***
— Я думал, мы предпримем очередную попытку посмотреть город, — подозрительно пробурчал Билл, лишенный привычного утреннего душа и теперь сварливый, как Морина бабуля. — Это что? — он указал на огромную спортивную сумку, которую девушка, пыхтя и отдуваясь, вытащила из узкого шкафа в коридоре и бросила прямо посреди прохода. — Пей свой кофе, — поторопила Мора, отряхнула руки, и подойдя поближе, надкусила ломтик «Бармбрэка», который Билл как раз держал в руке. — Не мельтеши, — легко подхватив ее другой рукой и оторвав от пола, он решительно развернулся и усадил свою ношу на столешницу, на которую только что опирался сам. — Что ты затеяла? — Кофе, Билл, он остывает, — напрочь игнорируя Биллово любопытство, девушка лишь разжигала его сильнее, дразнила, и в этом ей не было равных. К тому же она вовсе не была уверена, что Билл придет в восторг, когда узнает, чем они сегодня займутся. Но смутно ощущала, что если его заинтриговать… Если не предоставлять ему выбор, а просто повести за собой, пользуясь тем, что он азартен… Если немного усыпить его бдительность, расслабить и чуть скорректировать настроение… То наверняка можно убедить его заняться чем угодно. Хмыкнув, он опустил руки на её бедра и уверенно развел их в стороны, чтобы подступить еще ближе. Мора такая уютная, нежная и сочная, когда на ней лишь трусики и растянутая майка. И как эти ирландки не мерзнут, когда поблизости не оказывается Билла? Он прекрасно понимал, что она делает, и чуял подвох не хуже, чем терпкий алкогольный дух, источаемый содержимым слишком большой, чтобы быть кофейной, кружки. И не исключено, что девушка нащупала верный подход. Одним плавным движением Билл подтянул ее к себе так плотно, что ее тело неминуемо откликнулось волной очень недвусмысленной энергетики: коварства ощутимо поубавилось, томности и женственной мягкости значительно прибавилось. Мора льнула к нему так, будто создана специально для него: идеально прилегала там, где нужно, выгибалась там, где нужно, даже тепло, что исходило от ее кожи, было именно таким, как нужно — не душным, а согревающим. И Билл видел, что это получается само собой, Мора не подстраивается, как вообще такое подстроить? Просто она подходит ему физически, словно отколотый от него самого кусок: если приложить плотно — никогда не увидишь линии раскола. — Зачем ты спаиваешь меня с утра, Мора? В определенной кондиции я становлюсь агрессивным. Нешуточно агрессивным и буйным, ты в курсе? Тебя это не пугает? До чего необычное и приятное ощущение — быть в его руках… Морино тело будто наполнилось истомой и таяло, облегая Билла, но при этом сладко, призывно и почти мучительно напрягалось. Думается, если бы она просто обняла его ногами сейчас — испытала бы фантастический оргазм. — Оу… Тут, вообще-то, можно порассуждать, — медленно, будто оценивая и примеряясь, ее ладони двинулись вверх по его рукам до самых плеч. — Учитывая, что когда ты сравнительно трезв — ты остер на язык и прямолинеен, а в постели так и вовсе грубоват… То когда напиваешься, должен бы делаться котиком, так? — Я начинаю жалеть, что ты узнала меня таким, — очаровательно улыбнулся Билл и легонько чмокнул ее в подбородок, чтобы не впиться в губы ненароком. — Когда я дома, спокоен и доволен — я тошнотворно мил. А в койке становлюсь котиком когда захочу, девочка моя, когда есть настроение. Сознательно. — Ммм… То есть мне пока просто не посчастливилось?.. — Что в кружке, Мора? Почему мне кажется, что это вискарь, политый сливками и шоколадом для прикрытия? Невольно отклонившись назад, она оглушительно расхохоталась. Девушка смеялась так долго и искренне, что вскоре Билл обнаружил, что и сам тихонько посмеивается. — О господи, — утирая слезы, вопила она и никак не могла остановиться. — Это кофе, Билл, уверяю тебя… Ты сам хотел… Традиционный ирландский… — Вы, ребята, бухаете с утра до ночи? — Почти! Ирландский кофе примерно на треть состоит из виски. И это в виски добавляется кофе и сливки, а не наоборот. Не верю, что ты никогда не слышал об этом! — Я слышал про ирландские сливки, — шутливо оправдался Билл, потянувшись к кружке. — Кажется, даже сливки у вас не сливки… Билл гордился репутацией обаятельного весельчака и в лучшие времена регулярно ее оправдывал. Ему нравилось смешить людей, особенно женщин. А этой женщине ее высокий, малость истеричный смех чертовски идет. Пожалуй, стоит почаще заставлять ее смеяться. — Конечно нет, «Ирландские сливки» — это ликер. А насчет своей агрессивности не беспокойся, — кокетничала Мора, улыбаясь совершенно как лиса. — Этот кофе только взбодрит тебя и настроит на приключения. — На какие там приключения я должен настроиться? — обжигающий глоток ароматного кофе заставил Билла поджать губы, смаковать. Жаркий выдох, с которым они раскрылись после — раскрасневшиеся, мягкие и блестящие — пошевелил темно-рыжий локон, не забранный в Морину прическу. Ее взгляд приклеился к ним намертво. — На занимательную поездку, — не удержавшись, она медленно повела по его нижней губе подушечкой большого пальца, пробуя на ощупь, и тот сейчас же был легонько, предупредительно укушен. — Вот как? — Билловы брови удивленно взлетели. — Мы едем куда-то с этой сумкой? За границу? — Не совсем. И все же нам лучше добраться засветло, — вновь подхватив отложенный и забытый ломтик «Бармбрэка», девушка подмигнула Биллу игриво и оперлась на его плечо, готовая спрыгнуть со стола.***
Помимо загадочной сумки, которая оказалась довольно тяжелой, Мора поручила погрузить в багажник еще одну, поменьше, куда предварительно напихала плед и кое-какой снеди. Опасения Билла с каждой минутой возрастали: уж не намерена ли она устроить пикник где-нибудь на побережье? Потому что все указывало именно на это. И это была херовая идея, вот максимально херовая: с океана дул холодный пронизывающий ветер и влажность в воздухе, несмотря на трехдневное отсутствие дождя, стояла такая, что одежда становилась сырой даже после получасовой прогулки. Но девушка с таким энтузиазмом собирала мясные колбаски и хлеб в контейнеры, а те едва ли не пяткой утрамбовывала поверх пушистого шерстяного пледа, что совесть не позволила Биллу напомнить ей об этом. Так что надев свитер под свитер, он покорно сел за руль. — Далеко нам? Проехав Дингл из конца в конец по бесконечным подъемам и спускам за двадцать пять минут, Билл повел прямо на Фарранфор. Поначалу он еще ждал ориентиров, но навигатор из Моры получился ленивый и легкомысленный: кажется, ей просто нравилось ехать с ним посреди лакончиных пейзажей, суровых и влюбляющих своей неброской красотой — все равно куда. И нельзя сказать, что это было совсем уж не взаимно. Между прибрежными скалами и дорогой лежали покрытые лиловым верещатником холмы — он их помнил. Сама дорога, мокрая, гладкая и пустынная, была ему знакома — по ней Билл добирался в город в понедельник. Тяжелые серые тучи, пенящиеся и грозящие дождем — видел каждый день, сколько был в Ирландии. Поэтому все чаще и все дольше смотрел на нее. Изящно водрузив длинные ножки в узких голубых джинсах и теплых носках на торпедо, Мора занималась в основном тем, что излучала беззаботную радость и уют. Она не была болтлива, не отвлекала Билла от его размышлений, — а все его размышления в последние дни так или иначе сводились к ней — не требовала для себя каких-нибудь особенных условий, — тишина ее устраивала, сухое тепло автомобильного радиатора тоже — с Морой было комфортно в пути. Как и везде. — Осторожно! — предупредила она, и лишь тогда Билл вспомнил о дороге. Он снизил скорость и притормозил вовремя, чтобы пропустить небольшую отару овец, бредущих через дорогу, вроде бы, без всякого надзора. Билл моргнул. Потом еще раз моргнул. А одна из овец, отставшая от товарищей и подошедшая к машине поближе, смотрела на него как на дерьмо, не мигая. — Посигналь ей, если не хочешь простоять так полчаса! — посоветовала Мора, сотрясаясь от беззвучного хохота. — Видел бы ты свое лицо сейчас, боже… — Какого черта они розовые? — негромко пробубнил он, не желая, в общем-то, услышать ответ, и от души посигналил обнаглевшему животному. — Милахи, правда? — Глупые комки кудрявой шерсти. Почему они шатаются без присмотра? — Тут сразу несколько ферм неподалеку. Овцы у нас пасутся буквально везде, они уже неофициальный символ страны. Видишь, те что протопали мимо, помечены розовыми полосками, а та, что положила на тебя глаз — синей? Она не из этого стада, просто прибилась. Фермеры помечают их краской и так различают где чьи овцы. Громкий гудок сподвигнул-таки любопытную овцу продолжить свой путь, а Билл с Морой смогли продолжить свой. — Она не потеряется? — спросил он и поглядел в зеркало заднего вида как будто обеспокоившись. Девушка наградила его таким умиленным взглядом, таким обожательным, даром что Билл не успел его перехватить. — Не волнуйся, собаки пригонят ее домой. А мы, кстати, можем свернуть здесь! — оживилась Мора, заметив узкое ответвление справа, и указала на тропу пальцем. — Просто убери машину с дороги и дальше мы дойдем пешком. Дождавшись, пока он закинет одну сумку — ту, что поменьше — за плечо, а другую просто подхватит, Мора захлопнула багажник. Она обернулась всего на секунду, чтобы без слов поманить Билла за собой: рыжие локоны, собранные в высокий хвост, красиво рассыпались по спине, не нуждающиеся в солнечном свете, чтобы сиять, в прозрачно-серых глазах ярче загорелся плутоватый огонек, пухлые губы изогнулись в зовущей, открытой улыбке, и девушка уверенно двинулась по тропинке, непринужденно покачивая аппетитными бедрами. Некоторое время Билл просто стоял, отслеживая каждое их движение и раздумывая, не затащить ли Мору на заднее сиденье авто, пока еще не поздно. Какой толк от созерцания местных ландшафтов, если сейчас он способен наслаждаться ими, только заглядывая в просвет между ее ногами? Сколько в них нужно кутаться, яростно наполняя горячую мокрую глубину желанного девичьего тела плотью и семенем, сколько нужно мять их, кусать, вдыхать, чтобы насытиться? И можно ли насытиться Морой вообще, если с ней ему так легко? С каждым шагом она отдалялась, и ему ничего не оставалось больше, кроме как пойти следом и попробовать не думать об упущенных возможностях. У него все еще есть три с половиной дня. Четыре, если не тратить время на сборы и гнать чуть быстрее, чем на предельно допустимой скорости. — Ты любишь рыбалку, Билл? — Люблю летнюю. Зимой предпочитаю охоту. — Охоту? — возмутилась девушка, вновь обернувшись, и протопав по поросшему травой пригорку несколько шагов спиной вперед, будто знала его до последнего камня. — На кого? Ты убиваешь диких зверей? — Я соблазняю женщин. — Пф. — Поздняя осень и зима предназначены для домашних развлечений, Мора, — мягко намекнул Билл, не желая слишком уж резко опускать ее с небес на землю: она же так старалась. — И мы все еще можем вернуться и съесть колбаски даже в машине, м? — Нет, мы почти пришли, — возразила она, ничуть, впрочем, не обидевшись. — Да и что колбаски? Нас ждет опыт поинтереснее. Ты никогда не узнаешь Ирландию из салона машины. — Я уже догадался, что Ирландия — это холод, сырость и зелень. Может, не будем закреплять урок пневмонией? — Да что же ты так боишься холода? Швед ты или не швед? Вот мы уже пришли, — все еще спускаясь с холма в низину, окруженную пологими возвышенностями со всех сторон, Мора развела руками. — Я тебя согрею, если начнешь синеть. Как раз собираюсь развести костер в первую очередь… А ты пока собирай палатку. — Что? — сразу остановившись, он уставился на девушку с опаской, готовый то ли взоржать, то ли покрутить у виска пальцем. Здешний грунт при ближайшем рассмотрении нередко оказывался каменным, покрытым мхом и лишайником. И даже там где земля действительно была землей, а трава травой, он промерз, потому что на улице гребаный ноябрь. Ветер в этой громадной природной яме пусть и не задувал, зато свистел только так и время от времени остервенело тряс высокий желтый утесник. В любой момент мог хлынуть ливень и они мгновенно промокли бы до нитки, оставшись, вдобавок, без костра и возможности его развести. Да и что в нем, собственно, должно гореть? Редкие влажные ветки, которые еще нужно отыскать в достаточном количестве? — Ты спятила? Мы возвращаемся к машине.