***
Константин Фролов (или) Ирина Карачева — «Посвящение женам декабристов».
***
В начале осени в Гусу становится прохладнее. Летние дни, предшествовавшие войне, встретили очень немногие адепты клана. Любоваться осенними орхидеями в саду после тяжелых боев оказывается приятнее. Прибытие новой главы клана Вэнь в городе Цайи встречено праздником. Люди толпами сбегаются к освободителям, задаром отдают часть товара, уверяя, что одежды теплее, украшений прекраснее и еды вкуснее они не найдут во всей Поднебесной. Вэнь Цин сравнивают и с ликом луны, и с цветками мэйхуа*. — Ты слышал? — шепчутся торговцы, когда заклинатели покидают город и движутся в сторону Облачных Глубин, — Глава клана Вэнь, великая целительница Вэнь Цин, надела одни лишь серьги с белым нефритом, да и те совершенно не подходили к ее ханьфу! — Прикуси язык! — испуганно отвечает местный ювелир, надеявшийся на хороший заказ от богатой женщины и вместо этого получив только несколько от отдельных солдат из ее охраны, — Дева Вэнь не надела бы красный нефрит даже под страхом смерти! Предыдущий глава клана сгонял в лагеря добычи этого нефрита стариков, детей и женщин! — Невозможно! — ахают люди, собираясь кучнее и готовясь слушать. — А еще я слышал от моей тетушки, что жила в Цишане, будто никто не вернулся из Пепельного перевала, а ведь туда вместе с крепкими мужчинами отправили и их жен и детей! И еще говорят, будто бы в перевале целое кладбище из сожженных заживо людей! — Это бесчеловечно! Как такое могло произойти?.. — Ну, ты ведь знаешь, что Вэнь Жохань был темным заклинателем…***
— Сестра, ты ведь не забыла о нашем предстоящем визите к Императору? — голос Вэнь Нина легко вписывается в тихие звуки горных рощ. Отряд целителей и вооруженная охрана движутся пешком по горам, и путь действительно стал удобнее, например, для простых людей, просящих помощи заклинателей. — Я уже там бывала, — улыбается Вэнь Цин, передавая брату на ходу часть лекарств из своего мешочка цянькун и набедренной сумки, — Это тебе следует повнимательнее готовиться. С тех пор, как ты стал главным целителем, времени на изучение дворцового этикета у тебя почти нет. При этом — не говорит она — утонченность и аккуратность движений Вэнь Нина могут заменить ему красноречие, а скромность наверняка посчитается добродетелью. На подходе к главным воротам деву Вэнь, только что наслаждавшуюся обществом младшего брата и умиротворением гор, будто подменяют: в ее походке появляется рабочая решительность, руки заметно напрягаются, а пальцы делают почти незаметную разминку. Под взгляд целительницы лучше не попадать: она словно ищет человека, который в следующее мгновение окажется «жертвой» процедур. Лань Цижэня, стоящего во главе приветственной процессии у ворот, таким взглядом не проймешь. Напротив, он кажется впечатленным боевым настроем Вэнь Цин. — Глава клана Вэнь, — учитель кланяется с неподдельным уважением, остающимся в его глазах, — Клан Гусу Лань рад приветствовать целителей Цишань Вэнь. Ваша помощь будет очень своевременной. — Благодарю учителя за гостеприимство, — кланяется в ответ дева Вэнь и не упускает того, как светлеет лицо Лань Цижэня, — Отряд целителей обязуется исправить ошибки предыдущего главы и уменьшить все потери, понесенные кланом Лань в войне. Она внимательно следит за выражением лица старика. Тот, подумав, одобрительно кивает и поглаживает бородку. — Глава клана Вэнь не должна обременять себя несуществующей виной, — отвечает учитель, приглашая Вэней пройти сквозь барьер, — Несмотря на правила сыновней и дочерней почтительности, нельзя не признать, что предыдущий глава клана Вэнь даже не пытался быть достойным отцом или искупить свою вину перед племянниками. Гноившаяся долгие годы рана зарубцевалась и начала затягиваться сейчас, в бесконечной работе и общении с другими кланами. Поэтому, наблюдая за реакцией Вэнь Цин, Лань Цижэнь видит боль притупленную — не такую, как на поле боя. — Своим долгом сыновней почтительности эта целительница считает месть за отца, — отзывается дева Вэнь, как бы невзначай глядя на цветущие орхидеи, — И продолжение его дела. Учитель понимает намек и ничего не говорит вплоть до дверей Цзинши. Знакомые дорожки вселяют в Вэнь Цин странную силу, а цветы навевают воспоминания: когда она впервые сюда приехала, переодевшись бродячим заклинателем, все, кажется, выглядело в точности так же, только деревья не в полной мере восстановились. — Мэйхуа в Гусу удивительно сильны, — заметила тогда дева Вэнь, глядя на обугленные, но крепкие стволы и ветви, — Редкие деревья выживают после волшебного огня Цишань Вэнь. К Цзинши ее не отводили до сих пор. Здесь все говорило о хозяине покоев, каждая травинка выглядела безупречной. — Ваш племянник будет в порядке, — обещает Вэнь Цин, остановившись перед дверями, и кланяется учителю. — Если он в руках главы клана Вэнь, мне не о чем беспокоиться, — отвечает Лань Цижэнь.***
— Сичэнь! — как только закрываются двери Цзинши, воздух дрожит от возгласа Вэнь Цин. Глава клана Лань, поднявшийся с колен ей навстречу, замирает. Дева Вэнь подходит ближе за два шага, хватает его за плечи и всматривается в лицо, — Я же просила тебя позаботиться о себе! Лань Хуань усмехается. — Еще и похудел! — Вэнь Цин бесцеремонно сжимает его плечи, — Месяц прошел, Сичэнь, ты хоть что-то ел?! — Я практиковал инедию, — возражает Сичэнь, облегченно выдохнув, когда его руки перестают с силой ощупывать, — И молодой господин Цзинь готовил для меня и девы Цзян все это время. Глава клана Вэнь замолкает. Очевидно, в ее голове слабо состыковывается готовка и Цзинь Цзысюань. Как и в любой другой. — Дева Вэнь! — восклицает Цзян Яньли, выходя из-за ширмы. Девушки свободно обнимают друг друга, как если бы были настоящими лаотун**. — Я ужасно скучала по вам, — улыбается Вэнь Цин, отстранившись от подруги. На мгновение вспоминаются последние дни перед осадой Знойного Дворца. Когда все трое собирались в лазарете, обсуждали что-то, чаще всего младших братьев, и вокруг было тихо. Дева Вэнь первая избавляется от иллюзии. Положив руку на сумку, она оглядывает Цзинши. — А-Сяню уже лучше, — поспешно заверяет Яньли, садясь рядом с кроватью Вэй Ина, — Поверь мне, я бы сказала, если бы это было не так. — Ну, ему и должно быть лучше, — отвечает Вэнь Цин, втыкая несколько иголок в его тело под испуганным взглядом наследницы Цзян, — Вот то, что он не просыпается, мне не нравится. Она не обращает внимания на то, как тускнеют глаза Яньли. Не пытается утешить или убедить, что все будет хорошо, как делала на обучении в Юнмэне. Целительница выполняет свою работу, вводя иглы в разные акупунктурные точки. Будь Вэй Усянь в сознании, он бы пошутил, что похож на ежа. — Раны затягиваются, это радует, — комментирует Вэнь Цин, снимая повязки. Белая спина покрыта розоватыми неглубокими шрамами, как сеткой, — Обычно дисциплинарный кнут оставляет следы похуже. А-Нин успел вовремя. Никто не говорит про фиолетовые полосы, которых не намного меньше поперек свежих шрамов. И никто не смотрит на то, как Яньли прижимает к губам конец ленточки со своего рукава. — У него сгусток крови в мозгу, — хмурится дева Вэнь, проходя по затылку Вэй Усяня духовной энергией. — Из-за этого А-Сянь не просыпается? — спрашивает дева Цзян, уже от самого факта готовая если не закричать, то уж точно выпустить завтрак наружу. Вэнь Цин кивает. Ее глаза сосредоточены на голове, шее и плечах пациента: — Небольшой. Не смертельно большой, так будет точнее. Но он может причинять головную боль, мешать спать спокойно… Иными словами, — она достает из сумки трактат и открывает на рисунке, изображающем одно из лучших открытий брата и сестры Вэнь — детально точное расположение аккупунктурных точек с описанием их связи с кровообращением и током ци***, — пока что его голова не работает никак и, соответственно, проснуться он бы не смог. Если бы А-Нин владел иглоукалыванием, этого, конечно, не произошло бы… — Дева Вэнь, — Яньли, машинально перебиравшая волосы Вэй Усяня, будто боясь после всего сказанного прикоснуться к его голове, поджимает губы, — Никто не винит молодого господина Вэнь. Он спас наших младших братьев и делал больше, чем кто-либо смог бы в таких обстоятельствах. Как всегда, ее слова сперва вытягивают то, в чем Вэнь Цин вряд ли призналась бы сама себе — чувство вины. А затем указывают на очевидные противоречия, в которые сложно поверить. — Как бы там ни было, — вздыхает целительница, осторожно поворачивая голову Вэй Усяня так, чтобы он и в подушку носом не лежал, и затылок предоставил в полное распоряжение, — этот сгусток крови не успел сильно навредить. Он бы и сам вышел, если бы не темная энергия и то, что твой младший брат — сказочный тупица. Цзян Яньли в кои-то-веки не возражает, только улыбается и качает головой. Уже позже, когда главе клана Вэнь нужно будет встретиться с Советом Старейшин Гусу Лань, она признается Лань Хуаню, что в такие моменты видит в подруге Цзян Чэна. Осмотр занимает немного времени. Вэнь Цин в конце концов оставляет книгу, чтобы прощупать акупунктурные точки. Когда она с силой давит на одну, Вэй Ин вдруг начинает дрожать и вскрикивает, а дева Цзян испуганно хватает его за плечо. — Я так и думала, — кивает сама себе Вэнь Цин, тихо извиняясь перед Яньли, — К счастью, это не повредит его зрению, слуху или координации. Нужно лишь ввести иглу в эту точку и ежедневно отпаивать его отварами… Которые я сегодня приготовлю. Несмотря на то, что целительница объясняет каждый свой шаг, страх Цзян Яньли никуда не девается. Бледнея, она старается не смотреть ни на иглу, ни на место, причиняющее такую боль А-Сяню. Как и ожидалось, его приходится держать. Вэй Ин мечется по постели, стоит рукам девы Вэнь только приблизиться к нужной точке. Сцепив зубы, целительница берет еще одну иглу и вводит в его плечо, рядом со шрамом, так что теперь ни одна часть тела юноши не двигается. И тем не менее он стонет и морщится, когда ей все же удается закончить свою работу. Дева Цзян рассеянно гладит по голове младшего брата, сдерживая слезы. Вэй Ин глубоко вдыхает и на выдохе шепчет: — Лань Чжань… Сичэнь быстро покидает эту часть Цзинши и возвращается к кровати Ванцзи. Ему хорошо слышно, как Вэнь Цин задает вопросы и Цзян Яньли отвечает: да, иногда ему удается что-то сказать, чаще всего — позвать второго молодого господина Лань; нет, горло восстановилось совсем недавно, и до сих пор он почти не подавал голос; нет, он не реагирует ни на чей голос, не узнает ни сестру, ни Мэн Яо, зовет только Лань Ванцзи. Время до момента, когда дева Вэнь приходит ко второму пациенту, превращается в тягучее ожидание. Лань Сичэнь знает, что состояние Ванцзи гораздо лучше, чем Вэй Усяня, но не может не смотреть на Вэнь Цин с надеждой. — Не волнуйся, — после осмотра А-Чжаня дева Вэнь выглядит гораздо спокойнее, чем минутами ранее, — Он совершенно здоров. Мышцы могут не работать в полную силу, так что ему придется отлежаться, когда придет в себя, но долго спать он точно не будет. Маленький А-Хуань внутри главы клана Лань капризничает и спрашивает, почему же тогда А-Чжань до сих пор не проснулся. Заглушить голос этого ребенка становится все труднее. — Это все благодаря молодому господину Вэю? — уточняет Сичэнь то, что давно уже стало для него яснее ясного. — Ну… — пожимает плечами Вэнь Цин, которой даже доставать ничего не пришлось ни из сумки, ни из мешочка цянькун, — Он, конечно, идиот, но не могу не признать — своим благополучным выздоровлением твой брат обязан ему. Лань Хуань прикрывает глаза. Из-за ширмы не слышно ни звука, только тихие стоны и имя Ванцзи. В этот раз Вэнь Цин не возвращает его к реальности и не утешает своей крепкой рукой на плече. Она выполняет ту немногую работу, необходимую для почти здорового пациента, и не задерживается здесь. — Рецептов, как его разбудить, давать не буду, — выдыхает целительница, — Тебе нужно просто быть рядом. Первый нефрит не говорит ей, что оставался у постели А-Чжаня день и ночь.***
Лань Сичэнь не замечает, что уснул. Он просыпается, чувствуя шевеление под головой, и не сразу вспоминает, что снова вместо подушки спал на ладони младшего брата. Мгновенное осознание — и глава клана Лань вскакивает, быстро моргает и, даже не до конца видя, что происходит вокруг, склоняется ближе к лицу Ванцзи. Замечает чуть сдвинутые брови, сжатые губы и дрожащие ресницы. Пальцы Ванцзи слабо дергаются, и Сичэнь не может дышать. — А-Чжань, я здесь, — над самым ухом брата зовет он, держа за руку и вглядываясь в самые крохотные движения, — Ну же, давай, просыпайся… Лань Хуань повторяет это долгую-долгую минуту, а затем слышит в ответ слабое мычание. Со срывающимся дыханием глава клана Лань прижимает к груди руку Ванцзи, прямо над своим сердцем, позволяя взять нужное количество духовной энергии. Он бы сейчас собственное золотое ядро выжал до капли ради этого. — Пожалуйста, — умоляет Сичэнь, убирая волосы со лба младшего брата, не позволяя им закрыть дрожащие ресницы даже на миг, — Пожалуйста, А-Чжань… Я все что угодно сделаю, только… Пожалуйста! Его голос срывается, и Ванцзи открывает глаза. Невидяще смотрит перед собой, дышит слишком глубоко, но вскоре кое-как крепится взглядом за силуэт брата. — С… Сюнчжан? — говорит он хрипло, тихо и невнятно, и Лань Сичэнь не способен вспомнить более прекрасного звука. — Да, это я! — первого нефрита Гусу Лань хватает всего на одну фразу. После этого он падает лбом на простынь, сжимая ладонь Ванцзи с едва контролируемой силой, и рыдает так громко, что было бы слышно в гостевом павильоне, если бы не глушащие талисманы. Он не смеет второй рукой, совершенно не подчиняющейся приказам разума, коснуться Лань Чжаня и стискивает простынь до треска. Яньли ушла с девой Вэнь, оставив вместо себя Вэнь Нина. Этот момент Лань Сичэню выпал так удачно, что нет ни единого повода плакать тише или в принципе успокоиться. Он мысленно благодарит всех богов и делает пометку совершить триста поклонов предкам. Вэнь Цин стоит в ряду благодарностей на первом месте, и будь она здесь, глава клана Лань пал бы в ноги ей. Но силы покинули именно сейчас, заставив распластаться на полу и держаться за руку Ванцзи, как за единственную опору, кажется, всей жизни. Шорох ткани и просевшая постель привлекают внимание Лань Сичэня. Свободной рукой младший брат немного приподнимает его с силой, неожиданной для только что очнувшегося от глубокого сна заклинателя. Лань Хуань подчиняется, хотя держать ровно голову тяжело и хочется упасть обратно. — Сюнчжан, — зовет Ванцзи, непонятно как вернув голосу звучность, — Не плачь. Просьбу очень хочется выполнить и в той же мере не удается; Сичэнь прикусывает губу и безуспешно пытается сдержать слезы, только чтобы продолжить плакать. — Я так скучал по тебе… — выдавливает он, чудом ухитрившись сесть на кровать и притянуть к себе младшего брата. А-Чжаня так хочется обнимать без конца, и он позволяет, льнет в ответ, как в детстве. Сичэнь захлебывается — со дня смерти матери он не надеялся хоть на подобие такого объятия — и обволакивает брата руками, не боясь задеть уже зажившую спину. — Я здесь, — говорит Ванцзи. Сичэнь не возражает, хотя это он должен убеждать младшего, что все в порядке и бояться нечего. — А-Чжань, мое сокровище, — первый нефрит целует второго в макушку, зарывается пальцами в волосы и подтягивает одеяло. Маленького брата когда-то он сам пеленал, и казалось, что завороженной тканью Гусу Лань можно защитить от всего мира, — Я так волновался, так… — Прости, — шепчет Ванцзи, уменьшаясь в объятиях, и Сичэнь притягивает его ближе, жмется щекой к всколоченным волосам: — Нет-нет, ты не виноват, все хорошо! Я просто… Просто очень скучал. А-Чжань, ты — вся моя жизнь, я никогда бы не разозлился на тебя! Признаваться в том, как глубоко он любит младшего брата, оказывается легче. — Это ты прости меня, — поток слов не остановить, Сичэню наплевать, насколько они соответствуют правилам или образу главы клана, ведь сейчас под его руками бьется сердце А-Чжаня — оно могло остановиться еще до того, как Лань Хуань успел бы назвать брата по имени, — и теплое дыхание чувствуется сквозь плотное ханьфу, — Я должен был прийти раньше… Ох, Небеса, я чуть тебя не потерял, прости меня! Прости, родной мой, прости! Ванцзи просит не извиняться. Уверяет, что это не вина старшего брата. Мягко гладит по спине, и первый нефрит проводит рукой над его шрамами, согревая каждый своей ци. Мир сжимается до человека в руках Лань Сичэня, и он, так и не сумев сделать ровный вдох, в полной мере ощущает ценность этого мира. Проходит больше получаса. Вэнь Нин не заходит либо из застенчивости, либо из тактичности. Глава клана Лань использует время сполна, пока еще можно не оглядываться на правила в каждом движении. — Старший брат, — подает голос Ванцзи, приотстраняясь, чтобы посмотреть в глаза Сичэню, — Где… Где Вэй Ин? Улыбка на миг пропадает с лица Лань Сичэня, он опускает взгляд и спустя два или три вдоха так и не решается заговорить. Второй нефрит заметно напрягается, сильнее цепляясь за плечи брата. — Он ранен? — слишком быстро и громко для самого себя спрашивает Ванцзи. Лань Хуань не видит, сколько всего пылает в его глазах, и не может со спокойной душой на это смотреть, — Его тоже наказали, но… Но я не помню, что произошло после того, как он закрыл меня собой. Сичэнь вздрагивает и задерживает дыхание. — Брат, — в голосе А-Чжаня все меньше настойчивости и все больше открытого страха, — Что случилось в Знойном Дворце? Глава клана Лань мог бы рассказать о славных подвигах солдатов альянса и о благородстве семьи Цзян. Тогда его вспыльчивый младший брат направил бы свой гнев на нужного человека, а к моменту, когда пришли бы люди из других кланов, был бы готов к дипломатически правильным действиям. Наследник Цзян укрепляет свою позицию в мире заклинателей, находясь в Цишане, и если не выбрать правильные слова, Ванцзи испытает по отношению к нему тот же гнев и по той же причине, что и сам Сичэнь. Нужные слова не выходят. Так же, как много лет назад, когда шестилетний ребенок спросил, почему мама не открывает дверь, и смотрел будто сквозь все возможные маски юного наследника, видя любую ложь. Если он так же смотрел на дядю, неудивительно, что тот отпустил его в Цишань. Сичэнь неосознанно сутулится, однако заставляет себя хотя бы не прятаться. — А-Чжань, — трудно говорить спокойно и уверенно. Не коситься на ширму. Не опускать глаза и не мямлить. Не превращаться в ребенка, загнанного одновременно в тело хорошего старшего брата и идеального будущего главы, — Сейчас тебе нужно выслушать меня. От начала и до конца. И понять, что во всем, что я тебе расскажу, виноваты только те люди, которым уже уготовано наказание.***
Ночью становится намного холоднее. В этом году осень приближается слишком быстро. Чай, приготовленный для главы клана Лань и очнувшегося второго нефрита, остывает. Вернее, остывает лишь одна чашка — вторая под строгим и заботливым надзором выпита, чтобы заглушить вкус укрепляющих золотое ядро лекарств, неприятный даже для жителя Гусу. Лань Сичэню не о чем волноваться. Брат и сестра Вэнь, целители клана Лань и старейшины подтвердили, что Ванцзи идет на поправку и в его теле нет ни капли темной ци. Утомленный рассказом старшего брата и многочисленными визитами, второй нефрит уснул ближе к сумеркам. Только приказ Вэнь Цин и просьба родного брата не позволили ему броситься искать Вэй Усяня. И помимо них — неопределенность. Пока идет процесс восстановления, ему нельзя излишне волноваться и уж тем более знать, что прямо за бумажной перегородкой находятся Вэй Ин и дева Цзян. Это был очень непростой разговор. Слуги наверняка шепчутся о том, каким истощенным выглядит глава клана Лань несмотря на то, что второй молодой господин наконец проснулся. Сичэнь со вздохом поправляет одеяло А-Чжаня и вытирает глаза. Стоило больших усилий говорить правильно, и все равно он слишком хорошо знает своего брата: наверняка тот злится на весь альянс и в особенности — на семью Цзян, а незаметных угрюмых взглядов избежит разве что Вэнь Нин. Сам Лань Хуань был бы рад принять все обвинения на себя — душа требует этого, пусть Вэнь Цин и убеждала многократно, что ее дядя и двоюродные братья виновны в случившемся гораздо больше. Ширма почти бесшумно сдвигается. В любой другой день Сичэнь радостно взглянул бы на вошедшего, узнав по одному шороху одежды. И уж точно не сидел бы, головы в сторону ширмы не поворачивая. Вдохнув и досчитав про себя до тридцати, глава клана Лань поднимает глаза. Мэн Яо всем видом говорит о том, что еще на подходе к Цзинши самозахоронился в чувстве вины. Как в день спасения А-Чжаня и Вэй Усяня — того и гляди, падет на колени. — А-Яо, — Сичэнь не пропускает в голос лишнего. Он должен быть мягким и понимающим, иначе этот клубок не распутать, — Ванцзи становится лучше, но сейчас он слишком устал. Мы можем поговорить, это его не разбудит. Мэн Яо кивает и опускается напротив главы клана Лань на пол, не поднимая головы. — Я рассказал ему о том, что сам знаю, — продолжает Сичэнь, — О наказании, о войне и о времени, проведенном им самим и молодым господином Вэем в темнице Знойного Дворца. Само собой, скрыл, что молодой господин Вэй взял на себя весь удар призраков и темной ци, а также сколько ударов он получил и насколько тяжелее проходит его восстановление. Пальцы Мэн Яо сильно сжимают ткань на коленях. — Но я должен знать, — переводя взгляд на ширму и затем возвращая к собеседнику, Лань Сичэнь еле заставляет себя не прервать все и не забрать А-Яо без всяких разговоров отсюда, — Что на самом деле произошло в тронном зале? — Я… — юноша осмеливается взглянуть на главу клана только на секунду, после снова сосредоточившись на досках пола, — Я уже рассказал… Вы изменили свое мнение? Лань Хуань придвигается ближе — этот тон ему слишком знаком — и берет Мэн Яо за руки: — Нет. Касательно того, что ты сделал, я не думаю иначе, — стоит встретиться с ошеломленным взглядом и услышать, как А-Яо задерживает дыхание, и сам первый нефрит почти теряет мысль, — Но тогда ты не сказал, как проходило само наказание. Каюсь — это я тебя прервал. И сейчас хочу знать все до конца. Мэн Яо задумывается. Его лицо не скрывает ничего, и Сичэнь может представить, как тяжело думать о событиях того дня человеку, считающему виновным себя. Он рассказывает. Сбивчиво, тяжело дыша, стискивая временами руки главы клана Лань так, будто только это может не дать утонуть в своих мыслях. Сам первый нефрит уже не сосредоточен на человеке перед собой. Узнавая все больше о том, что сделал Вэй Усянь, он и сам не уступает в волнении Мэн Яо. «Этот мальчик…» — Лань Сичэнь сдерживается, чтобы не бежать за ширму, не разбудить Вэй Ина и лично не выбить, как говорит Вэнь Цин, всю дурь, — «Если бы я не познакомил их с А-Чжанем… Если бы не предложил А-Чжаню присмотреться к нему… Все бы так сложилось? Он был бы в безопасности?». Прислушиваясь уже к себе, глава клана понимает — лучше бы не было. Он и сам уверял, что во всем виновен Вэнь Жохань. Если бы Вэй Усянь и Ванцзи не боролись сообща, выжил бы кто-то из них? В одной только пещере Черепахи-Губительницы они выжили, защищая друг друга. Вэни в любом случае нацелились бы если не на одного, то на второго. И Сичэнь может твердо сказать, что в равной степени не позволил бы пострадать снова как брату, так и его возлюбленному. А-Яо замолкает. Наступает долгая тишина. Все, что делает Лань Хуань — держит его руки и думает с закрытыми глазами. Можно не переживать о Яньли, ушедшей вместе с девой Вэнь учиться готовить лекарства для брата, а Вэнь Нин умеет вовремя перестать слушать, чудом создавая ощущение, что в доме нет никого постороннего. Наконец, Сичэнь выдыхает. Он не смотрит нежно или спокойно, как раньше при разговоре с Мэн Яо. Только с твердостью. — Молодой господин Вэй превзошел мои ожидания, — слов и на десятую часть недостаточно, но как еще объяснить, что творится на душе, и снять вину с невиновного? — Как и говорила Яньли. Неудивительно, что А-Чжань полюбил его. Руки А-Яо дрожат, и Лань Сичэнь касается губами его пальцев, ловя взгляд, надеясь, что так сможет доказать свою искренность. — Отныне вы оба для меня не менее важны, чем мой брат, — заверяет первый нефрит, — У тебя уже есть семья, я не смею просить тебя остаться в Гусу, но я не позволю кому-либо навредить тебе или молодому господину Вэю. Мэн Яо, ахнув, приоткрывает рот. Лань Хуань быстрым движением обнимает его и, не дожидаясь возражений или благодарности, целует. Напористо, сильно, словно стремясь каждое свое слово в прямом смысле втолкнуть в сознание юноши. Когда губы А-Яо становятся солеными, Сичэнь прерывает поцелуй и мягкими касаниями собирает его слезы, не слушая, что только что отдышавшийся заклинатель пытается сказать. Ночь становится немного теплее.***