Любовь моя всегда выходила мне боком...

Утро пробирается мерной поступью, поигрывая солнечными зайчиками на стенах с постепенно нарастающим шумом оживающего города за окном. Скука. Порождённая навязчивым недосыпом и вынужденной осторожностью. Шею сводит тянущей болью, которая словно потоком дождевой воды срывается по желобу позвоночника, охватывая спину от резкой смены положения. Чужая квартира залитая рыжеватым утренним маревом полнится умиротворением, почти осязаемой тишиной. И надо было подрываться в такую рань? Монтари выдыхает осторожно ступая на пол, мысленно благословив тех кто в свое время клал полы в этом доме, так что тот не отзывается скрипом, в отличие от её костей, разошедшихся треском ломающихся веток на вялую попытку потянуться, слабо разгоняющую продолжающую не спешно пожевывать затекшие мышцы боль. Взгляд падает на мутноватый силуэт на диване. Мальчишка лежит уткнувшись в спинку и плотно укутавшись в одеяло, даже не думая просыпаться. Короткие волосы растрепались по подушке… Проходя к двери Кира не на долго притормаживает, немного щурясь и даже наклонив голову чтобы освободить больший обзор. Интересный переход… Осветляет он их что ли? Немая усмешка. С этого расстояния становится заметно и то, как перманентно цепляются пальцы за ткань наводя на мысль что едва ли снится ему что-то хорошее, хотя… какое ей по большому счету до этого дело? Выскользнув из комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь, одаренная начинает всерьез задумываться о ремонте у себя дома. Как говорится, все познается в сравнении, и смазанные петли, не исходящие на крики заблудшей не упокоенной души после малейшего движения, оказались весьма удобным новшеством в быту, о чем сама эспер успела порядком подзабыть. Убрать вещи в ванной. Помыть посуду. Вода из под крана в первый попавшийся стакан, и тишина… Непривычная в своем спокойствии, вязкая, набивающаяся в уши и толкающая искать новые занятия. Вообще-то последним произведением, которое Монтари открывала, так сказать для души, был анатомический атлас в новом издании, новой же, ранее не дурно зарекомендовавшей себя редакции, и сейчас, стоя напротив небольшого книжного шкафа, она сильно сомневалась что найдет здесь хоть что-то по специальности так что… Вытягивая наугад черноволосая поймала себя на насмешливой мысли, мол, кажется настал тот час, когда придется открыть для себя что-то новенькое. Просыпаясь Рюноске встретила та же тишина что не первый час с завидным усердием третировала его соседку и легкая надежда на то что та сгинула наконец оставив его в покое завертелась в ногах неугомонной кошкой, вместе с ворвавшимся шелестом страниц впившейся в его слух. А на что он собственно рассчитывал? Медленно, осторожно прощупывая пространство подле себя и оперевшись на подлокотник, молодой человек осторожно сел вместе с шорохом ткани привлекая к себе внимание. На этот раз пробуждение было легче. Можно сказать он и правда чувствовал себя не плохо если не думать о ключевой проблеме, которая и сокрыла от него как отложив книжку и вытянувшись так, словно заглядывает кому-то через плече, пусть в комнате между ними и не было ни единой преграды Монтари обратилась к подавшему признаки жизни мальчишке. - Выспался наконец? – Акутагава слышал как она отложила книгу и поднялась с кресла. Пусть звук шагов оставался до обидного недоступным так что стоило смолкнуть голосу, тот терял ее положение в пространстве. - Даже если и так…- тихое ворчание прервал так не вовремя подступивший кашель, срывая и без того хрипловатый ото сна голос, так резонирующий сейчас с бодреньким тоном собеседницы, судя по подсунутому ему в самые руки стакану воды вернувшуюся с кухни. Благодарности за это впрочем он особой не испытывал. - Если так, то предлагаю сразу разобраться с самым главным. – склянки, отданные вчера врачом а ныне согреваемые в пальцах намеренно чуть звякнули привлекая к звуку внимание парня, воплощая в себе альтернативу бессмысленному но сорвавшемуся жесту свободной рукой в сторону его повязки. – Сядь ровнее к краю и подними голову. - Если ты выколешь мне глаза… - тихая угроза звучит почти на грани рычания, отчасти и от того как не отошло от надрывного кашля горло. И все-таки он исполняет просьбу, медленно, из гордости не позволяя себе лишних телодвижений пересаживаясь на край, опуская ноги, едва заметно морщась от полоснувшего по ним холодка, бодро сквозящего по полу. «То на данный момент от этого мало что изменится…» - мысли отражаются на лице язвительной усмешкой, и Киру категорически радует то, что он не в состоянии сейчас этого увидеть. А еще, терзают смутные сомнения движет ей элементарная привычка, или же что-то иное, когда мелкий, завязанный ещё в больнице узелок не поддается и вместо секундного использования тени в пальцы ложится ножик. Небольшой, можно сказать утонченный, один из многих, что годы практики приучили носить под рукой. Лезвие плашмя проскальзывает под бинт холодя металлом тонкую кожу, отзываясь невольной дрожью, что засквозила по телу заставляя замереть на секунду и вовсе задерживая дыхание. Поворот. Тыльная, тупая сторона сильнее упирается, прогибая кожу пока отточенное острее легко рассекает бинты, которые обрезками опадают на диван подле Рюноске, пока та прячет оружие на законное место. Парень стискивает зубы силясь не оттолкнуть, отогнать потенциальную угрозу, которая в свою очередь удобнее располагает его лицо, словно перед ней сейчас просто кукла в человеческий рост, марионетка, но точно не живой человек. Чуть правее, выше, в сторону… Её пальцы умело манипулируют им предавая нужный ракурс, подбирая едва ли не под каким углом должен падать свет. - Открой глаза – вышло как то отстраненно, в каком то роде механически. Как на записи автоответчика, адресованной всем и никому единовременно. Словно она не здесь и говорит отнюдь не с ним. Акутагаве становится и правда не уютно. Всё это только усиливает напряжение которое и без того можно уже резать ножом. Чужие подушечки осторожно ложатся на слегка обожженное, тонкое инстинктивно дрогнувшее под ними веко, жёстко фиксируя, не давая инстинктивно закрыть. Рюноске чувствует себя до невыносимого беспомощно, а ещё он чувствует на лбу ребро её ладони и ловит себя на мысли, что постоянно дрожащие до этого руки сейчас даже близко не подают этого признака. Странная женщина. Он отвлекается на мысли всего на секунду… Когда свежий воздух резанул по глазам, но капля упавшая следом делает намного больнее. Нет, это все еще нельзя сравнивать с тем что было вчера, но резь и жжение заставляют дёрнувшись вжаться в спинку дивана подаваясь назад, подальше от мнимой ласки чужих рук, вырывая еле слышное шипение, когда те несколько мучительно долгих секунд продолжают удерживать его на месте лишь после отпуская, позволяя проморгаться. Глаз слезится и инстинктивно опуская голову он старается взять себя в руки сам принимая старое положение до того как это сделают за него. Второй глаз, ничего сложного, скорее даже приятно… Чужая дрожь под ее руками завораживает, буквально пьянит своей сутью. Страх, непрямой, невысказанный, интуитивный. Это вызывает невесомую, теплую улыбку на грани нежности. Сейчас так легко зайти дальше, пустить пальцы под теплые, тонкие веки надавливая на влажное, скользкое и все равно слегка податливое глазное яблоко… И все-таки нет. Она коротко выдыхает отгоняя подальше опасные мысли и надеясь что тот не обратит внимания на этот звук. В конце концов надеясь не безосновательно, ведь сам Акутагава едва дыша замирает памятником самому себе, да и жжение от капель хороший отвлекающий фактор. Он же заставляет глаза слезиться и если быть откровенной хотя бы сама с собой Монтари жалеет о том что это не настоящие, не искренние слезы, ни смотря на это все равно провоцирующие на короткое, совершенно непростительное прикосновение. Большое палец скользит у глаз как бы невзначай и совершенно между делом обдавая холодную кожу, почти горячей в сравнении влагой. Рюноске же сам каждое прикосновение ловит пытаясь хотя бы так восстановить мнимый контроль над ситуацией, дать себе во всяком случае нарисовать картинку происходящего и… совсем немного, на периферии сознания ощущая некую приязнь к тому что хотя бы сейчас это доверие не оборачивается для него чем-то разрушительно болезненным, если конечно не загадывать на перспективу… - Сейчас сменю повязку, и на сегодня считай закончили – голос наемницы и в половину не передает того что отражает ее лицо, разве что стал немного мягче, живее. В каком-то смысле актерское достижение. Или эмоциональная инвалидность. Но это уже смотря с какой стороны посмотреть. Оба варианта в конечном счете так близки к истине что выбор сделать становится крайне сложно. – Можешь глаза закрыть. – его лицо снова слегка приподнимают и Кира ловит себя на мысли что… это ведь так забавно, смотреть на кого-то сверху вниз. Подаваясь чуть вперед, для удобства опирается коленом о диван, так что парень даже чувствует как тот слегка прогнулся под ее весом совсем рядом. Комплексы роста одаренной при этом издают довольное урчание вибрируя где-то у горла, разомлевшим на солнцепеке котом. Успевшая полежать при комнатной температуре мазь нагревается чуть больше капель, но остается все еще ощутимо прохладной. Слегка склизкая, бесцветная субстанция со слабым неидентифицируемым запахом. Монтари поддевает совсем немного, нанося, почти ласково касаясь чужого закрытого века. Ресницы забавно дрожат и улыбка от этого становится еще немного шире. Отчасти это ощущение похоже на слабую вибрацию. Она втирает лекарство круговыми, массирующими движениями, наслаждаясь тем что кожа у глаз чертовски нежная и приятная на ощупь. В сравнении с тем что было до этого, эти манипуляции можно даже назвать приятными: то как холодит веки мазь и Кирина осторожность, да и закрытые глаза создают какое-никакое ощущение защищенности. Накладывая бинты руки между делом задевают и короткие черные прядки наталкивая на казалось бы не слишком интересную, тем более для психопатчной части но от чего-то пульсирующую в висках мысль о том, что она уже во второй раз убеждается что те достаточно мягкие на ощупь. - Не слишком туго? – наконец закончив и в целом оставаясь довольной результатом уточнила эспер, налюбовавшись, отправившись на поиски собственного телефона. В конце концов, отчетность им никто не отменял а со вчерашнего задания оба одаренных как сквозь землю провалились, что точно Мори не обрадовало, уж на это она готова была бы поспорить. Как и на то что эти новости не обрадуют его и того больше… - Сойдет. – кажется Акутагава попросту отмахивается и от вопроса и от мыслей позволяя себе укутаться в одеяло и сесть сильнее вжимаясь в спинку дивана, переваривая произошедшее и собственные ощущения, состояние. Опять становится тихо. Перебирая в пальцах хлопок пододеяльника Рюноске постепенно медленно успокаивается, резко вздрогнув когда с кухни раздалось шипение вскипевшего чайника. Да сколько можно! Раздражают не столько звуки сколько ощущение того что его застали врасплох, словно он позволил кому-то подкрасться со спины и с криком дернуть за плечи. Непозволительно в его профессии. К шуму закипающей воды добавляется и голос. Кажется слух и правда обострился, и по началу ему искренне плевать с кем там решила поболтать эта не нормальная, хоть сама с собой ему от этого ни тепло ни холодно, но… Долетающие слова заставляют насторожиться, а позже и встать и осторожно, вытянув руку вперед, на всякий случай водя ей из стороны в сторону в попытке не нарваться на ближайший предмет мебели, одарённый постарался добраться к двери. Беседа с боссом ведь и его касалась, не так ли?... - Кому добрый, а кто-то я… - голос Монтари слегка приглушен и отдает насмешливо усталыми нотками – Ничего если мы по телефону? На том конце провода Мори заинтересованно приподнимает брови, наклоняя голову в сторону трубки и слегка щурясь, всматриваясь в далекий пейзаж, мельтешащего, светящимся пчелиным ульем города. - Умудрились провалить задание? – о, не то чтобы он демонстрировал свое недовольство и все-таки это было очевидной реакцией… - Нет. Если смотреть формально всё прошло… Нормально. – она водит в воздухе рукой так, словно собеседник может ее видеть. - И все-таки у вас возникли проблемы. - В их штате оказался одаренный. Информаторам следует лучше исполнять свои обязанности. – зеркаля раздражение на собственную оплошность она ловко переводит стрелки на и правда отчасти повинных в случившемся, не выездных работников. – Нет, он конечно, так же мертв но успел создать достаточно проблем. Выжидающая пауза на той стороне трубки. - Акутагава не сможет вернуться к работе в течении месяца, и это я даю минимальные сроки. Я приложу медицинское заключение к отчету, но если вкрадце, ещё немного и без глаз бы остался вовсе а, знаешь же насколько конструкция тонкая... – выдох – В общем, я возьму отпуск за свой счет на время реабилитации. Сам понимаешь, всё равно никуда без медицинского наблюдения… - И ты решила милостиво приложить свои навыки? – босс говорит уже с заметной и насмешливой иронией. После отчета они поговорят ещё и кажется это очевидно, но во всяком случае он не стал оспаривать её заявление на корню. Ответом ему остается какой-то трудно читаемый в эмоциональном наполнении звук и Мори продолжает сам, подводя черту не долгого разговора, обращаясь колким намеком. - Только тебе не кажется, что для того самого наблюдения не нужно столько времени да и ты могла бы… - Вот только не надо… - вымученный и громкий вдох. Стук кружки о подоконник. – Да, не только это. Не заставляй меня подбирать корректные оправдания, право слово, хочешь и их приложу к отчету. - А почему и нет – он определенно ухмыляется, и в этом можно даже не сомневаться. - Ну да, у Элис же так мало бумаги для рисования… Нужно больше черновиков – и Кира ловит себя на том что не в состоянии не ответить старому приятелю тем же – Будет, и ей и тебе. Привет передавай. – короткий смешок и повешенная трубка сразу следом за коротким прощанием. Монтари прикрывает глаза. И дня не прошло полноценного, но как же все это уже утомляет. Она не знает, что Рюноске стоит за дверью. Не думает, как удачно избежала в разговоре формулировки про роль сиделки и едва придерживая всклинь наполненную кружку уже собирается покинуть кухню, так и налетая на одаренного, отправляя в полет растворимый кофе, бьющий в ноздри терпким химозным запахом, обжигающий тут же пропитавшим ткань рубашки кипятком… - Блять! – эсперы отшатываются в разные стороны и Монтари едва ухитряется удержать бокал в руках, лишь бы не добавить очередных осколков, и с тем же трудом сдерживается чтобы не отправить молодого человека в недолгое пешее в лучших выражениях. Останавливает одно понимание – в его квартире он может находиться где ему заблагорассудиться. Полупрозрачная жидкость стекает по пальцам обжигающими колкой болью неровными каплями, но та кажется мало обращает на это внимание, отставляя посуду на стол. Жест небрежный, быстрый. Именно от этого отдающийся сначала громким стуком а после и легким шелестом от того, как тот прокатывается по столу. Рюноске слышит. Хотя раньше бы точно не заметил, а теперь периферийные звуки пробиваются в сознание даже не смотря на нагнавшую его дезориентацию. А всё из-за проклятой психички! Он чувствует жесткую хватку на плече и не успевает понять, ни куда та тянет его, ни что происходит в целом. Пара шагов, слишком резкий разворот от которого подкашиваются и без того саднящие от порезов ноги. Давление на плечи. В стопы стреляет сильнее, и он почти промахивается мимо стула, скорее падая, чем садясь под не слишком осторожной чередой манипуляций. - Ч-Что ты..?! – Акутагава запинается от возмущения и опоясавшего мышцы страха - инстинктивного, произошедшего от потери в пространстве и лишь сильнее распалившим мгновенно вспыхнувшие язычки злости, что разгорающейся спичкой растопили сковавший движения ледок. Злости, заполонившей разум горьким и терпким дымом, через который Рюноске и сам не замечает как успел схватить чужие запястья, до того как Монтари успеет убрать те из предела его досягаемости. Ему нужно успокоиться. Вернуть проклятый контроль, одаренный не смог бы себе признаться, что в итоге сыграло ключевую роль: желание обрубить возможность новой, выбивающий почву из под ног выходки, или попытка вырвать для себя хоть какую-то опору и константу. Кира даже не пытается освободиться. Стоит и смотрит как белеют костяшки его пальцев, судорожно, до синяков впивающихся в тощие предплечья. Руки исходят на едва заметную дрожь. Патологическую, далеко не эмоционального происхождения, от такого напора подавленную почти полностью. Кажется, если он сожмет ещё хоть немного, то кости переломятся, крошась в тисках ладоней одаренного, тонкими пластинками врезаясь в обтягивающую их кожу. Иллюзорная хрупкость того кто сама бы могла сейчас переломать ему за такое пальцы. По одному. С переливистым хрустом выворачивая выступающие суставы, перебивая изящные фаланги… У него правда красивые руки. Хрупкие, напряженные до предела и почти сливающиеся со смятыми рукавами рубашки, оплетенные синеватым рисунком паутинки вздувшихся вен. Завораживающие ощущения и зрелище. Опасная черта, за которой сбивается дыхание и на картине появляются соцветия цвета рисованного космоса с бликами кровоподтеков. Нельзя об этом думать. Нельзя… На то чтобы подобрать нужные слова уходит ещё некоторое время тишины, натянутой колючей проволокой между эсперами. Тишины в которой Кира все пытается подобрать правильные слова. Выкопать из мусорной кучи собственный мыслей более правильные… Более толерантные, если можно так выразиться. - Я тебя не заметила. – выходит слишком мрачно и сухо. Ни сожаления, ни даже чего-то отдаленно его напоминающего. Элементарная констатация факта, не слишком подходящая но… Монтари в очередной раз позволяет себе воспользоваться ситуацией напряженно сводя брови к переносице и щурясь, почти физически ощущая как скрежещут извилины не справляясь с заданной задачей. Она не умеет играть. Не умеет строить правильные линии социального поведения. Сложно и тошно одновременно. Взгляд наконец срывается с места, отходя от сцепленных рук, постепенно стекая к темным пятнам плотно прилипшей к коже рубашки, очевидно только добавляющей молодому человеку «приятных» ощущений. Кира прекрасно представляет полный их спектр, и от того кривится сильнее. Использовать способность не хочется и даже в некотором роде противно, но чувство вины навязчиво свербит в мозгу, заставляя хоть немного облегчить положение. В теории можно было приложить и что-то из холодильника, вот только руки… Нда. Без прямого сопротивления они так и до вечера простоять могут. От того и исходит решение, собирающее и концентрирующее распластанную под чужой одеждой тьму, в точности повторяя небрежные узоры разлетевшегося напитка. Субстанция способности отделяет ткань и приятно холодит места ожогов. Её же владелица ловит себя на мысли, что им обоим ещё повезло: кофе она пьёт без сахара. А у Акутагавы по коже бегут мурашки и начинает болеть голова. Кажется он слышит как пульсирует в висках кровь отбиваясь глухим эхом, в такт клокочущим под ребрами ударам сердца. Элементарное нервное перенапряжение. Это ведь понятно, очевидно в своих первопричинах. У Рюноске в целом инстинкты работают лучше чем здравое мышление. Особенно смелые могли бы сказать, что в критических ситуациях и вовсе работают только они. И если вспомнить о том что живот это самое беззащитное место любого животного, а чужая способность это в первую очередь оружие... Становится предельно ясным от чего ощущение сравнимое с прикосновением нескольких кубиков льда вызывает столь бурную реакцию. Очередной перерожденный в агрессию страх. Первоначально тот сильнее вцепляется в запястья, почти инстинктивно, с крамольной мыслью, что та на таком же инстинкте без слов развеет проклятые тени. Однако Монтари слишком давно и сильно повредила в себе эту функцию. Новый виток всё сильнее закручивающейся спирали проходит круг. - Убери немедленно! – резко отталкивая чужие запястья, одаренный упускает треснувший в голосе слом. Выдыхая как только чувствует, как развеялся предмет его стресса, оставляя за собой след дотлевающей прохлады. Спираль превращается в туго затянутый узел. - Я переоденусь. – он возвращает самообладание во всяком случае в звуке. Говорит ровно, привычно холодно, и даже уверенно встает с места. - Дверь прямо напротив тебя. – как она кивает ему не ведомо. Зато отлично слышно как проехалась и ударилась о стену дверь, легким толчком с ноги отправленная подальше от проема. Нить рвется. Если бы ни слепота, если бы ни кофе, ни эта проклятая беспомощность, чужие способность, уверенность… Если бы исключить хоть один из факторов, ему хватило бы сил сохранить самообладание. Но нервы сдают. Тишину разрывает чавкающим звуком с которым впивается в плечо пасть Рассемона. Ещё немного и это могла быть шея. Вспоминая, что удар приходился не глядя, не более чем удачное совпадение. Рюноске срывается с места и сам почти врезается в косяк спешно покидая кухню, игнорируя болезненное шипение, почти переходящее в рык, что эхом раздалось после его выпада. Не намеренного, нет. Просто с него уже хватило проклятых указаний. Хватило игры в новорожденного котенка, с вытекающим ожиданием минуты когда над головой затянут мешок и скинут в холодную беснующуюся воду. Акутагаву трясет и он несколько раз сжимает и разжимает пальцы. На следы происшествия наплевать окончательно. Учащенное сердцебиение сбивает дыхание. Одаренный не замечает как влетает коленями в диван, почти падает на него а грудь сдавливает в тянущей, давящей боли. Вдохи слишком кроткие и без того больные легкие не справляются с поверхностным дыханием. Кислорода катастрофически не хватает, а пульс заходится в сумасшедшем ритме. Эмоции смешались в кровавое месиво только сильнее разгоняя уже запущенный механизм. Новый вдох… Слишком глубокий и резкий, тот раздражает горло, и одаренного сгибает пополам, заставляя едва ли не уткнуться в собственные колени, заходясь надрывным сухим кашлем. Мысли отходят на второй план. Отсутствие света только сильнее давит на подсознание а каждый новый порыв выходящий вместе с хрипами обрывисто срывающегося из горла воздуха повторяет единственное желание – вдохнуть. Эспер задыхается придушенный собственным организмом. Бьется, словно в конвульсиях, и только по инерции прижимает ко рту ладони. Позже, можно будет порадоваться, что бонусом не добавилось перманентное кровохаркание. Но это будет потом, а сейчас уходит достаточно времени на то, чтобы наконец-то прийти в себя. Постепенно, от раза к разу восстанавливая дыхание и чувствуя как волна приступа заползает обратно в темные пучины, где не будет видно кровавого отлива, растаявшей в ней пены. Острые локти больно упираются в колени, а пальцы зарываются в волосы. Десять..вдох. Девять..выдох...И так до единицы, пока в голове не останется ничего кроме остаточного шума. Звуков из реальности тот старательно пытается не слышать, и кажется у него это почти получается, пока руки на ощупь выискивают в шкафу новую рубашку, воюют с пуговицами… Монтари на самом деле отчаянно досадно. Она так и не видела момента в который переключатель в его голове с щелчком провернулся на сто восемьдесят градусов. Моментально уплотнившаяся ткань кривыми клыками прорвала кожу, пробившись под ключицу и впиваясь несколькими ранами со спины, удлиняя те на выходе, безнадежно портя рубашку, оставляя рваные края… Она то и подмечает, как несколько сантиметров уберегли ей жизнь. Замечает это сквозь сжатые зубы и сдавленные, но так и не задушенные до конца звуки боли. И от этого наблюдения только сильнее сгущается удушающий дым усталого разочарования, настолько густой, что мимолетная искра раздражения, проскочившая в глазах, словно лизнувший лезвие ножа солнечный блик, тает, так и не сумев разгореться полноценным костром. Кира отходит, упираясь здоровой рукой в столешницу, чувствуя как сильнее пропитывается кровью некогда белоснежная вещь, и так и останавливается на том, что пожалуй за неё сейчас обиднее всего. Из комнаты доносятся отголоски надрывного, болезненного кашля, но в этот раз ей хватает такта. После. Нужно дать ему отойти и побыть одному, а заодно разобраться с бонусным ущербом. Одаренная ведет плечом, морщась т боли, и издает едва слышный смешок, с того как усилилось кровотечение от лишнего движения. Нужно этим уже заняться… Оттолкнувшись она прошла до окна, наблюдая за скучным пейзажем двора пока пальцы здоровой руки, сбивчиво и на ощупь отстегивали пуговицы. Следом за рубашкой тянутся загнанные в рану кровавые лоскуты, и они же падают на сброшенную на стул рубашку. Сильнее сжать зубы и… Она прощупывает глубину раны отрешенно улавливая за пульсирующим жжением горячую плоть окружившую бледные фаланги. Капли медленно скатываются ниже, обводя выступающие ребра, оставляя волнообразные дорожки и собираясь у пояса брюк медленно впитываясь в черную плотную ткань. Нести всю аптечку в ванную лень, от понимания что шить там, будет отнюдь не удобно, тем более что шить все равно следовало сидя. В ванной та промывает рану обтирая края смоченным в спирте полотенцем, и закрывает дверь прежде чем начать отсекать видимые рваные края, что могли помешать сведению и дальнейшему сшиванию. Звуки в квартире наводят на мысли о госпитале. Болезненные шипения и стоны сходятся в коридоре с удушливым кашлем смешиваясь с весьма красноречивое сочетание. О том что можно закинуться обезболивающим та вспоминает уже на кухне распаковывая стерильную хирургическую нить припрятанную во внутреннем кармане примерно для таких случаев. Наложение многих швов ведь стоит проводить в первые часы и с их то работой. Соответствующая иголка обрабатывается тем же спиртом, что уже не настолько правильно, но и она собирается дырявить не постороннего человека. Начинает как только обезболивающее вступает в силу, притупив, но не избавив от прожигающих болезненных пульсаций. Плече и рука немеют, пальцы сводит судорогой, однако это ведь не впервой, и на счастье, главное неудобство состоит в том что шить приходится глядя в найденное и поставленное напротив зеркало, по всей видимости оставленное здесь Гин. Те что на спине приходится ограничить промыванием и перевязкой вместе с обильной дозой влитого во все раны антисептика. Как же это утомительно… Выматывает и боль и кропотливая работа к концу которой в помещении давно стоит мертвенная тишина. Можно уже и вернуться в комнату. Каждый шаг обдавал не скрытую под несколько криво нанесенными, в силу обстоятельств бинтами кожу легкой прохладой. Она застает Акутагаву застывшим на диване. Пойманным в ловушку разыгравшегося слуха и навязчивой тишины в которой последние минуты тот слышал эхо проходящих под кожу нитей, выраженное вроде бы и привычными рычащими переливами скулежа, только вот на этот раз отдающегося в сознании гулким звоном вины. Это раздражает. Раздражает Монтари с ее помощью, раздражает все еще зудящее ощущение в груди, оставшееся после недавнего приступа, раздражают собственные обида, беспомощность и эмоции. Она сама нарвалась. Никто не просил лезть со своими указаниями. Её вообще никто сюда не звал! Да, подсознательное, не имеющее право прозвучать даже в мыслях понимание, что без её возни пришлось бы и без того хуже раздражает больше всего. В этот раз он слышит её шаги. Слышит и напрягается сильнее поджимая губы, стараясь сидеть как можно более невозмутимо, ощущая как с каждым шорохом исходящим от ее одежды было устаканившаяся нервозность набирает обороты. От того и дергается, поймав тихий вымученный выдох совсем рядом, и последовавшее за ним касание к одежде – покушение на пуговицы. Акутагава отдергивается резко отбивая чужие руки ударяя наугад но стараясь вложить как можно больше силы, в попытке отстоять драгоценное личное пространство. - Ч-что ты..!?- он не успевает закончить возмущенного вопроса, перебитый собеседницей, тон который заставил намертво сцепить пальцы в кулак и ровнее выпрямить спину подсознательно «защищаясь» словно с более значимым видом будет легче поверить в свою правоту. - Ты сбился, когда застегивал… - она поясняет спокойно, но от одной этой интонации тянет удушливым смрадом вязкой обреченной и даже скорее безнадежной усталости. Вымученной, тлеющей подожженным полиэтиленовым пакетом. - Я не просил! – он отпирается не сколько от неё. Монтари руки уже убрала просто стоя напротив. Сколько от себя и навязчиво пробирающихся мимо привычных убеждений мыслей. - А ты и не попросишь. – ровную гладь интонации прорывает колким и вымученным смешком, напоминая распоротый, старый тканевый, истертый и перепачканный в чем-то мешок пробиваемый осколком разбитой пивной бутылки. Отходит на шаг в сторону и Рюноске чувствует как прогнулся диван под присевшей рядом одаренной. Ощущает и движение с которым Монтари откинулась на спинку , упуская то что та закрыла глаза и запрокинула голову. – Я бы не просила. – она словно поясняет первую мысль, сопровождая слова тягучим и вымученным выражением с точкой, поставленной пренебрежительным фырчаньем. - Не просил бы, даже если бы удавился тут в первые же сутки, - немного разгоняется, словно оживает выпрямляясь, поворачиваясь в его сторону и… Да, он уже слышал эти нотки после стычки с Тигром и Демоном неудач. Полу-лекторские, пусть сейчас все ещё пронизанные шлейфом навязчивой утомленности. Она пользуется тем что подцепила его внимание. Задела второй фразой и вот уже опять принялась за неверно застегнутые пуговицы, продолжая словно в отрыве от собственных действий – А так бы ведь и было. – опять сухая констатация факта с вытравленным насмерть эмоциональным окрасом – Просто потому, что… - она делает паузу осторожно отводя его руку уже не так уверенно дернувшуюся чтобы помешать ей. Пальцы у нее ледяные, и прикосновение вызывает неприятную волну мурашек. – Ты ведь никогда не задумывался над тем, что в мафии не только убивают. – она говорит уже совсем иначе, как то незаметно перетасовав в колоде собственные и его эмоции. Почти весело, балансируя на самой границе этого чувства. Отпускает запястье. Возвращается к рубашке. - Вставая на этот путь, любой мало-мальски мыслящий идиот, в состоянии осмыслить тот факт, что смерть теперь неотъемлемая часть его жизни. Ведь, где чужая, там и своя. Они готовы нести наказание за ошибки и предательства, большинство готовы к неверной пуле, а может и чему похуже, но я думаю ты уже понял суть. – расстегнув последнюю тут же начинает застегивать их обратно, игнорируя как болезненно сводит собственную руку, даже сквозь не успевшие отпустить обезболивающие. - Так вот, - она кивает собственным словам и новое хихиканье напоминает скорее мягкий перелив, вполне вписывающийся в то, что звучало здесь до этого – Вы все упускаете тот факт, что наше здоровье, ровным счетом такая же разменная монета. Только и всего. – последняя пуговица заканчивается вместе с монологом и черноволосая отстраняется перебираясь на противоположную часть дивана, оставляя Рюноске возможность переварить свеже-выброшенную в него информацию. Раздражение от очередной нотации смешивается с виной не давая препятствовать ей более активно, в то время как сама идея… Конечно же Акутагава с ней не согласен. То к чему она клонила изначально не вписывалось в выстроенную им картину мира. Изувеченный, значит проигравший. Проигравшие не нужны, и уже ненужность означает смерть. Всё предельно четко и ясно и он не собирался строить «запасных аэродромов», ведь это значило бы заведомо признать несостоятельность, слабость. Дать себе шанс на ошибку которого просто не существует в их жизни и который никто больше давать тебе не будет. Почему тогда только молчал? Молчал сжимая и разжимая пальцы, отвернувшись, пусть и в любом случае не видя навязавшейся соседки. Конечно же всему был очередной очевидный ответ. Не дурак ведь, видел что ей есть чем парировать. Поставит в пример текущую ситуацию и выхода из этого угла у него уже не будет. Гадство… Они сидят достаточно долго прежде чем Рюноске решается первым нарушить тишину, отчасти переведя тему, с тем и приоткрывая для себя завесу другого не дающего покоя вопроса. - Что с… - запинается поняв что и сам не знает куда попал. Осознавая лишь момент поражения цели вместе с достаточно серьезным масштабом, прикинутым уже после, исходя из всего услышанного. – С раной.- наконец находит подходящую формулировку, тут же стиснув губы и в попытке отвлечься отдергивая манжеты рубашки, немного нетерпеливо стиснув ткань. От слепоты не замечая за собой подобных действий, словно не видя их сам, их не видят и другие. - Ты в плечо попал, жить буду. – поясняет, начиная даже как-то несколько удивленно, не готовая к тому, что эспер решит поднять эту тему, под конец впрочем скрашивая свои слова немного ироничным смешком – Так что могу разочаровать. Акутагава старается сделать вид, что плевать хотел на то что она ответила, только выдыхает медленно и чуть опускает голову. С такого расстояния сложно игнорировать столь привычный запах крови, смешанный сейчас с едким, спиртовым. Он не нарушает повисшего в воздухе молчания. Вздернутого, как висельник на плахе, по инерции качающегося между ними попеременно давя на каждого из оппонентов навязчивым напряжением. - С тебя рубашка, и считай забыли. – Монтари вновь предпочитает шагнуть навстречу первой. Парой шрамов больше или меньше… Какая разница? А вот этот цирк стоит уже заканчивать. - Возьми в шкафу. – выдавливает слова подсознательно ничуть не меньше стремясь скорее избавиться от груза решившей очнуться из длительной комы совести. Молчаливой, скорее даже немой, и откровенно говоря более похожей на нечто восставшее из мертвых. Последняя мысль даже заставляет едва заметно улыбнуться, понимая под последним наконец расслабленное лицо, и дрогнувшие, но так и не сменившие вектора уголки губ. - Да они у тебя девчачьи все…- Рюноске уже жалеет от обострившемся слухе… Она проворчала себе под нос, возможно даже не думала над этими словами, а вот ему теперь захлебываться в собственном возмущении, подступившем к лицу поволокой предательского румянца. Шаги и тихий скрип с дивана с которым та поднялась с места слышны уже не так хорошо, перебитые потоком опять всколыхнувшихся мыслей. - Д-да ты..?! – уже у шкафа одаренная зажимает рот здоровой рукой, лишь бы сдержать едва не сорвавшийся смешок. Вот уж не думала, что такой мелочью заденет его за живое. Глаза и руки шарят в поисках хоть чего-то более нейтрального и привычного когда слове перебивают было начавшееся возмущение. - Прости, - выпускает воздух сквозь едва приоткрытые зубы – Само вырвалось. Забудь. – мысленно добавляет, мол на правду все равно не обижаются, спешно перебивая, выуживая самую официальную рубашку, что можно было найти, застегивая под горло до последней пуговицы, наблюдая за силуэтом собеседника в отражении глянцевой дверцы шкафа. - Давай о чём поприятнее что ли…- вводная фраза за которой нет никакой идеи. Приятнее, какая молодец, знать бы ещё, что можно отнести под это понятие. Монтари разворачивается уже без посредников рассматривая недвижимый объект на диване. Нет, думать конечно надо. Определенно, и желательно быстро пока вступительная пауза не превратилась в неловкую. Атмосферка дома и без того слишком не здоровая, чтобы нагнетать её ещё сильнее. Акутагава… Одаренная со скрипом вспоминает то, что успела так или иначе узнать о молодом человеке цепляясь за самое очевидное и… А ведь на самом деле интересное. - Почему все-таки способность? - В смысле? – на секунду черноволосый теряет почти все остальные эмоции озадаченно обернувшись в сторону голоса, заставляя белесые кисточки забавно дернуться и выглядя настолько удивленным, что просто невозможно сдержать вымученной, усталой улыбки. Кира подходит обратно к дивану, одной ногой присаживаясь на подлокотник, в него же уперевшись рукой. - Твоя основополагающая сила. Я ведь правильно заметила? Ты не делаешь других ставок. – она чуть прикусывает губу изнутри подбирая более понятные выражения, опят пересаживаясь, постав ногу на диван и полностью устроившись на выбранном месте, теперь наклоняясь скорее вперед и жестикулируя одной рукой. - То есть, полагаешься только на неё, или, во всяком случае, в подавляющей части ситуаций. Не разу не видела чтобы использовал классическое оружие. – живой интерес зажигает что-то в глазах, словно и вовсе стирая все что происходило в квартире до этого момента. - Ну а зачем? – в том как эспер фыркнул слышится явное пренебрежение. – Рассёмон многим эффективнее и быстрее. - Спорно. – отрезает поддаваясь легкому азарту спора, найдя в собеседнике прямо противоположное своему мнение – Скорость только вопрос практики, как и эффективность чаще всего диктуют обстоятельства. Заранее знаешь способность – всегда сможешь нейтрализовать. Последнее слово пробегает по позвоночнику холодком неприятной ассоциации. - У огнестрела могут закончится патроны. - От того я сторонник холодного оружия. - Ограничение в дальности боя. - Словно у тебя его нет. И ничего не слышал о метательных ножах? – она выдыхает отпуская улыбку и замедляя темп – Не надежно ведь. Да и удовольствия никакого. Любая битва становится не более чем объектом для наблюдения. Теряется весь смысл убийства как явления. Я бы даже сказала обесценивает навык. Да, дрессировка требует усилий, но язык не повернется назвать это искусством. - Работа им быть не обязана. – он отзывается так резко, забавно нахмурившись и вздернув подбородок, что это вызывает легкое умиление. Это защита. Такая очевидная и искренняя. Напоминающая, что пугающий гражданских образ портового цепного пса, всё ещё основан на незрелом, как минимум в эмоциональном плане юноше. - Ну не в твоем ведь случае – в голосе переливается насмешливая снисходительность. Вторая нога встает на диван и на нее же упираются локти, позволяя кистям свободно болтаться в воздухе. – Знаешь, у меня давно была одна теория и если не вдаваться сейчас в подробности, тебе больше бы подошло холодное. Слепые исполнители более склонны к более быстрому и безболезненному огнестрельному, а вот ты явно получаешь от нашей «работы» удовольствие. - У тебя странные теории… - больше похоже на ворчание пусть тот и не спорит с выведенным ей выводом, да и если выбирать… Тот же нож хотя бы не вызывает дурных ассоциаций. – Зачем вообще отделять себя от способности? Всё равно, что из упертости не использовать одну из рук или ног. – и не продолжая мысли вслух, все-таки отмечает, что уж её то способность точно глупо оставлять на задворках. - В этом то и проблема… - вздыхает покачивая головой и прикрывая глаза – В том что большинство думает так же как и ты. Такая самонадеянность… «Одаренные» - произносит откровенно издевательски и ломано кривит губы – Так зацикливаетесь на этих силах, что лишившись и шагу ступить не можете. У Дазая очень точное название способности. Лишившись дара становитесь неполноценными. Конечно это удобный бонус, дополнение. Возможно преимущество в некотором роде, но не основа… - Кира опять берет паузу несколько задумавшись подведя черту. – Как по мне, так есть всего два эспера, у которых это работает иначе. - И кто же? – Рюноске продолжает хмуриться, от чего на лбу залегла сосредоточенная складка. Догадывается что в их числе не окажется и это от чего-то ощущается немного обидным. - Осаму и Тоши. – так легко и просто, почти непосредственно. – Думаю с первым все достаточно очевидно а вот второй. Он бы просто не выжил, если бы не возвел её в степень. Судьба не оставила вариантов. Сам ведь почувствовал насколько сильна бывает простая неудача. Когда я начинала его учить он не мог защитить от неё даже самого себя и ближайшие к нему метры превращались в сущий ад который затягивал каждого кто попадал в этот радиус. На лице Акутагавы написаны отвращение и презрение. Ну да конечно, удел слабых – сгинуть и никак иначе. Чтобы понять о чем он думает не обязательно слушать. Не первый разговор на эту тему… - Я не хотела чтобы он стал вторым Акирой. Пошёл по моей дорожке. Это бы сломало его, исказило личность. – она сползает на диван и отворачивается к стене, что слышно от изменившегося направления голоса. – С возрастом начинаешь понимать некоторые вещи… - она словно подвисает, вплетает в слова сожаление и непривычную одаренному теплоту, граничащую с нежностью. В его кругу общения не принято Так говорить. Тем более он не мог бы и представить себе подобное от учителя. Хотя нет. Мог бы. Дазай отлично умел играть эмоциями если бы захотел, только думать не хочется чем бы это в итоге обернулось. Не более чем проверка на стойкость характера, с разгромным наказанием, рискни Рюноске повестись на подобную провокацию. Глупости. Конечно так было правильнее и неприятно саданувшее в груди ощущение это не более чем отголосок недавнего приступа. И подступающая во рту горечь только следствие расшалившегося воображения. Ничего хорошего в подобном подходе все равно нет. Что вот она в итоге вырастила? Трясущуюся тряпку! Жалкую пародию на человека, без способности и пары секунд бы не выстоявшего против него. Откуда и с какого момента зародилось в мыслях это противостояние сказать бы эспер наверное не смог. И пока рука нервно сжимала второе запястье в немом конфликте себя с собой же, Монтари продолжала, провалившись в тему в той мере, чтобы не замечать неприятных метаморфоз собеседника. - Он ведь правда добрый. До альтруистичной глупости пацифист. – улыбается, не понимает, даже в некотором смысле осуждает пересказанные черты но… Принимает их за данность. И его с ними вместе выходит тоже принимает, сгущая неприятный смог в сознании Рюноске. – А я научила его убива-а-ть…- тянет гласную как то совсем уж не весело усмехаясь – Не колеблясь. В критической ситуации у него не будет на это времени. Научила откладывать жалость на потом. Когда я сказала, что он опасен для мафии это не было преувеличением. Тоши не хочет убивать. Но если бы ты сумел там, в подворотне перейти определенную черту, то уже не ушел бы оттуда живым. – она переходит на шепот. Ещё более странный чем предшествующие ему смешки. Гордость переплетенная с досадой и какой-то теплой тоской. Акутагава не понимает причину, но интонации эти по ушам режут отчаянно, выстраивают лабиринт и загоняют его в самый центр, как будто с каждым шагом обматывая безысходностью, раздражением и подавленной, но налипающей к подошвам, цепляющейся за ноги завистью. И болью. Болью слишком четкого понимания, что о нём так не те что не скажут постороннему. Даже не подумают. Именно эти мысли пережимают горло. Сдавливают ощущением, что попробуй он произнести хоть слово и голос дрогнет выдав его с потрохами. Приходится продолжать слушать. - А если бы он остался при мне дольше? Нет, он бы просто не смог уйти. Тоши. Как такового, того мальчика, которого я забрала из едва ли не убивающей его семьи, просто бы не осталось. Возможно даже сейчас я промедлила слишком долго. Вплавила в него нечто большее чем базовые навыки выживания но… Уж лучше хотя бы так, да и тем более… - она умудрятся вернуться к улыбке, откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. – Агенство, мафия, да будь он хоть у легавых на побегушках. Это же все ещё мой ученик. Одаренный понимает, что больше отмалчиваться не получится, после короткой паузы это станет уже странным, и становиться объектом пристального надзора молодому человеку совсем не хочется. Что если заметит?.. - Что за вздор. Агенство наши враги. И щенок твой значит тоже. – голос похож на утробное рычание. Удобная интонация, тем более что позволяющая не разжимать плотно сцепленных зубов. Кира не берется отвечать сразу, не поднимая, но перекатывая голову в его сторону и кидая откровенно снисходительный взгляд. У неё хватает яда чтобы на это ответить. Ответить так что тот останется абсолютно безоружен, но они ведь здесь не за этим… Именно поэтому очередной уход становится лучшей тактикой, в этот раз и в прямом и переносном смысле. - Ну, всякое может быть… Так, давай, хотя бы раз в день, а питаться все-таки надо. Есть какие-то пожелания? – одаренная встает с дивана и комната отражает щелчки растревоженных суставов захрустевшие разом сливаясь в щекочущий уши звук. Рюноске выдает первое, что пришло на ум. Возможно подсознательно выбирая рецепт посложнее в попытке хоть как то уязвить слишком переполошившую его сознание женщину. -Мисо суп с креветками. - Продукты за твой счет. – она соглашается даже слишком легко. Сама же предложила выбрать, хотя если вспомнить сколько времени уже не притрагивалась к готовке… Акутагава до последнего не верил, что она это серьезно. Ни когда та ушла в магазин, ни пока возилась на кухне, ни когда позвала за стол. Осознание пришло вместе с поставленной на стол тарелкой и скрипом проехавших по полу ножек соседнего стула. Попытка нашарить на столе палочки, впрочем успехом не увенчалась, да и коснувшись блюда тот чуть дернулся, не ожидая столкнуться на теплой поверхности с чужими холодными пальцами. - Открывай уже рот – повторение вчерашнего заставляет совершись скорее равно противоположное действие. Надо было просить что-то проще… Во всяком случае в употреблении и пусть давешний опыт доказал, что идея это плохая но. - Я и сам могу. Положи на место. – огрызается хмурясь ниже наклоняя голову, создавая легкое ощущение, что готов в любой момент начать защищаться. Рука дергается в воздухе пытаясь помешать унизительному действу но слепота опять играет против него, и под конец возмущения во рту оказывается кусочек тофу, под Кирин вымученный голос. - Не мешай и ешь. – мягкость и спокойствие тона не слишком то помогают ситуации но приходится жевать, подсознательно смиряясь, что варранта поесть не опозорившись в его положении в принципе не остаётся. Смотреть на эту кислую мину при этом становится почти не выносимо, вынуждая не прерывая действия медленно перевести дыхание настраиваясь на нужный тон. - Не забивай этим голову – если бы у неё остались свободные руки, точно бы потрепала по плечу. – В некотором смысле это всё ещё не более чем медицинская процедура. - Ты не на моем месте чтобы рассказывать на что это похоже! – Рюноске срывается почти сразу резко вздергивая голову и моментально повышая голос. Зрелище, однако должного эффекта не производит. - Не на твоем – легко соглашается кивая и поднося к чужим губам креветку – Но у меня было хотя бы два года в хирургическом отделении для того чтобы составить представление о на самом деле жалких зрелищах. – от беснующихся эмоций Акутагава совсем не чувствует вкуса. – Моя помощь здесь, даже не в первой десятке. – она чуть усмехается без отрыва наблюдая за лицом напротив. Всё ещё достаточно живым и выразительным. Призывающим оставить при себе смешливое дополнение, мол «В тот раз в ванной было явно хуже». Когда ингредиенты кончаются эспер смотрится совсем уж убитым едва оживая, с касанием к скрещенным на столе кистям все ещё теплой тарелки с бульоном. В том что с этим он справится сам она уверена абсолютно и даже улыбается с поспешно вцепившихся в посуду ладоней. Акутагава старается есть правильно. Так, как считается красивым, и выпрямленная по струнке спина с полу отрешенным лицом вызывают некоторое умиление. Восстановленный контроль над ситуацией несколько придает уверенности да и спокойствия в целом подталкивая на новый вопрос, следом за отставленной уже пустой чашкой. - От твоего блондинистого прихвостня никаких звонков кажется не было. Он тебя не потеряет? – не то чтобы ему всерьез это было интересно но мысль о том, что из его квартиры устроят проходной двор казалась не слишком привлекательной, и в то же время достаточно реальной. Парочка почти не появлялась по отдельности, за исключением редких заданий оговоренных Мори, или имеющих особые риски. - Небось думает опять, что я в запое, или на работе провалилась. – она посмеивается с первого и удобнее упирается локтями о стол - Решила держать в тайне то что тут ошиваешься? - Да нет, просто, ну позвоню я ему сейчас, начну объяснять ситуацию. Угадай до кого из нас он в итоге докопается? – короткая пауза риторического вопроса – Я тебе хоть сейчас могу все его финты пересказать. Дословно, чтоб его… - посмеивается, качает головой и зарывается пальцами в непослушные ошметки челки – Просто отсрочиваю момент головомойки. У них категорически странные отношения. Кажется у неё и вовсе со всеми они странные. Мори, ученик этот, Акира… Последний даже не одаренный и по статусу четко ниже её и в каком месте именно ему, тем более в их положении устраивать ей «головомойку»… Более того как она вообще может допустить подобное просто не укладывалось в картину мира молодого эспера. Выбивалось из неё настолько, что правильно сформулировать ответ уже стало для него проблемой. - И какого только черта… - вышло коротко, ворчливо, не совсем по делу но в принципе пожалуй лучшим образом воплотив в себе всё что крутилось в его голове. - Дружеская ответственность – она многозначительно поднимает палец, пусть Рюноске только и слышит что шуршание рубашки, которая в силу разницы в росте и так висела на Монтари не сильно лучше чем на той же вешалке. – Кого перед кем уже правда понятно плохо… Но наверное уже и не суть – она собирает посуду перенося ее в раковину и не навязчиво подталкивает уже заваренный чай ближе к рукам Акутагавы. – Иди уже в комнату, я посудой займусь. Одаренный слышит как включается кран, отбивающиеся от раковины капли и то как возится в них Кира, выжидая какое-то время прежде чем и правда удалиться в комнату, уже там присаживаясь на диване и нащупав одеяло, накидывает его на ноги. На его кухне посторонний человек моет его посуду, сам он едва перемещается по собственной квартире и все это должно продлиться чёрт знает сколько времени… Кстати. А ведь серьезно, сколько? Одаренный запоздало понимает, что уже дважды слышал эту информацию, но хоть убей не в состоянии выдернуть её из памяти. Из кабинета врача остались только жжение и неприятные прикосновения, теплых, затянутых в вонючие и тонкие перчатки пальцев. Разговор Киры с боссом и вовсе смазали события после, так что когда вода стихает и проходит несколько секунд, черноволосый делает ставку на приход Монтари в комнату с порога встречая ту вопросом. - Какой срок дал Мори? - Месяц. – быстро, уверенно и спокойно. – Даже если ты и восстановишься раньше, не стоит кидаться на передовую. Глазам потребуется время и отдых, тем более что про четкость мы и вовсе не можем пока ничего говорить. Чертов. Гребанный. Месяц. Акутагава воздухом давится, только теперь в полной мере понимая в какой ситуации оказался. Прошло всего два дня. Два не полных дня а он уже устал до невозможности. А протянуть так нужно ещё несколько десятков… - Гадство… - процеживает сквозь зубы, не замечая как начинают подрагивать руки, от подступающего нервного страха. - Атож – Монтари в отличие от него только усмехается, она то понимала на что идет с самого начала. С того момента как переняла из рук врача не только злосчастные склянки медикаментов, но и шефство непосредственно над молодым человеком и его состоянием. Оставалось понаблюдать как тот проходит через стадии принятья отражающиеся на перебинтованном лице. Кира осторожно присаживается рядом, подавляя внезапно шевельнувшуюся у корня языка неловкость, сгоняя её уверенным глотком и следующими словами, не оставляя себе шанса на паузу, а его и вовсе толкая под ребра болезненно острым локтем - И только не вздумай впадать в депрессию. – она честно пытается вывести голос во что-то шутливое, но выходит как то натянуто и неестественно – Или заставлю по три раза в день по часам жрать шоколадки - собственный смешок является признанием убогости этой попытки и одаренный чувствует ложащиеся на плече холодные пальцы собеседницы. Не слишком приятно но…И почему только позволяет их оставить? - Но если серьезно, - криво ухмыляется меняя интонацию. На искреннюю, усталую, немного удрученную, и приправленную жгучим перцем черного юмора – Да. Ситуация более чем дерьмовая. – кивает и немного сжимает пальцы, - Месяц не маленький срок, но. Пожалуйста, вслушайся. Да не маленький, но совершенно не сравнимый с тем, если бы тебе выжгло глазные яблоки. – она давит словами, немного повышает голос и словно интонацией вколачивает гвозди слов ему на подкорку – Ты не стал инвалидом, Акутагава. Зрение восстановится, и я не говорю, что это будет легко. – его затягивает в эту речь оставляя в мире только ритмично кружащиеся слоги, прорубающие тишину и паразитами гнездящиеся под кожей. А Монтари нервно посмеивается продолжая собственный монолог наконец отпуская его плечо – Ты за ебанные два не полных дня успел сбить на хуй режим дня и изрезать себе ноги, но это ведь всё ещё не критично – голос наконец успокаивается, пока Рюноске отмечает, что та озвучила далеко не все аспекты… - Ты же в конце то концов, сильный и взрослый мальчик. Сможешь перетерпеть. Она улыбается а он даже и не знает, что именно чувствует в этот момент. Осознает что та не издевается, но не готов принять в свой адрес подобных слов. Мысли путаются, перебивают друг друга, и будь он настоящей собакой Кира уверена, что могла бы наблюдать сейчас вставший дыбом загривок. - Т-ты..Да ты..Ты просто..! – он пытается подобрать, но варианты срываются с языка безвольными обрывками, не ясными и бессмысленными. Убогими, по его же собственному мнению. Одаренный совсем не умеет переводить свои чувства в мысли а последние в слова. Признаться честно, он и чувствовать то не умеет толком. Не понимает как это и зачем. Отчасти даже боится, пусть и отказывается это признать. - Сволочь? – Кира подсказывает, скорее по инерции выдавая один из излюбленных Акирой синонимов к её личности, в данный момент наиболее подходящий на её скромный взгляд. Как себя сейчас стоит вести на самом деле представляется отчаянно плохо. С алкоголем явно было бы проще. Она же совсем не умеет утешать, так почему… Медленный выдох. Вопрос о том что делать, никуда не делся, как и его интерпретация в форме «А стоит ли делать что-то вообще?». С Тоши и Акирой в своё время было определенно проще. Собрать осколки заново, не восстанавливая, но создавая что-то новое и цельное оказалось намного легче, чем пытаться не дать рассыпаться уже изломанному и треснутому предмету... Пауза затягивается, и…Чёрт, а ведь серьезно, чем это отличается от русской рулетки? Не будет же поднятие руки сложнее взведения курка? И она делает это. Подносит ладонь, осторожно и совсем невесомо коснувшись его волос, позволяя в случае чего или отбить руку, или отстраниться самому, если контакт окажется слишком неприятным. - Что ты… Делаешь? – Рюноске едва не давится воздухом и голос звучит неожиданно тише, чем тот изначально планировал. Даже как-то немного сипло. Он замирает не зная, что в принципе должен делать в этой ситуации, отдаленно вспоминая, что кажется где-то они это уже проходили но… Память издевается, не спеша подкидывать нужные фрагменты, в то время как Монтари не почувствовав сопротивления сильнее зарывается в короткие черные волосы, разъерошив и без того торчащие во все стороны прядки. - Если неприятно я уберу руку. - За-а-чем…? – он даже немного заикается растягивая гласную, и в этот момент становится обидно, что не видно его глаз. Опешивший, не привыкший к подобному мальчик повторяет вопрос, и сам пытаясь нашарить на него ответ. Получается впрочем хреново. - Обычно людям это кажется приятным? – она и сама только предполагает. Звучит едва ли не так же удивленно, только добавляя неловкости их положению, куда увереннее приглаживая его волосы прежде чем убрать руку, нежели разговаривая. Акутагава действует по наитию. Просто поддается внезапному желанию, освободившись от тяжести чужой руки, поднимая свою, неловко врезаясь пальцами в лицо одаренной, чувствуя как натянута на череп тонкая чуть теплая кожа, спотыкается об острые изгибы, на ощупь поднимаясь выше, ловя как щекочут тыльную сторону ладони излишне отросшие прядки челки, и кажется едва не попадает ей в глаз, на секунду почувствовав что-то упруго влажное, и следом щекотку по видимому запахнувшихся ресниц. Собственная рука едва дрожит, но добравшись до макушки тот победно зарывается в ломкие, длинные пряди. Монтари щурится и жмурится, спасая пока что единственные на двоих, рабочие, органы зрения, но так же остается на месте позволяя молодому человеку самому положить руку. На кой ему это надо она не понимает в корне, ей то ведь не нужно было утешение, но… Стоит отдать должное. Это приятно. Пальцы копошатся только сильнее путаясь во всклокоченных волосах, чуть дергая, но не доставляя излишне серьезных неудобств. Можно сказать, в её случае уж точно многое было хуже. А Рюноске думает что выглядят они наверное до ужаса странно. А ещё, что так спокойно ему тоже очень давно не было. И пусть до конца вечера они не разговаривают вовсе, тишина впервые за это время становится вполне комфортной. Настолько, что отправляясь ко сну его даже почти не бесит память о том что в комнате он все ещё не один…