Алмазная пыль

Джоске ерзает и хнычет, сжимается так тесно, что Джотаро готов простить ему и громкий стон, и отчаяние, с которым Джоске хватается за его плечи. Он зовет Джотаро, бормочет какие-то жаркие глупости и просит больше, быстрее, сильнее. Джотаро толкается в него, пока Джоске не пробивает дрожь. — Вы... ты... Ах! Ты меня убиваешь, — бормочет он в последнюю секунду, и Джотаро тоже бьет дрожь. Что? Он ослышался? Он валится на подушки рядом с Джоске, потный и запыхавшийся, и ждет, пока в голове стихнет шум. — «Ты»? — спрашивает Джотаро. — Эм, я... Извини... те. Заговорился. — Джоске пытается восстановить дыхание. — Что-то не так? — Это я и хочу узнать. — Просто... — Он смотрит на стену, на простыни, на подушки, но не на Джотаро. — Иногда мне неловко обращаться на «Вы»... в такие моменты, например. С одной стороны... в этом «Вы» даже что-то есть, а с другой... от этого такое ощущение, будто я делаю это с малознакомым человеком. С кем-то, в чьей кровати меня точно не должно быть. — Так и есть. — Джотаро криво ухмыляется и убирает от лица Джоске взмокшую прядь. — Не говорите так. — Джоске поджимает губы. — Сам знаю. Он поворачивается на бок, спиной к Джотаро. Джоске не любит, когда ему напоминают о мире за пределами отельного номера. — Лучше не называй меня на «ты», — предупреждает Джотаро. Он подбирается ближе, целует плечо Джоске в качестве извинения. — Даже наедине. — Почему? — Подумай, что будет, если однажды ты перепутаешь местоимения при всех. — Все просто решат, что... мы сдружились? Или что я фамильярничаю? Грублю? — В любом случае, это повод задуматься. А у тебя и так слишком многое написано на лице. — Дайте хоть распробовать. — Джоске поворачивает к нему голову и строит кислую мину. — Ты-ы-ы невыноси-и-им. — Да что Вы говорите, господин Хигашиката, — отвечает Джотаро голосом строгого профессора. — Фу-у-у! Как Вы такой тон сделали? Сразу ощутил себя лет на десять старше. — Спина Джоске прижата к груди Джотаро, и его смех гудит в них обоих. — А Вы, наверное, привыкли, что к Вам так обращаются... в университете или на работе... Да. Как-то же Джотаро жил до университета, до работы, и тогда ещё не был ни мистером, ни господином. В общем-то, был никем. Разве что в Египете он побывал «смышленым хитрюгой», «агрессивным молчуном», «внучком» и просто «эй, Джотаро». А потом всё закончилось. Теперь «эй, Джотаро» он слышал только от Польнареффа по телефону. Раньше мама говорила: «Джоджо» и «мой мальчик». Только её мальчик, двадцати восьми лет от роду, тоже завел мальчика. Её брата, которого она могла бы называть точно так же. «Вы» — одно из немногих спасений Джотаро, и оно скоро иссякнет. Это вопрос времени. — Не сразу, но я привык, — отвечает он. — И ты привыкнешь. — Давно привык. Просто иногда хочется... быть ближе. — Ближе некуда. К сожалению или к счастью. Джоске явно хочет возразить, но вместо этого он поворачивается к нему лицом, придвигается вплотную. — Хм-м-м. Точно? Ты уверен? — Джоске. — Однажды ты передумаешь, — кокетничает он, и в глазах ярко сверкает решимость, которой Джотаро восхищается, и которую не всегда может усмирить. — Однажды, — обещает он и закрывает глаза, чтобы не ослепнуть.