Алмазная пыль

Они сидят в кафе вчетвером: Джоске, Коичи, Окуясу и он, и Джотаро спрашивает себя, как его снова угораздило оказаться в компании школьников. Ему уже не семнадцать. Когда-то давно он мог разгуливать по городу после уроков, как они, но сейчас не время наверстывать упущенное. Не время наблюдать, как Окуясу хочет заговорить с набитым ртом — он одергивает себя лишь потому, что с ними взрослый, — как Коичи неловко потягивает холодный чай, а Джоске смеется над шуткой Окуясу слишком громко; слишком широко раскрывает рот, обнажает белые зубы и розовый язык. Джотаро рассеянно проводит языком по губам: в них едко втерся вишневый вкус чужой гигиенической помады. Поэтому он заказал кофе. Он смотрит на Окуясу и Коичи, на их простые, открытые лица, по-детски яркие глаза. Сидят так близко и ничего не знают. Он бы убедил себя, что Джоске другой, что он изначально был другим. То же открытое лицо, те же яркие глаза, но в них вспыхивала недетская хитрость, когда ему слишком хотелось чего-нибудь. Восторженная улыбка в миг сменялась самодовольной, овал лица казался резче. Джоске выглядит взрослее своих сверстников. Вот они, сидят прямо напротив. Разница огромна. Разницы нет. Коичи уже полминуты смотрит на Окуясу, мягко объясняет ему, что он в чем-то неправ, он всё перепутал, но Джотаро не слышит, о чем они говорят, не может понять. Это другой язык, другой город, другая эпоха. Это напоминает перепалки на ломанном английском среди затерянных уголков пустыни, среди сгоревших на солнце дней, которые развеялись по ветру прахом. Когда рассвет сжег бессмертное тело и забрал с собой всё, что они обрели во время путешествия, Джотаро не произнес ни слова. Он молчит и сейчас, потому что ему не о чем говорить со школьниками — он правда их не понимает, — но Джоске хочет, чтобы он понял, и поэтому он здесь. Коичи продолжает втолковывать что-то Окуясу. Джотаро чувствует, как чужое колено прижимается к его. Джоске не напирает, задевает его будто бы случайно. Его ботинок вплотную придвигается к ботинку Джотаро. Джоске ничем не выдает себя, потягивает коктейль. Молочная пенка блестит на его губах, и когда он замечает, что на него смотрят, то улыбается и медленно слизывает её. Он начал пользоваться гигиенической помадой, потому что губы потрескались от сухости и укусов. Он купил новый тональный крем, чтобы замазывать бледные синяки, царапины, отметины: их было слишком много. Он сменил одеколон на тот, что пах морской солью. Стал чаще стричь ногти. Всегда чист и готов. Джотаро не хотел видеть его таким, но он не видел рядом с собой и другого Джоске. Его привлекла яркость, открытость, простота, а теперь на него смотрели эти томные глаза, ему улыбались эти искусанные губы, его нагло дразнило чужое колено. — По-моему, это совершенно неважно, — Джоске говорит с друзьями, а смотрит на него. — Коичи, брось это пустяковое дело. Скажите же, Джотаро? — Да, — бездумно выпаливает он, даже не зная, о чем речь, и Джоске довольно ухмыляется. Он залез к нему в голову, подчинил себе его мысли, и речь Джотаро принадлежит ему. Он забыл слово «нет». Надо вспомнить, думает он, пока ещё может думать, пока колено Джоске не подобралось слишком близко. Надо встать и уйти. Многозначительно взглянуть на часы и вспомнить про неотложные дела. Он взрослый, он должен найти себе дело, или дело придумают за него. Джоске изобретателен. Джотаро убеждает себя, что кто-то говорит и делает за него, словно он марионетка паразита, засевшего глубоко в мозгу, но единственный паразит здесь — он сам. Скорее, прочь, пока он не заразил остальных. Он смотрит на часы, извиняется и встает, но его толкает чужое колено — случайно или нарочно — и Джотаро проливает на себя почти не тронутый кофе. Коичи и Окуясу вздрагивают от клацанья чашки о блюдце, от тихого ругательства. — Джотаро! Ваша водолазка... — восклицает Коичи. — Давайте я верну всё назад, — тут же предлагает Джоске. До тошноты услужлив. — Присядьте. — Потом. Мне надо идти. — Не глупите. Это займет всего пару секунд. Если его друзья и замечают, что Джоске общается с ним чересчур резко и своевольно, то ничего не говорят. Джотаро хватает свой рюкзак — хочет расплатиться и убежать, — но когда Джоске видит, что он не садится, то сам двигается ближе. Рука Crazy Diamond ложится Джотаро на живот, и пролитые капли кофе возвращаются в чашку, а пятно на водолазке исчезает. — Ну вот, — протягивает Джоске, облюбовав свою работу. Призрачная рука задерживается на Джотаро дольше, чем следовало бы, и у него холодеет в животе. — А Вы упрямились. Это единственное, что он не может свалить на Джоске, единственное, что за него не могут сделать. Если Джотаро перестанет «упрямиться», в следующий раз Джоске сам окажется у него на коленях, окажется на коленях перед ним. Снова перепачкает рот белым. Джотаро оставляет им достаточно денег, чтобы они могли заказать ещё по коктейлю, прощается с Джоске и его друзьями. Он старается не замечать, что голос Джоске звучит слаще и ниже, чем у них, и снова невольно облизывает губы, когда уходит. Пенка от капучино не стерла вишневый вкус.