли сейчас руководит раздачей ужина. Ее готовка великолепна, хотя ингредиенты постные, непортящиеся, пригодные разве что с сильной голодухи усталому и раненому телу. Целители и целительницы обучены не только Вэнь Цин: питание в армии служит как утолению голода, так и восполнению запасов духовных сил. Какой идиот обозвал Цзян Яньли слабой заклинательницей, Цзинь Цзысюань не знает, но в том, что это был идиот, уверен железно. То, что она готовит, наполнено светлой ци, легко соединяющейся с меридианами другого человека и укрепляющей золотое ядро. Наследник Цзинь представляет свою уже-снова-невесту с Цзыдянем, послушным ее сильной воле и насыщенным ее духовной энергией. Интересно, была бы она такой же устрашающей, как младший брат и мать, в бою с этим оружием? Или же строго поддерживала порядок в Юнмэне?.. — Молодой господин Цзинь! — окликает знакомый голос, и Цзысюань выходит из палатки, чуть не опрокинув столик от волнения. Яньли стоит снаружи. На ее лиловом дорожном ханьфу играет свет луны, мягко белит лицо и поблескивает в глазах. Нет ни одного напоминания о госпоже Цзян, чудесным образом взявшей на себя руководство отдельным отрядом целителей — здесь и сейчас она похожа на богиню ночи, луны и звезд. — Ты… Вы очень красивая… — срывается с языка Цзысюаня прежде, чем он чувствует, что что-то сказал. Дева Цзян, улыбнувшись, прикрывает рот рукой, но наследник Цзинь успевает увидеть ее улыбку и, кажется, сойти с ума, — Н-не хотите зайти?.. У меня в палатке много места. Юноша заливается бордовым цветом от каждого своего слова. Для него просто заговорить с этой девушкой — уже подвиг, а тут ни с того ни с сего пригласил к себе в палатку… Хотя дева Цзян и дала свое личное согласие на возобновление помолвки, об этом мало кто знает, никаких писем с предложениями из клана Цзинь в клан Цзян никто не посылал, и посторонние люди могут запросто пустить непристойные слухи… Яньли подходит ближе, и Цзысюань, забыв о сомнениях, бережно ведет ее под руку. Талисманы поддерживают тепло и ненавязчиво светятся пурпурным — под цвет клана создавшего их заклинателя. Цзысюань сжимает кулаки, видя, как тускнеет взгляд девы Цзян при виде талисманов. Это было одно из немногих разошедшихся по миру изобретений Вэй Усяня, удивительно практичное для него, но облегчающее повседневную жизнь в походах. Многие члены клана Цзян говорят о своем старшем ученике, как о гении и очень добром мальчике. — Я… Не могу даже представить, что вы чувствуете, — вздыхает Цзинь Цзысюань, когда Яньли садится вместе с ним за столик и принимает предложенные молча угощения из Ланьлина, — У меня много братьев и сестер, но ни с кем из них я не близок настолько, насколько вы близки с Вэй Усянем. Дева Цзян мягко усмехается, опустив глаза в пиалу со сладостями. — Я действительно очень беспокоюсь об А-Сяне, — вздыхает Яньли, нервно потирая пальцем резную керамику. Цзысюань замечает этот жест и уже спустя секунду накрывает ее руки — такие холодные, она готовила и передавала духовную энергию весь вечер? — своими. Дева Цзян смотрит на их соединенные пальцы удивленно, слишком удивленно для будущей жены, но продолжает, подняв взгляд и получив тихое одобрение, — А-Яо делает невероятные вещи, хотя… Из его писем почти ничего не ясно. Уже вести о здоровье второго молодого господина Лань так потрясли нас всех. А-Сянь почти не простужается, чаще всего у него просто заражаются раны, но… Ее голос срывается, и Цзысюань понимающе сжимает руки. Он и сам знает, что Вэй Усянь сейчас как раз-таки ранен и находится далеко не в лазарете Пристани Лотоса и даже не в больничном крыле Знойного Дворца. — Мэн Яо не оставит его, — Цзысюань уверен в этом, ведь его младший брат уже стольким рискует, регулярно пробираясь в кабинет Вэнь Жоханя ради информации, разве может он бросить обоих пленников, таких ценных и для альянса, и для Лань Сичэня? Уже по стольким фактам понятно, что Лань Ванцзи не сможет жить без Вэй Усяня, даже если справится с лихорадкой, — Я уверен в нем. — Глава клана Не и глава клана Лань говорили то же самое, — кивает Яньли, — Они знают вашего брата довольно давно. И он им многим обязан. Яньли еще не говорила жениху, что лично получала письма о Вэй Ине раньше. Всего лишь три недели назад так радовалась очередной трогательной мелочи в отношениях младшего брата и его избранника. Подобное Мэн Яо расписывал детально, воодушевляя семью Цзян как можно скорее добраться до перевала. Дева Цзян не плачет, и еще под вопросом, не лучше ли ей прямо сейчас вырыдать и выкричать все, что на душе, в плечо Цзысюаню. Завтра будет самый серьезный бой за последние три недели: если раньше шпионы и революционеры по всему миру заклинателей действовали свободно, то во дворце Вэнь Жохань должен быть как рыба в воде, и так легко ослабить его армию не получится. Цзысюань неловко косит глазами по палатке. Яньли хочет собраться перед сражением, значит, он должен ей помочь. Взгляд падает на стол, и наследник Цзинь решает заговорить о первой же пришедшей в голову ассоциации и при этом не рассмеяться от ее абсурдности: — Дева Цзян, а Вы не знаете… Ну, что случилось с нашим главнокомандующим Вэнь? Яньли непонимающе изгибает бровь. Отлично. Значит, отвлеклась от мрачных мыслей. — Я проходил мимо лазарета, — рассказывает Цзинь Цзысюань, от облегчения снова сжимая ее руки, — И оттуда только ваш брат выбирался спокойным. Остальные лекари выбегали перепуганные. Один раз за ними вылетел… Стол. Сердце снова замирает, когда Яньли начинает смеяться. Ее смех, кажется, исцеляет даже лучше, чем любые навыки лекарей. — Ну, небольшой… — продолжает Цзысюань, пожимая плечами, как будто ему нужно оправдаться, доказать, что его слова не выдумка, — Вот с этот размером. Столик в палатке действительно едва ли шире плеч взрослого мужчины, причем даже не комплекции главы клана Не. Такой вполне возможно выкинуть куда-то, будучи сильным заклинателем, но сам факт, что вроде как спокойный и рассудительный главнокомандующий, целитель, проходивший обучение в клане Лань, швыряется столами… Яньли смеется еще громче, наклонив голову, чтобы спрятать улыбку. Почему-то высвободить одну руку и прикрыть лицо ей в голову не приходит, и у наследника Цзинь с губ тоже улыбка не исчезает. — Когда Вы так смеетесь, я готов сказать любую глупость, лишь бы Вас развеселить… Дева Цзян краснеет и вдруг замолкает. Она все еще улыбается, но с таким потрясением, что Цзысюаню, последнюю минуту не осознававшему ни свое тело, ни окружающий мир, как палкой по голове прилетает: он опять сказал что-то смущающее вслух. Если Яньли лишь слегка розовеет, то наследник Цзинь уже становится какого-то томатного цвета. И снова заикается, видимо, пытаясь извиниться. Всего в два-три движения изменилось то, как они держали друг друга за руки. Исчезла чашка, и теперь уже дева Цзян накрывает дрожащие руки молодого господина Цзинь своими, слишком твердыми для девушки, к которой завтра должны принести израненного младшего брата и у которой в ближайшее время планируется очередное тяжелое разбирательство в семье. Цзысюань так и не привык ко все растущему уважению к этой… Даже не заклинательнице. — Вы действительно… Очень мило выглядите, когда волнуетесь, — произносит Яньли, поглаживая большими пальцами огрубевшую кожу его рук, — Но мы ведь… В конце концов, восстановим помолвку, когда война кончится. Цзысюаню было бы смешно называть три недели почти что добровольной сдачи земель Цишаня «войной», но и у него, и у девы Цзян на некогда нежных пальцах куча мелких ранок и мозолей, и не всегда есть время залечить их своими духовными силами, и чем ближе к Знойному Дворцу, тем ожесточеннее битвы и тем вернее нынешнему Верховному Заклинателю Вэни, с которыми приходится сражаться. — Насчет главнокомандующего… — Цзян Яньли хихикает, прогоняя неловкость предыдущего признания, — У него… Действительно сейчас сложный период. Но остальные генералы не слишком об этом переживают, а такую энергию будет неплохо направить на завтрашний бой. Цзысюань понимает это. Очень хорошо понимает. И все же слова невесты его не до конца убеждают. Как бы там ни было, время позднее, и Яньли вскоре должна выйти из палатки и отправиться в лазарет формировать отряды целителей вместе с тем самым главнокомандующим. Наследник Цзинь, вставая, опять задевает всю мебель в пределах доступа. — Что-то мне сегодня не везет со столами, — усмехается он и ухватывает шанс перед выходом услышать смех девы Цзян еще раз.***
Подготовка к штурму начинается в час быка*. Отряды собираются не одновременно — хотя уже ясно, что Безночный Город захвачен полностью с четырех сторон, Вэнь Жохань не был бы таким великим воином, если бы позволил вражеской армии строиться спокойно. И все же Вэнь Цин играет на том, что сейчас, по отчетам брата, здоровье главы клана не позволяет пропускать сон, пусть и ради защиты. Приходится вводить в заблуждение самих генералов Цишаня, их десять, все известны своим умением скрываться, когда нужно, и нападать в идеально подходящий момент. Это не идет ни в какое сравнение с главными смотрителями надзорных башен или с кем-то наподобие сыновей Вэнь Жоханя. Цзян Яньли и госпожа Юй находятся в лазарете. Несмотря на то, что вторая должна командовать авангардом вместе с сыном, они обе провели здесь несколько часов. — Со мной все будет в порядке, — мотает головой Вэнь Цин, разминая запястья, — Это не такая большая помеха, и я месяц назад не меньше тренировалась, чем сейчас буду драться. Юй Цзыюань закатывает глаза. — Месяц назад ты сражалась в спарринге, — возражает она подозрительно спокойно, даже голос не повышая, — И у нас все еще нет численного перевеса. Это правда. Даже если армия Вэнь Жоханя чуть меньше, чем наполовину, состоит из новобранцев, это все еще армия и все еще в два раза больше, чем объединенные силы остальных кланов. — Глава клана Не может пойти вместо тебя, — добавляет Цзян Яньли, — Что, если тебе станет совсем плохо прямо посреди поля боя? Тишина начинает давить. Вэнь Цин прикусывает губу и невольно кладет руку на живот. Она не забыла, как на полигоне в Цинхэ скрутило в какой-то момент чуть ли не до падения на колени. Обычно заклинательницы пережидают как минимум неделю, но сейчас армия слишком близко, и, к сожалению, глав всех остальных кланов Верховный Заклинатель ожидает именно на местах главнокомандующих. — У меня есть обезболивающее, — девушка отводит взгляд, сжимая кулаки, — Но я не могу остаться в стороне. К тому же… А-Нин и А-Яо все еще там. Яньли молчит. Будь у нее сила — пошла бы с матерью и братом точно так же, даже если бы у нее были сломаны ребра и пробита голова. Но сейчас ничего нельзя сделать: отряд Юнмэн Цзян сможет сражаться без страха за свою наследницу, если она не будет в гуще битвы. Брату и матери не придется волноваться — армия самоотверженно защищает целителей… — Я спрошу у Цзиньчжу и Иньчжу, что они делают в таком случае, — Цзыюань косо оглядывает медицинское оборудование, расставленное тут и там. Насколько она помнила, порядок в палатке Вэнь Цин поддерживался кем угодно вплоть до молодого господина Цзян, но только не самой главной целительницей. Не до того. — Тогда смею положиться на Вас, — усмехается главнокомандующая, все-таки принимая помощь и садясь на стул. Стоять так долго было плохой идеей. «Тряпка, соберись,» — шипит про себя дева Вэнь, стараясь не смотреть в глаза ни подруге, ни наставнице, — «Животик у меня болит, как же… Еще братьев завтра вытаскивать, возьми себя в руки! Как малолетка, честное слово…» Взять себя в руки окончательно удается ближе к середине ночи. И злость на все, что только не происходит, бьет через край. «Отлично, это то, что нужно. Я ненавижу Вэнь Жоханя, я очень плохо себя чувствую, я творю не пойми что из-за Вэнь Жоханя… Именно тогда, когда очень плохо себя чувствую!» Прежде чем в стену полетит еще один ни в чем не повинный стол, перед немного затуманенным взглядом Вэнь Цин появляется чаша с ароматным, слегка дымящимся и аппетитно выглядящим супом. Тихий голос над головой говорит что-то про необходимость обильного теплого питья и в принципе прогревания (о чем целительница знала и спокойно игнорировала до того момента, когда потребовалось не только работать, но и сражаться). А затем рядом на уцелевший стол уже другие руки, слишком грубые и большие для Цзян Яньли, ставят разные посудины и посудинки, в которых, судя по цвету и запаху, налиты отвары и чай. — Не смотрите на меня так, — хмурится Цзян Ваньинь, стоя спиной к Вэнь Цин, — По сравнению с матушкой… Вы даже очень хорошо держитесь. Дева Вэнь ничего не отвечает. Если выпить и съесть все, что ей принесли, гарантированно станет легче. А вот если препираться с надежным соратником и потом бить себя по лбу за глупую несдержанность — выйдет прямо наоборот. И выйдет наоборот невовремя.***
Дворцовая стена высится черной громадой над головой, перекрывая высокие постройки дворца и не позволяя свету из окон нарушить темное ночное полотно. Самый остроглазый страж не заметит лишних очертаний, если как следует спрятаться за выступами и поворотами. На сегодняшний день то, что стена почти сплошная и имеет только один главный вход, идеально видимый для сов-патрульных — серьезная помеха. До сих пор захваты крепостей силой происходили, в лучшем случае, в императорских дворцах, настолько огромных, что обнести их оборонительной стеной без десяти запасных выходов невозможно. Впрочем, императоры не были заклинателями, и если им надо тайно покинуть дворец, улететь на мечах не получится. Логика не мешает Вэнь Цин с первого дня разработки плана осады сквозь зубы ругаться на строителей. Охрана, включающая очень мало сторонников альянса, ожидает нападения с неба. Защитный купол тоже будет укреплен в верхней части. — Глава клана Не, — обращается к напарнику, даже не обернувшись, главнокомандующий Вэнь Цюнлинь, — Бася сумеет ударить так, чтобы проломить стену и купол? Солдаты с поднятыми бровями и приглушенным кашлем начинают шептаться. В основном, со стороны кланов Лань и Цзинь. Отряд Цинхэ Не, усмехаясь почти синхронно, никак на это не реагирует: то, что более аристократичные кланы посчитали бы варварством, для них — повседневность. — Суметь-то она сумеет, — поджав губы, Не Минцзюэ окидывает стену со стороны своего укрытия. Наверняка двойная, с хорошим фундаментом. «Еще и сперли нашу кладку, гады. Как отца убивать, так клан Не — зло и тараканы, а как крепость строить…» — Вопрос в том, сколько раз и сколько шума мы поднимем до полного прорыва обороны. Вэнь Цюнлинь, одетый в форму главной семьи, может свободно обойти крепость и прикинуться патрульным. Другие заклинатели Вэнь, внедренные в три великих клана, носят соответствующие одежды и такими полномочиями обделены. Отыскать слабые места в барьере один человек не успеет. — А если мы вдвоем ударим? — спрашивает главнокомандующий, кивая в сторону молоденьких оруженосцев. Один из них, крепкий, но с мягким мальчишеским лицом, держит саблю, выкованную для новобранца Цинхэ Не меньше года назад. Цюнлинь кладет руку на меч на своем поясе, замаскированный под клинок клана Вэнь, но сделанный в Юнмэне. — Если ты ударишь и саблей, и мечом, то потратишь слишком много духовной энергии, — качает головой Минцзюэ, — Потом в первых рядах долго не протянешь. Даже я предпочитаю однотипное оружие в одной битве. Главнокомандующий Вэнь прикусывает губу и глотает комментарий обо всей ситуации с оружием в Цинхэ. — Глава клана Лань, — зовет юноша, и в тени рядом с грузной фигурой Не Минцзюэ вспыхивают белые одежды, — Присоединитесь к нам? Цзыдяню мелькать пока рано. Где-то на другой стороне стены чихает госпожа Юй. Блеск серебряного гуаня отражает кивок Лань Сичэня. — Отлично, — улыбается Вэнь Цюнлинь, меняя оружие на саблю. Три лидера альянса встают бок о бок. Действовать нужно быстро: совы хорошо видят в темноте и летают бесшумно, глава клана Вэнь должен будет узнать об осаде только после ее успешного начала. Одновременный лязг мечей раздается в тихом ночном воздухе за секунду до грохота рушащегося камня. Небо светлеет, заливаясь сиреневым и голубым. На исходе часа тигра** начинается полная криков, огня и звона оружия осада Знойного Дворца.***