Oh, to be young and in love

      Айзава привыкает спать напротив Тошинори. Тренировать глаза, вычленяя его силуэт из темноты. Синхронно ложиться и желать каждый раз спокойной ночи или приятных снов. Слушать его тихую возню, иногда покашливания, изредка бормотание во сне, когда он видит кошмары, о содержании которых остаётся только гадать, так как спасатель о них не распространяется. Бывало такое, что он даже резко садился на кровати с одышкой и шёл на кухню за стаканом воды. Да, Яги засыпает быстро, но это не значит, что его сон крепок и всегда безмятежен. Однажды, ради чистого интереса, Айзава пробирается на второй ярус и пробует заночевать там. «Быть может, — думает он в ту минуту, — высота вдруг повлияет на меня каким-то чудесным образом, и я смогу заснуть быстрее, чем обычно?» Но сон не идёт. Наверху слишком душно. И твёрдые доски почему-то не дают покоя, осязаются сквозь матрас, как пресловутая горошина под принцессой, только хуже. Отдавливают бока. Занимают все мысли, хотя раньше Шота без проблем засыпал на любом полу в менее толстом и мягком спальном мешке. К слову, соображения о том, чтобы прихватить его в поездку, как нарочно, вылетели из его головы. Возможно, так произошло потому, что в последние несколько лет учитель редко выбирался из своей хорошо обжитой пещеры далеко и надолго. В общем, в конечном итоге Айзава спускается, ложится на уже привычную кровать под окном и почти моментально засыпает, как только унимается сердцебиение. Ему спокойно. Он знает, что Яги где-то рядом. Лежит и охраняет, подобно мирному ручному льву. Шота хотел бы оказать ему ответную услугу. Избавить от кошмаров. Утешить, когда требуется. Но он не решается и поэтому притворяется спящим, укоряя себя за свою трусость, когда Тошинори вскакивает с тихим вскриком, и молча наблюдает за тем, как в предрассветных сумерках хмурятся светлые брови и извивается слабое тело. А сердце сжимается от жалости, и плечи вздрагивают от того, что руки порываются обнять.       На очередное свежее солнечное утро выпадает запланированный поход к озеру. Эйка отказывается, поскольку, по её словам, купаться ей не хочется, а в простых посиделках у водоёма, на берегах которого выросла, она не видит ровно никакого смысла. Айзава выходит из дома с лёгким рюкзаком за спиной, а за ним, чуть нагнувшись, чтобы не удариться о притолоку, показывается Яги в солнцезащитных очках-авиаторах. Оба в футболках и шортах. Перед крыльцом уже собрался маленький народец. Каждый из них топчется в предвкушении водных игр, плавания, веселья, короче говоря, такого простого детского счастья. Не успевает Шота скомандовать, как дети с радостными криками бросаются по направлению к воде. Кто-то уже в одних плавках, сверкает беленьким тельцем и не боится простудиться после выхода на берег. В банданах, шлёпанцах, ситцевых платьицах, пляжных шортиках и тёмных очках. С ведёрками, сачками, полотенцами. Они бегут. Цветастая шумная стая. Позади медленно плетутся наслаждающийся солнечными лучами и в целом весьма довольный Яги и заведомо уставший мрачный Айзава. Впрочем, выйдя к озеру, блеск которого давно манил из-за редких деревьев, и окинув взглядом широко простирающуюся зеркальную гладь с её вертолётами-стрекозами и скачущими в своём причудливом танце водомерками, Шота вдыхает его прохладу полной грудью и позволяет себе на какое-то время расслабиться. Он пробует воду на ощупь и со вздохом констатирует: — Холодная.       Один за другим малышня оголяется. Бакуго, не медля ни секунды, кидается к мосткам и буквально в следующий момент оказывается в воде, сопровождая своё погружение громким всплеском. — А тебе слабо, Деку-дурень? — провокационно выкрикивает он, отплёвывается и убирает со лба прилипшие мокрые волосы.       Мидория слышит вызов и безмолвно принимает его. Он стягивает оранжевую футболку, расправляет её и аккуратно складывает на берегу. У него на спине россыпи веснушек. Маленькие пятнышки, выстраивающиеся в интересные фигуры. Как созвездия в ясном ночном небе за городской чертой. Потом он отправляется к мосткам. Шагает босиком по доскам ровно, неспешно. Будто стремится скрыть страх, желает казаться спокойным. Но Яги замечает, как подрагивают его коленки. — Ну что ты топчешься? Так и скажи, что зассал, — со злобой выкидывает Кацуки, яростно ударяя ладонью по воде.       В это время несколько мальчиков прыгают с мостков, разнося вокруг себя холодные брызги. Некоторые капли долетают до Мидории, орошая ещё удивительно бледную для жаркого месяца кожу, покрывая её мурашками и заставляя ребёнка поёжиться. Ребята внизу дерзко посмеиваются и по-акульи нарезают круги. Во всяком случае, один из них, Киришима, точно напоминает эту хищную рыбу благодаря своим заострённым зубкам. Мидория колеблется. Но смотрит в лицо Каччану открыто, смело. Айзава не без любопытства отмечает для себя, как Тошинори сжимает кулаки. Яги болеет за Изуку, томится желанием поддержать его или как-нибудь выручить: что, если мальчик не умеет плавать? Но сдерживается, не позволяет себе кинуться на помощь. Он выбрал Мидорию. Мидория должен стать сильным, побороть любой из своих страхов во имя надежды.       В конечном итоге Изуку бормочет что-то наподобие «Я не сдамся, Каччан», сгибает немного дрожащие колени и выставляет перед собой руки, накрывая ладонью одной тыльную сторону другой. Отталкивается от досок и летит, обрушивается в озеро, разрезая его нежную волнующуюся поверхность. Это выглядит так, словно водоём поглощает его живьём, как змей свою добычу, только быстрее. Яги напрягается и подаётся вперёд. У него перехватывает дыхание. Но объект наблюдения в порядке. Уже не такая пушистая голова Мидории быстро показывается над водой. Он хохочет беззаботно и радостно, подскакивает, как поплавок, и машет рукой, приглашая остальных одноклассников присоединиться. Позитивный пример работает, и они оживляются. Кто-то так же храбро ныряет с мостков, а кто-то осторожно заходит на мелководье. Но в конце концов все, кроме учителей и Минеты, оказываются в воде. До слуха Айзавы и Тошинори доносится звонкий смех с плеском, визгом и обрывками коротких фраз.       Вожатые расстилают под деревом большое полосатое полотенце и садятся рядом в прохладной тени, отбрасываемой листвой. Пахнет душистыми травами, дикими мелкими цветами и нагретым влажным песком. Лёгкий ветер продувает просторные футболки и развевает, запутывает длинные непослушные волосы Айзавы. Они попадают ему в рот, заволакивают глаза, и он бережно заправляет их за уши. Яги в очередной раз обнаруживает себя бесстыдно пялящимся на коллегу. Его взгляд скользит по вьющимся чёрным, даже вороным прядям, прямо как у какой-нибудь пылкой степной цыганки из детских книг. Ему кажется, что тот тоже исподтишка наблюдает за ним, хитро, самым краем глаза. Становится как-то совестно. Всемогущего не устраивает форма песка, в которую тот под ним собрался, поэтому он ёрзает, усаживаясь удобнее, и при этом не следит за локтями. Их плечи соприкасаются, и Шота невольно вздрагивает, почувствовав тепло чужой кожи, но не спешит отнимать руку, как и сам Тошинори. Прикосновение длится слишком долго. Быть может, пару секунд, но думается, что непозволительно долгое время. Айзава первым приходит в себя и отстраняется. Яги же, опомнившись, резко отдёргивает локоть к себе. — Прости, — виновато произносит он. — Ничего, — спокойно бурчит Шота, — В смысле, в этом же правда нет ничего такого, — секундой позже зачем-то добавляет он. — Да, ты прав.       Айзаве в который раз хочется ударить себя по лицу или монотонно спросить: «Зачем?» А точнее: «Зачем тогда ты извинился?» Но он сдерживается, потому что сам прекрасно знает ответ. Вопрос получился бы риторическим, а говорить не по делу Шота терпеть не может. Он обращает лицо к озеру и смотрит вперёд на его ярко мелькающую зыбь. Первостепенная задача учителя, как-никак, – наблюдать за детьми, следить за тем, чтобы каждый из них вернулся домой не просто живым, но и невредимым. — Меня ударило током! Похоже, я скоро умру, — ноет худенький мальчишка, в прямых светлых волосах которого одиноко поблёскивает будто бы чужая, в точности как Айзава среди тёплых летних красок, чёрная прядь. — Не придуривайся, Каминари, — ворчит мрачноватая девочка с прямой чёлкой и звучно шлёпает его по плечу. — Ты разгневал свою ки-иску, Денки! — отчаянно пытается сквернословить Минета, который вообще-то сидит, свесив ноги, на досках и не решается даже притронуться к воде.       Хилый темноволосый мальчонка с клювообразным носом, которого зовут Токоями, плавает, устроившись на широкой спине своего крепкого друга, который зачем-то постоянно закрывает лицо маской. И даже сейчас, казалось бы, в жару, он не снимает её. Айзава, впрочем, причину знает. А вот для Яги этот факт остаётся загадкой, но задавать очередной наивный вопрос он не торопится. Оджиро и Асуи занимаются тем, что рассекают воду и воздух сачками, пытаясь наловить озёрных существ. Только первого интересуют рыбы, мальки, в основном, а вторую – насекомые, и чем крупнее, тем лучше. Тот самый мальчик, голова которого имеет странную форму, стремится помешать им. Пищит что-то про то, что не надо беспокоить животных, машет руками и преграждает собой путь. Две девочки, Ашидо и Урарака, по всей видимости, не оценили прелести купания и потому через какое-то время вышли из воды и принялись играть, подкидывая в воздух прозрачный надувной мяч. — Не проводите в воде слишком много времени! Вылезайте хоть иногда! Берите пример с девочек! — громко напутствует Айзава.       Но дети не обращают на его слова должного внимания, продолжая плескаться, будто ничего не слышали. Девочки посылают улыбки, прельщённые, но вскоре им надоедает играть на берегу, и они снова пробуют присоединиться к пловцам. И только маленький Минору остаётся сидеть на суше, что-то гневно ворча себе под нос. Всё получается как бы наперекор просьбе классного руководителя. Из его груди вырывается короткий разочарованный вздох.       Девятнадцать детей купаются в озере. Можно считать, что пятая часть сотни. А в ответе за них всего лишь два человека. Разумеется, учителям не раз приходило в голову, что затея эта довольно опасна. Именно поэтому они так долго тянули с походом к озеру. Могли отпустить учеников в первый же день, но отложили планы почти на неделю. Больше, конечно, упирался Айзава. Он всегда слишком много думает, обо всём беспокоится, хотя с виду в нём бывает чересчур сложно угадать эту черту. Кому-то он может показаться ко всему безучастным. Но на деле Шота волнуется за ребят и впрямь так, будто они приходятся ему родными детьми. Тошинори пришлось не на шутку постараться, чтобы убедить его в том, что ничего страшного во время купания не произойдёт, да и вообще дети заслужили полноценный отдых.       Конечно… не произойдет. Айзаву одолевает странное, какое-то вязкое предчувствие. Точно сейчас притворно невесомые в вакууме плиты с высеченными на них космическими рунами поворачиваются под определённым углом в предвестии чего-то неизбежного, что должно случиться именно в следующую минуту. И оно происходит, да.       Мальчик, находящийся почти у самого берега, однако там, где тот круто уходит вверх, нависая над водой причудливым козырьком и образуя что-то вроде подводной пещерки, вдруг начинает остервенело барахтаться и звать на помощь. Айзава не успевает вовремя среагировать. Он не ожидал, что предчувствия оправдают себя настолько скоро. Тошинори, как и подобает бывалому сотруднику спасательной службы, оценивает ситуацию быстрее. Пусть силы его и покидают, сноровку Всемогущий растерять пока не успел. Он вскакивает с земли и бросается к краю берега. Айзава в следующую секунду тоже срывается с места. И от этой стремительности в глазах начинает разливаться розовая шипучая рябь, похожая на помехи телевизора, те, что обычно сопровождаются белым шумом. Голова кружится. Ребёнок продолжает звать на помощь, и этот крик отдаётся неприятным стуком в висках. Сквозь рассеивающуюся тёмную пелену брюнет различает силуэт Яги. Он остановился. Но почему? Шота укоряет себя за свою медлительность. Неужели не способен уберечь даже одного ученика? Слишком далеко. А тормозить в таких ситуациях – преступно. — Держись, Серо! Я уже плыву! — это Мидория. Целеустремлённо, яростно и поистине героически для первоклассника гребёт обеими руками, бросками приближая себя к цели. Теперь тяжело и представить, что какими-то минутами ранее этот малой боялся даже прыгнуть в воду.       С другой стороны поспевает дополнительная помощь. Тсую Асуи умеет нырять глубоко, скользить по волнам, как настоящая рыба, и проделывает это с такой завидной лёгкостью, что любого, кто только на неё взглянет, непременно посетит мысль, что вода – её родная стихия, с которой её по какой-то причине давно разлучили, но теперь она вернулась домой и чувствует себя превосходно. Большой рот и выпуклые глаза Асуи придают ей некоторое сходство с лягушкой, что ещё больше усиливает производимое впечатление умелой пловчихи.       «Ну, этой точно можно в пляжные спасатели, а потом и в береговую охрану, если повезёт», — воодушевлённо рассуждает Тошинори в своих мыслях. А затем его внимание привлекает оказавшийся рядом изрядно побледневший Шота. — Почему ты стоишь?! — с некоторой нервозностью в голосе восклицает он. — Взгляни, Айзава-кун, — блондин кивает в сторону разворачивающейся сцены.       Ханта перестаёт кричать и барахтаться, потому что Мидория берёт его в охапку и спокойно удерживает на плаву. Он тянет его за собой, но дело идёт туго. Тогда Тсую погружается под воду, оставляя на её поверхности пузыри, и задерживается там на какое-то время. Совсем скоро Серо поддаётся, Асуи выныривает, и пострадавшего методично доставляют к берегу. — Кстати, ты в порядке? Ужасная бледность, — беспокоится Яги, но Айзава будто не замечает адресованных ему слов и в быстром темпе направляется к ребятам.       Мальчик с, пожалуй, чересчур плоскими чертами лица, лежит на песке, тяжело дышит и покашливает. Около него в позе сэйдза сидят такие же запыхавшиеся Изуку и Тсую и выразительно поглядывают на приближающегося учителя. Постепенно вокруг начинает замыкаться кольцо зевак. — Что произошло? — строго, с расстановкой допрашивает Айзава, — Ханта, сразу сообщи, если у тебя что-то болит. Вода не попала в дыхательные пути? — Да, кажется, нет. Глотнул только чуть-чуть. И напугался, — хныча, протягивает Серо и переходит в сидячее положение. — Одна из его лент зацепилась за корешок, и он не смог её распутать, — со знанием дела поясняет Асуи, прикладывая указательный пальчик к подбородку. Мидория издаёт что-то вроде «угу» и оживлённо кивает. — Ханта! Я же просил тебя не таскать их с собой повсюду! Снимай все свои бусы и отдавай мне до конца дня. Плавать с ними впредь даже не вздумай, — все дети слегка подаются назад. Шота страшен в своём «отцовском» праведном гневе. Всем кажется, что его глаза наливаются кровью, точно у демона, а волосы, развеваемые внезапным порывом ветра, вдруг начинают походить на живых чёрных змей. Настоящая Медуза Горгона в мужском обличии. — С-слушаюсь, учитель Айзава, — Серо пугливо потупляет голову, снимает с рук браслеты, из которых вытянулась почти вся клейкая лента, обвила предплечья, благодаря чему мальчишка стал похож на мумию, и протягивает все эти отсыревшие сокровища мужчине. Тот властно выхватывает трофеи и принимает более умиротворённый вид. — Асуи, Мидория, спасибо. Вы совершили благородный поступок. Считайте, буквально спасли своего друга. — Пожалуйста! — хором отзываются дети. — Но в другой раз постарайтесь не рисковать. Вы ещё неопытны, и кто знает, чем могла бы обернуться ваша самонадеянность при других обстоятельствах.       Шота осторожно подталкивает Ханту ладонью и ведёт его к Тошинори. — Яги, дай ему активированный уголь и по возможности пои водой, — распоряжается Айзава и сразу же сквозь зубы выражает негодование: — Ты заставляешь меня усомниться в доверии к твоей персоне. Пускать всё на самотёк – опасно, немыслимо и совсем на тебя не похоже. — Извини, Айзава-кун. Вообще-то там было неглубоко. У меня на такое глаз намётан. Готов поспорить, уровень воды едва доходил до рта этого ребёнка, — Тошинори начинает выразительно жестикулировать, — если бы он встал на дно и вытянулся в полный рост. Да и дети потренировали реакцию и находчивость. — В любом случае это не оправдание нашему бездействию… А ты всё высматриваешь себе преемника, я правильно понимаю, а, Всемогущий? — Айзава смакует на языке навеки приставшую к бывшему спасателю кличку. Его голос звучит уже не так сердито, в нём возникает толика лукавости. — Уже нашёл, — уверенно отвечает Яги, сверкнув неугасающей лазурью глаз поверх очков.       После этого разговора Шота возвращается к детям и заставляет их расстаться с предметами, которые могут привести к травмам. В его руках оказываются наушники с водонепроницаемым плеером, флакончик с блёстками, пластмассовый значок с изображением волн, мелкие игрушки, исцарапанные зеркальные очки в радужных разводах и пыхающая зажигалка на последнем издыхании. Айзаве даже не хочется гадать, ради каких целей всё это находилось в воде.       В конечном итоге ему снова приходится вести Аояму в туалет.       Так проходит их утро. Ещё не такое душное и даже самую малость прохладное. А потом становится заметно теплее. Жара раскаляет макушки и загоняет под крыши домов. Недвижно лежать и таять, чтобы в конце концов слиться и уплыть с потоками плавленого летнего воздуха. Сегодня приходится готовить мало и исключительно лёгкую холодную пищу. В доме у детей крутятся лопасти старого вентилятора какой-то немецкой марки. Они садятся перед ним по очереди, подставляют под прохладные воздушные струи свои порозовевшие лица, вытирают лбы тыльной стороной запястий и пытаются избавиться от ощущения будто бы осевшей на коже металлической пыли. Это на самом деле спасает их от перехода в жидкое агрегатное состояние.       А вечером, под фиалковым небом Айзава и Тошинори снова отправляются к озеру. Чтобы лучше изучить местность и предусмотреть все возможные опасности, с которыми могут столкнуться дети. Им следовало сделать это раньше, но отчего-то такая мысль не посещала их головы, возможно, потому, что они поверили на слово местным, у которых снимали домики. Коренные жители стояли за деревню горой и утверждали, что на их памяти не насчитывается и пятёрки несчастных случаев. Конечно, им выгодно создавать вокруг своего населённого пункта этакий ореол непорочности. Ведь основной доход этой деревеньки напрямую зависит от посещаемости её туристами.       Учителей сопровождают несколько детей, которым за утро ещё не наскучило купание. Это Тодороки, Мидория, Асуи и Токоями. Последний, пусть он и не умеет плавать, объяснил своё желание тем, что недостаточно налюбовался красотой девственной загородной природы. А девочка, похожая на лягушку, напротив, просто до ужаса привязалась к этому водному занятию. Вообще, все ребята спокойные, и хлопот с ними возникнуть не должно. Остальные шестнадцать остались в уютном лагерном домике под замком. Запирать их так рано – не слишком гуманное решение. Но иначе просто никак. Айхара никогда не делает исключений и не тешит своей компанией дольше положенного времени, которое было оговорено заранее. Нет, это не потому, что она ленивая или вредная. Скорее всего, дело в родителях. Возможно, они слишком строги, либо она просто не хочет, чтобы они волновались. Поэтому учителям ничего не остаётся, кроме как повернуть ключ в замке.       И всё-таки даже в таком малочисленном обществе, классе начальной школы, может пробудиться бунтарский дух. Вполне вероятно, что подобные ограничения свободы, всё увеличивающие свою продолжительность, станут пугать их, угнетать. У них начнут возникать вопросы наподобие «Озеро или заключение?», «Почему те другие на воле, а мы здесь и не можем выйти?». Они затеют революцию. Найдётся много поводов. У детей зачастую живое воображение. Они придумают маньяка, что проберётся в дом, а спастись они не смогут, потому что заперты. А что, если пожар? И тогда выпрыгнуть из окна смогут не все. Пожалуй, опасения небеспочвенны. Возгорание ведь действительно может произойти. Поэтому, в любом случае, задерживаться на озере крайне нежелательно.       Какое-то время по пришествии вся компания прогуливается вдоль берега, выискивая видимые изъяны, места, где он осыпается, торчащие корни, накренившиеся деревья, наличие опасного мусора и прочее. В итоге они не находят ничего настораживающего, помимо того участка с корешками, где утром приключился инцидент с Серо, и заключают, что такой простой осмотр – пустая трата времени. Они разрешают детям купаться, но только недалеко от берега на уже знакомом пространстве у мостков. Трое уходят, а Токоями остаётся на берегу. Молчаливой тенью присаживается рядом с учителями. Взгляд Фумикаге чересчур осмысленный и серьёзный для ребёнка, а ещё какой-то мрачный. Однако Айзава давно начал замечать, что он смягчается, когда в поле зрения сумрачного мальчика попадает Тсую. И вообще по отношению к ней он ведёт себя несколько иначе. Становится живее, что ли. Вскоре из воды выходит Тодороки и составляет задумчивому птенчику компанию. — Всё в порядке? — тихо интересуется Шота, на что ребята утвердительно кивают.       Несколько минут они спокойно сидят на полотенце, изредка вздыхая, естественно меняя позы. Созерцают вечернее торжество симметрии. Небо везде – вверху и внизу. Яги закрывает пальцами двойную полоску леса, и ему начинает казаться, что это – край земли, самый настоящий, за которым следуют Небеса без конца и начала. Истинная вечность, что видна, наверное, с летающего острова в Раю, в таком, каким его некоторые себе представляют. Айзава видит, что небо пролилось на землю. Быть может, оно на самом деле всегда там и находилось? Точно сказать сейчас он уже не сможет.       Человек давно наблюдал за птицами, и его тянуло в небо. И по сей день оно манит своей глубиной, загадочностью и недоступностью, пусть теперь мы и знаем, что оно представляет собой не более чем воздушные слои, редеющие с высотой и не имеющие чёткой границы. Всего лишь огромное число молекул, которые рассеивают световые волны разной длины. Так и получаются таинственные цвета. Нам давно известно и то, что находится дальше. Это, несомненно, представляет гораздо больший интерес. Огромное, гигантское, колоссальное, – бессмысленно продолжать, ведь все определения теряют силу перед его истинной величиной (если конечная цифра вообще существует, если его вообще законно измерить в цифрах), – холодное пространство, где даже само Солнце превращается в такую же незначительную молекулу. Но всё же, вернёмся к небу, эти тонкие переливы, многообразие форм облаков, которые могут походить на перья, вату, дымку, замки, кроликов, роботов… Да на что угодно. Каждый способен угадать в их очертаниях что-то своё. Они могут быть большими, словно горные хребты над горизонтом, и внушать трепет своим величием. Иногда кажется, что такие облака вот-вот обрушатся на землю с ужасным рокотом, разнесут в прах города. Но, вопреки опасениям, пушистые исполины продолжают горделиво и безмолвно висеть в небе, купаясь во фруктово-ягодном сиропе рассветов и закатов. Впрочем, иногда они могут затевать между собой битвы, во время которых летят искры и по всей округе разносится треск их ломающихся костей.       Небо неожиданно манит Айзаву. Шоте хочется окунуться в его прохладную вечернюю лаванду. Классный руководитель поднимается и начинает стягивать футболку. Чёрная хлопковая материя ложится на почти пустой и потому бесформенный рюкзак. Затем Айзава стряхивает и шорты, оставаясь в несильно обтягивающих плавках. Тошинори, который смотрит снизу, открывается вид его достаточно худого, но подтянутого и даже рельефного тела. На груди немного волос. И это не кажется Яги дурным тоном, даже после тысяч рекламных баннеров с идеальными гладкогрудыми мужчинами, даже после того, как он сам, будучи известной в СМИ фигурой, долгое время тщательно следил за внешностью, подвергаясь давлению общества. Напротив, он думает, что так и должно быть непременно, это он и ожидал увидеть. От пупка вниз также тянется тёмная дорожка. Новый учитель физкультуры мимолётно засматривается на крепкие бёдра, да и в целом находит бледное стройное тело коллеги для себя привлекательным, нисколько не отрицая этого. Но потом… потом замечает кое-что, что заставляет его ненадолго выпасть из реальности. Это… — Пойдёшь купаться, Яги? — предлагает Айзава, внезапно и бодро.       И Тошинори хочет, но в силу одного обстоятельства просто не может. Если бы он только догадался надеть свой слитный купальник в красно-белую полоску… Сегодня же мужчина просто не планировал купаться. — Я бы предпочёл остаться на берегу. У меня сегодня некупательное настроение. Кажется, это так называется. Где-то слышал. Ничего не поделать, на сей раз без меня. Прости, Айзава-кун, — блондин добродушно улыбается, при этом виновато потирая затылок.       Айзава пожимает плечами и неспешной походкой, и нет, не виляя заманчиво при этом бёдрами, направляется к воде. Тошинори видит его пятки, присыпанные светлым назойливым песком, ровную белую спину. Ему хочется остановить его, окликнуть, сказать вслух то, что вдруг настырно завертелось на языке. Но он просто не может, хотя с трудом сдерживается. Слова застревают в горле хрипом. Произнести их – безумие. «Я просто не хочу раздеваться, чтобы не пугать никого (особенно тебя). Дети не должны видеть этот ужасный шрам на теле того, чья задача вселять в них чувство безопасности. Слабый раненый спасатель с чудовищной травмой. Такой образ заставит их ощутить себя уязвимыми. А, может, и шокирует на всю жизнь. Бывает, во снах я вижу безликого человека в пугающей чёрной маске, утыканного трубками, что, наверное, позволяют ему дышать, жить. Я будто бы знаю, что он забрал всех, кто был мне дорог. Обычно во сне я сражаюсь с ним. Не помню, одержал ли хоть раз победу. Однажды он сказал мне, что нет ничего страшнее раненого героя. И, думаю, был прав. В глазах юного Мидории… я уже явно не тот идеал, к которому хочется стремиться. А вид того, что у меня под одеждой, того, что так сильно напоминает разбитое стекло, может и вовсе отбить у него всякое желание следовать к мечте. Я и есть то угробленное стекло. Жалкий, уже ни на что не годный. Одной ногой в могиле, наверное. Знаю, после моей операции долго не живут, как бы врачи ни уверяли в обратном. Желаемое и действительное редко совпадают. А ты… молодой, красивый, полный сил. Разве заслуживаешь?»       Отчаянный взгляд скользит по фигуре и во второй или третий раз останавливается на локте. Вот, что встревожило Яги. Розоватый шрам с рваными краями, слегка возвышающийся над поверхностью кожи. Из центра расходятся лучи, поэтому в целом рубец напоминает звезду. Ужасно неприятную. Почему-то он замечает его только сейчас, хотя сегодня Шота весь день расхаживал в футболке. Наверное, Тошинори просто не позволял себе долго смотреть на мужчину, лишь поглядывал украдкой, при этом пылая желанием изучать его до исступления. Подкованные опытом мифической Евы, мы поголовно сознательно ограничиваем себя в том, что приносит нам удовольствие, нередко и полностью лишая себя услады, потому что боимся себя выдать, показаться странными, помешанными, не такими. Испытываем чувство стыда. Должны испытывать. В каких-то случаях это и резонно. Однако всегда ли нужно стесняться своих побуждений, если они никому не наносят вреда? Иногда бывает полезно ослабить поводок. Так и теперь. Всемогущий получил возможность увидеть тело Айзавы в мельчайших деталях. Это раскрепостило его, и он, конечно же, заметил то, на что раньше у него банально не хватало времени обратить внимание. Робкое любование во время ночного переодевания коллеги не в счёт. Приглушённого света лампы недостаточно, чтобы различить изъяны и полутона. Сейчас же Яги смог увидеть белёсое «мужское украшение», сильно выделяющееся на фоне общей естественной бледности, во всём великолепии.       Память начинает намечать перед глазами эскизы, небрежно, углём. А потом они медленно детализируются и превращаются в пусть и блеклые, где-то сильно растушёванные, но законченные картины. У него на руках ещё совсем молодой парень. Лёгкий, потому что худой. Черты лица трудно различимы за слоем алебастровой пыли, сажей и тёмно-бардовыми подтёками. Но на правой скуле отчётливо видна глубокая царапина. Густые чёрные волосы спутаны, все в запёкшейся крови. Вниз свешивается тонкая бледная рука. Локоть повреждён. Кожа содрана практически до мяса. На фоне сильных мускулистых рук юноша выглядит совсем уж хрупким, и от этого сжимается сердце. Он без сознания. Нет? Жмурится, но открывает глаза, большие, покрасневшие, с маленькими зрачками, такими, что между радужной оболочкой и нижним веком остаётся полоска белка.       Всемогущий тогда запомнил этого парня. Но неужели им был Айзава? В тот день произошёл теракт в большом кинотеатре. И десятки людей оказались погребены под обломками здания. Яги не помнит, какой фильм тогда показывали, помнит только, что пришлось изрядно попотеть, вынося на спине даже не по одному человеку за раз и помогая укладывать их на носилки. Больше всего почему-то запомнилось измученное и красивое, несмотря на ссадины и грязь, лицо юноши, что лежал на его крепких руках и требовал мышечных усилий, наверное, не больших, чем изящная статуэтка балерины из хрусталя.       Шота купается в пастельно-фиолетовом озере, в которое, точно в зеркало, смотрится уставшее за день небо. Над водой появилась и медленно поплыла лёгкая дымка тумана. На противоположном берегу уже потемнели деревья. Неровные и ворсистые очертания крон делают их похожими на мохнатых чудовищ из детских страшилок. Далеко позади высятся бледные горы. Яги спокойно. Он слышит вялые крики какой-то птицы, тихие короткие фразы, которыми обмениваются Токоями и Тодороки, слабый плеск волн у берега. Он любуется проворным Айзавой, которому, кажется, однажды спас жизнь, как и многим. Мужчина с намокшими и оттого потерявшими свой объём чёрными волосами подплывает к Мидории. С озорством взрослого, пытающегося вспомнить детство, окатывает его брызгами. Мальчик звонко смеётся, так искренне и самозабвенно, как могут смеяться лишь люди с чистой душой. Изуку опять слишком усердствует. Он до изнеможения наматывал круги кролем, и теперь ему необходимо расслабиться. Так решил учитель Айзава. Он догоняет Тсую и осторожно останавливает её за пяточку. Сначала Асуи сопротивляется, но в итоге слушается и замирает. Вскоре оба маленьких пловца оказываются на берегу вместе с ответственным классным руководителем. «Он сильно изменился с тех пор», — думает Тошинори и самозабвенно улыбается.       Вскоре они благополучно возвращаются в лагерь, ненадолго освобождают запертых подопечных и заканчивают дела.       Перед закрытием классного домика Шота на время теряет Яги и Мидорию из виду, но вскоре замечает их за углом, уединившихся. Блондин треплет мальчика по голове. — Ты отлично постарался сегодня на озере, мальчик мой, — говорит он.       Но Айзава не слышит этого. Только видит. И это кажется ему немного подозрительным.       День завершается.