Когда зацветет вереск

Он метнулся к настилу, где секунду назад стояла Мора, и перегнулся через край, надеясь увидеть в воде хотя бы ее силуэт. Рябь все еще расходилась по поверхности кругами, но никакого силуэта, даже случайно мелькнувшего рыжего пятна ее волос, уже не было видно. Билл вцепился в край лодки так сильно, что побелели пальцы. Все его тело изготовилось к прыжку: еще мгновение, и он махнет за борт вслед за Морой. Ему и в голову не пришло, что ситуация, хоть и из ряда вон, но совсем не критическая. Ему лично доводилось окунаться в воду и в январе, причем в шведской Лапландии, где температура воздуха редко поднимается выше минус сорока. И это даже близко не напоминало погожий денек на юге осенней Ирландии, когда местные демонстративно прогуливаются в шлепанцах и футболках, приветствуя солнце как долгожданного гостя. Что может стрястись с Морой? Она нырнула в относительно теплую — как сама утверждала — воду, чтобы боднуть головой дельфина, которого вполне могла придумать сама. Боднуть головой в качестве извинения. Потому что так дельфины извиняются. А ей известно, как извиняются дельфины. В том числе этот конкретный, которому сейчас должно быть больше сорока лет. Биллу казалось невероятным, что он добровольно отпустил ее. Весь этот сказочный сюр — или, точнее, шизофренический бред — пугал его до усрачки… Но и привлекал и заводил примерно в той же степени. Концентрация адреналина в крови достигла такого уровня, когда все физические ощущения притупились, а в ушах громко застучал пульс. Он уже не считал секунды. Ни единая жилка не дрогнула в его теле, и лицо выглядело предельно сосредоточенным. Голова работала ясно: не отрывая тяжелого выжидательного взгляда от поверхности воды, а цепких пальцев от края борта, он спокойно, будто крадучись, разувался, ибо четко понимал, что обувь — первое, что помешает ему плыть. Кроме того он осознавал, что времени у него будет не много: Мора в воде уже не минуту и даже не полторы. Билл приготовился найти и выволочь рыжую психопатку на сушу и чувствовал, что ему это по силам. Однако ровно в тот момент, когда его ноги оторвались от настила в прыжке, рыжая психопатка выпрыгнула из воды сама — причем выпрыгнула в прямом смысле, на добрых полтора метра — и, рухнув прямо на него, повалила на палубу. Сила удара вышибла дух из них обоих, вдобавок Билл неслабо приложился головой о скамью, но инстинкт «поймать» сработал на отлично: Мора даже пошевелиться не могла в тисках его рук. — Что это, мать твою, было сейчас? Как… Что это, блять, было? — выругался Билл нервной скороговоркой, и с каждым словом голос его повышался. Ошарашенный, он стремительно сел со своим «уловом» в руках и разомкнул «тиски», чтобы осмотреть ее и убедиться, что она жива-здорова. — Какого хрена… Фак! Ручьи текли с ее волос по лицу и телу, но Мора дышала ровно, будто и не провела под водой целую вечность. Кроме того, она ВЫПРЫГНУЛА, и значит от чего-то оттолкнулась, а до дна здесь никак не меньше метров тридцати. — Не самое удачное приземление, — отметила она виновато, но с привычной лисьей хитринкой, и подняла руку, чтобы бережно погладить его по затылку. — Больно, да? Извини, не смогла удержаться от соблазна. Надо же было тебя впечатлить… — Мора! — рявкнул Билл, добиваясь от нее каких-нибудь внятных объяснений, потому что самостоятельно осознать увиденное не мог. — Шшш… Не кричи, — мягко убеждала она, ибо в сердцах он резко встряхнул ее голову наподобие снежного шара. — Мы же уже здесь. Все хорошо. Мысли и эмоции смешались в какую-то адскую постшоковую кашу. Он вспомнил об ударе собственной головой только когда Мора коснулась ушиба, и невольно поморщился от боли: скоро там обозначится внушительный шишак. Легкий ветерок, который тоже будто бы на время кто-то выключил, а теперь вновь включил, сквозь намокшую майку показался ледяным. Билл почувствовал, что девушка тоже трясется от холода, а это как раз было по-человечески и поддавалось его восприятию. Он поискал глазами сумку с полотенцами — ясно, зачем они были нужны — и рывком подтащив ту поближе, дернул молнию. Раздражение вернулось троекратно усиленное и сквозило в каждом его движении. Когда Мора попыталась помочь, он сгоряча отпихнул ее руку. Девушка мгновенно поняла, что сейчас нужно стать тихой, как мышка, и умасливать исподволь. Она сидела на коленях между его ног мокрая и дрожащая, и не пыталась даже пикнуть ничего в свою защиту, пока не минует опасность. А он кутал ее в полотенца молча, порывисто и крепко. Запеленав Мору в два полотенца так, чтобы открытым осталось только ее лицо, он не остановился: в ход пошла его куртка, ее куртка, и он собирался снять с себя майку, но понял, что удержать такое количество тряпок на Море будет сложно даже его руками. Он не был готов заговорить с ней и боялся, что ударит, если обнаружит в ее глазах смешинки. Поэтому прижал ее лицом к своей шее и обхватил ворох из пестрого тряпья в попытке согреть еще и своим телом. Он сердился на Мору из-за многих вещей. Сердился за то, что напугала его чуть не до смерти. Сердился за ее безрассудство и легкомыслие. Сердился за проницательность и чутье, позволившие ей так быстро перебрать его по косточкам и научиться манипулировать. Сердился за то, что она всегда не до конца откровенна с ним. Сердился за то, что она мучительно красива. Сердился за все, что любил в ней, и понимал, что любит в ней все. Он бы не колебался, если бы она попросила рвануть с ней с самой высокой точки Конор-пасс на тарзанке. Он бы легко согласился, если бы она предложила взять билеты наугад, куда получится, и улететь с ней, прихватив с собой только паспорт. Он бы играл с ней в «правду или действие» до тех пор, пока не выложил бы о себе самые неприглядные, самые интимные факты, и затрахал бы до полусмерти, пытаясь скрыть те подробности, которые могли бы ее оттолкнуть. Он готов был делить с ней любые опасные приключения. Но вынуждать его наблюдать со стороны — это уже перебор. Как и выпрыгивать из глубины едва ли не с криком «Сюрприз!», а потом даже не пытаться объяснить это. Притянутая губами к Билловой шее, Мора постепенно согрелась, расслабилась, блаженно прикрыла глаза и принялась ненавязчиво ласкать. Бархатные губы льнули к его коже мягко, почти беззвучно, гладили тут и там и не собирались униматься. Она понимала, почему он груб с ней, и знала, что за этим кроется. Ей даже нравился этот его нордический холодок. Ласкать его шею, когда он зол, все равно что лизать фруктовый лед: холодный до самого конца, он все равно медленно тает. Его вкус заставляет хотеть еще и еще, а губы делаются мягкими и красными. Такими их любит Билл. И знает, что они созданы идеально под его вкус и только для его удовольствия. Она осмелилась бы снова повалить его на спину прямо сейчас, но на этот раз бережнее. Целовала бы все его тело — все, что он бы велел ей целовать, и делала бы это чуточку дольше, чем требовалось бы, чтобы заслужить прощение. Если бы не присутствие Фанги, конечно. Билл стиснул зубы и прошипел сквозь них какое-то проклятие: остывать ему совсем не хотелось. Он стиснул и Мору — стиснул мертвой хваткой в предупреждающем капкане. А она все целовала и целовала… Тихо, сладко, возбуждающе… Медленно погружая его в свой наркоз. Содрав капюшон из полотенца с ее головы, Билл сгреб в кулак столько мокрых рыжих прядей, сколько смог захватить, и насильно оторвал ее губы от своей шеи. — Еще до того как мы сели в машину и приехали в Брэндон, ты знала, что нырнешь. Когда уверяла меня, что тебе нужна всего минута, ты знала, что проторчишь там, — он гневно ткнул пальцем в сторону, указывая на воду, — намного дольше, чем минуту. Ты втягиваешь меня во всякую дичь даже не спрашивая, будто я априори на все согласен. Ты слишком в себе уверена, Мерроу. Думаешь, за эти спелые губки и эти… блядские… — он потянул ее за волосы, заставив вскинуть голову еще выше, — рыжие лохмы, тебе все сойдет с рук? Он кричал на нее и его глаза казались темными и страшными, но она безошибочно распознала, что это всего лишь остатки пережитого стресса. Нужно только переждать, пока они схлынут. Так что Мора ждала, с трепетным обожанием наблюдая за борьбой гнева, досады и нежности на его лице. — Ты напугала меня, и это нихера не весело. Поверь, ты не захочешь поссориться со мной, когда я действительно зол. Не доводи. — Не буду, — пообещала она искренне. Бледное лицо сделалось умоляющим и пристыженным. — Прости меня, ладно? Он заткнул ей рот своим языком, душил и время от времени больно кусался. Он хотел, чтобы впредь она боялась сердить его и знала, что заплатит собственной задницей за каждый раз, когда заставит его ждать на берегу. Но против лома нет приема. Сдавленные стоны упоительного наслаждения, теплая влажность ее рта и податливость сочных губ — все это если не остужало его пыл, то направляло совсем в другое русло. Она пыталась высвободить руки из тряпичного кокона, чтобы обвить Билла за шею, и беспомощно дергалась в его захвате. Он позволил себе невесело усмехнуться по этому поводу: «Жалкая селедка». И тут же очередным укусом-поцелуем добавил: «Хочу тебя. Сейчас же». Между тем, в общей симфонии исступленных ласк и шороха задираемых тряпок, звонкое щелканье заставило Билла удивленно притормозить, а Мору оторваться от его губ с громким чмоком и повернуться к источнику странных щелчков. — Это Билл, — с гордостью объявила она и на секунду любовно приложилась лбом к Билловым губам и подбородку, словно что-то этим объясняя. Опешив, Билл проследил направление ее взгляда: меньше чем в полуметре от лодки из воды торчала серая морда дельфина и как будто даже улыбалась приоткрытой зубастой пастью. Фанги издал звук, похожий на квак, и вдобавок что-то выразительно протрещал. Насколько Билл мог судить, протрещал одобрительно. Если, конечно, у Билла не совсем еще поехала крыша. Носом Фанги поравнялся с краем борта по высоте. Это был крупный афалина с маленькими черными глазками, затянутыми мутной дымкой. Только по ней Билл и смог определить, что Фанги действительно стар: белесая пленка покрывала его глаза точно так же, как у очень пожилых или от рождения слабовидящих людей, и делала взгляд рассеянным и несфокусированным. В остальном Фанги казался обычным дельфином, любопытным и забавным, как все его сородичи. Билл вдруг вспомнил слова своего школьного учителя, которые впечатлили его когда-то, но начисто стерлись из памяти с годами: «Челюсти у них длинные и узкие, нижняя чуть выступает вперед — отсюда иллюзия, что дельфины улыбаются. Но это не так. Раненый дельфин или даже мертвый — он всегда «улыбается». — А это Фанги. Честно говоря, последние полчаса были так насыщены эмоциями и переживаниями, что Билл почти забыл о нем. И уж конечно не ждал увидеть. Вообще, после рассказа Моры, Биллу представлялось, что Дингл не зря скучает по Фанги и он скорее всего действительно умер, а она все никак не может смириться. Билл ждал ее одну, расстроенную, уверенную, что дельфин где-то прячется, потому что обижен. Билл готовился утешать ее. Но несостыковка оказалась приятной, хоть и шокирующей. — Это Фанги подбросил тебя? Так ты выпрыгнула из воды? — внезапная догадка принесла ему почти видимое облегчение. Дельфины же в самом деле на такое способны. А Мора — что тоже чертовски приятно — все-таки нет. Она поджала дрожащие губы в ниточку, чтобы сдержать смешок, и тихонько пошутила, опасаясь вновь нарваться на неприятности: — А ты думал, что я просто махнула хвостом? — Ну, привет, Фанги, — он не мог не улыбнуться, глядя, как «улыбается» дельфин. — Хэй… Я могу дотронуться? — обратился он к Море, понизив голос почти до шепота. Девушке понравилось, что Билл уважает Фанги достаточно, чтобы спросить разрешения. И дельфину, очевидно, тоже: он «квакнул» снова, на этот раз ободряюще, и даже подался вперед, поближе к лодке. — Если бы не увидел это своими глазами, ни за что бы не поверил, — пробормотал Билл, наблюдая. Мора кивнула, и тогда он спокойно, не спеша провел большой ладонью по длинному дельфиньему носу. Гладкий на ощупь и удивительно теплый, тот легонько толкнул в ответ. Очевидно, этот жест носил приветственный характер. И что еще более очевидно — Фанги прекрасно понимал человеческую речь. — Кожа дельфинов чувствительна, как у людей. Они общаются и звуками, и прикосновениями, — объяснила Мора. — А ему… ммм… удобно вот так? — Комфортно ли ему на воздухе? — Да. — Вообще-то, не очень. Но не потому, что он головой не в воде, а потому что почти не двигается, чтобы смотреть на нас, когда говорит. Он знает, что людям так нужно, но для него это трудно, он же не пробка… Ему нужно плыть, Билл. И отдохнуть. Дай я… Потянувшись обеими руками к Фанги, Мора перегнулась через борт едва ли не наполовину, и Билл инстинктивно придержал ее, чтобы не вывалилась из лодки. И вовремя подхватил соскальзывающие куртки. — Ты проводишь нас, сколько сможешь? — легко обняв дельфинью морду, девушка чмокнула его в самый кончик носа. — Я вернусь, когда потеплеет, и мы вдоволь поплаваем вместе… И Фанги сейчас же вертикально пошел ко дну, словно обомлел от Мориного поцелуя. Для убедительности дельфину не хватало разве что зардеться. Девушка от души расхохоталась, и Билл понял, что этот маленький трюк тоже был разыгран специально для него. — Не дразнись, — пожурила Мора вслед. — То есть, — притягивая ее к себе, Билл нарочно подозрительно прищурился. — Что значит, «не дразнись»? Хочешь сказать, таким он меня видит? Это был стеб? — Скажи еще, что не смешной, — отозвалась она, с удовольствием прижимаясь к Биллу, подрагивающему, впрочем, от беззвучного смеха, и тяжело вздохнула в его объятиях. — Прости, что так коротко. Фанги уже… В общем, он уже не может, как раньше. Держится от людей подальше. Но я рада, что вы увиделись. Биллово сердце защемило от жалости: ясно как день, что Фанги осталось совсем недолго. Вряд ли им с Морой в самом деле удастся «вдоволь поплавать вместе, когда потеплеет». Билл поспешил прогнать эти мысли, пока ими всерьез не заразилась она. — Ну что ты, лягуха, замерзла? — Мгм… Холодно после воды. — Нда? И, наверное, голодно? — Я бы сейчас съела целую гору тефтелей с брусничным вареньем и сладкими огурцами, — размечталась она вслух. — А ты? — А я бы сейчас отшлепал тебя по замерзшей заднице, чтобы Фанги увидел реальный расклад вещей. — Правда? — мгновенно оживилась Мора и подняла голову от его груди. — А как насчет проделать это без свидетелей? Скажем, где-нибудь, где тепло и можно поесть? — Не знаю, — притворно засомневался Билл, расстирая ее плечи и спину полотенцем. — До дома еще ой как далеко… — А кто сказал, что для этого обязательно нужно добраться до дома?

***

Дождавшись, пока Билл пришвартует лодку к пристани и на всякий случай подергает замок на цепи, Мора сунула ключ под скамейку, как обещала. В местном пабе они не задержались: взяли пиво — девушка, как настоящий эксперт, придирчиво выбрала лучшее из бутылочного — и кое-какой снеди, и вернулись к машине еще засветло. — Думаю, мы успеем подняться к перевалу до заката, — радостно прогнозировала Мора, уже раскрывая бумажный пакет любопытными пальцами. Ароматами жареного картофеля, пряностей и тушеной рыбы сейчас же заволокло весь салон. Билл, памятуя о коварстве извилистой дороги, крепко держал руль и глотал слюни. — Ммм, хочешь встретить закат на Конор-пасс? — осведомился он снисходительно-насмешливо. — Как романтично. Но перспектива выпить хорошего пива, любуясь горной долиной под заходящим солнцем, понравилась и ему. — Почти у самой вершины есть удобное плато. Давай заночуем там, прямо в машине. Ночью перевал все равно опасен для путешествий. Нам же не будет слишком тесно вдвоем на заднем сидении? Водитель не рискнул упустить из виду узкую полосу дороги, но широко улыбнулся, заслышав чистейшие невинные нотки в Морином голосе. — Одну ночь как-нибудь перетерпим. — Все, не могу больше ждать, — выудив из пакета ломтик картофеля и придерживая его двумя пальцами, Мора показательно аппетитно застонала и захрустела. — Ммммпрости, Фут-фетиш. — Ох да лааадно, — обиделся Билл, глядя на дорогу так, будто это она виновата. — Не будь садисткой! — Господи, это непередаваемо вкусно, — поведала садистка с набитым ртом и поискала в пакете вилку. — А рыбка, Билл, мммм… — Планируешь погибнуть в автокатастрофе? Прямо сейчас? — Ладно, не плачь, — одна за другой, длинные ножки в голубых джинсах грациозно опустились с торпедо на пол. — Я сама тебя покормлю, хорошо? Только будь внимателен и не отвлекайся. — Выберешь для меня те кусочки, которые хуже подрумянились, да? — Ну конечно нет, за кого ты меня принимаешь. Выберу для тебя те, что успели размякнуть. Очередное шуршание пакета, и хрустящий ломтик оказался прямо у Билловых губ, удерживаемый ее пальцами. А затем наступил гастрономический оргазм. То ли сказались морские приключения, то ли он просто давно не ел вкусно приготовленной картошки, то ли у ирландцев какие-то особые секреты ее приготовления, но ему показалось, что ничего вкуснее в своей жизни он еще не пробовал. Отдельное удовольствие он испытывал от этих заботливых пальчиков, что кормили его, и периодически специально облизывал их и посасывал. А уж как наслаждалась процессом Мора… На время она совсем притихла, и Билл понятия не имел, успевает ли есть она сама. Дорога плавно уходила вверх. По мере того, как отступал голод, Морины пальцы задерживались на его губах все дольше, и он целовал их все слаще: нежно, влажно, легонько покусывая и упиваясь ее случайными вздохами — едва слышными и возбужденными. — Так уютно, детка, — тихонько похвалил он, чмокнув в очередной раз. — И вкусно. Спасибо. Обычная, казалось бы, благодарность. Повседневные теплые слова. Но Билл пользовался ими умело и очень умеренно, и потому они имели вес. Мора его ощущала. В последние пару дней он все чаще блистал изобретательностью: «хвостатая», «селедка», «лягуха» — все в его исполнении звучало одинаково ласково, как обращаются к кому-то любимому, с кем давно вместе. Из его шуток почти исчез оттенок язвительности. Он уже не так ревностно охранял личные границы, и не таясь демонстрировал, что она значима для него. Девушка таяла на пассажирском. И чем больше задумывалась о том, как быстро и гармонично все у них складывается, тем сильнее хотела и побаивалась узнать, что будет потом. Что дальше, что случится в воскресенье? Сейчас ее не покидало ощущение, что они встретились не случайно, и что он улетит из Дингла лишь на время. Улетит уже не таким свободным, каким прилетел. И пусть ей претило думать об отношениях как о чем-то, что может ограничить ее свободу, Мору увлекали идеи о том, каким могло бы быть её будущее рядом с Биллом. Каким могло бы быть его будущее рядом с ней. Но углубиться в эти идеи и грезить наяву она отчего-то не могла. Ей нравилось жить прямо сейчас, этим самым моментом, и нравилось, что Билл, будучи таким же авантюристом, все-таки надежнее, чем она, взрослее и заглядывает намного дальше. — Ты ведь испугался не потому, что я появилась из воды неожиданно, правда? — улыбнулась Мора. — Ты не появилась, Мерроу. Ты выскочила из нее так, словно подпрыгнула на батуте. — И ты не был уверен, что это Фанги мне помог. — Нет, совсем не был уверен. — А что же тогда? Я просто хочу это представить: ты думал, что я нырну в воду, и тогда мои ноги слипнутся и покроются чешуей? — Вот только не вздумай заявить, что ты обычный, нормальный человек, — негромко усмехнулся Билл, удивленный, что она сама подняла тему, от которой по каким-то причинам всегда увиливала. — Ты меня разочаруешь. — Конечно, я не обычный человек, — возразила Мора, и по тону, каким она это произнесла, Билл не смог определить, водит ли она его за нос. — Но попробуй взглянуть на это под другим углом: ты ведь и сам не обычный человек. А каков смысл соревноваться в «необычности», если подобное притягивает подобное?

***

Плато действительно было очень высокое и по площади в самый раз, чтобы аккуратно развернуть одну большую легковушку. Билл не сомневался, что у него получится, и его спутница была спокойна, когда он медленно подъехал к самому обрыву, чтобы затем осторожно сдать назад. Но даже поставленная задом впритык к отвесной скале, машина занимала собой добрую часть асфальтированной площадки. Теперь в лобовое стекло было видно только бескрайнюю долину под темнеющим небом. И если позволить себе засмотреться, можно было всерьез поверить, что машина парит над ней прямо в воздухе на головокружительной высоте. Пятна озер далеко внизу отражали заходящее солнце и горели ослепительным золотом, а растительность вокруг, светло-зеленая при ярком дневном свете, сейчас выглядела изумрудной, изрезанной длинными тенями скал. — Здорово, правда? — прошептала Мора, дабы не спугнуть тишину, проникнутую безмолвным благоговением. Она не ждала ответа, но осторожно посмотрела на Билла, пытаясь представить, каково это — видеть его глазами все, что она знает и любит с детства. Ирландцы видят эту землю прекрасной, а не мрачной; величественной, а не холодной и суровой; плодородной, а не пустынно-скалистой; зеленой и золотой, а не серой. Мора надеялась, что сейчас и он увидит ее такой. Билл повернулся к Море не сразу, но когда повернулся, окинул ее внимательным, ласковым взглядом. В час перед закатом ее кожа отражала теплый золотисто-медовый свет, а в радужках кошачьих глаз едва угадывался оттенок — обведенные темно-серой каймой, они больше всего походили на прозрачный голубоватый лед без единого скола и без единой царапины. Биллу хотелось разглядывать каждую ее ресничку, каждый отдельный волосок распушившихся прядей — она сияла и принадлежала этой сияющей, сказочной долине. Для него она и была Ирландией. И уже сейчас он знал, что до конца жизни будет неразрывно связывать эти края с Морой, как бы ни сложилось дальше. И оказался прав. А впрочем… Мору всегда обосабливало одно обстоятельство. Мора была женщиной. И Мора была его женщиной. Приблизившись, Билл мягко провел костяшками пальцев вниз по ее щеке и легонько ущипнул за подбородок, притягивая к себе для поцелуя. — Согрелась? — он уточнил заботливо, прежде чем наклонил голову, примеряясь к ее губам под другим, удобным для страстного проникновения, углом. Прикрыв глаза, девушка призывно коснулась языком его языка, и позволила на время заполнить весь свой рот глубоким, массирующим давлением. Позволила ему украсть воздух из своих легких и посторонние мысли из своей головы. Она почувствовала себя невесомой, как перо, и влюбленной, и буквально источала чувственность и эротику в ответ. — Давай выпьем, — предложил Билл, жадно всасывая ее губы раз за разом, через каждые пару слов. — И осмотримся… если не хочешь… прозевать закат. Потому что я… плевать на него хотел… прям вон с той скалы… когда ты такая горячая. — А-ха, — эйфорично хихикнула Мора, уклоняясь от очередной атаки. — Я в тебе не сомневалась. Но закат над Конор-пасс в такую погоду — редкое и потрясающее зрелище, так что… — Она проворно чмокнула его верхнюю губу и сейчас же отвернулась, чтобы выбраться из авто. Мора двинулась прямиком к обрыву, и Билл, подбирая бутылки с заднего сидения, следил за ней, а не за ними. — Без фокусов там, — предупредил он на всякий случай. Если бы она оступилась или неудачно притворилась, что собирается прыгнуть, и сорвалась — она бы, скорее всего, взлетела, а не упала. В этом Билл был уверен. Но вероятность обратного все равно напрягала и вымораживала его нутро. Так что когда девушка остановилась на более-менее безопасном расстоянии и обернулась, дожидаясь его, он вздохнул свободнее и подмигнул ей. Умница. Усвоила урок. — Может, сядем на краю, бабуля? — предложила она, закусив губу в лисьей улыбке и старательно нарываясь на а-та-та. Вообще, у него была та же идея. Сесть на самом краю, обязательно вместе. Тысячелетняя скала не вызывала сомнений в ее надежности. — Разумеется сядем, внучка. Видишь, что бывает, если вести себя хорошо? — вещала «бабуля», направляясь к ней. — Продолжай в том же духе, и тогда утром тебе не придется бежать домой в Дингл пешком. Он протянул Море бутылку, и первым опустился на замшелый камень, по колено свесив ноги с обрыва. — Холодный, зараза, — буркнул Билл, цепляя крышку своей бутылки прямо об острый выступ. — А ведь мох. Не боишься сесть на коленях у «бабушки»? Не хочу чтобы ты там все себе застудила… Ну, или можешь постелить куртку или что-нибудь… Разумеется, он не хотел, чтобы она стелила что-нибудь где-нибудь вместо того, чтобы довериться его рукам. Однако если бы выбрала куртку — счел бы это благоразумным. — Нет, не боюсь, — заверила девушка, впечатленная его смелостью и заинтригованная. Она не колебалась, потому что боялась за себя меньше, чем Билл за нее. Представить себе место безопаснее, чем у него на коленях, было бы сложно. — Уверена? — он поднял на нее смеющиеся, но довольные глаза. — Это риск. Тут, кажется, — он мельком глянул вниз, и мгновенно позабыв про флирт, выругался искренне. — Блять, как тут высоко… Рассмеявшись его любимым, истерическим хохотом, она уверенно потянулась к нему, и Билл сверхосторожно усадил ее к себе на колени бочком, чтобы ни единый дюйм ее тела не свешивался над пропастью, как свешивались его ноги. И обхватил за талию надежнее, чем держит снаряжение альпиниста, хоть и одной рукой. — Держись крепко, поняла? И завязывай со своими странными кинками. Потому что «папочка» — это еще куда ни шло, но «бабуля»… Он обожал смешить ее. А Мора обожала его таким. Довольный, расслабленный, ироничный Билл, Билл-душа компании, Билл-клоун — одна из лучших версий Билла Скарсгорда. Одна из немногих настоящих. Тем временем, на закатном небе зажглись первые, еще неяркие звезды, и Билла поразила их многочисленная россыпь. Казалось невероятным, что над вечно затянутой тучами Ирландией, вообще когда-нибудь появляются звезды. Солнце опустилось совсем низко, обрамленное последним широким лучом света длинною с горизонт. И чем дальше от этого луча, тем темнее и красивее окрашивалось небо: от розового и сиреневого до сочного индиго и темно-синего. — Успели, — девушка спокойно обняла свое «кресло» и улеглась на его плечо, оставив бутылку с пивом в стороне. А Билл потягивал свое пиво время от времени, любуясь видами, и не забывал периодически ткнуться подбородком в Морину макушку. — Как вышло, что мы оказались совершенно одни посреди такой красоты? Эта скала должна быть меккой для интровертов и суицидников. — Я же говорила, что ночью Конор-пасс опасен, — улыбнулась Мора. — Тут и днем-то безлюдно… А наслаждаться видами, местные, как и туристы, любят выше, там есть смотровая площадка. На машине туда не добраться, только пешком, но я не вижу в этом смысла. Разве тут не волшебно? И видно все-все… — Все-все, — задумчиво повторил Билл и вновь приложился к горлышку бутылки. С каждой секундой темнота становилась гуще, и ночь постепенно вступала в свои права. Сотни звезд, разбросанных по небу белыми каплями, не могли осветить перевал достаточно, чтобы четко видеть край обрыва — внизу, от подножия скал до самого горизонта не было ни единой деревеньки, а до Дингла и до Брэндона было в равной степени далеко. Соответственно, ни одной искорки искусственного света на мили вокруг. Это место было по-настоящему тихим, безлюдным, и да, пожалуй, опасным для вождения или даже прогулок. Но в то же время здесь царил покой и умиротворение, которого нигде больше не сыщешь. Здесь действительно можно было услышать себя и даже взглянуть на жизнь, как таковую, со стороны, с позиции наблюдателя. И многое переосмыслить. — Здесь здорово, Мерроу. Она обняла его крепче — живой источник тепла, женственной мягкости и уюта. — Ближе к Динглу есть скала с выступом в форме трилистника, ее ни с чем не перепутаешь. Она невысокая и там что-то вроде редкого пролеска с видом на океан. Я прихожу туда, когда все катится под откос и мне требуется перезагрузка. Мне показалось, что Конор-пасс мог бы стать таким местом для тебя. У этого перевала твоя энергетика. Он излучает спокойную уверенность. Билл ничего не ответил. Эта женщина чувствовала его тонко, словно являлась его частью. И ему не терпелось стать ее частью. Чувствовать ее изнутри. — Поднимайся осторожно, держись за мои плечи. — Ммм? — мурлыкнула Мора и встрепенулась, как разбуженная кошка. — В машину, детка. Я хочу тебя. — Сейчас? — уточнила она кокетливо. — Сейчас. Он отставил пустую бутылку и надежно придержал свою теплую ношу обеими руками, так что она не смогла бы оступиться даже при желании. И благополучно поднялся следом. В бархатной темноте он видел лишь Морин силуэт и шел прямо на него. Силуэт, смеясь, удалялся с каждым шагом быстрее. Силуэт решил поиграть в догонялки? Билл надвигался невозмутимо и как будто не торопясь. Ему нравилось слушать ее смех, нравилось, как она раздевалась на ходу и нравилось, как бросала вещи прямо на асфальт, убегая от него. Чокнутая. — Понятия не имею, как умудрился не помереть со скуки до нашего знакомства. — А я понятия не имею, как умудрилась не помереть со скуки после него, — стаскивая узкие джинсы, девушка замешкалась, и не сумела увильнуть в очередной раз. Не успела даже понять, как он подлетел к ней, такой расслабленный всего секунду назад, и схватил у самого авто. — Нет нужды провоцировать, — шепнул Билл прямо ей в ухо. — Я всегда найду повод тебя отшлепать, если захочу. Не наградив даже поцелуем, которого она очевидно ждала, он рывком развернул Мору лицом к капоту и толкнул на него. Она «упала» ладонями вытянутых рук на крышку капота, чтобы устоять на ногах, и тут же ощутила обнаженной спиной волну жара от навалившегося мощного тела. — И целовать буду тоже, когда захочу, — предупредил захватчик. — Куда захочу… и сколько захочу. Ее моментально участившееся дыхание говорило о ней все, что нужно. Он понимал, почему ее возбуждали жесткость и дикость — никто, кроме него, не мог дать ей этого. Никто не осмелился реализовать даже те ее фантазии, что казались безобидными. А он, Билл, был только рад время от времени отыграться за все ее уловки и откровенно нечестную игру, которую Мора вела с ним с самого его прилета. Еще до того, как содрал с нее джинсы, он ощутил как она прогибается и трется о него, стремительно превращаясь в голодную самку. В его руках Мора становилась средоточием сексуальности, и Биллу, чуть захмелевшему от крепкого стаута, сносило крышу от похоти. Запустив руку меж упругих женственных ягодиц, он двинул пальцы ниже, в теплую скользкую смазку, чтобы распределить ее по всей промежности требовательным поглаживанием вверх-вниз. — Вот так — веселее? — все тем же шепотом в Морино ухо уточнил он одновременно с плавным, длинным проникновением. Привычно уткнувшись в предел изнутри, в тугую стенку, сквозь которую просто не мог протолкнуться, Билл вцепился в девичьи бедра, рванул их на себя и замер, когда упругие половинки как следует вжались в низ его живота. И они задрожали. Все ее лоно задрожало, сокращаясь вокруг его члена. Билл чувствовал, что это сумасшедшее давление творит с ее телом и знал, что это самый верный и самый быстрый способ заставить ее кончить. И намеревался открыть счет ее оргазмам. — Господи, — процедила Мора сквозь стиснутые зубы, пытаясь совладать со своим непослушным, трясущимся телом, и когда терпеть стало уже невозможно, Билл великодушно позволил ей перевести дух. Вместе с освобождением она ощутила абсолютную невесомость там, где он только что натягивал и давил. Ощутила как теплые капли смазки огибают нежные складочки ее киски, приближаясь к клитору. Новый резкий толчок, и такой же глубокий. Надсадно простонав, девушка дернулась из Билловых рук, будто птица из клетки, и задрожала уже от мучительно тяжелой разрядки, оставляющей за собой лишь полное удовлетворение, приятную слабость и пустоту. — Уже, Мерроу? Я не закончил. Думаю, тебе придется еще немного поскучать тут на капоте, правда? Она не чувствовала даже холода, хотя стояла уже абсолютно голая, потому что Билл потрудился присесть, чтобы снять с нее джинсы до конца и заодно щекотно укусить за задницу. За исключением расстегнутой ширинки, сам он был полностью одет, но чувство вины не слишком одолевало его по этому поводу. Хихикнув, девушка блаженно закрыла глаза, закусила губу и откинула голову. Она ждала, когда он вновь разбудит ее чувствительность. Она не насытилась им. Он подхватил ее ногу под коленом и прижал к капоту внутренней стороной бедра. — Так не холодно, киска? Нажав на Морины плечи, укрытые пушистыми волнами волос, Билл доходчиво показал, что хочет ее лежащей на капоте. — Нет, — уже одна эта поза заставила ее сердце биться чаще. Девушка попробовала оглянуться через плечо. Она почти не видела его, а он ее, но это здорово обостряло все другие ощущения. Не в последнюю очередь слух и осязание. — Обопрись на локти. Постараюсь не дать тебе замерзнуть. Новое, намеренно медлительное проникновение, чтобы позволить ей заново почувствовать свое лоно. Новое сладкое, неглубокое трение о ее узкие стенки, чтобы заново раздразнить ее. Широкие полосы горячей ладонью вдоль ее спины, чтобы не дать ей замерзнуть. А потом еще и эти мягкие, массирующие кружочки между ее ягодиц подушечкой большого пальца, чтобы окончательно свести с ума. Все, что делал с ней Билл, возбуждало девушку быстро и сильно. У нее не было никаких шансов справиться с тянущим, ноющим предвкушением внизу живота и с естественной жаждой ощутить его крепкий член как можно глубже в себе. — Трахни меня, — попросила она в полузабытьи, изогнувшись над крышкой капота. — Не слышу. — Трахни меня, — повторила Мора громче, отчетливо и призывно, и ох, как эти просьбы ласкали его слух. Билл улыбнулся лукаво. — «Трахни меня» кто? — Трахни меня, Билл! О, да. Но упустить такую возможность натянуть ее не только в прямом, но и в переносном смысле — было бы очень обидным упущением. — Еще попытка, — подстегнул он. Сквозь спазмы томного возбуждения, девушка поняла, что он издевается, и нетерпеливо, почти раздраженно капитулировала: — Трахни меня, папочка! — Умница, Дэдди-кинк, — похвалил Билл, ласково псмеиваясь и наращивая темп фрикций, чтобы поощрить ее. Массирующие кружочки вокруг ануса завершились осторожным, неглубоким проникновением, а то, в свою очередь, стало частью захвата: остальные четыре пальца его левой руки удобно легли на ее крестец. Мягкие Морины губы раскрылись в долгую, беззвучную «о», а опущенные ресницы задрожали, будто она видела беспокойный сон. Движения Билловых бедер были уверенными, ритмичными, точными и просчитанными, что отнюдь не мешало ему наслаждаться процессом, но и не позволяло улететь и кончить раньше, чем он сам того захотел бы. Он планировал заставить девушку поработать над этим. Всего несколько минут, и ее снова бросило в крупную, нарастающую дрожь: Мора бесконтрольно напрягалась изнутри, мешая Биллу продолжить, но предельно возбужденный, он врывался в ее тело до самого конца. До тех пор, пока, распластавшись грудью и щекой на обжигающе холодном металле, она не выкрикнула случайное умоляющее «Билл!». — Вот так. Довольный ею, он поднял свою русалку от капота, отчаянно дрожащую, взмокшую, и подвел к дверце заднего сидения, чтобы окончательно не околела. — Давай, киска. Оказавшись в теплом салоне, она ощутила приятное жжение на коже и упоительное расслабление. А отодвинувшись, чтобы освободить место и для Билла, и наблюдая, как тот усаживается рядом — громко, заливисто расхохоталась. — Что? — не понял он, невольно улыбаясь в ответ, и щурясь: глаза успели напрочь отвыкнуть от света. — Ты нахал, Билл, — игриво пожаловалась девушка, проворно взбираясь к нему на колени, будто там ей самое место. И в общем, да, он был согласен, что там ей самое место. Особенно когда она голая, счастливая и хитрая, как лиса. Его ладони по умолчанию опустились на ее бедра и ласково гладили, пока он откровенно пожирал глазами ее тело, которое толком не видел на улице. — Ты даже не разделся! — Я исправлюсь, — пообещал он невинно, положа руку на сердце, и так искренне, что Мора, не удержавшись, прыснула вновь. — Ну, нет. Теперь я займусь этим сама. Билл тотчас убрал руки и поднял их, будто она угрожала ему пистолетом. — Весь в твоем распоряжении. Но прежде, чем распоряжаться, она мягко подняла его голову прохладными ладонями, принуждая смотреть в глаза, и сладко, благодарно приникла губами к его губам. Член стоял колом, придавленный ее весом, и остался на взводе, но напряженные плечи и ноги ощутимо расслабились, как по волшебству. Мора отметила это с удовольствием. — Доверяй мне, пожалуйста, — прошептала она, медленно задирая на нем майку. — Я бы никогда не подсунула тебе размякшую картошку. — И зря, — нежно отозвался растроганный Билл и потянулся за новым поцелуем. — Я бы все равно съел.