***
Doja Cat - Boss Bitch
***
Ланьлин встречает зиму так же помпезно, как и любой другой сезон. Случайному путешественнику может показаться, что к Новому Году здесь начинают готовиться ещё до того, как кончается празднование предыдущего. Земли клана Цзинь, пусть и небольшие, полны плодородных полей, богатые купцы считают местные базары благословенными, так что нет ничего удивительного ни в количестве праздников, ни в роскошном убранстве главных улиц. Вэнь Цин более чем хорошо понимает: если главная улица в городе выглядит как разукрашенная куртизанка, значит, ближе к окраинам люди не в состоянии даже дом отапливать. И хотя Верховной Заклинательнице положено добираться на важную встречу самым величественным маршрутом, это не мешает послать по окрестным землям переодетых подчиненных. Дворец Цзинь Гуаншаня странно похож на дядин. Все та же лестница, уже знаменитая сотнями ступеней, не безвкусное, но пышущее богатством убранство… Одни белоснежные колонны, отделанные золотом, и драпировки с золотой же вышивкой чего стоят. В Ланьлине главнокомандующая армией не бывала. Тогда еще Цзинь Гуаншань не рассматривался как прямой союзник. Потеряла она, впрочем, немногое. Дворец Вэнь Жоханя до перестройки был наполнен кроваво-гнетущей атмосферой. Здесь, при таких же огромных залах и похожей планировке, все будто нарочито беленькое, желтенькое и зелененькое. Не дворец, а десерт из облаков. Не в обиду клану Лань будет сказано. В помощи слуг Вэнь Цин не нуждается, хотя они все равно крутятся рядом. Раньше, ведомая благородными помыслами, она стремилась в каждом слуге увидеть бедного человека, наверняка в одиночку содержащего семью, но то было раньше, во время путешествия по Юнмэну и Гусу, где действительно прислуга либо была предана правящей семье, либо жила по вбитым в голову правилам, касающимся буквально каждого жителя Облачных Глубин. В Ланьлине же все иначе. Еще пройдя ворота, ведущие на территорию дворца, дева Вэнь ощутила, как стены пропитаны междоусобными заговорами. Неудивительно, если здесь какой-нибудь кузен подумывает прирезать кузена постарше, только чтобы стать на ступеньку ближе к прямым наследникам… Вэнь Цин очень старается не морщиться. Независимо от того, понимает она этот безумный строй или не понимает. Непрошенное сравнение с собственной семьей, где ее родной дядя и кузен ждали наказания за множество преступлений, только чтобы выжили другие кланы и побочная ветвь, приходится заглушить. Она напоминает себе, что и в императорском дворце за власть грызутся с братьями, сестрами и родителями, и далеко не всегда у этого нет оснований… Лучшим (если можно так сказать) отвлечением становится подошедший сразу Цзинь Гуаншань. Все такой же расшитый золотом и завешанный побрякушками, как ювелирный прилавок. С неизменным веером, наверняка расписанным какими-то высокопарными словами. Золотой петух, не иначе. — Верховная Заклинательница, — приветствует он, чуть склоняя голову, и никогда еще Вэнь Цин не казалось столь неприятным название ее должности, — большая честь для клана Цзинь. По Цзинь Гуаншаню видно, что никакая не честь и в целом он бы предпочел принять крайне разъяренного Вэнь Жоханя. Видно, впрочем, только самой Вэнь Цин и ее сопровождающим. К счастью, А-Нина и А-Яо здесь нет. — Главе клана Цзинь не стоит утруждать себя такими формальностями, — притворно улыбается дева Вэнь, перефразируя мысль «От вашего сахарного обращения меня тошнит». — Клан Вэнь явился с деловым визитом, а потому это не стоит излишнего восхищения. Цзинь Гуаншань рассыпается в заверениях, что, напротив, прибытие столь прославленной и красивой заклинательницы дóлжно встречать с самыми большими почестями. Слово «красивой» из его уст звучит так, что Вэнь Цин предпочла бы расцарапать себе лицо, а лучше изрезать кинжалом. И как вообще такое количество девушек умудрилось забеременеть от этого подхалима, а матушка А-Яо еще и влюбиться?.. Цзинь Гуаншань приглашает гостей жестом пройти к уже расставленным столикам. Его жены здесь почему-то нет, но госпожа Цзинь в целом присутствовала только на скрытых Военных Советах, так что… Неудивительно, что ее пытаются отдалить от всех политических вопросов сейчас. Как мелочно. Скорее всего, ей обидно быть героиней войны и не получить ровным счетом никакого признания в собственной семье. — Что же, госпожа Цзинь и молодой господин Цзинь не появятся? — как бы невзначай бросает Вэнь Цин, намеренно не отвечая на протянутую в «галантном» жесте руку. Небольшая дерзость стоит того, чтобы увидеть, как глава клана Цзинь прикусывает губу. — Моей жене нездоровится, — и косит глазами в сторону, — а сын отбыл в Юнмэн готовиться к свадьбе. Прошу простить, если их отсутствие показалось главе клана Вэнь неучтивостью. Вэнь Цин недостаточно хорошо знает эту семью. Возможно, глава клана Цзинь настолько разозлил жену, что та, невзирая на важность предстоящего визита, снова заперлась в своих покоях. Подобные вспышки ее гнева, как правило, были связаны с очередной изменой мужа. Когда главы обоих кланов занимают соответствующие места, слуги подают вино, а на столах появляются изысканные блюда Ланьлина, некоторое время не слышно ни звука. Хоть это и дипломатическая встреча, лично Вэнь Цин и Цзинь Гуаншань дела еще не вели, не говоря уже о вопросах, способных привести как к сотрудничеству, так и к соперничеству кланов. Вэнь Цин не похожа на своего дядю. В ней нет ауры убийства и темной энергии, и даже непрерывные тренировки не сделали ее фигуру менее изящной, разве что подарив широкие плечи и военную осанку. И все же глава клана Цзинь не смотрит на нее свысока — возможно, помнит прошлую встречу или уже не видит перед собой лишь женщину. Предыдущего Верховного Заклинателя он боялся откровенно, лебезил, прятался за веером. Сейчас лицо не закрывает, практически не трясется, только уж больно аккуратно ставит чашу на стол. — Итак, — не выдержав молчания, начинает Цзинь Гуаншань, явно очень стараясь придать своему лицу добродушное выражение, — теперь, когда война позади, очевидно, встает вопрос определения новых границ. Вэнь Цин не усмехается. Она могла бы, но не усмехается, хотя тема была среди самых ожидаемых. — Совершенно верно, — сейчас, будучи на месте главы и Верховной Заклинательницы, она сама решает, стоит ли перебивать мужчину или конкретно главу Цзинь. При этом сохраняет самый благопристойный вид и будто бы совершенно никому ничем не угрожает, — военные походы предыдущего главы клана Вэнь нанесли большой урон окрестным землям и небольшим кланам, владеющим ими. Все, что было отвоевано, уже возвращено либо восстановлено и присоединено к Цишаню на полное обеспечение и частичную самостоятельность. Бесспорный факт. Уничтоженные кланы уже не могут претендовать на свою территорию, а те, в которых осталось совсем немного адептов, не смогут без покровительства Вэнь Цин вернуться к прежней жизни. После снятия надзорных постов в Гусу и Юнмэне дева Вэнь не вмешивалась в то, останутся ли в числе адептов остальных великих кланов выжившие из более мелких. И так понятно, что их разъединение приведет к тому, что огромная единая армия превратится в кучу мелких, а значит, превосходство снова будет у Цишань Вэнь. И каким бы уважением ни пользовалась новая Верховная Заклинательница, память о деяниях ее дяди все еще слишком жива. Как и сам дядя. — Бесспорно, честь и благородство главы клана Вэнь не могут быть подвергнуты сомнению, — кивает Гуаншань, явно озадаченный уверенностью, почти дерзостью собеседницы, и жестом велит подать на ее стол какое-то принесенное блюдо. — И все же среди земель, отошедших к Цишаню, есть и те, что изначально принадлежали Ланьлину, и мне хотелось бы… Вэнь Цин немного прослушала, увлеченная тем, чтобы не засмеяться. Между двумя уездами находится территория, насквозь пропитанная темной энергией из-за непрекращающихся, пусть и не особо массовых, междоусобиц и кровопролитий. Цишань Вэнь только повышением налогов и надзорными постами до сих пор сдерживал пыл живущих там людей, уже забывших, какой именно клан начал эту грызню и почему они так и не приняли предложение Вэнь Мао. У Цзинь Гуаншаня нет никаких рычагов давления, клан Цзинь почти не участвовал в войне и не привлек славой к себе новых солдат, как другие — как он вообще планирует контролировать этот хаос? С другой стороны, как только под давлением Вэнь Жоханя кланы-головорезы присмирели и занялись работой, чтобы выплатить налоги завоевателю, выяснилось, что земли у них плодородные, ночные охоты там проводить — чуть ли не праздник, если так можно сказать об убийстве демонов. Вэнь Цин могла бы извлечь из этого больше пользы, чем если бы вернула все Цзинь Гуаншаню и позволила развалить только-только пошедшее в гору дело. Судьба на ее стороне. — Глава клана Цзинь, — дева Вэнь дожидается, когда жужжание в ушах прерывается на вопросительной ноте, и про себя считает, чтобы не смеяться, — Цишань Вэнь вернул кланам отвоеванные земли. Однако та территория, о которой, похоже, идет речь, отошла к моему клану по договорам и за хорошие деньги, драгоценности и целые караваны лекарств. Свидетельства, подписанные главой клана Цзинь, находятся в моем дворце и могут быть доставлены в ближайшее время, стоит мне только отдать приказ. Судя по тому, как позеленело лицо Цзинь Гуаншаня, он не знал, что бумаги сохранены. — Впрочем, если все, что выплатил клан Вэнь, будет возвращено, — притворно задумчиво протягивает Вэнь Цин, про себя отмечая, что стоит поменьше видеться с Вэй Ином, — то и земли будут переведены обратно под начало клана Цзинь. Зубы Цзинь Гуаншаня скрипят, и девушка подавляет смешок, позволив себе только скрытую за пиалой улыбку. Как она и предполагала, глава клана Цзинь прекрасно осознает положение дел в тех землях и потому когда-то согласился на сделку с Вэнь Жоханем. Последуют убытки, а то и разорение, если сейчас он отдаст баснословные богатства, некогда серьезно поднявшие экономику клана, обратно и вдобавок получит земли, на которые придется выделять и патрули, и солдат, и деньги. — Что ж… — выжимает из себя Цзинь Гуаншань, теребя веер. Глаза его блестят очень недобрым огнем в противовес вымученной улыбке, — пожалуй, не стоит ворошить прошлое. Наши кланы никогда не вступали в серьезные противостояния, и сейчас, когда только-только воцарился мир, будет благоразумнее сохранить его. — Как и ожидалось от главы клана Цзинь, — на этот раз Вэнь Цин выражает полное удовлетворение, хотя и не показывает, по какому именно поводу. Еще две-три минуты оба молчат, игнорируя, как за спинами поглядывают друг на друга люди в алом и золотом, будто не услышав слова Гуаншаня. Конечно, в новых одеждах адепты Цишань Вэнь уже не выглядят так отравляюще, как когда все подчинялись главной семье, но среди чистенько-желтенького они определенно выделяются, как крики Вэй Усяня в исправительном лагере. Вдруг Цзинь Гуаншань, якобы что-то вспомнив, ахает и слегка постукивает веером по ладони: — Я ведь совсем забыл поздравить Верховную Заклинательницу с предстоящей свадьбой! Его голос так и плещет раскаянием, будто сейчас, как самый настоящий подданный, упадет на колени и начнет биться лбом об пол. Вэнь Цин не тошнит. Она так себе и говорит: меня. Не. Тошнит. — Кхм, — отвечает дева Вэнь, притворившись, что поперхнулась, — это не столь существенное упущение. К тому же, новость о нашей помолвке довольно недавняя, и глава клана Цзинь не мог успеть поздравить меня. Это мелочно, но Вэнь Цин против своих же слов очень хочет ударить Гуаншаня. Понятно, что причин больше, они глубже и существеннее, но сейчас почему-то особенно хочется. Глава Цзинь малость расслабляется. — И все же примите извинения и поздравления от всего нашего клана, — он почему-то не торопится поднимать чашу, а затем и вовсе тушуется, словно борясь с какой-то неприятной мыслью. — Глава Цзинь чем-то встревожен? — спрашивает дева Вэнь, отрываясь от, надо сказать, вкусной местной дичи. Цзинь Гуаншань настолько очевидно мнется, что в его дальнейшие слова невозможно поверить, имея хоть каплю мозгов: — Мне ужасно неловко, ведь, в конце концов, это вопрос личного характера… Вэнь Цин терпеть не может вот… такое. Когда тянут, как нитку из волокна. — Ваш родной, пусть и не признанный, сын сейчас мой приемный брат, так что в каком-то смысле мы — родственники, — ее. Не. Тошнит. Совсем. — По крайней мере, получив мое согласие, глава клана Цзинь вполне может задать и личный вопрос. Цзинь Гуаншань только этого и ждал. Он едва не подкидывает веер, раскрывая, и уж глаза точно не могут скрыть волнение заклинателя, завидевшего добычу на ночной охоте. — Глава клана Вэнь поистине великодушна. В таком случае… Возможно, это действительно противоречит всяким приличиям… Все, кто находится хоть немного ближе к Вэнь Цин, чем он, чувствуют, как сгущается аура ее гнева. Вряд ли вообще есть что-то, способное разозлить ее больше, чем неискренность, забирающая лишнее время. Цзинь Гуаншань вскоре тоже ощущает, что переборщил, и произносит как будто через силу, прикрыв половину лица веером: — Разве наследник клана Цзян подходящая кандидатура на пост Верховного Заклинателя и главы сразу двух кланов? Не сказать, что чего-то в этом духе дева Вэнь не ожидала, и все же она не доносит пиалу до рта, замерев вместе со всем залом. Солдаты, слуги — кажется, каждая муха сейчас ожидает по меньшей мере взрыва и разрушения дворца. Но Вэнь Цин слишком озадачена внезапностью вопроса и не сразу даже обращает внимание, насколько он бестактный. — Не подумайте, что я пытаюсь как-то на это повлиять! — миролюбиво вскидывает руки Гуаншань, тут же снова прячась и оставив видимыми только глаза. — Разумеется, кому, как не Верховной Заклинательнице, принимать решения о собственном браке… Из любых других уст это звучало бы вполне пристойно. Однако Вэнь Цин отчетливо понимает: это краткий момент, когда змеиный рот может позволить себе немного рвущегося наружу сарказма. Хотя придраться к тону высказывания она не могла, Цзинь Гуаншань сам себе поставил ловушки и сам же закрыл все пути, не ведущие по полосе из этих ловушек. Пиала из-под вина опускается на стол достаточно громко, чтобы следом тишина казалась нависшим над головой Цзинь Гуаншаня камнем. Хотя зал и освещен солнцем и не нуждается в факелах до сумерек, атмосфера очень похожа на дворец в Цишане, и кажется, что Вэнь Цин не нуждается в источнике пламени, чтобы сжечь здесь все дотла. — Мне не совсем понятны намеки главы клана Цзинь, — прищурившись, произносит дева Вэнь, и только то, что она не смотрит прямо на собеседника, дает ему возможность дышать. Узор чаши под взглядом заклинательницы уже должен был оплавиться. Цзинь Гуаншань определенно должен понимать, что ступает по слишком тонкому льду. И на его усмотрение, рисковать ли провалиться дальше или сойти на берег. — Н-не сочтите за оскорбление, — веер сжат в изящных пальцах чуть жестче, чем обычно. Глаза главы клана Цзинь бегают по залу, — но… Ведь молодой господин Цзян еще не участвовал в решении серьезных политических вопросов. Такие вещи, как управление двумя кланами, требуют большого опыта и подготовки, не говоря уже о том, что для рождения наследника нужен определенный опыт и с девушками, а он ведь имеет у свах не лучшую репутацию… Его лепетание затихает, когда ощущение занесенного над головой меча становится очень сильным. Адепты по-прежнему на своих местах, никто и не думает прикасаться к оружию, Вэни, которые должны уже вскочить и кинуться защищать честь госпожи, лишь смотрят на нее с предвкушением. Вэнь Цин поднимает глаза, медленно окидывая сначала прислугу, затем адептов и останавливаясь на главе клана Цзинь. И глава клана Цзинь понимает, что играл с огнем в прямом смысле. Она определенно племянница Вэнь Жоханя. — Глава клана Цзинь, очевидно, не знаком с тонкостями правил клана Вэнь, — ее голос превращает невинно выглядящий зал в настоящий ад. Физически здесь нет ни капли темной энергии, но чистая аура Вэнь Цин кажется куда страшнее. — Я закрою глаза на тот факт, что глава Цзинь подверг сомнению целесообразность моего выбора, однако меня забавляет уверенность, что во главе союза Цзян и Вэнь будет стоять молодой господин Цзян. Все поголовно вспоминают Лань И. И осознают, что ни одна из легенд о ее твердости характера, убийственности ауры и силе не идет в сравнение с гневом этой женщины, не скованной правилами и лживым благочестием рода. — Традиции клана Цзинь, возможно, допускают главенство исключительно мужа, — продолжает Вэнь Цин, не давая вставить ни слова против, — однако в Цишань Вэнь одинаково готовыми к управлению кланом воспитываются как заклинатели, так и заклинательницы. Возможно, предыдущий глава в каких-либо беседах с главой Цзинь нелестно обо мне отзывался, что вполне понятно, ведь его собственные сыновья доставляли Цишань Вэнь только убытки и неприятности, даже не пытаясь перенять навыки управления отца. В таком случае беспокойство о том, будет ли рядом со мной достойный муж, вполне обосновано. Это должно звучать как оправдание. Цзинь Гуаншаню определенно не становится легче. — Однако есть множество фактов, ознакомившись с которыми, глава клана Цзинь, я надеюсь, — это прозвучало как «я приказываю и в случае неповиновения устрою вам линчи», — избавится от предрассудков. Встретив уважительно-насмерть перепуганное молчание, Вэнь Цин начинает говорить, слегка улыбнувшись, а глаза ее сохраняют тот же ужасающий блеск: — Первое заблуждение — это, конечно, неспособность наследника Цзян к управлению кланом. Во многом я могу объяснить его слухами о том, что нынешний глава Цзян не уделял никакого внимания воспитанию и обучению родного сына. Цзинь Гуаншань поспешно машет веером в отрицательном жесте и тут же притихает, придавленный взглядом собеседницы. — В опровержение этому заблуждению, — голос Вэнь Цин должен звучать непринужденно, а не хватать за горло каждого из присутствующих, — я могу сказать, что прожила в Юнмэне довольно долго и видела, как наследника Цзян явно не первый год готовят к роли главы. И его организаторские способности прекрасно проявили себя на поле боя, что глава Цзинь должен был хотя бы слышать. Гуаншань вспыхивает совсем немного и ненадолго. Ответить ему уж точно нечего. — Второе заблуждение, — продолжает Вэнь Цин. Она просто говорит, но ощущение, будто это какая-то важная небожительница перечисляет Цзинь Гуаншаню грехи, за которые он не достоин перерождения, — объединение кланов Вэнь и Цзян под управление одной семьи. Также вполне обоснованное, поскольку глава Цзинь, очевидно, привык к тому, что тот или иной брак заключается с целью получить выгоду. И снова лицо Цзинь Гуаншаня заливает багровым. Все верно, большинство его знакомых и друзей именно так вступили в брак, многие кланы образовывались или набирали силу таким путем. Но ощущение, будто дева Вэнь затронула что-то уж слишком личное, а никак не распространенную традицию. — Однако есть достаточно примеров, когда кланы лишь заключали таким образом союз, — замечает Вэнь Цин, проводя пальцем по резьбе на чаше, — например, Мэйшань Юй не стал частью Юнмэн Цзян, а клан Цзинь наверняка не намеревается продвигаться дальше союза и взаимопомощи с кланом Цзян… Впрочем, теперь уже я переступила нечто личное. Она засмеялась. Тьма в воздухе ничуть не прояснилась, по крайней мере, для Цзиней. Намек был понят более чем хорошо. — И последнее, — с губ девы Вэнь не сходит улыбка, весело прикрытые глаза должны ее подчеркивать, однако алый блеск не исчезает, лишь глубже прожигает дыру в золотистом пионовом узоре веера, — вопрос управления кланом Вэнь, конечно, будет обсуждаться и зависеть от определенных обстоятельств, например, как верно подметил глава Цзинь, период рождения наследников… Ни одна из произнесенных похвал не приносит удовлетворения адресату. — И все же сейчас я не намерена отказываться ни от одного из своих достижений, — дева Вэнь говорит это без горячности Вэнь Жоханя, но Цзинь Гуаншань уже чувствует достаточно. Его глаза, то ли загипнотизированные красным цветом, то ли затуманенные вином, смотрят уже не просто на тонкую женскую фигуру за соседним столом. Все верно. Он не видел эту заклинательницу в бою, но видел ее родного дядю. Глупо было предположить, что хоть кто-то, воспитывавшийся под боком Вэнь Жоханя, избежит хотя бы части его влияния. Да, Вэнь Цин более благоразумна. Да, она не подвержена воздействию темной энергии и, напротив, умеет очищать ее и восстанавливать чистоту ума. Да, ей невыгодно пользоваться методами дяди и подрывать доверие своих соратников. Но эта хватка слишком знакома. Это умение держать власть и устанавливать границы, заявлять о своих требованиях и добиваться их выполнения — Цзинь Гуаншань напрасно полагал, что после падения Вэнь Жоханя никогда их не увидит. Ведь смерть Вэнь Чао и Вэнь Сюя вовсе не означала, что наследовать Цишань Вэнь будет некому. Когда-то Вэнь Жохань процитировал своего отца: «Если женщина что-то просит, надо ей это обязательно дать. Иначе она возьмет это сама». Он имел в виду, возможно, свою мать или жену, желания которых вполне соответствовали ожиданиям Цзинь Гуаншаня от женщин в принципе. Но эта… Вэнь Цин определенно хотела не только верность мужа, счастливую семью и помпезные приемы с дорогими нарядами. Она хотела власти и контроля над этой властью и, в отличие от своего дяди, знала, как добиться желаемого на долгие годы. Цзинь Гуаншань не мог сравнить ее даже с госпожой Юй, главным недостатком которой являлась истеричность. Вэнь Цин поражала ледяным спокойствием и уверенностью, ей достаточно было вспылить один раз и в дальнейшем просто предсказывать свой гнев, и люди не могли противиться. — Г-глава клана Цзин-нь приносит с-свои глубочайш-шие из-звинения, — отвечает Цзинь Гуаншань, когда после окончания речи девы Вэнь проходит по меньшей мере шесть минут, за которые она успевает как ни в чем не бывало доесть понравившееся блюдо. — Пустяки, — с все той же улыбкой поднимает руку Вэнь Цин, — как я и сказала, глава Цзинь не мог знать всех тонкостей, не присутствуя лично при большинстве событий. И на этот раз гнетущая атмосфера действительно рассеялась. Немного и ненадолго. — И надеюсь, что глава Цзинь выполнит еще одну небольшую просьбу, — снова подает голос дева Вэнь. Цзинь Гуаншань готов на все, даже упасть сейчас к ее ногам и целовать ее туфли, лишь бы не вернулось это чувство незримого лезвия под горлом. Вслух он не говорит ничего, только делает неопределенный жест, мол, продолжайте. — После финальной битвы мой приемный брат получал довольно много писем из клана Цзинь, — продолжает Вэнь Цин. Она как нарочно говорит медленно, но с первых слов понятно, что этот вопрос ничуть не менее важно прояснить, чем все предыдущие, — я могу понять чувства отца, гордого за своего сына, и желание воссоединиться с семьей… Ее слова прямо противоположны всему, сказанному на прошлом Военном Совете, но сказаны с точно такой же интонацией. — Сейчас А-Яо загружен делами клана Вэнь, а так же присматривает за своим названым братом, который, как известно, больше всех пострадал в этой войне, — знакомая сталь в голосе. Цзинь Гуаншань должен был этого ожидать, когда Вэнь Цин заговорила о своей ближайшей семье. Ему очень повезло никак не связываться с Вэнь Нином, — и я надеюсь, что главе Цзинь удастся поумерить семейные порывы и дать А-Яо отдохнуть хотя бы от постоянного чтения этих писем. Цзинь Гуаншань прекрасно знает, что Вэнь Цин и трети не договаривает. Письма были вполне определенного содержания и с конкретными предложениями. Гениальный ум его сына, сумевшего организовать почти бескровный переворот, был очень лакомым кусочком. Но А-Яо оказался преданным младшим братом и полностью лишился стремления выполнить мечту своей матери. Иначе Вэнь Цин не увидела бы письма. А значит, у Гуаншаня был лишь один выход, если он хотел выжить. — Да, пожалуй, моему сыну стоит отдохнуть, он проделал огромную работу, — бесцветно отвечает глава Цзинь. Весь его план, все, что было предпринято: подрыв доверия к новой главе клана Вэнь, помехи ее становлению Верховной Заклинательницей, мягкие напоминания сыну о покойной матушке и о том, что положение его отца, в отличие от приемной сестры, перспективно и стабильно — все пошло прахом. Он просто пошатнул свою собственную репутацию, явившись на тот Совет… Когда дева Вэнь покидает дворец, не выразив желания переночевать, Цзинь Гуаншань огорчается исключительно для вида. Никто из слуг не комментирует, как он буквально сдувается на облегченном выдохе, стоит исчезнуть вдалеке процессии в алых ханьфу. — Это был очень тяжелый день, — бормочет глава Цзинь, отрешенно глядя на стол. Швырнуть или не швырнуть?.. Сил в руках нет даже пиалу поднять. — Вина, — командует он слугам, вытирая лицо ладонью, — и побольше.***
Цзян Чэну не нужно слышать ее рассказ. Вэнь Цин прибывает поздно вечером с аурой тигрицы, накормившей выводок тигрят жирным оленем. Она сразу проходит в кабинет. — Ты не пошла к брату, — вскидывает бровь Цзян Чэн, откладывая свитки в сторону. Он все равно не успеет до ночи все разобрать, а вопрос, судя по всему, не срочный: какое-то предложение о продаже лошадей на границе. — Встреча была настолько плохой? Вэнь Цин снимает золотой гуань, от которого уже кружится голова, и кладет на какой-то стол. — Не то чтобы, — отвечает она, подходя к столу, — он уверен, что я — нечто вроде Вэнь Жоханя и Лань Цижэня, вместе взятых. И что меня лучше не злить. Мне это вполне на руку, пусть так думает. Цзян Ваньинь не сдерживает смешка, за что получает по голове легкий удар свитком. — А ты что, с ним согласен?! — с притворной угрозой возмущается Вэнь Цин, и юноша подавляет смех, примирительно вскинув руки: — Нет-нет, он определенно ошибается. По крайней мере, жажды крови в тебе уж точно меньше. Это, кажется, успокаивает заклинательницу. Она переводит взгляд на то, что только что читал жених, и прикусывает губу. — А, это пустяк, — пожимает плечами Цзян Чэн, тоже возвращаясь к посланию, — кое-кто из семьи Лю хочет получить разрешение на торговлю лошадьми вблизи северной границы. Я решил без тебя ничего не предпринимать, но, мне кажется, это не такое уж серьезное событие. Вэнь Цин продолжает хмуриться. Цзян Чэн немного теряет в своей беспечности. — Ты знаешь что-то об этом? — спрашивает он, вглядываясь в лицо невесты. Дева Вэнь молчит еще немного, а затем в два шага подходит к одному из шкафов. Возвращается она уже с другим свитком и разворачивает параллельно первому карту Цишаня. — Эту А-Яо чертил всего месяц назад, — поясняет девушка, тыча пальцем в край листа, — смотри. Вот северная граница. А вот территория, в пределах которой купец Лю просит себе торговую точку. Ты понимаешь? Глаза Цзян Чэна расширяются. Он уже видел карты, на которых точно так же туда-сюда начерчены стрелочки с мелкими пометками. — Там сейчас война за три горных перевала, — понимает наследник Цзян, глядя то на один, то на второй свиток, — и северные кочевники ведут ее слишком хорошо для себя. — Вот именно, — кивает Вэнь Цин, — и купец Лю получит выгоду, продавая там лошадей для армии, не тратя времени на перегон. Вот только эта война, кроме него и Вэнь Жоханя, больше никому не была нужна. Цзян Чэн недоуменно трет висок: — А почему она вообще началась? Дева Вэнь со вздохом качает головой: — В этих землях полно темной энергии. Вэнь Жохань рассчитывал на новые места добычи красного нефрита, поэтому начал гнать оттуда кочевников. Они и сами с трудом выживали в этих местах, там сплошные горные упыри и призраки, иногда истреблялись целые деревни. Ваньинь, совсем запутавшись, несколько раз открывает рот. — А… — выдает юноша, вглядываясь в угол карты, как будто там мог быть ответ помимо уже написанного, — А зачем тогда защищать эти земли? Вэнь Цин пренебрежительно хмыкает. — Принципиальные, — коротко объясняет она, — деды и прадеды их жили в этих горах и сражались с нечистью, вот и они там живут. Что ж им, могилы предков тоже переносить? — А, — понимающе отвечает Цзян Чэн. На этот раз объяснение его удовлетворяет. На минуту воцаряется молчание. — И что тогда с этим делать? — спрашивает, наконец, Цзян Ваньинь, — В плане… Если торговец Лю будет продавать там лошадей, можно дать армии лучшее снабжение, но… Он снова озадаченно замолкает и даже не замечает внимательный взгляд невесты. — Но нам-то это что даст? — едва не восклицает юноша, подняв обе брови и сведя их вместе, так что получается совсем отчаянное выражение. — Какой смысл в коннице, если там такие крутые горы? На перевале они смогут пройти только по земле, а значит, на виду у всех, кто захочет спрятаться в окружающих скалах… Лошади-не лошади, а мы только деньги потеряем. Вэнь Цин, торжествующе улыбнувшись, кивает, будто только что объяснила сложную систему счета ребенку: — Верно. И поэтому мы должны прекратить войну и вывести оттуда солдат. Цзян Чэн с неподдельным интересом смотрит на нее, а Вэнь Цин, окрыленная его вниманием, продолжает: — Власть в клане Вэнь сменилась, так местным и объясним. Насчет компенсации… Подумаем по мере развития событий. Цзян Чэн задумывается, а затем поднимает палец в воздух, показывая, что пришел к какой-то идее: — Мы можем попробовать истребить нечисть или уменьшить ее количество. В качестве извинений и некоего мирного залога. Тогда ответного удара от местных можно не ждать, а если они решат присоединиться к другим вражеским народам с севера, перевалы будут слишком сложной границей для степных кочевников. У них ведь, кажется, конница… Вэнь Цин слушает его с восхищением. Прежде, чем Цзян Чэн развивает уже эту мысль, он чувствует рывок вперед и спустя мгновение пораженно вскрикивает, заглушенный поцелуем. Дева Вэнь целоваться… не умеет. Он тоже. Они столкнулись губами, зубами, носами, не успели вдохнуть и, кажется, случайно скинули полстола, только чернильница чудом осталась на месте и не погубила документы. Вэнь Цин отстраняется, румяная, улыбающаяся, с сияющими глазами. — Ты гений, — говорит она, держа лицо Цзян Чэна в своих ладонях, — Если глава Цзинь еще раз посмеет это оспорить, я разнесу его дворец. Цзян Чэн ошалело смотрит на нее и чувствует, как теряет связь со своим вроде как гениальным мозгом. «Красивая… Небеса, какая же красивая…». Он уже после вспомнит ее слова и еле сдержит слезы. Уже после поймет, что ради этой девушки из всех перевернет мир. Сейчас Вэнь Цин отпускает его, спешно целует в макушку и возвращает свитки на место. — Ты прав, — признает она, полуповернувшись к двери, — Я не зашла к А-Нину, он наверняка сегодня не обедал. — Об-бедал, — мямлит Цзян Чэн, не особо чувствуя губы и при этом четко помня ощущение губ Вэнь Цин, — я-а ему нап-помнил… Дева Вэнь смотрит с таким теплом, что Цзян Чэн мысленно расплывается по полу. — Спасибо, — отвечает она, будто нарочно вытворяя с его сердцем невообразимые вещи, — не засиживайся допоздна. За ней уже пять минут как закрылась дверь. Цзян Ваньинь, выдохнув со звуком экзотической птицы из сада Хуайсана, легко касается губ пальцами, а затем с тем же звуком закрывает горящее лицо ладонями. Да, его гениального мозга точно не хватит на то, чтобы сидеть здесь и работать допоздна.***