Дочь на ночь

Ух ты, а папочка суровый… ничего себе! Такая жесткость приятно волновала Лею. Хотелось узнать больше, почувствовать острее. Забавно: она нуждалась в папе, а получила клиента, но это совсем не огорчало. Он нравился ей. Устраивал ее. Даже как клиент. Его рука скользила по ноге, вызывая сладкие покалывания, и остановилась у основания бедра, у паха. У самого интересного. Лея накрыла ладонь отца своей ладонью и будто бы ощутила пульсацию под горячей кожей. Это было его или ее неистовое сердцебиение? Погладив напряженную руку, не отпуская ее, Лея коснулась своим указательным пальцем уже влажных у центра складок. Отец прервал зрительный контакт и опустил взгляд. Лея напряглась, внутренне ожидая бури. Папа либо сейчас отшвырнет ее и уйдет, либо продолжит сражение — а то, что это для него сражение, она не сомневалась. Он не мог так быстро воспылать к ней страстью. Это все еще перетягивание каната. С его стороны. Но какое бы решение отец ни принял, Лея знала, что мало ей, видимо, не покажется. Правда, после того, как папа стал клиентом, перспектива… уже не столько пугала, сколько будоражила. Ведь даже если он уйдет — он не сможет уйти далеко. Они семья. И грань они уже перешагнули достаточно, чтобы он не мог смотреть на Лею и не вспоминать об этой ночи, об обнаженном теле дочери. Она гладила себя указательным и безымянным пальцами, и папа смотрел на это. Много ли детей позволяли себе мастурбировать на глазах у родителей? Так порочно и постыдно. Лея чувствовала влагу на кончиках пальцев. Из самого центра она вела пальцы выше, увлажняя складки, раскрывающиеся всё шире. Лея рискнула и немного двинула бедра в сторону — и кончики пальцев отца коснулись ее горячей и уже хорошо намокшей, распухшей плоти рядом с пальцами Леи. Отец не ожидал, его рука дрогнула, но осталась на месте. Лея промычала от непристойного и запретного удовольствия. И почему ей раньше никогда не приходило такое в голову? Она и папа. Дочь и отец. Раньше это казалось максимум неплохой игрой с извращенными клиентами. Но сейчас, в постели с отцом — настоящим, родным — ей стало казаться, что в глубине души она всегда стремилась к такой близости с ним. Ближе, ближе, ближе… Двигая бедрами, Лея терлась о его и свои пальцы. Они попадали на возбужденный клитор, посылая импульсы острого удовольствия. В конце концов ей захотелось чувствовать только пальцы отца, и она просто удерживала его ладонь, направляя движения. Особое внимание она уделяла клитору, чувствительному во время возбуждения. Двигая бедрами, двигая руку отца по клитору, Лея тяжело дышала, выгибала спину и немного запрокидывала голову. — Мм… Так хорошо... — прошептала она, с трудом подавляя желание соединить бедра. Нет, пусть папочка смотрит. Когда он смотрит — это возбуждает до предела… Отец был мрачнее тучи. Он снова выглядел так же страшно, как совсем недавно, когда душил Лею. — По-твоему, это нормально? — спросил он, поднимая глаза, покрасневшие от проступивших сосудов. — Что?.. — Быть такой мокрой из-за своего отца. — Ты клиент... — напомнила Лея. — Да. А ты шлюха. Точно. Чего еще ожидать от шлюхи, как не полной беспринципности, не так ли? — Да, совершенно верно. О чем бы ты там ни говорил и что бы ни имел в виду… Всё верно. Клиент всегда прав. — Какая покорность. — А тебе больше нравится сопротивление? — Мне ум больше нравится. Но это не про тебя. Ты наша с мамой неудача в этом смысле. Ну так хоть для одноразового секса для своего папы сгодишься. Хоть какой-то прок от твоего появления на свет. А вот это могло быть обидным. Почему обязательно должен быть прок? Почему нельзя любить не за что-то, а вопреки? Но Лея не очень обижалась, она знала, что́ делает отец. Хочет найти ее совесть. Всё глубже окуная пальцы в вагину дочери, ищет совесть… Он немного забавный. — Зато у меня папа умный. Это компенсирует. Эзра разозлился: она издевалась над ним? Желая возмездия, в отместку за слова, на эмоциях Эзра резко сунул два пальца внутрь — прямо во влажное лоно дочери. Влаги было так много, что пальцы скользнули легко и гладко. Сами собой... Да, сами собой. — Ах! — бесстыже воскликнула дочь, выгибаясь навстречу. Он сам был в шоке от себя. Смотрел и не верил глазам. Как такое произошло? Вот как далеко он готов зайти: сунуть пальцы в дочь. Это она. Она была виновата. Сначала играла с его рукой, а потом со словами. Она провоцировала его. И он повелся. Блядь. Возможно, он действительно тронулся умом сегодня. В конце концов сколько стресса человек может перенести за один день? Опомнившись и отойдя от шока, Эзра хотел убрать руку, но Лея схватила за запястье. Не то чтобы он не мог выдернуть, но он все еще планировал одержать победу… И чувствовал пальцами, как сжимается влагалище. Неужели так может выглядеть победа? Эзре уже казалось, что он в самом деле попал в ловушку. Какой-то долбаный цугцванг. Лея ритмично двигала бедрами, трахаясь о пальцы. Свободной рукой она ласкала грудь и соски. Приподнимая торс, Лея потянулась к Эзре. Когда ее губы оказались рядом с его лицом и опалили жарким дыханием, Эзра отчаянно спросил: — Ты понимаешь, что́ творишь, Лея? Как ты встретишь новый день? Как будешь смотреть в глаза мне и маме? Но она, кажется, не понимала — даже то, что он говорит. Взгляд тонул в дымке похоти и недавно выпитого алкоголя. Ее приоткрытые губы коснулись его щеки. — Я встречу новый день… как конченая шлюха, — грязно прошептала она ему на ухо. — Кем я и являюсь. Кем я встречала и все предыдущие дни. Ты мне всё еще не веришь, хотя твои пальцы, папа, у меня внутри… И ты не можешь не чувствовать правду: то, как я возбуждена, насколько я уже мокрая… Ты не можешь не чувствовать, как я сжимаюсь внутри, когда слышу твой голос, папочка… Продолжая плавно качаться на онемевших пальцах, она простонала в его щеку. — Хорошо, — с поражением выдохнул Эзра. — Ты хочешь жить, пробивая дно. Я понял это. Я принимаю это. Но почему я должен падать с тобой? Он чувствовал ее улыбку на своей щеке. — Ты же не оставишь меня одну? Не бросишь свою девочку? Она немного повернула голову и коснулась губами его губ. Подождав секунду, начала целовать. Эзре было невыносимо. Будто пытка. Наверное. Но он не бросит. Он ведь обещал — когда впервые взял на руки — перед Богом, что никогда от нее не отречется и не бросит. Он обещал сегодня, что она всегда может рассчитывать на него… — Никогда, — прошептал он. В глазах Эзры защипало, но он приоткрыл рот и свободной рукой схватил голову Леи и притянул. Возможно, он мог бы сказать, что губы дочери были сладки, как у юной девушки, но нет. Для него они были горьки. И даже не потому, что отцу не стоит целовать свою дочь, а потому, что она так легко отдавала свое тело любому. Драгоценное и юное тело. И кто только не целовал эти сладкие губы и не осквернял это тело. Если бы Эзре когда-нибудь пришло в голову подумать о поцелуе с дочерью, возможно, чисто гипотетически, он бы хотел, чтобы это было нежно. Но ему бы никогда не пришло такое в голову. И именно поэтому он не мог управлять своими эмоциями и целовал грубо. Вкладывая разочарование, злость, отчаяние, страх. Лея не возражала. Ей нравился напор отца. Она была удивлена, что он мог так целовать. Это было практически страстно. Практически — потому что казалось, что страсть заменяют другие, но не менее сильные чувства и эмоции. Она уже не держала его руку, а он и не заметил. Лея улыбалась, когда они чуть прервали поцелуй, чтобы вдохнуть. Ей захотелось поцеловать отца глубже. Она снова прильнула к его губам и скользнула языком в его рот. Рукой она потянулась к его ногам. Проведя по напряженным бедрам, схватила пряжку и принялась вслепую расстегивать ремень. Так и не пустив язык вглубь, папа отстранился — дальше, чем просто для вдоха. Но он всё еще держал ее голову, а значит, не убегал, словно от пожара. Стараясь не терять время, Лея опустила взгляд на ремень, чтобы распутывать его более успешно. — Лея, — позвал отец. Он осторожно и медленно вытащил из нее пальцы, чтобы положить эту руку на ладонь, уже расстегнувшую ремень и взявшуюся за ширинку. — У меня… нет эрекции, — сказал он ей. Лея улыбнулась. А то она не знала. — Ничего. Я справлюсь, — обнадежила она. — С чем? — С твоим возбуждением. Я же шлюха. Я постараюсь и сделаю папочку твердым. — А как мы справимся с тем, что ты справишься с моим возбуждением и сделаешь меня… твердым? Лея подняла бровь. — Не занудствуй. Это не весело. — А мне не весело… — Потому что ты занудствуешь. Просто отпусти. Пусть всё… катится к чертям! Мм? — заговорщицки улыбаясь, Лея смотрела на папу снизу вверх в ожидании, когда он отпустит ее руку и позволит залезть в штаны. Лея видела, как он снова в отчаянии хотел возразить, но в конце концов пересилил себя: — Конечно. — И отпустил руку. Звучало, будто овца идет на заклание к серому волку. Хотя предполагалось, что всё должно быть наоборот. Лея нахмурилась: — Давай проясним момент. Я же не насилую тебя?.. — Нет, это невозможно. Ты женщина. Лея еще сильнее нахмурилась, восприняв слова отца весьма и весьма скептически. Её извращенному уму казалось, что у женщины есть много способов принудить мужчину к сексу. Она назвала лишь один из самых простых и очевидных: — А если страпон?.. — Что… Заткнись! — возмутился папа, широко раскрытыми глазами посмотрев на Лею. Лея рассмеялась: лучше, когда папочка злится, чем когда он чуть не плачет. Эзра был возмущен, но чем именно — и сам не знал. Он действительно уже понял и принял: его дочь — весьма легкого поведения. Да, это неприятно и противно. Но он понял. Ему больше не нужны доказательства. Хватит, довольно. Но когда она начинала говорить такие пошлости, его на мгновение переклинивало: вместо дочери он почему-то видел ребенка, которому еще рано знать такие вещи и говорить о них… Этого мгновения хватало для возмущения. Когда же Эзра напоминал себе, что дочь взрослая и, судя по всему, по всем ее признаниям, спит с кем попало давно и часто, то он, конечно, отступал — с чувством поражения. Вспышка гнева гасилась, оставляя пустоту. — Так… тебя не возбуждает эта идея? — с ухмылкой уточнила Лея. — Нет, — уверенно ответил Эзра, с ужасом осознав, что, кажется, впервые с юных лет пылает от смущения: ну как можно быть настолько пошлой и вульгарной! Должны же быть хоть какие-то границы… Ну должны же, блядь! — А что тебя возбуждает? Лея провела ладонью по напряженному бедру, рядом с пахом. Благослови остатки ее совести и милосердия, она пока так и не залезла в штаны. Она скользнула языком по нижней губе и томно глядела из-под трепещущих ресниц то в глаза, то на ширинку. Эзра хотел возмутиться, но осекся. Видимо, он постепенно, но приспосабливался к обстоятельствам: теперь ему уже удавалось не озвучивать первые мысли. В самом деле, к чему возмущаться, что вопросы пошлые? Вся ситуация между ними не лучше. То, что они намереваются сделать, вообще не поддается какому-то оправданию… Крайне порочно и аморально. И во всем виноват он, Эзра. Он довел до рубежа и перешагнул через него. Так чего уже возмущаться? Он собирается трахнуть свою дочь. И хотя он делает это потому, что она хочет, но он всё-таки делает это. Хотя давно мог бы уйти. Эзра нахмурился. Вместо ответа он спросил: — Зачем мы это делаем, напомни мне? — Ты мне скажи. Зачем тебе нужна была шлюха? — Хорошая попытка, Лея. — Я вся в папочку. Эзра вздохнул. — После того, как я увидел тебя, мне уже не нужна была шлюха… Так что… — Меня это обижает, — надулась, но несерьезно, наигранно Лея. — Будто я плохая шлюха… Как, по-твоему, я должна объяснить сутенеру, почему клиент не отодрал меня сегодня?.. — Лея! — Сказать ему, что клиентом оказался мой папа? Да он не поймет вообще, что такого-то… Наоборот, повезло как: клиент — родной папочка! Не всунет жестко, без подготовки. Эзра прикрыл глаза и покачал головой. Лея гладила его у паха. — Кажется, ты возбуждаешься? — лукаво поинтересовалась она. — Нет, — уверенно ответил Эзра. — Я так понимаю, это не дэдди-кинк тебя возбуждает… Что тогда? Совершая круговые поглаживающие движения, она задевала кончиками пальцев его гениталии под тканью. Эзра не был уверен, что именно он чувствует, возбуждает ли его это всё или просто пугает. — На что у тебя обычно встает? — Лея… — Пожалуйста, мне интересно. На что обычно встает у папочки? — Ни на что. — Не ври, — рассмеялась Лея. — Один раз на что-то точно встало. Ее ладонь полностью переместилась на ширинку, но движения здесь были менее смелые, чем ранее. — Ты не хочешь этого, — сказал Эзра. — Твоя рука дрожит. Лея уверенно провела ладонь между ног, обхватывая пальцами промежность. Эзра напрягся, но не мешал ей. — Кому и что ты пытаешься доказать? — спросил он, выдыхая. — Я буду любить тебя в любом случае, тебе не надо… Она сжала пальцы. — Лея! Эзра рефлекторно протянул руку, чтобы схватить запястье дочери и избавить себя от подобных прикосновений, но остановился и просто беспомощно сжал ладонь в кулак. — Что? Ты возбуждаешься. Я чувствую, — улыбалась она. — Ты меня слушаешь вообще? Лея вдруг взялась обеими руками за бедра Эзры и, поворачивая его за собой, быстро переместилась с кровати на пол. В мгновение ока она оказалась на полу, стоя на коленях между ног Эзры. — Нет, Лея, ты не будешь этого делать! — Чего? Брать в рот? — смеялась она. — Почему? — Этого не будет между нами! К такому я точно не готов… — Ты можешь меня трахать в вагину, но не в рот? — Лея действительно была удивлена. — Почему? Эзра возмутился: — Я вообще не!.. Но Лея в который раз перебила: — Ты уже делал это пальцами. Блядь. Эзра вздохнул. Он бы не назвал то, что он делал, словом «трахать», но спорить на эту тему не хотелось совсем. — Я… — Эзра закрыл глаза. — Я не могу делать с тобой того, чего… — Чего? — спросила Лея, когда нерешительная пауза затянулась. — Скажи, чего ты не можешь делать со мной? — Она снова гладила его бедра, только двумя руками, и уже гораздо более активнее приближаясь к паху с обоих направлений. — Того, чего я не делаю с мамой… — выдохнул Эзра, открывая покрасневшие глаза. Лея замерла, остановив поглаживания — уже непосредственно у ширинки. — Мама никогда?.. — шокированно начала Лея, но, к счастью для нее, папа перебил. — Лея… — предостерег он ее от дальнейших слов. — Пожалуйста, давай не будем развивать эту тему. Ты спрашивала, что меня возбуждает. Так вот — точно не упоминания о маме в такой ситуации. — Лея открыла было рот, но закрыла: — И да, я знаю, что сам вспомнил. Но я сделал это, лишь чтобы ответить на твой вопрос. Немного переварив информацию, Лея сочла нужным сообщить: — Извини, но я всё-таки скажу: твоя сексуальная жизнь крайне скудна. — Твоя компенсирует, — съехидничал папочка, отзеркалив, видимо, шуточку. Лея рассмеялась. — Но когда-нибудь тебе отсасывали же? Эзра чувствовал, что уже устал поражаться и огорчаться словам дочери. Надоело. И толку от этого ноль. — Да. Шлюхи. Лея задумалась. — Ты считаешь, что сосут только шлюхи? Поэтому… с обычными женщинами ты этим не занимаешься? С обычными женщинами — обычный секс? Всё остальное — со шлюхами? — Возможно. Не знаю. Перестань, — хмурился Эзра. Лея же начинала кое-что понимать. Она, кажется, поняла, почему папа захотел шлюху сегодня ночью. Не из-за того, что он поругался с мамой. А из-за того, что у него всё-таки были порочные желания, которые он просто не мог утолить с мамой. Как ей сразу это в голову не пришло? Хотя она должна была сразу понять: большинство женатиков именно такие, они реализуют порочные желания со шлюхами, но не с женами. С женщиной, которую считаешь аморальной и видишь один раз в жизни, бывает проще раскрепоститься, чем с той, с которой ты связан прочно и надолго и вынужден играть социальную роль благопристойного мужа. Ей не пришло в голову сразу, потому что она воспринимала своего клиента как отца, забыв, что он просто давно женатый мужчина, вынужденный ложиться на жену ради пары фрикций в лучшем случае раз в неделю. Самое смешное, что Лея сама вспомнила, как он трахался с мамой, но не проанализировала, что это был простой привычный механический секс. Лея дьявольски улыбнулась своим мыслям. Она победит. На самом деле она уже победила.