Oh, to be young and in love

      Солнце печёт уже с меньшим энтузиазмом. После утреннего похода на озеро Тошинори отправляется в ближайший магазин за свежим мясом. Разумеется, не слишком благоразумно посылать в мясную лавку человека, у которого начисто отсутствует желудок. Но решение было обдуманным, потому что с обязанностями воспитателя лучше справляется Айзава, а Яги заверил всех в том, что за пять лет он успел привыкнуть к своему образу существования и вообще «за эти годы переживал и не такое». Мужчина неспешно подходит к невысокому зданию, обшитому профнастилом. В общих чертах оно напоминает старый трейлер, только больших размеров. А вход располагается под затёртым козырьком. Дверной проём низкий. Чтобы попасть внутрь, Тошинори приходится наклониться. В магазине его встречают холод, полный апатичный продавец в шапочке, зловеще свисающие с потолка на крючьях розовые тушки и витрины, забитые мясом всех видов и различными мясными изделиями. На глаза попадаются грудки, голени, бёдрышки, языки, печень… даже ножки с копытами. Колбасы. Ветчина. Ассортимент, по всей видимости, достаточно широк. Яги предполагает, что это вследствие близости фермы, которую в первое утро поездки он заметил из противоположного окна автобуса. Он сглатывает слюну. Когда-то он мог без задней мысли наслаждаться любым мясом: запечённым, с этой умопомрачительной румяной корочкой, отварным с овощами, вяленым, тушёным, копчёным. Теперь же любой просчёт грозит ему тяжестью в животе и невыносимыми муками. Вполне может дойти до того, что понадобится медицинская помощь. Приём пищи во все времена оставался одним из основных удовольствий, доступных людям. Лишаясь возможности вкусно и обильно покушать, человек на какой-то неопределённый процент перестаёт чувствовать себя в полной мере живым и удовлетворённым. А Всемогущий вдобавок потерял возможность дышать полной грудью. Он тихо вздыхает, пропуская воздух через единственное лёгкое, и произносит: — Пару куриц и два килограмма свинины, пожалуйста.       На прилавке появляется мясо. Яги тщательно рассматривает товар, нюхает и ощупывает его, проверяя структуру волокон. И наконец приходит к выводу, что оно свежее. Расплатившись, Тошинори в последний раз оглядывается по сторонам, оставляет за спиной очередную частицу прошлого и возвращается в лагерь.       Потом не без помощи Айхары вожатые готовят раствор для маринования, разливают его по банкам и помещают в каждую по куску свинины. Достают угли, спички и жидкость для розжига. Айзава осторожно выносит на поляну старый чугунный мангал, найденный в кладовой учительского дома вместе с решётками, и надёжно устанавливает его на траве. Дети заметно оживляются и то и дело снуют вокруг, понимая, что их ожидает что-то новое и интересное, забрасывают вопросами. Ровно за час до обеда Эйка решает подготовить салат и соус для якитори, а через полчаса после этого учителя принимаются за растопку угля. Общими усилиями они высыпают немного из огромного мешка и раскалывают на более маленькие части. К мангалу подбегают несколько мальчишек. Они берутся за край коробки и зачарованно заглядывают внутрь, словно ожидают увидеть там нечто невообразимое. Но на дне покоятся всего лишь сухие угольки, напоминающие в целом обычные серые камни. — Как видите, здесь не на что смотреть, — мрачно замечает Айзава, — А теперь все назад, не то поджаритесь. — А я вообще-то хочу поджигать! — тут же самоуверенно заявляет Бакуго. — Может, пусть попробует? — мирно предлагает Тошинори, поливая угли парафиновой жидкостью.       По всему виду Шоты нетрудно понять, что от идеи он не в восторге. Сняв одну перчатку, он разминает плечо, смотрит на Яги с некоторым пессимизмом и всё-таки, смирившись, соглашается с этой затеей. — Хорошо. Пусть кто-то из ребят бросит спичку. Но только не Бакуго. — Это ещё почему?! — возмущается ущемлённый мальчик, — Да что я такого сделал опять? — В том-то и дело, что за все дни лагеря ты абсолютно ничем не помог ни нам, ни одноклассникам. Если хочешь что-то, надо это заслужить, — Айзава непреклонен, в своём репертуаре. — Ну и пожалуйста. Не заслужил, стол не помыл, не ботан… Больно мне нужна ваша спичка. Суйте её своим подлизам.       Кацуки ещё что-то ворчит и удаляется по направлению к дому. Потом садится на крыльцо и посылает долгий испепеляющий взгляд. Кажется, на этот раз он затаил нешуточную обиду. Да, угли Бакуго не поджёг, но зато в воздухе, возможно, всё же метнулась искра и зажгла кое-что другое. Один тонкий бикфордов шнур, ведущий к бомбе. И неизвестно, как скоро она взорвётся. На минуту повисает напряжённая пауза. — Не стоило с ним так. Они дети, Айзава-кун, — обеспокоенно шепчет Яги, перегибаясь через чёрный короб. — Я лишь сказал как есть. В их возрасте пора обретать понимание, что далеко не всё в жизни можно получить задаром. Пусть знает своё место и исправляется. Подсказку я дал. — Что ж, наверное, юный Бакуго и правда заслужил такой урок, — Яги пожимает плечами и оглядывает остальных претендентов, чуть поодаль собравшихся кучкой, озирающихся назад и негромко обсуждающих, стало быть, отвергнутого одноклассника, — И кто тогда? — Дай подумать… — Айзава оборачивается к мальчикам, — Ребята, что скажете? Кто удостоится чести возложить факел в эту чудную чашу?       Почти каждый выкрикивает гордое или нерешительное «я». Все хотят поучаствовать в процедуре. — Так не пойдёт. Давайте рассудим честно. Кто, по-вашему, этого заслуживает? Можно совещаться. Но свою кандидатуру не выдвигать.       Дети моментально утихают, смотрят друг на друга. Что-то бормочут, шепчутся. Через пару минут один из них озвучивает решение: — М-может быть, Тодороки? — Пусть это сделает Тодороки, — Иида берёт слово, — Он хорошо проявлял себя. Помогал расставлять стулья, прибираться. А дома так вообще постоянно наводил порядок, не только за собой, но и за другими следил. — Не забывал убирать сок в холодильник. И даже замораживал его в формочках в особо жаркие дни… — В играх ему нет равных! — подхватывает Каминари. — Вот только… — Мидория кивает вслед отступающему другу, — Шото, ты слышал? Тебя выбрали! Шото!       Но с мальчиком точно что-то не так. Тодороки вздрагивает, неохотно оборачивается. — Я не хочу, — твёрдо произносит он и уже решительно, но с несколько подавленным видом их покидает.       Тошинори поворачивается к коллеге с многозначительным взглядом. Теперь он знает. И догадывается, в чём дело. В сердце неприятно покалывает. Боль едва ощутимо распространяется в грудной клетке и заставляет шрам привычно заныть. — Да, возможно, это связано с… Думаю, он боится огня. Или же… — полушёпотом обличает в слова его мысли Айзава. — Не может принять, — как-то загадочно заключает Всемогущий.       Айзаве хочется выпытать у него объяснение, однако дети слишком близко. Ему остаётся лишь вопросительно поднять бровь и нахмурится в недоумении. Как так получилось, что новый коллега вдруг навострился судить о его учениках лучше него самого? Недолгое время они молчат. Жидкость для розжига успевает пропитать угли. Обращая на это внимание, Яги достаёт коробок спичек. — Тогда… Может быть, Мидория? — вопрос повисает в воздухе.       Айзава ничего не отвечает и задумчиво поглаживает подбородок, а ребята вдруг подхватывают: — Да! Давайте. — Он же спас Ханте жизнь! — Хорошо, — без явного воодушевления разрешает классный руководитель. Тошинори предполагает, что, должно быть, ему уже просто наскучил весь этот балаган.       Блондин подзывает Изуку к себе, садится на корточки и чиркает спичкой о коробок. Дрожащий огонёк отражается в больших зелёных глазах, слегка походящих на стеклянные шарики «марблс». Таких же красивых, гладких и блестящих. Тошинори поджигает сухую веточку ольхи и оперативно протягивает её Мидории. Ребёнок расплывается в улыбке. Айзава подходит сзади, аккуратно подхватывает его за туловище и подносит к мангалу. — Юный Мидория, представь, что этот огонь – твоя сила, твоя пока ещё маленькая мечта и благородные стремления, — Тошинори явно собирается зачитать торжественное наставление на полном серьёзе, чтобы провести этот только придуманный эксцентричный обряд по всем правилам, — Сейчас ты бросишь ветку туда, и огонь разгорится. Превратится в большое пламя. И точно так же когда-нибудь наступит время твоего триумфа. Конечно, ты добьёшься всего сам. Придётся пройти через многие препятствия, когда и преодолеть пределы своих возможностей. Это будет трудно, но ты справишься. Ты обязательно станешь тем, кем желаешь. Ну, давай же.       Речь, похоже, сильно впечатляет Изуку, потому что он таращит глаза и смотрит на «факел» в своей ручонке в высшей степени заворожённо. Вдохновлённый, он роняет ветку на угли и тут же ахает.       В чёрной коробке плавно разгорается огонь. Айзава опускает Мидорию на землю, и тот, ликуя, вприпрыжку убегает к ребятам. Тошинори с мирной улыбкой глядит ему в след. А затем переводит взгляд на Шоту. Тот коротко улыбается и возвращается к потухающим углям. Ворошит их щипцами. Яги берётся за махало, и через некоторое время пламя вновь удаётся раздуть. Сначала немного. Вверх тянутся нити пахучего дыма. А потом угли вспыхивают яркими языками. Всемогущий отчего-то вспоминает себя лет пятнадцать назад. Вблизи очень жарко, даже обжигающе горячо. Дым клубится неистово. Айхара следит за тем, чтобы ученики держались на приличном расстоянии от мангала. А потом пламя утихает, оставляя после себя лишь мирное тление по контурам угольков. «Вот и покой для уставшего огня, — неожиданно думает Шота, — Он тоже уходит в отставку, прямо как ты».       Он отправляется в дом и постепенно выносит мясо. Начинается процедура нанизывания пропитанной соусом курицы на бамбуковые палочки. Детям тоже позволяют поучаствовать. После этого Яги плотным рядом выкладывает на решётку маленькие шашлычки. Мясо поджаривается, и к терпкому запаху дыма примешивается знакомый аппетитный аромат.       К счастью, в процессе ничего не сгорает. Всё обходится без инцидентов, и в целом обед удаётся на славу. Малышня отправляется отдыхать в их дом. Это что-то вроде тихого часа, только Айзава и Яги относятся к его правилам не так строго, как дело обстоит, например, в детских садах или иных лагерях, в которые школьники отправляются на месяц. У них вообще всё не так формально. Дальше по программе идут водные процедуры для тех, кто в этом нуждается. А потом – обычная прогулка на природе.       И всё-таки воздух заметно прогревается. Над горизонтом неспешно поднимается дрожащее марево. Ещё во время обеда солнце вдруг решает воспрянуть, выходит из-за облаков и вмиг заливает всё ярким горячим светом. Оно распаляется и сияет. Становится похожим на ослепительную перманентную фотовспышку. Айзава стоит подле отставленного к крыльцу мангала и щурится, пытаясь уследить за детьми. Из-за разошедшегося солнца, бьющего, как назло, прямо в глаза, он ничего толком не видит. Приходится сложить кисти рук над бровями во что-то наподобие козырька. Рядом, облокотившись о перила крыльца, греется в тёплых лучах Тошинори. В своих очках какого-то ярко-карамельного, почти оранжевого, цвета. К ним, вопреки всем нормам, подошло бы, скорее, определение «солнечные», нежели «солнцезащитные». Он спокойный, даже немного разомлевший. Чувствует проходящую слабость. Как уже входит в привычку, украдкой Яги решает взглянуть на коллегу. Слегка поворачивает голову, переводит взгляд вниз и застаёт картину, которая кажется ему немного забавной. Шота выглядит свирепо и вместе с тем беспомощно, с нахмуренными бровями и небольшим оскалом выглядывая из самодельной тени. Наверное, осознавая, что смотрится глупо, он оставляет свои попытки что-то разглядеть и просто утомлённо протирает глаза. Болезненно жмурится.       Яги, как обычно, проникается к нему сочувствием. Он понимает, что уже банально не может стоять и делать вид, что ничего не замечает. И, разумеется, он сейчас же сделает то, что, как ему кажется, он просто обязан. Всемогущий берётся за дужки очков, снимает их и осторожно надевает на Айзаву. Тот даже не успевает открыть глаза. Дёргается от неожиданности и поправляет на носу возникший из пустоты аксессуар. Озирается по сторонам, привыкая, и поворачивается к Тошинори. Глядит на него сквозь затемнённое рыжеватое стекло, словно всматривается в другой мир с летней фотографии, сделанной где-то в девяностых на Polaroid. — Так намного комфортнее. Спасибо, — мягко благодарит Шота, — А тебе как самому, нормально? — Да, вполне. Надбровные дуги создают естественную тень, — Яги смеётся, указывая на свой лоб, — А вообще я, похоже, менее чувствителен к солнечному свету.       Айзава не может сдержать широкой искренней улыбки. И она, как ничто другое, выдаёт его с головой.       Первый «А» играется в траве. Наблюдая за ними со стороны, можно подумать: «И как им не надоедает одно и то же по целым дням?» Однако они придумывают всё новые способы себя развлечь. Мина крутит обруч под разносящуюся из маленького магнитофона музыку жанра хип-хоп. Очако пускает мыльные пузыри. У неё получаются всякие: маленькие и большие, одиночные и слившиеся в интересные фигуры. Иногда она бережно толкает их пальчиком, и каким-то волшебным образом они не лопаются, а лишь меняют направление. С некоторых стекает мыло. Одна такая капля попадает на жука, пригревшегося на травинке, и он неуклюже уваливается на землю, издавая короткое недовольное жужжание. Порыв ветра берёт пузыри в охапку и уносит их в сторону гор. Они ярко сверкают и переливаются лесом, небом и облаками. Рядом с Ураракой стоит маленькая неприметная девочка. Пожалуй, её отличительной чертой можно назвать лишь то, что она бледна, что называется, как моль. У неё редкие и очень светлые, почти прозрачные волосы, которые она каждое утро бережно собирает в хвостик. Такие же бесцветные глаза и кожа. А ещё она питает страсть ко всему милому, истинно девчачьему. Будь то розовые сумочки, кукольные домики или плюшевые игрушки. В общем, такая простая и, может, даже немного скучноватая девочка. И вот сейчас Хагакуре увлечённо наблюдает за очередной порцией мыльных пузырей. Наверняка ей нравится, как красиво, проходя сквозь их стенки, преломляется солнечный свет.       Айзава вдруг замечает, что Мидория куда-то пропал, о чём незамедлительно сообщает Яги. Тот отзывается: — И Бакуго не видно. Кажется, я догадываюсь, в чём может быть дело. Позволишь мне разобраться с этим?       Шота кивает, и бывший спасатель отправляется на поиски. Между тем, никаких признаков, которые могли бы навести на след ребят, не наблюдается. Вначале он бродит по поляне, обозревая местность. Совершенно ничего подозрительного. Каждый ученик занимается чем-то своим, не озадачиваясь пропажей двоих одноклассников. Чуть поодаль жужжат редкие пчёлы, опыляя ещё не растоптанные мелкие цветы. Тошинори обходит учительский домик. Ничего не обнаружив, направляется дальше. Идёт вдоль стены дома учеников. Прислушивается. Достаточно тихо, но кое-что мужчина различат. Удаляющийся шелест, словно кто-то убегает. И ещё еле различимые жалобные всхлипы.       Яги быстро заворачивает за угол и застаёт… Мидорию, сидящего у покрашенной в алый цвет стены, прижавшись спиной к доскам. На его руках и коленках наливаются кровью ушибы, а на нижней губе краснеет яркая ссадина. По веснушчатым щекам текут слёзы, которые Изуку еле успевает размазывать кулаками. Он хочет остановить их, но давится рыданиями. Трава по близости во многих местах заметно примята.       Яги подходит к ребёнку и присаживается перед ним на корточки. Мидория утирает слёзы, сначала прячет взгляд, а потом смотрит как-то затравленно. ─ Мидория, мальчик мой, ─ Тошинори бережно берёт его за плечи, ─ Что здесь произошло?       Изуку молчит и снова опускает взгляд. Видно, что ему тяжело что-то докладывать в таком состоянии. К тому же он, скорее всего, сильно стесняется показывать свою слабость. Тем более, Всемогущему, который уже долгое время был для него чем-то вроде идола. Страшно падать в его глазах. ─ Вы были с Бакуго, но только что он ушёл, я правильно понимаю? ─ осторожно, подбирая слова, задаёт следующий вопрос учитель. Пытается достучаться до ребёнка.       Мидория всё ещё молчит, но через несколько секунд всё-таки поддаётся и слабо кивает. ─ Сейчас ты в безопасности, ─ Яги старается его успокоить, произнося это как можно более ласково, ─ Мы можем сделать так, чтобы он тебя больше не трогал. Если хочешь…       Его голос едва не дрожит, потому что он чувствует густую тень, что пытается дотянуться до ребёнка из щелей между досками. Нет, он буквально видит её. Как она медленно взбирается по загривку и опускается на наивное и такое нежное детское лицо. И вот опять. Тошинори чувствует болезненный укол вины. Мало того, что не успел прийти вовремя, ещё до начала драки (если это вообще была драка, а не одностороннее насилие), так ещё и солгал. Они не смогут полностью оградить мальчика от опасности. Поговорить с обидчиком – да. Но послушается ли он, не станет ли снова мстить? Дать гарантию в этой ситуации невозможно. Мидорию можно, конечно, изолировать. Но тогда всё равно нельзя исключать, что Бакуго прицепится к нему после лагеря. Да и самому Изуку вряд ли понравится перспектива всё время сидеть и ночевать с взрослыми вместо своих весёлых товарищей. Идея так себе.       Тошинори вздыхает, поднимается и протягивает Мидории руку. Тот встаёт без его помощи. Его лицо вдруг яснеет, будто он и не плакал вовсе. Изуку снова становится похожим на пушистого беспечного барашка. ─ В-Всемогущий, вы не подумайте, что Каччан плохой человек! ─ с некой опаской восклицает он, ─ Это совсем не так. Мы с ним друзья. Просто… просто иногда такое бывает. Он срывается. Но это не значит, что… В общем, на самом деле он неплохой.       «Этот мальчик и правда очень добрый, даже слишком», ─ думает Яги. Мидория выглядит чрезвычайно трогательно в своей кристальной невинности. ─ Я понимаю, но мы всё равно должны с ним поговорить, чтобы подобного больше не повторялось. Обещаю, мы не будем выносить Бакуго какое-то страшное наказание, ─ блондин по-доброму усмехается.       Изуку ничего не отвечает. Только издаёт что-то похожее на «угу» и направляется к поляне. Яги видит, что мальчик прихрамывает. Тогда он берёт Мидорию на руки и несёт дальше, прижимая к груди. При этом обращает внимание, что ему это даётся не очень-то легко. Боже, да ему уже семилетний ребёнок кажется тяжёлым. Мужчина немного приподнимает его, усаживая удобнее. Тот в свою очередь держится за его плечи и шею. По мере приближения Айзава оглядывает их несколько скептически. Тошинори его окликает: ─ Айзава-кун, вот один из потерявшихся. Зайду, обработаю его боевые ранения, ─ кивает в сторону двери, ─ Юного Бакуго я не встретил. Но, думаю, ты мог видеть, куда побежал этот малый. ─ Да, он вернулся в дом. Надо бы посмотреть, как он там. ─ Только не будь слишком строг. Давай побеседуем с ним вечером, хорошо? ─ Ладно. Я его только проведаю, ─ Айзава кривит губы.       Какой бы в своё время звездой Яги ни был, Шоту не устраивает, что новый учитель без соответствующего образования указывает ему, как себя вести. Что ещё хуже, он будто держит его за какого-то сварливого зануду, не умеющего общаться с детьми. А сам он что? Нашёл себе любимчика и носится с ним. Айзава давно подметил, что Всемогущий уделяет одному ученику, а конкретно Мидории, чересчур много внимания. Он вспоминает, как Яги им интересовался и временами почти не спускал с него глаз. Ещё то, как они уединились вечером в стороне от входа в детское «общежитие», и физкультурник потрепал ученика по голове. Возможно, он просто хвалил Изуку. Но вдруг дело в другом? «Тогда, может быть, Мидория?» ─ Шота повторяет в голове сегодняшнюю фразу Тошинори. Он думает, что во всём этом, если брать суммарно, явно присутствует нечто изрядное. Вот только что? Ему не хочется делать поспешные выводы. Да, в поведении коллеги есть кое-что необычное. В этом Айзава уже почти уверен. И в том, что это кое-что проявляется непосредственно в отношении к нему. Однако если судить по внутренним ощущениям и собственным реакциям на прикосновения и взгляды лазурных глаз, то у него самого так называемые отклонения наблюдаются тоже. «Конечно, если мне это всего лишь кажется, выходит, только я здесь с отклонениями», ─ учитель усмехается собственным мыслям.       Во всяком случае, ему не хочется верить в то, о чём шепчет его подсознание, когда он видит Яги вместе с Мидорией. Он подумывает даже о том, что сам ненормален, если у него возникают подобные мысли и это странное чувство в душе, вызывающее беспокойство. Впрочем, Айзава замечает, что оно весьма эгоистично и больше напоминает ревность. Но ревность к кому? К ребёнку? В конце концов, в первую очередь его должна волновать физическая и психическая сохранность своих подопечных. Шота решает осторожно, без лишнего шума всё выяснить. Но для начала ему нужно навестить Бакуго.       Он отправляется к ученическому дому. По дороге оборачивается и видит Айхару, выходящую на крыльцо. «Это плохо», ─ рассуждает Шота. Но другой ребёнок ждёт. Возможно, он там один и тоже мог пораниться. Айзава берёт себя в руки и, не сворачивая, продолжает двигаться к цели.       Тошинори обеззараживает ранки Мидории. Их пощипывает, но мальчик мужественно терпит, позволяя себе лишь морщиться. Из его глаз не вытекает ни слезинки. Не верится, что там, на поляне, он разрыдался из-за физической боли. Она, скорее, сыграла не столь важную роль. Да, дело не только в боли. А в друге детства. В грубой обиде, которую он нанёс, и в осознании своей катастрофической беспомощности даже перед ним. А душевная боль, как известно, усиливает физическую. Кто, как не Всемогущий, имеет отличное представление о том, как болезненно в ранах пульсирует яростное отчаяние, превращая их в придаточные сердца? Он заклеивает пластырями красные царапины. Накладывает на нестрашно вывихнутую вследствие неосторожности (по словам Изуку) лодыжку тугую бинтовую повязку. ─ Вот и всё. Ты молодец, ─ говорит он, ─ Вернёшься – переоденься в чистые вещи. ─ Хорошо, спасибо, ─ щебечет Мидория.       Он вскакивает со стула и начинает сначала неуверенно ковылять по комнате, а затем уже спокойно расхаживать, с интересом осматриваясь. ─ У вас здесь уютно и просторно, ─ простовато замечает он. ─ У вас тоже не тесно. Думаю, так кажется потому, что здесь просто больше свободного пространства. Мидория, послушай, ─ Яги чуть подаётся вперёд.       Изуку устремляет на него глаза и всем своим видом выражает готовность к чему угодно. ─ Я бы хотел отдать тебе кое-что.       Тошинори тоже встаёт со своего стула и подходит к багажу. Открывает основной отдел и роется в нём. В следующий миг в его руках оказывается компактная, но по виду массивная резная шкатулка тёмного дерева. Она кажется довольно старой. В наиболее глубоких выемках виднеется пыль и, возможно, грязь, добраться до которой уже проблематично или вовсе невозможно. На крышке высечены красивые фигурные звёзды, или даже кометы, с острыми лучами, точно таящими в себе неисчерпаемую энергию. Шкатулка, по всей видимости, заперта, на что указывает замочная скважина в её передней грани.       Яги ставит этот загадочный ларец на ворсистый ковёр, а сам опускается перед ним на колени. Следуя примеру, Изуку садится напротив. ─ Шкатулка… А что в ней? ─ любопытствует он. ─ Это весьма старый артефакт, который передавался многими поколениями. Его называют «Один За Всех», ─ Тошинори запускает руку под горловину своей футболки и вынимает на свет серебристый ключик. Снимает с шеи цепочку и протягивает Мидории. Тот принимает её из тонких пальцев и крепко сжимает в кулачке, ─ Шкатулкой владели исключительно те люди, которые ставили спасение других превыше собственных жизней. Как видишь, последним её владельцем был я. Ну, а теперь, думаю, настала твоя очередь, мой мальчик. ─ Вы… Всемогущий, вы правда доверите мне такую важную вещь? ─ Мидория округляет глаза. ─ Да, мне осталось… ─ он вздыхает, понимая, что до ребёнка пока рано доносить столь удручающие известия, ─ Я своё уже отработал. За тобой же, юный Мидория, стоит будущее. Мне кажется, я могу тебе доверять. ─ Конечно! Я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы стать достойным спасателем, ─ глаза мальчишки горят. ─ Подожди. Не надо торопиться, ─ приостанавливает его Яги, ─ Могу я попросить тебя открыть её?       Мидория оживлённо кивает, копается с ключом, в итоге поворачивает его в замочной скважине и раскрывает шкатулку. Взгляду открываются восемь небольших предметов, покоящихся на дне. Среди них встречаются какие-то детали, фигурки, значок и просто разноцветные камушки, не представляющие, скорее всего, большой ценности. Изуку вопросительно смотрит на Всемогущего. ─ Знаю, на первый взгляд может показаться, что в шкатулке лежат безделушки. Фактически оно так и есть. Но, ─ медленно и загадочно Тошинори проводит над ларчиком ладонью, ─ в каждом из этих предметов заложена частичка чьей-то души. Владельцев, включая меня, было восемь. И каждый положил туда по одной вещице, которая по каким-то причинам была ему дорога. ─ Понимаю, ─ с увлечением выслушав объяснение, отзывается Мидория, ─ Тогда что из этого ваше?       Костлявый палец с коротким ногтем указывает на глиняную фигурку кролика, раскрашенную в цвета американского флага. Он наталкивает Изуку на мысли об одном герое из комиксов, журналы с которыми он листал, даже когда ещё совсем не умел читать. ─ Этого кролика подарил мне на память друг из Америки. В молодости я жил там какое-то время. ─ О, я знаю. Смотрел видео, в котором рассказывали о вашей жизни, ─ чуть ли не урчит от счастья Изуку, поворачивая фигурку в руках и аккуратно кладя её на место. Он достаёт следующий заинтересовавший его объект, завёрнутый в пузырчатую плёнку. Им оказывается прозрачный голубоватый самолётик, ─ Он легче, чем кажется, ─ задумчиво произносит ребёнок и, прищурив один глаз, подносит находку на свет, глядя сквозь неё на склоняющееся к горизонту солнце.       У фигурки настолько обтекаемые идеальные формы, что на мгновение кажется, будто её контуры исчезают в воздухе и она улетает далеко в небо, как настоящий пассажирский самолёт. Но вот она уже здесь, в его руке. Лучи играют в изгибах маленького воздушного судна, расщепляясь на все цвета видимого спектра и снова сливаясь воедино, выплавляя внутри целые города и материки, создавая в стекле фантастический мир, какой, наверное, и можно наблюдать в полёте. Вода океанов, игривые рыбки, ветер степей, тысячи огней – чего только Мидория там не находит. Солнечные зайчики, преодолевшие стеклянную преграду, задорно прыгают на его ладонь. Из глаза Тошинори выкатывается крошечная слеза, и, прежде чем Изуку успевает обернуться, он вытирает её пальцем. ─ Так красиво! ─ с придыханием восклицает мальчик. ─ А то, ─ улыбается Яги, ─ Этот самолётик ранее принадлежал моей наставнице. У неё была мечта – летать, даже не как птица. Левитировать. ─ И как, у неё всё-таки получилось? ─ с наивным интересом спрашивает Мидория. ─ Думаю, да. Кто знает… ─ вздыхает мужчина и добавляет про себя: «Только уже не в нашем мире».       Ребёнок улыбается, заворачивает фигурку в плёнку и осторожно кладёт её обратно. ─ А почему это всё так называется? «Один За Всех». Потому что один человек, к кому шкатулка переходит, как бы сражается за всех её бывших хозяев? ─ придаётся он размышлениям. ─ Ну, отчасти так и есть. Если быть точнее, её настоящий владелец несёт перед прочими ответственность за то, как он распоряжается всем отведённым ему временем. Все эти люди не жалели себя во благо единой цели – верной службы человечеству. ─ Как герои! ─ воодушевлённо подхватывает Изуку. ─ Да, как герои, ─ соглашается Яги, ─ По сути они ими и были. Только сражались не со злодеями, а с факторами, которые могли причинить людям вред. Метафорически они и правда боролись со злом. Допустим, я был спасателем широкой специализации. Но, опять же, не все они такими являлись. Кто-то вытаскивал людей из лап смерти на хирургическом столе. Другой всю жизнь тушил огонь. Третий – учил детей грамоте в тяжёлое военное время. Но всех этих людей объединяло желание помогать другим любой ценой. Юный Мидория, я хочу сказать, что ты можешь стать кем угодно. Но только ты должен пообещать, что не подведёшь их и пойдёшь по верному пути. Один за всех. Один за человечество.       Мидория дышит часто. Его глаза дико сверкают. Всемогущий даже задумывается о том, не слишком ли рано он возложил на ребёнка такую ответственность, да и к тому же зачитал настолько впечатляющую речь, которую мальчик может воспринять слишком остро или не совсем правильно. Но следующие более-менее спокойные и осознанные слова Изуку его успокаивают. ─ Хорошо. Я понял. Мой долг – всегда помогать людям, когда это только можно сделать. И я вас не подведу, Всемогущий! Никого не подведу.       Тошинори по-настоящему счастливо улыбается и захлопывает шкатулку. Ему кажется, что вырезанные на крышке звёзды мерцают разноцветными огнями. В последний раз для него. Он ощущает привычную лакированную древесину под пальцами и ласково прощается, проводя по ней подушечками. Большое пламя окончательно отступает. Перетекает в Мидорию. И у Яги в груди остаётся только маленький огонёк, который он будет (постарается) неукротимо оберегать от холодов до конца своих дней. ─ Молодец. А теперь беги к себе.       Мальчишка слушается. Надевает цепочку с ключом на шею. Подбирает ларчик, жарко благодарит Тошинори и, как бы нерешительно оглядываясь – верно ему не хочется уходить, переступает порог дома. Позже за ним выходит и Яги.       Изуку прячет своё сокровище и, прихрамывая, бежит обходными путями, у кромки леса, чтобы его не заметили одноклассники. Издалека замечает отвлечённого Бакуго. Значит, можно зайти, ничего не опасаясь. Мидория семенит к крыльцу и просачивается в спасительную прохладу. Вот только сразу же натыкается на учителя Айзаву. От неожиданности мальчик едва не выпускает шкатулку из рук, но вовремя спохватывается. ─ Что это у тебя, Мидория? ─ доносится сверху. ─ …это? Секретная шкатулка. Вот, ─ Изуку строит нарочито невинное выражение лица и комично улыбается, ─ А теперь мне нужно её спрятать, поэтому извините, учитель.       Он уносится в часть помещения, предназначенную для мальчиков, не оглядываясь, проходит к своему месту и по классике заталкивает свой груз куда-то под кровать. Айзаве хочется заметить, что Мидории стоит поучиться изобретательности, но он тактично молчит. Закончив своё важное дело, ребёнок поднимается с пола и готовится выйти на улицу. Но Шота его останавливает. ─ Вообще-то тебе не мешало бы сменить одежду, ─ произносит он не требующим возражений тоном. ─ Точно! Всемо… учитель Яги тоже напоминал об этом. ─ И ещё, Мидория, пройди со мной на минутку, пожалуйста, ─ как бы нехотя цедит мужчина.       Они заворачивают в маленькую узкую кухоньку, которой обычно мало кто пользовался. На душе у Айзавы до противного тяжело. Вот он в укромном закутке стоит наедине с этим ребёнком. Монотонно гудит холодильник. Из маленького окошка струится жёлтый свет уставшего за день солнца. В лучах шныряют полупрозрачные пылинки. Шоте отчего-то становится мерзко от самого себя. Ведь сейчас мнительные люди имеют законное основание слагать в своих умах легенды уже о нём самом. Кончики его пальцев начинают холодеть. Почему он так волнуется? Боится задать первый вопрос. Мидория топчется в ожидании, глядит наивно. Айзава с трудом разжимает губы. ─ Эту шкатулку подарил тебе Яги, верно? ─ голос получается низким, отстранённым. Горло напряжено. ─ Ну, да. ─ И ты не скажешь мне, что в ней находится, так? ─ Я бы хотел, но это секрет. Да вы не поймёте, если я и покажу. Наверное.       Шота хмурится. Атмосфера кажется ему зловещей, тон Изуку – неприятным. ─ Могу я узнать, о чём вы говорили?       Мидория опускает взгляд и прячет руки за спиной. ─ Боюсь, что нет. Это тоже секрет. Т-то есть ни о чём особенном. ─ Яги просил тебя никому не рассказывать о вашем разговоре? ─ Айзава почему-то чувствует себя предателем. ─ Нет. Просто я сам так думаю. ─ Он говорил тебе лестные вещи? Например, что ты милый, ему бы хотелось что-то сделать… ─ язык учителя замирает. Он тягостно потирает висок. ─ Ну, он сказал, что я молодец. Что он может мне доверять. И я смогу стать кем угодно, ─ Мидория искренне улыбается, пожимает плечами.       Айзава отворачивается, смотрит в окно. Он просто не может продолжать этот допрос. В словах ребёнка есть капелька подозрительного. Но, когда он пробует представить страшные картины, которые он сам себе, вроде как, и надумал, сознание будто блокируется. Как это бывает, когда человек пытается вообразить то, что находится за пределами Вселенной. Эти мысли, мысли об испорченности Тошинори, отторгает всё существо Шоты. Он дивится тому, как вообще они могли у него возникнуть и довести дело до настоящей стадии. Через силу заставляет себя повернуться обратно и выдавить: ─ Хорошо. А Яги… трогал тебя? В смысле, помимо того, что обрабатывал раны… ─ он переводит взгляд ниже, анализируя тело мальчика, ─ и бинтовал ногу? ─ Кажется, нет? Я не помню. А-а, нёс меня на руках, если считается. ─ И последний вопрос, ─ эту фразу Айзава адресует, скорее, себе, пытаясь успокоиться таким образом, ─ Он не раздевался перед тобой? ─ М-м… Нет. ─ Хорошо, можешь идти, ─ выдыхает брюнет, ─ Надеюсь, ты не обижаешься на меня. Этот опрос – просто банальная необходимость. Не бери в голову. Но лучше сообщай мне, если взрослые будут вести себя как-то странно. Ты понял, о чём я. Договорились?       Мидория кивает и порывается выйти на улицу, но, видимо, вспомнив, что нужно переодеться, уходит в комнату. Айзава вздыхает, потирает переносицу и покидает домик. К нему постепенно возвращаются чувства. Он обращает внимание на небольшую тяжесть в районе ключиц и нащупывает солнцезащитные очки.       Их владелец прогуливается среди учеников вместе с Айхарой и ведёт с ней мирную беседу. Довольно скоро девушке предстоит уйти. А значит, близится и приготовление ужина. Время, как известно, иногда имеет свойство лететь быстро, как пуля. А порой и замедляться до скорости улитки, что оно делает именно в такие моменты, которые наоборот хочется поскорее прокрутить и забыть. Оно не поступается принципами и на этот раз. Эйка уходит, в кастрюле закипает молоко для лёгкого супа. Айзава добавляет сахар и соль. Яги сидит за столом вполоборота совершенно непринуждённо. Он ни о чём не подозревает. Шота чувствует его взгляд затылком и задыхается от неконтролируемо частого сердцебиения, сковывающего шею и заполняющего голову. С трудом оборачивается лишь для того, чтобы принять из рук Тошинори вместительную тарелку с разломанной лапшой. На мгновение встречается взглядом и тут же отводит зрачки в сторону. Слишком тяжело. Как будто глазные яблоки оттягивают гири.       Айзава погружает лапшу в кипящее молоко и засекает десять минут. По-прежнему стоит у плиты, совсем немного сместившись в сторону и сложив руки на груди. Глядит то на часы, то на появляющиеся в кастрюле белые пузыри. Тишина сжимает глотку. Почти неосознанно Шота старается дышать абсолютно беззвучно. Во рту накапливается слюна, которую он опасается сглатывать. От этого сводит зубы. Свет едва заметно моргает. Яги ёрзает на стуле, кладёт ногу на ногу. Кажется, на него молчание тоже влияет отнюдь не положительным образом. Возможно, он размышляет над темой для разговора.       Слышится громкий глоток. Брови Тошинори расслабляются. Он вдыхает, наверное, собираясь что-то сказать. Но Айзава его опережает. ─ Ты не представляешь, как мне перед тобой стыдно, ─ тихо, почти шёпотом произносит он. Но голос всё равно отражается от стен, грубо разрезая тишину. ─ Что такое, Айзава-кун? ─ реплика Тошинори звучит крайне безобидно и участливо, что ещё больше усугубляет состояние Шоты.       Брюнету хочется бросить что-то вроде «Да ничего, забудь». Но он решает не идти на попятную, если уж завёл этот изматывающий разговор. ─ Я подозревал тебя кое в чём нехорошем. Нет, ужасном. ─ В чём же, если не секрет? ─ удивляется Всемогущий. ─ Ты уделяешь одному из ребят на порядок больше внимания, чем остальным. Я о Мидории Изуку, ─ Айзава смотрит в потолок, тяжело дышит, ─ И я подумал, что у тебя может быть нездоровая привязанность к нему. Это глупо, ─ быстро добавляет он, ─ Сейчас я понимаю.       Яги молчит какое-то время, обдумывая услышанное. Он ставит вторую ногу на пол. Выпрямляется. ─ Нет. С твоей стороны это вовсе не глупо, ─ просто заявляет он. Айзава разворачивается к нему всем корпусом. ─ Как это понимать? ─ голос мужчины вмиг становится строгим и приобретает нотки металла. ─ Я хотел сказать, что тебе не в чем себя винить. Совсем наоборот – твои наблюдательность и предприимчивость достойны похвал. Ведь лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.       Тошинори действительно восхищается Шотой. Он думает, что в своё время ему тоже следовало бы руководствоваться этим простым принципом. Но теперь уже поздно. В своей жизни он не заметил, упустил слишком многое. И всё же замечание коллеги приводит его в смятение. Обрушивается как лавина снега на мирный горный городок в один прекрасный солнечный день. Яги и не задумывался, что его взаимодействие с Изуку так выглядело со стороны. ─ Я не испытываю к юному Мидории ничего такого, ─ серьёзно продолжает он, ─ Просто вижу в нём потенциал. Мне нравится, как он проявляет свои лучшие качества по отношению к другим. Как он старается. Его желание всем помочь, всех спасти, пожалуй, схоже с моим жизненным кредо. Я знаю, что мальчик восхищался мною, как и многие поклонники, и просто поощряю его стремление хотя бы отчасти пойти по моим стопам. ─ Что ж, теперь я осознал это. Рад, что ошибался. И мне жаль, если мои слова тебя задели.       Засечённое время подходит к концу. Айзава поворачивает ручку на ноль и снимает кастрюлю с плиты. Ставит её на подготовленную деревянную дощечку. ─ Я не в обиде. Такие люди, каких ты имел в виду, существуют в действительности. Поэтому, конечно, нужно быть бдительными, ─ ещё поразмышляв, заключает Тошинори, ─ Но я… никогда не думал о детях в подобном ключе. Знаю, что могу казаться странным из-за того, что к своим годам не имею и никогда не имел жены. Честно говоря, и романы-то у меня завязывались до смешного редко. Точно не знаю, почему так не складывалось. Я был, как любят говорить, женат на своей работе, и она обычно занимала большую часть моих мыслей. А ещё эти бесконечные интервью… Патологически много внимания личности простого спасателя.       Айзава опирается о столешницу. Теперь уже не смущаясь, открыто рассматривает Яги. С нежностью во взгляде. ─ Ты совершал поистине героические поступки. Это достойно внимания. Пожалуй, профессией ты можешь объяснить многое. И всё же почему? Ты рассказывал о своей наставнице. Заранее извини за следующий вопрос. А после неё был ли кто-то, кого ты по-настоящему любил, Яги? ─ Шоте снова кажется, что его голос слишком звенит в тишине кухни.       Дыхание Тошинори сразу становится напряжённее. Он отводит взгляд. ─ Я не уверен. Но, кажется, начинаю признавать, что что-то чувствую к одному человеку.       Сердце Айзавы заходится с новой силой. Он знает, кого Яги имеет в виду. Однако у него отчего-то не получается поверить своим догадкам. Шота опять сомневается, терзает себя лишними мыслями, ложными предположениями. Возлюбленным вполне может быть один определённый человек, которого Всемогущий недавно повстречал в своей жизни. Возможно, какая-то новая знакомая. Она понравилась ему, но он не мог разобраться в своих чувствах, а теперь уехал в этот двухнедельный лагерь и всё обдумывает. ─ Дай угадаю, ─ игриво начинает Айзава, ─ Сказалась разлука? Соскучился? А это действенный способ испытать отношения. ─ Похоже, можно и так сказать, ─ соглашается Тошинори.       Айзаву словно пронзает остро заточенным мечом. «Мы никогда не встречались прежде, а с момента нашей первой встречи никогда не расставались на долгий срок. Выходит, что это не я». Он ошибался. Придумал себе невесть чего, а на деле всё оказалось совсем по-другому. Ну, конечно. Как может случиться такое, что из людей всего мира такая персона, как Яги Тошинори, Всемогущий, выберет именно его, простого учителя на данный момент начальных классов, и к тому же мужчину? Да просто никак. Вероятность, наверное, не дотягивает и до сотой доли процента. А вот Шоту, кажется, угораздило всерьёз провалиться в горько-сладкий фантом, выданный его же фантазией, по самые уши. ─ Тогда желаю тебе не упустить её.       Айзава выдавливает улыбку, но кончики его губ предательски дрожат. Ослабшими руками он хватает кастрюлю за ручки и медленно несёт к выходу. ─ Поможешь мне с сервировкой? ─ он пытается придать голосу бодрость, но всё равно выходит надтреснуто, совершенно неузнаваемо. ─ Конечно, ─ Яги поднимается со стула и следует за Шотой, ─ Айзава-кун… ─ Чего? ─ Ты помнишь день, когда получил свои шрамы? ─ Если честно, то плохо. Произошёл теракт в кинотеатре. Меня вытащили из-под обломков, и я очнулся уже в больнице, ─ Айзава не скрывает, что внезапный вопрос неслабо его удивил, ─ А что? ─ Просто постарайся вспомнить. А затем подумай, ─ таинственный полушёпот растворяется в воздухе за его спиной и остаётся безответным.