Билл проследил, чтобы под шуршащее одеяло не проник ни единый луч света, коих этим утром и так было наперечет, и ни один глоток свежего воздуха. Второе обуславливалось тем, что вне душного одеяльного кокона, который они с Морой делили на двоих, было зябко, сыро и неуютно. Для первого нашлась причина поинтереснее: темнота снимала с него часть ответственности за то, что творилось под одеялом.
Возможность видеть свою фею — ее сияющую белую кожу, сочную грудь, так несправедливо обделяемую его вниманием, изгибы тоненькой талии и вытяную впадинку на ее животе, господи… эта милейшая ямочка будила в нем нечто до смешного сентиментальное — Билл компенсировал осязанием и компенсировал жадно.
Он едва опирался на локоть, утонувший в подушке над Мориным плечом, и как следует вжимал девушку в постель. Раздираемый противоречивыми эмоциями, он ощущал потребность пленить ее в буквальном смысле.
С одной стороны, градус сексуального напряжения между ним и Морой остался настолько высок, что выключить в себе животное и сделать передышку не получалось. Сейчас, когда он смаковал ее вкус, когда все под этим одеялом пахло ею и сексом, а сама она, обняв его ногами, томно и почти обессиленно вращала бедрами, изнеженная и балдеющая — это было попросту невозможно. Все его инстинкты орали дурниной, а член стоял колом, причем не так, чтобы это можно было терпеть.
С другой стороны, эта очаровательная мягкая ямочка на ее животе, теплая бархатистость кожи, заливистый смех, который никак не шел из головы… Едва ощутимые царапки, что тянулись по его плечам и спине вслед за ее коготками… Ее волосы, все еще влажные, но распушившиеся и щекочущие лицо… Он задыхался от нежности к ней, и одеяло тут было ни при чем.
Нежность — глубоко личное, слишком сокровенное чувство, и уж больно ко многому оно обязывает, чтобы испытывать его к каждой женщине, с которой он спал. Мягкосердечный и эмпатичный по своей натуре, Билл набил себе пару шишек в юности, прежде чем научился вести дела сердечные так, чтобы никому потом не было больно. Пофлиртовать, пообжиматься, потрахаться — милое дело, если у девушки достаточно смазливая мордашка, если она умеет держать язык за зубами и хорошо осознает, что ввязалась в небольшое приключение и только. Таких «влюбленностей» в своем послужном списке Билл легко насчитал бы десяток, но как правило даже не вспоминал о них после. А вот проникнуться женщиной по-настоящему, так, чтобы хотелось возвращаться к ней снова и снова, сделать ее частью своей жизни — у него получалось лишь дважды, и оба раза это были серьезные длительные отношения с полной самоотдачей и планами на совместное будущее. И он уже был бы не прочь прыгнуть на эти грабли в третий раз, ибо со временем постоянство казалось ему все более привлекательным в потоке сумасшедших будней. Хотелось ведь какой-то упорядоченности, домашнего тепла, взаимоподдержки… да банальной заботы, чтоб кто-нибудь аспирину приволок, когда он болеет, и ножку на него во сне закинул. А может даже — чем черт не шутит — душевной близости, чтоб вместе и в калифорнийское пекло, и в ирландскую сырость, и говорить с ней как с самим собой, и чтоб на землю возвращала, когда он становился мудаком. Но где ее такую взять? Билл четко понимал, чего хочет от отношений, и непритязательностью в выборе партнерши похвастать не мог.
А Мора… Мора — нимфа, уже по-женски мудрая и хитрая в чуть за двадцать, кричаще сексуальная и, пожалуй, дохрена опасная со своими волшебными вениками. По будням она занималась в основном тем, что кружила Биллу голову и пробуждала в нем беззаботную мальчишескую дурость, до того непроходимую, чтоб он размечтался о душевной близости и закинутых на него ножках. А в свободное время источала ауру легкости, радости и уюта, лечила его от депрессии, прогоняла усталость и любила выпить пинту пшеничного эля по пятницам.
Это Билл очень удачно заехал.
Он и сам не подозревал, какими мягкими могут быть его губы и до какой степени он пропустит через себя этот далеко не первый первый поцелуй.
Опустив голову, он вслепую коснулся губами ее лба и ласковыми чмоками двинулся вниз по ее лицу. Изогнутую гладкую бровь, веко с пушистыми ресницами, короткий прямой нос, соблазнительно вздернутый контур верхней губы — все он целовал покровительственно, намеренно не торопясь, вынуждая Мору трепетать в предвкушении момента. Билл контролировал каждую деталь, любое проявление ее реакции, но понятия не имел, чего, в итоге, ожидать от себя самого.
Под теплой тяжестью его тела, взмокшая, ослабшая и полностью дезориентированная недавним сокрушительным оргазмом, девушка широко распахнула глаза, ибо поняла все сразу. Она победила.
Если бы легкое помешательство — которое она испытывала просто обвивая Билла ногами, вдыхая его запах, увлеченно осязая его здоровенное горячее тело и внушительный, даже непосредственно после секса, стояк — немного притупило ошущения, она была бы очень благодарна. Потому что касания его губ, когда они такие преступно чувственные, показались ей чем-то вроде крошечного глотка воды для умирающего от жажды. Она осознала, что никогда уже не напьется вдоволь и что прямо сейчас за ней горит мост, который ей до смерти страшно и давно пора сжечь.
С этим Биллом она еще не была знакома, но не сомневалась, что раз он здесь — все серьезно. И значит кому-то очень надежному придется потесниться из ее жизни, чтобы Мора могла нырнуть в неизвестность без всякой страховки. О, и она собиралась сделать это. Еще как. Без колебаний и сожалений.
Никто не умеет целоваться так, как этот незнакомец: так осмысленно и так волнующе. В медленных, обжигающих чмоках, что один за другим ложились на Морино лицо, она чувствовала интонации и буквально слышала, о чем они и почему, будто шепот на ушко.
«Ты моя».
«Не волнуйся, я позабочусь о тебе».
«Я буду ласковым, тебе понравится».
«Забудь о других, мы остались одни».
«Откройся».
А поцелуй в губы, неожиданно напористый после такой зубодробительной нежности, разрушил ее окончательно. Подобный крику, он выбил почву из-под ее ног и толкнул прямо в невесомость:
«Я влюблен в тебя».
Едва коснувшись ее губ, Билл втянул их так смачно и исступленно-сладко, что девушка поплыла во всех смыслах, включая прямой. А способ не захлебнуться эмоциями в плену его рук и губ был только один: срочно почувствовать его внутри, ощутить как он наполняет ее до краев, давит болезненно сильно и невменяемо хорошо, пока все не выплеснется наружу.
Шумно протяжно вдохнув, она заерзала уже откровенно нетерпеливо, бесстыдно при этом выгибаясь и подстраиваясь… А бесстыдница-Мора неподражаема в своей соблазнительности.
Вынужденный прервать поцелуй, чтобы испустить глухой возбужденный стон, Билл направил притиснутый к ее лобку член пониже, плавно скользить в смазке меж мягких податливых складочек. И потрудился убедиться, что тот не войдет в нее, как ей хочется, а лишь погладит.
Каково это, испытывать глубокую, неподдельную нежность к женщине, которая могла бы быть твоей сексуальной фантазией? Думается, Билл наконец выяснил это наверняка: быть с Морой — значит примирить в себе ласкового домашнего кота и хищника с изощренным разумом, которых ему никогда не требовалось мирить, ибо женщины будили в нем либо одного, либо другого.
— В чем дело, детка? Ты ведь хотела этого, хотела меня всего, да? Уверена, что готова?
И вновь приник к ее губам невыносимо сладким, любовным поцелуем без языка и намека на пошлость. Ее руку, вдавившую было коготки в его бок обиженно сильно, Билл наставительно завел себе за шею — обнимай, мол. И она обняла, вся в расстроенных чувствах.
Плавными, широкими движениями бедер он массировал напряженный ствол о ее киску, заботясь, чтобы смазка покрывала его весь.
— Скажи, что готова.
Горячей ладонью Билл исследовал изгибы ее тела обстоятельно и не торопясь, от женственно широкого бедра до восхитительно тонкой талии и вверх, к аппетитной груди, которую сжал нежалеючи, чтобы последующий ласковый кружок подушечкой большого пальца вокруг ее соска заставил девушку вздрогнуть от неожиданности и возбуждения.
— Я готова. Я хочу тебя, — выпалила она негромкой скороговоркой, слишком сейчас нестабильная, чтобы кокетничать.
Ладонь двинулась выше, к ее шее, где и остановилась, нажав пальцами предупредительно.
— Тогда не торопись. Я в настроении томить тебя долго и сладко сегодня. Этот день мы проведем так, как я захочу. Договорились?
Возражать этому новому Биллу пока не просто не хотелось, но и не моглось: нежный и искренний Билл Скарсгорд оказался едва ли не опаснее, чем прежний, и это заводило ее до отчетливой дрожи. Длинные пальцы чуть теснее сжали ее горло, стоило ей помедлить с ответом, а эмоциональный всплеск подкинул ощущения на запредельную высоту. От горячего влажного трения о его член она попросту улетала…
— Хорошо, — сдавленным шепотом согласилась девушка, и все действительно было очень хорошо: тягучие сладкие спазмы накатывали, словно волны прибоя, и жарко омывали низ живота.
Захват ослаб, но не исчез: Билл чувствовал, как ей это нравится, и не собирался ее разочаровывать.
— Ты моя девочка? — в приглушенном голосе зазвучала крайняя степень довольства: момент для вопроса был выбран идеально.
— Да! — всхлипнула Мора эйфорично.
Намертво стиснув его ягодицы ногами, а большую ладонь накрыв обеими своими, на несколько секунд она совершенно потерялась в ощущениях.
Билл нуждался в том, чтобы она была здесь, с ним, вся, но возвращать ее не спешил: Мора становилась вдвое прекраснее, когда дрожала в оргазме, и это было ясно даже в темноте — ее кожа лихорадочно пылала, а значит залилась румянцем и заблестела, дыхание зазвучало оглушительно и дико эротично, — беззвучный стон — а значит ее губы широко раскрылись. Вся она делалась непривычно покладистой и трепетной и только тогда казалась уязвимой. Билл неизменно ощущал потребность позаботиться о ней всякий раз, и в этот раз такая потребность возникла усиленная донельзя.
Мягко высвободив ладонь, лежащую на Мориной шее, из капкана ее пальцев, он бережно обхватил девушку за подбородок и повернул взмокшее личико в сторону. Губами отыскал ее ушко, чтобы ласково поцеловать за ним, под ним, в висок, и поймал себя на том, что уже не может остановиться — так его накрыло, и игнорировать адский стояк тоже больше не может.
Оставив Мору поеживаться от наслаждения, Билл сосредоточился на себе. Обхватил скользкий член и принялся ритмично дрочить его с хриплым полустоном-полурыком, не отказывая себе в удовольствии нет-нет да и скользнуть головкой по ее животу, особенное внимание уделяя новообретенному фетишу — вытянутому вдавленному пупочку. Животное желание наполнить его семенем, покрыть спермой ее всю — жгло Билла изнутри наподобие закипающей лавы.
Помешать ему было уже невозможно, и Мора не собиралась: она чувствовала себя пьяной, счастливой и — ей хотелось полность довериться этому чувству — влюбленной, как никогда. Обняв напряженные Билловы плечи легонько, она потянулась губами к его губам.
Если бы не третий за это утро оргазм и не кромешная темнота под плотным одеялом, она бы текла, как сумасшедшая: шутка ли? Билл Скарсгорд страстно мастурбирует в ее постели и даже не нужно залпом пересмотреть те стыдные интервью, где он беспалевно трогает себя, наглаживает член или подтягивает штаны, чтобы вообразить такое. И она не сомневалась: этот мужчина настолько уверен в себе и своей сексуальности, раскрепощен и нарциссичен, что не постеснялся бы заняться этим и на пресс-конференции, если бы в зале не было камер, но хватало зрительниц.
Впрочем, она упивалась ощущением собственной власти над ним, и это было ничуть не хуже: он без ума от нее, он хочет ее, и дрочит, вообще-то, именно на нее. Мора была в восторге.
Даже сквозь опьяняющий дурман она восхищалась Биллом. Он ответил на поцелуй безоговорочно ласково и чувственно, хоть и ворчливо порыкивал при этом: не впился, не укусил, а остался котиком, которым явно и был, когда «дома, спокоен и доволен». Не обманул. И девушка чувствовала, как для него важно, что она делит с ним эти мгновения.
Она ощущала абсолютное единение с Биллом, когда он привалился лбом к ее лбу резко и тяжело, а потоки теплых капель оросили ее лобок и живот. Довольная сверх меры и страшно игривая, она хихикнула, не сдержавшись, но желание веселиться сейчас же отпало, когда Биллова рука медленно двинулась вверх по ее телу, по животу и груди, буквально обмазывая ее семенем, будто массажным маслом.
Неприятные воспоминания промелькнули в голове: один из ее бывших пробовал проделать с Морой нечто подобное, и ее едва не стошнило от отвращения — скрыть это тогда было непросто, и целый час отмываясь в душе университетского общежития после, она все равно чувствовала себя грязной. Она порвала с ним тем же вечером, не утруждаясь объяснять причины. Ей воистину было мерзко.
Нехорошие ассоциации возникли и исчезли, словно раздражающая вспышка, не оставив после себя даже дискомфорта. Девушка подняла голову и словила еще один сладкий, но непростительно короткий поцелуй — мужчинам нельзя иметь такие губы, как у Билла, это неестественно и противозаконно — и блаженно закусила собственную губу после. Она растворялась в нем, будто сахар в горячем кофе.
Этот развратный, но нежный медленный массаж возбуждал ее. И еще больше возбуждало осознание, что Билл тоже наслаждается им.
На ее груди он задержался как следует. Не произнес ни слова, втирая в ее кожу вязкую влагу, обхватывая упругую плоть с неприкрытым упоением, выписывая мучительно приятные кружочки вокруг затвердевших от мурашек сосков. Но Мора слышала, как он дышит, и подозревала, что остаток дня они проведут в постели. Хотя…
Как знать? Возможно, им удастся гармонично сочетать изучение Ирландии и секс: представив, сколько интересных на свете мест, где они могли бы совершать небольшие пит-стопы, девушка облизнулась. И сделала это вовремя.
Проскользив по ее шее и подбородку, длинные Билловы пальцы достигли ее рта, и любимая ею пара погрузилась в него бережно, но требовательно. Прерывисто вздохнув, девушка засосала их послушно и с удовольствием. Думается, ее обычная лисья хитрость, освоившись с ослепительными эмоциями сегодняшнего утра, вернулась к ней как ни в чем не бывало.
Улыбнувшись, Билл чмокнул возлюбленную лисицу в нос.
— Нам обоим надо перекусить. Но сначала неплохо бы оккупировать ванную и выжать твой старенький бойлер досуха. Составишь мне компанию, Мерроу? Там так холодно и одиноко, брр… Ну-ка, пойдем.
Край одеяла взметнулся без предупреждения, и даже неяркий свет заставил ее сощуриться. Растрепанным и вспотевшим Билл выглядел как секс-бог, и естественно, догадывался об этом — уверенность сквозила в его мимике, в каждом его движении. Поднимаясь с постели он убедительно кряхтел и медлил, дабы Мора насладилась видом, и все это представление было бы очень правдоподобным, если бы не его глаза: те пожирали ее в открытую, но блестели необычной теплой глубиной.
Нимфа, головокружительно красивая с волнистыми плетьми слежавшихся длинных волос за плечами, плохо прикрытым энтузиазмом во взгляде и вспухшими губами, лежала на спине, опираясь лишь на локти. Ее кожа глянцево блестела и розовела там, где Билл сминал ее и массировал — на бедрах, груди, шее… Тоненькая короткая полоска волос на ее лобке тянулась аккурат к нежной киске, будто горящая стрелка-указатель.
— Нну… Нет, — согнув длинные ножки в коленях, она расслабленно уложила одну на другую и, с трудом сдерживая проказливую улыбку, демонстративно раскапризничалась. — Я люблю мыться одна, чтобы никто не отвлекал, не торопил…
— Можешь забыть о такой роскоши, — посоветовал Билл, и наклонившись, чтобы ухватить ее за лодыжки, потащил к краю кровати под притворно-возмущенные крики в перемешку с высоким истеричным хохотом.
***
Подставив лицо горячим струям воды, Билл закрыл глаза и с тихим шипением перевел дух.
Спокойная уверенность гасила в нем бурлящую энергию, и та казалась неиссякаемой. Шаг за шагом он нащупывал равновесие внутри себя и возвращал на место. После яркого, насыщенного утра он чувствовал себя превосходно — и физически, и эмоционально. Более того, с каждой секундой становилось только лучше: день ведь только начинался.
— Вот так, — негромко похвалил Билл, поглаживая мокрую макушку любовницы мягко и одобрительно.
Опустив голову, он приоткрыл глаза совсем чуть и приглядывал за ней из-под опущенных ресниц.
— Играй, но не увлекайся, детка.
Его не удивило, что она опустилась на колени — обстановка очень располагала. И это именно то, чего ему хотелось — заставить ее почувствовать определенную степень взаимной принадлежности, научить воспринимать сексуальное напряжение под другим углом. Посвятить в свою философию. Без этого идеального дня никак не получилось бы. Ни одного.
Впрочем, Мора чувствовала желания партнера интуитивно — в ее абсолютной женственности и мудрости он не ошибся. Сыграла свою роль и наблюдательность, и умение слушать — у нее были дни, чтобы отметить для себя его кинки и уровень раскованности. И жирное красное «я не считаю оральный секс сексом» шло прямо перед наплевательством на прелюдии, склонностью жестить, чтобы подавить эмоции и чувства, а также страстью к удушению, животными замашками вроде буквального помечания своей самки и, думается, по той же причине — весьма прохладным отношением к контрацептивам. А еще в этом многообещающем растущем списке значился умильный трепет перед ее пупком и веснушками.
Но прерывать поток его бережных наставлений девушка не планировала. Ей нравилось, что он представлял, будто учит ее уживаться с ним. Было сложно не завизжать от ликования.
Господи, он идеален. Его тело идеально. Его запах идеален. И та химия, что творится между ними — идеальна.
Покрывая его ствол неспешными, почти целомудренными в своей нежности поцелуями, она искренне наслаждалась. Изучая его, разглядывая без всякого стеснения, мягко перекатывая яички в изящных пальцах она все больше склонялась к тому, что ласкать его — такой же дзен, как нанизывать бусины на проволоку или гладить Фанги. Нет, намного лучше: бусины не отзываются чистой энергетикой полной эйфории, а Фанги не зачаровывает ее мелодичным Билловым голосом. Но что делать с тянущими, сладкими позывами в собственном теле?
— Я хочу, чтобы ты делала это всякий раз, когда сама захочешь. Не предупреждая, и тем более не спрашивая. Понимаешь, детка? — запросто, вот просто небрежно ухватив вздрагивающий и исподволь твердеющий член прямо перед ее лицом, Билл нежно провел им по ее щеке. — М?
Коснувшись Билловой руки, чтобы повторил движение, и самозабвенно ласкаясь о горячую плоть, девушка моргнула густыми ресницами несколько раз — воплощение невинности, если бы не развратные нотки в громком шепоте.
— А что если меня это заводит?
— Думай о том, что каждая минута воздержания, когда ты хочешь меня так сильно, сделает оргазм невыносимо острым, когда я наконец до тебя доберусь. Иди сюда, — он протянул ей руку ладонью вверх.
Мора, заинтригованно улыбаясь, встала и была сейчас же этой рукой обвита и прижата к нему спиной.
— Мне хорошо с тобой.
Она позволила его нехитрым словам окунуть себя головой в облака. Она и в самом деле взмыла бы ввысь, будто шарик, надутый гелием, если бы Билл не держал ее.
Начисто проигнорировав воздушный шар-мочалку, он выдавил немного Мориного шампуня — тот по-прежнему пах лучше любого геля для душа из всех существующих — прямо на ладонь, и пользовался только ею, намыливая Морино тело по-хозяйски и никуда не спеша.
***
Ванную Билл покинул почти добровольно, — разве что, слегка подталкиваемый в спину ее руками и смешками — но закатив глаза. Он даже приблизительно не понимал, зачем этой женщине прихорашиваться, но ему нравилось, что во-первых — сейчас она делала это для него, во-вторых — что всякий раз, когда он видел ее готовой, у него слегка кружилась голова, и в-третьих — потому что это так по-женски — колдовать чего-то втихую, крутясь перед зеркалом.
И он сам поймал себя на том, что укладывает волосы тщательнее, чем обычно в отпуске, и в зеркало смотрит придирчивее. Благо, что неизменно видит в нем все того же красавчика, каким видел себя в девятнадцать. Быть может, чуть более самоуверенного, чуть более целеустремленного, чуть более замкнутого и мудаковатого — но все того же Билла Скарсгорда. А это после семи лет съемок в Америке уже достижение.
Коротая время в ожидании Моры, он изучал ее прихожую — пристально, но лишь наглядно — в поисках чего-нибудь похожего на отвертку. И ничего не найдя, взял с кухни нож.
Отвертка была нужна, чтобы немного упростить Море жизнь. Регулярно тягаясь с ее дверным замком, он давно стал прикидывать, что с тем может быть не так, но руки как-то не доходили поправить, тем более, что он уже привык к своеобразному ритуалу: приподнять, повернуть ключ, толкнуть плечом.
Так что, когда девушка появилась из ванной, завернутая в полотенце, с копной роскошных темно-рыжих локонов за спиной и исконно-Мориной хитринкой в глазах — он встретил ее прямо в прихожей. С ножом.
— Что здесь происходит? — уточнила она, скрестив руки на груди, соблазнительно стянутой краем полотенца. — Ты собираешься кого-то убить моим ножом? Или просто сбежать с ним?
Поза, должно быть, предполагалась угрожающей, но проследив ее фигурку малость невменяемым взглядом от пальчиков ног до смеющихся глаз, Билл не то чтобы сильно перепугался. Но приближаясь, лицо сделал шуточно-виноватое.
— Каюсь, — покачал он головой, и мягким, но властным давлением заставил Мору опустить руки. Разве можно скрывать от него такой вид? — Я не мог сбежать домой без сувенира.
Любуясь полуприкрытой, слегка выпирающей над полотенцем Мориной грудью, Билл чуть склонил голову вбок. Все-таки он бессовестный везунчик, и все мужики мира вправе ненавидеть его за это.
— Но я могу оставить его, раз он так тебе дорог, — не глядя, Билл протянул ей нож рукояткой вперед. — При условии, что ты найдешь для меня сувенир в ящике, где хранишь нижнее белье.
Вздернув брови, она точь-в-точь скопировала его излюбленное «нот бэд», только выглядела при этом такой нахалкой, что у Билла руки зачесались отшлепать ее сладкую задницу. А может, и не руки.
— Я подумаю об этом, — пообещала Мора, и игнорируя нож, сократила расстояние между наглецом и собой до минимума, чтобы уютно приобнять высоченное мощное оборзевшее тело.
Точнее, она просто сунула ладошки в задние карманы его джинсов и ткнулась подбородком в твердую Биллову грудь — не менее, как она считала, соблазнительную.
— А если серьезно? Зачем тебе нож и какие у нас планы?
За окнами лило с самой ночи и утихать дождь пока не собирался. Мора, как истинная ирландка, ливня даже не замечала, и с удовольствием продолжила бы погружать Билла в местный колорит. Но раз уж он взбунтовался и настоял, что сегодня все будет так, как он захочет, что ж… Девушке не терпелось узнать,
как именно он хочет.
— Я тут не шутки шучу, Мерроу: если хочешь вернуть нож, я хочу твои трусики. А планы у нас такие: сейчас ты поможешь мне превратить кухню в кухню и мы вместе съездим в город за покупками. Сегодня я готовлю ужин.
— Что? — подозрительно прищурившись, девушка поднялась на цыпочки, чтобы ближе увидеть в светло-зеленых глазах смешинки. — Ты серьезно? Ты умеешь готовить?
— Не просто умею, я хорош в этом.
Показательно проморгавшись, шокированная, она молча вынула руки из его карманов и потопала одеваться.
— Романтический ужин, детка, — крикнул Билл вслед, коварно посмеиваясь. — Очень романтический.
