Дочь на ночь

Эзра смотрел в глаза дочери, обнаженной, стоящей перед ним на коленях. Она не смущалась, когда произносила все эти похабные слова и задавала пошлые вопросы ему, своему отцу. Как они дошли до этого? Как он дошел? Пальцы правой руки по ощущениям всё еще будто были внутри дочери. И в этом Эзре некого винить, кроме самого себя. Но почему он не остановится, не уйдет, не оттолкнет ее? Почему он ведется — и в шаге от непозволительной близости с дочерью? Уже было ясно, что он проиграл. Она выиграла, а он проиграл. Можно было уходить. Куда-нибудь. Эзра не был уверен, что у него хватит наглости вернуться к жене. По крайней мере, в ближайшее время. Он не знал, правда, как объяснит свое длительное отсутствие… Эзра ни в чем не был уверен, он был растерян. Он не хотел видеть дочь, но и уходить не хотел — боялся реальности, что обрушится на него, стоит выйти за дверь. Лея медленно вставала с колен, обрывая беспорядочные панические мысли Эзры. Он краем глаза следил за ней, за телом, плавно двигающимся в опасной близости. Поднимаясь, Лея не теряла тактильного контакта: ладони скользили с бедер по рукам Эзры на его плечи. Она просто встала перед ним, между его ног. Так близко, что прижималась голенями к краю кровати. Эзра уперся взглядом в живот, как в самую нейтральную зону. Одну руку оставив на плече, Лея провела ладонью по шее, по голове, запуская пальцы в волосы. Волна колючего холода пробежалась по позвоночнику Эзры. Надавливая на затылок, Лея притягивала голову Эзры ближе, пока он, покорно следуя, в конце концов не прислонился щекой к животу. Ленивыми движениями Лея гладила волосы, словно расчесывая, и это успокаивало. Эзра закрыл глаза, отказываясь признаться самому себе, что немного наслаждается моментом. На мягкой и теплой, мерно колышущейся плоти, под ласковыми поглаживаниями, он пьянел от ощущений и расслаблялся. Такое вожделенное спокойствие взамен хаоса мыслей и страха. Конечно, Эзра не мог полностью расслабиться. Он прижимался к обнаженному телу дочери. И ладно бы это были просто невинные объятия, тогда еще можно было бы закрыть глаза на голую кожу, но ведь Лея была далека от невинности, она играла роль шлюхи, не гнушаясь соблазнять отца. — Видишь, это просто тело. И оно твое. Эзра растерянно нахмурился: его? О чем она? Он еще не… — Ну, наполовину. Половина моего тела — твоя, разве нет? Ах. Половина. Его. Она о сперме. То есть о чуде зачатия и рождения. — Ты же самоудовлетворялся когда-либо, не так ли? Эзра дернулся, намереваясь вырваться из объятий дочери, чтобы сурово посмотреть в глаза, потому что на упреки и выговоры у него уже не хватало ни фантазии, ни сил. Кажется, он сказал всё, что мог, чтобы выразить протест против поведения и так называемого образа жизни Леи. Но она удержала его, а он особо и не сопротивлялся: у живота было хорошо, и много ли проку смотреть в глаза — он и так знал, что увидит там искры бесстыжего веселья над отцом. Как унизительно. — Мне просто любопытно, ты делаешь это? — Да, — сдался он, закатывая глаза от раздражения. — Ну вот. И я — наполовину твоя плоть. Тебе не нужно смущаться. Вторая моя половина — ма... — Я понял, — резко и громко — по контрасту с тихим разговором — перебил Эзра. — Да. Ну, с ней ты… — Я понял! — Эзра терял терпение. — И всё это очень глупо. То, что ты пытаешься сказать. Кого ты хочешь этим уговорить? Себя? Я чувствую, как бьется твое сердце. И рука на моей голове двигается неуверенно. И она слишком горячая. У меня волосы намокнут от твоей ладони. — Мне так нравится, когда ты говоришь, — игнорируя выпады, с наслаждением произнесла Лея. — Такое приятное шевеление на животе… Эзра вздохнул в поражении. — Почему ты считаешь это глупостью? Мое тело — всего лишь плоть, созданная родителями. Разве нет? Клиенты часто говорят, что я просто дырки для… Эзра громко простонал в крайней степени раздражения и отчаяния, останавливая речь Леи. Ненадолго, увы. — Так вот. Я хочу сказать, эти дырки созданы тобою и… — Да ебать! — воскликнул Эзра, все-таки силой вырываясь из рук дочери, чтобы посмотреть на нее снизу вверх, взглядом передавая всё свое возмущение. — Хватит! Мне неприятно! Ты пытаешься вывести меня из себя?! Так трахаться, что ли, веселей? Но нет, знай, я не собираюсь этого делать с тобой! И что ты вообще хочешь этим дерьмом сказать? Что я могу трахать тебя, потому что ты — моя сперма и мамина яйцеклетка?! Не ты ли недавно кичилась, что личность, мать ее, самостоятельная, взрослая и независимая личность? И что, теперь ты хочешь для меня стать просто созданными на досуге — мною же — дырками? — Ну так ты же сам говорил, что я яйцо, а не самостоятельная курица. Ты-то ведь не считаешь меня личностью, так чего же… — пробормотала Лея, но Эзра сделал вид, что не слышит. — Ну так вот: нет, это не работает! — продолжил он свою мысль. — Твои слова говорят мне только о том, что все, кто имеют тебя, словно вещь, куклу из секс-шопа, спускают внутрь тебя сперму, делают это, блядь, словно в меня, в нас с мамой, в наши чувства. И мне это противно и мерзко! И я устал это повторять! Лея вздохнула и продолжила гладить волосы папы. Ей нравилось. Поглаживания успокаивали ее. Всё же она, превозмогая себя, стояла обнаженной перед отцом. И не только буквально. — Видишь, наконец-то ты прямо признал, что́ именно тебя бесит в моем желании быть куклой из секс-шопа, — удовлетворенно заметила Лея. — Я, по-твоему, — это одна вторая тебя. То, что тебе хочется держать ближе и контролировать, не так ли? Ну, у тебя есть шанс. Я здесь. И хочу быть ближе к тому, кому принадлежу. Возьми меня… под свой контроль, — улыбнулась Лея, избегая называть папу папочкой, потому что его это пугало и охлаждало. Ладонью, лежавшей на плече, Лея провела по руке папы, то сжимая, то разжимая пальцы, будто массируя напряженные мышцы. Достигнув кисти отца, Лея подняла ее вверх, прислоняя к своему оголенному бедру. Лея выдерживала тяжелый взгляд, направленный ей в глаза. — Просто плоть, — напомнила она и усмехнулась. Кожа под пальцами отца, прижатыми Леей, горела. — Ты хочешь этого, чтобы упасть еще ниже или чтобы не было одиноко на дне? — злобно спросил папа, сощуривая глаза. Его кисть под ладонью Леи раскрылась, и пальцы впились в мягкое, но упругое бедро. — И то, и другое, — улыбнулась Лея шире. Она видела — и уже не первый раз — легкую растерянность в глазах папы, когда так откровенно соглашалась с оскорблениями и нападками, призванными обидеть, заставить смутиться и лишить смелости, а отнюдь не вызвать радость и улыбку. — Хорошо, я спрошу иначе: ты хочешь сделать хуже себе или мне? — Я хочу сделать хорошо нам с тобой. Почему ты никогда не можешь расслабиться и просто плыть по течению? — Лея погладила пальцы отца на своем бедре. — Что может случиться самое страшное? Я уверена ничего, что ты не способен преодолеть. Мы. Мы всё преодолеем вместе. Я буду рядом, если ты захочешь. Какие проникновенные слова. Но Эзра хмурился. Он, кажется, знал, у кого дочь научилась пустым, но красивым и приятным речам. И он не мог вновь сказать, что ее слова — просто ничего не значащее дерьмо. Потому что она фактически возвращала сказанное им ранее, просто в другой формулировке. Она специально? Эзра смотрел в ее глаза и пытался разглядеть, потешаются ли над ним? Боже, и чего гадать-то? Лея всегда потешается. В ее глазах всегда блестят искры — порой нездорового — веселья. Эзре не надо смотреть, чтобы знать это. Она демон во плоти и, конечно, специально. Рука с головы нырнула за шиворот. Оттуда — по внутреннему краю ворота, к вырезу на шее. Подцепив ткань пальцем, Лея потянула на себя — и отпустила. — Я могу… раздеть тебя? — спросила она бесстыдно. — А то так нечестно: я раздета, а ты одет. Я тоже хочу увидеть тебя. Не в силах смотреть в глаза дочери, Эзра опустил взгляд — и почти тут же поднял. Черт. Ниже живота смотреть еще хуже. А если не смотреть в глаза, то внимание неизбежно привлекает красивая полная грудь. Эзра оказался в западне. — Я сам, — ответил он тихо, глядя в живот, и поспешил добавить: — Если захочу. Твои клиенты часто раздеваются? — усомнился Эзра. — Нечасто. Мне плевать обычно. Но я бы хотела посмотреть на па… — Лея осеклась и прикусила губу. — Даже не знаю, как мне тебя называть… — пробормотала она задумчиво. — У меня есть имя, — прохладно напомнил Эзра. Лея замерла. В самом деле: у папы есть имя. Которое она, кажется, никогда не использовала. Хотя иногда дети называют родителей по имени, но она так не делала. Мама и папа. Назвать папу по имени… казалось странным. Волнительным. — Хорошо… если ты разрешаешь, Эз-ра… — Да, действительно очень необычно. Будто она не дочь для него. А просто женщина рядом. Как мама. Сразу как-то пусто внутри, будто она осиротела. Папа усмехнулся, буравя взглядом живот Леи, словно собирался прожечь дыру насквозь. — Так трудно обращаться ко мне по имени? Неужели называть меня отцом в такой ситуации проще? Вообще-то да, это было значительно проще. Это была какая-то опора, не позволяющая развалиться от страха. Когда ты идешь по темному лесу и непроизвольно хватаешь за руку того, кто рядом. Ищешь в нем утешение и поддержку, потому что доверяешь и знаешь, что вы в одной лодке. Назвать папу по имени — всё равно что, протянув руку к попутчику, схватиться за чужака, которого ты, возможно, как раз и опасаешься в этом мрачном месте. — Просто непривычно. Но мне нравится. Лея нагнулась, чтобы скользнуть рукой под нижний край кофты. Папа отстранился от приблизившегося тела. — Я сам, сказал же, — раздраженно нахмурившись, ответил он и снял кофту, откинув ее в сторону. Лея не ожидала, что он действительно сделает это так легко. Не потому, что он бы смущался показать торс. Ведь чего мужчине там скрывать? А потому, что это шаг навстречу близости с ней. Неужели она права — и папа не так уж и против идеи трахнуть ее? С ним никогда ничего не ясно, он всегда может притворяться и играть. Лея привыкла видеть в каждом его слове и жесте подвох, но сейчас казалось, что он выдохся для игр. Сдался. Ну или он просто притворяется, как какой-нибудь опоссум, разыгрывающий смерть при виде хищника. Лея оперлась на плечи папы, чтобы переместить вес на ладони, а коленями встать на папины бедра. — Что?.. Что ты делаешь? — забеспокоился он. — Хочу так. Так веселее. Только не двигайся, я могу соскользнуть… туда, куда ты не хочешь, чтобы я попала коленом. Лея пыталась удержать баланс, опираясь на папу, облокачиваясь на его плечи. Он схватился за ее бедра, помогая не упасть. При этом папа усердно отстранялся от нависающей у его лица груди. Так забавно. Поймав равновесие, они практически замерли. Лея улыбалась. Эзра хмурился. Но, не дав ему ничего сказать, дочь вдруг схватила его за волосы и, вынуждая запрокинуть голову, впилась в губы. Эзра вздохнул от неожиданности. Так мягко. Пальцы Эзры непроизвольно напряглись, впиваясь в нежную кожу упругих бедер. Лея качнула ими вперед, будто стремясь передвинуть ладони. И Эзра последовал движению и скользнул дальше, обхватывая крепкие ягодицы. Лея оторвалась от губ Эзры с томным взглядом и даже высунутым из приоткрытого рта языком — и простонала от удовольствия. Эзра смотрел на ее лицо завороженно. Странно, но в этот момент он будто бы видел чужого человека, не дочь. Может ли такое быть, что страсть искажает черты? Он никогда раньше такого не замечал. Но что еще поразительней — вид возбуждал Эзру. У него на самом деле было не так уж и много женщин, особенно после женитьбы. Он не был полигамен, и ему было сложно сходиться с людьми, открываться им и вступать в близкие отношения, в близость. Так что, возможно, ввиду скудности опыта, но такого открытого и бесстыдного поведения Эзра еще не видел в своей сексуальной жизни. Даже шлюхи ему попадались более зажатые. Стоило признать, что что-то в этом безбашенном грехопадении завораживало. Розовые блестящие губы, розовый язык в вязкой слюне, под силой тяжести текущей вниз. Розовые соски, на один из которых капля слюны может вот-вот упасть. Конечно, первой реакцией Эзры было найти платок и вытереть рот, чтобы ничего не испачкать слюной. Но как только он понял, насколько эта картина восхитительна именно в своей беспечности — отсутствии страха что-либо испачкать или испортить, — Эзра остановил родительские порывы и просто смотрел, как дочь самозабвенно стонет оттого, что он положил руки ей на ягодицы. Эзра сжал пальцы крепче, вырывая еще один стон и легкое томительное движение бедрами. Лея опустила взгляд. — Ты откроешь рот? — спросила она. — Мм, пожалуйста?.. Ни о чем толком не думая, Эзра схватился рукой за затылок дочери и притянул ее, ее приоткрытый рот и чуть высунутый язык. Ему нужна была эта мягкость, нежная плоть и тягучая слюна. Эзра сразу соединил их языки, а только потом — губы. Лея сильнее вцепилась в его волосы и проныла, посылая вибрацию от языка по всему телу Эзры. Лея не могла скрыть волнения и трепета от неожиданной папиной пылкости. Она почти сошла с ума, когда он позволил ей сосать его язык. Кажется, она действительно чертовски порочна. Ей нужно было больше, больше этого дикого вкуса запретного плода. — Пожалуйста, — умоляла она, слегка отрываясь от жестких губ и напористого языка. — Мне нужно… Сделай, как тогда, пальцами… — Это… Наверняка он хотел сказать что-то вредное, протестовать, и Лея перебила: — Пожалуйста! — Вместо вернувшегося в рот языка Лея схватила зубами нижнюю губу отца и пососала ее, как недавно язык. — Пожалуйста, п… Эзра. Я такая мокрая там, внизу. Из-за тебя. Мне нужно… что-то. Что-нибудь. Пожалуйста. Убрав руку с затылка Леи, Эзра положил ее на горячую внутреннюю сторону бедра Леи. Ведя ладонь выше, он уткнулся во влажные и раскрытые складки между ног. Лея нетерпеливо двигалась, мешая Эзре проявить медлительность и осторожность. Он лишь коснулся двумя пальцами, и Лея сама насадилась на них сразу до упора. — А как же предварительные ласки, стимулирование клитора?.. — вслух пробормотал Эзра, скорее, ради насмешки, нежели всерьез задаваясь вопросом. — К чертям. Мне нужно… внутри. Она двигалась на его пальцах, тяжело дышала ему в рот, изредка прикусывая или посасывая губы и язык — если он позволял и проводил кончиком по ее губам. — Так ты могла бы обойтись без меня, — заметил Эзра. Лея рассмеялась. — Конечно. Но ты не мог. Позвал меня — и вот я здесь. — Хм, делаю тебе приятно пальцами. За свои деньги. — О! Ты начинаешь просекать фишку, да? Видишь, лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать. Другой рукой продолжая массировать ее ягодицу, Эзра развел ноги шире, чтобы развести шире ее ноги, опирающиеся на его бедра. Пальцы вонзились глубже, большим пальцем Эзра все-таки нащупал клитор. — М! — Ей понравилось. — Ах, да!.. Лея пыталась свести ноги, но, чувствуя потерю равновесия, прекратила попытки. Ей приходилось стоять на бедрах отца с широко разведенными коленями и упиваться грубоватой лаской между ног, сжимая только мышцы вагины. Лея забывалась от экстаза. Всё ее сознание концентрировалось на эрогенных зонах и удовольствии от их стимуляции. Это казалось самым важным. Но ей нужно было больше. Больше, больше… В один момент всегда становится мало. Ты вроде как доходишь до горизонта, но вот он — снова далеко от тебя, как край света. Действуя на поводу у своих желаний, подчиняясь им, Лея соскользнула с бедер отца, оседлывая их. Папа убрал руку, но зато сквозь ткань брюк Лея почувствовала нечто большее, чем просто два, пусть и крепких мужских, пальца. — Хм, так ты не только мне приятно делал? — победоносно усмехнулась Лея. Папа сокрушенно покачал головой. — Я всё жду, когда ты мне приятно сделаешь — перестанешь потешаться надо мной. — Я лучше в других приятных вещах. Лея двигала бедрами над выступом в штанах папы. — Перестань, — сказал он, схватив ее бедра и мешая двигаться. — Ты испачкаешь мне одежду. — Вот ты сейчас правда прозвучал как один из моих клиентов, — смеясь, заметила Лея. — Мне снять твои брюки? Или ты сам? Папа вздохнул и, просунув руки к ширинке, принялся расстегивать. Лея, прикусив губу, с интересом смотрела вниз в волнительном ожидании. Скоро она увидит. Ту часть папы, которую никогда не видела. Часть, создавшую ее, Лею. Как волшебная палочка, ха! Оу, кажется, это была отнюдь не палочка! Нечто определенно побольше. Конечно, у Леи были клиенты с более большим членом. Но член папы был идеальным, на ее вкус. Достаточной длины, чтобы поместиться полностью в ее вагину. И достаточной ширины, чтобы натянуть, но не до нестерпимой боли, если без предварительного растягивания. Крепкий, жилистый, почти ровный, лишь с легким изгибом. Красивый. Лея была в восторге, будто девочка в магазине с игрушками. Облизав языком губы, она сглотнула выделившуюся от зрелища слюну. Подняв взгляд, Лея могла наблюдать еще более завораживающую картину: румянец отца, заливший не только щеки, но и шею. — А у папочки большой, — дразня, с придыханием сказала она и провела языком по губе. Она сказала это — и будто что-то перевернулось прямо в солнечном сплетении. Страшно и порочно. Ах да, она обещала называть его по имени. Но он не стал исправлять и ругать. Видимо, был слишком шокирован чем-то другим. Когда он приподнялся, чтобы спустить брюки, головка коснулась горячей плоти, и Лея с восторгом ахнула и улыбнулась всё еще смущенному папе. Он же замер, постепенно теряя в глазах блеск похоти. Будто приходил в себя и с ужасом осознавал, в какой он ситуации. — Ой, ладно, — надулась Лея. — Касание члена к вагине — это еще не инцест, как любил говорить один из моих клиентов… Папа вдруг нахмурился и недовольно посмотрел на нее. — Ну, некоторым клиентам нравятся такие игры… ну, знаешь… — Чёрт, кажется, теперь смущалась она, ощущая нагревание крови на щеках. Эзра вздохнул, закатывая глаза. — И что же тогда инцест? — просто спросил он. — Когда член родственника оказывается внутри. — Какая… потрясающая логика, — без восторга охарактеризовал папа. — Да, пока ты не вошел… ничего не считается. Эзра сокрушенно покачал головой. — Полагаю, это уже не мой выбор, — с намеком окинув взглядом свой стоячий, практически полностью окрепший член и нависающие над ним бедра Леи. Лея рассмеялась: такой шутливый папочка ей нравился больше, чем угрюмый и пугающийся ее. — Твой. Я оставлю выбор тебе, — торжественно заявила Лея и добавила себе под нос: — Ведь кто делает выбор, тот и несет ответственность. Конечно, она рассердила этим папу и даже немного напугала. — Но ты же сильнее! Старше, взрослее! И так очевидно, что ответственность за всё происходящее на тебе, — невинно хлопая ресницами, поясняла Лея. — Кто-то недавно бравировал, заявляя, что «мы», «мы вместе», «мы справимся», — передразнил папа. — Ладно, я пошутила… — сказала Лея, чтобы свернуть разговор, потому что вдруг легкость, с которой папа говорил с ней, напомнила, насколько жарко и сыро внутри, насколько она нуждается в трении и заполнении. Она опустилась на член папы, но не насадилась, а придавила его половыми губами. Папа ахнул от неожиданности. Да, еще один шаг в сторону невозврата. — Что именно было шуткой? — хмурясь, наблюдая за игрой со своим членом, спросил Эзра, явно пытаясь сосредотачиваться на чем угодно, лишь бы не на удовольствии. — О чем именно ты пошутила? О том, что мы вместе, или о том, что виноват только я? Лея же беспамятно предалась удовольствию. — Обо всем, — ответила она в экстазе, лишь смутно осознавая вопрос. — Я так и знал, — отчаянно отозвался папа, будто ее бессвязной ответ имел какое-то значение. — Как хорошо! — воскликнула Лея, катаясь, скользя на члене, становящемся всё крепче и напряженнее. — И почему у меня раньше не было такого? Почему ты не давал мне покататься на тебе раньше? — Блядь, — выругался Эзра, закрывая глаза ладонью, но это была та самая, пальцами которой он трахал ее ранее. — Чёрт! — воскликнул он, тут же убрав ладонь от лица, не успев толком прислонить. Лея широко улыбалась, не в силах закрыть рот от силы страстного дыхания. — Так противно? — Ты даже не представляешь… — сказав это, он тоже задвигался навстречу Лее. — Я думал, так трахаются только геи. Трутся друг о друга, как ненормальные. В чем смысл делать так мужчине и женщине? — Судя по тому, что ты становишься всё крепче и больше, смысл не должен ускользать от тебя… Так что не ври, что тебе неприятно. К тому же мы пытаемся избежать инцеста. Потому что он тебя отчего-то очень пугает. — Как же это всё логично! — саркастически воскликнул Эзра. Сжимая плечи папы, Лея двигалась всё быстрее и быстрее. Папа двигался навстречу, по его вискам стекал пот. Немного откинувшись назад, папа смотрел то на скользящие по члену половые губы, то на трепыхающуюся от движений грудь. Похоть возвращалась в его глаза. — Ты можешь быстрее? — спросил он уже без своего обычного деланного смущения. — Я не хочу кончить так рано, — призналась Лея. — Так что лучше помедленнее. — Она сжала плечи отца и слегка надавила, словно отстраняя его от себя, как будто этим можно снизить скорость его движений. — Пожалуйста, приостановись, я не хочу так рано… Лея попыталась замереть, чувствуя подступающий оргазм. Папа же продолжал двигаться, но видя, что она вроде бы серьезно, тоже, постепенно снижая скорость, остановился. — Разве не в этом смысл? — тяжело дыша, спросил он, и сглотнул. — Разве смысл не в том, чтобы кончить? Лея устало улыбнулась очередной попытке папы искать смысл в наслаждении и облизала пересохшие губы, прежде чем ответить. — Но не так же быстро. Чем дольше оттягивать, тем фееричней оргазм. Посмотрев в глаза притихшему папе, Лея прикусила губу: — Ой, я забыла, что… Ну, знаешь, иногда быстрый секс тоже прикольный. — Когда он в несколько раундов. Но Лея сжалилась в этот раз и не стала заканчивать фразу. К тому же это была бы не совсем правда: ей, в общем-то, нравится любой секс. Чтобы немного сбавить накал страсти и возбуждения, Лея решила подумать о… маме. Это определенно отрезвляло. Она думала о маме, да. Ей было стыдно перед ней. Может, даже больше, чем перед отцом. Но она не ощущала, что отнимает у нее папу, что они изменяют ей. Ведь мама с папой, грубо говоря, чужие друг другу люди, в то время как она и папа — родные по крови. Она ближе к нему. — О чем ты думаешь? — О маме. — У тебя проснулась совесть? — отчего-то с легким испугом поинтересовался папа. — Ты… любишь ее? — Конечно. — А кого больше: меня или ее? — Ты хочешь, чтобы и у меня всё упало? Давай не будем… — Ну пожалуйста! — заканючила Лея. — Скажи, кого больше? Скажи, что меня! Неважно, правда или нет. Мне будет приятно. — Я люблю тебя, Лея. И как я могу не любить тебя?