Oh, to be young and in love

      Иногда для прекращения беспорядка достаточно предоставить его участникам полную свободу, не поощряя, но и не вмешиваясь, пока без этого можно обойтись. Тогда и у беспредела внезапно вполне может обнаружиться свой тривиальный предел. Так и всё ночное гулянье в конце концов рассеивается само по себе. Сперва собственные тела, вероятно, показались малышам лёгкими и гибкими, как будто они достигли высшего контроля над своим опорно-двигательным аппаратом. Ноги сами несли их, и они не ощущали ничего, кроме единства с ветром, который мог запросто подхватить их и унести в какие-то неведомые дали. В те минуты они, верно, думали, что смогут и вовсе не спать, пока их амбиции распространялись до вершины самого высокого холма, куда они, может быть, уже планировали завтра же отправиться в поход. Но на деле движения замедлялись, их клонило к земле. Звёзды для них уже не светили так ярко, заволакиваясь пурпурной пеленой сна. Сна, который ребята уже должны были путать с реальностью. И в конечном счёте растратившие все энергетические резервы дети начали зевать и валиться с маленьких ног.       Кое-кто ещё упорно пытался продолжить игру, видимо, надеясь протянуть до утра. С ночами зачастую не хочется расставаться. Лишь бы продолжать жить и жить одним днём, словно предашь его, если заснёшь. И ведь мы правда просыпаемся другими. Прощаем себя за всё, что было вчера, точно это случилось не с нами, а с человеком, что жил в том дне и в нём же навеки и остался. Она, эта ночь – подруга детства, с которой вы когда-то, смеясь, приходили в тайное место закапывать клад, мечтали о будущем и, уезжая, пообещали друг другу, что никогда не изменитесь, не повзрослеете и всегда будете помнить. Помнить и возвращаться на тот укромный бережок под сенью ивы. Но прошли годы, снова наступило лето. И она пришла туда одна. Написала на песке заветное имя и стёрла его. В последний раз. Так заведено.       Большинство всё же сдалось под грузом усталости, и ребятню загнали в дом. Повеселились и хватит. А спят пусть в тепле и безопасности, на своих крепких кроватях. Аояма тоже, разумеется, был выпущен на свободу, чтобы почти сразу же оказаться запертым в другой тюрьме. Что ж, этому мальчишке повезло сегодня меньше прочих. — Вот же закатили себе дискотеку в ночном клубе, — ворчит Айзава, закидывая в корзину насквозь промокшую футболку Бакуго. — А когда бы они ещё так оторвались? — Тошинори подпирает плечом дверной косяк, стоя на пороге ванной уже без кардигана, — Родители, знаешь ли, у многих строги, даже если не осознают этого. А потом, когда наступает тот возраст, когда можно решать самому, вечеринки уже не те. — Тут ты прав. Это оно только в юности кажется заманчивым, — вздыхает Шота, — Терпеть не могу тусовки, на которые меня Хизаши таскает.       И, подумав, для чего-то поясняет: — Мой друг.       Он видит, что Яги, на котором его утомлённые глаза уже с трудом фокусируются, понимающе кивает. ― Поэтому я уже давно на них не бывал. — Не уверен, что не отрублюсь к твоему возвращению, — Айзава уступает ему ванную, — Так что спасибо за вечер, а ещё за… за ночь и приятных тебе снов. — И тебе спасибо и добрых. Высыпайся, Шо… Айзава-кун.       С этой неудачной фразой Всемогущий спешит скрыться за дверью. В некоторой растерянности Шота приподнимает бровь. Но этой ночью он уже не в состоянии о чём-то серьёзно размышлять. Возвращается в комнату, переодевается, даже чересчур смело закапывает в глаза, ложится и мгновенно проваливается в сон. Снится ему после всего пережитого почему-то именно красочный боевик, в котором светловолосый герой сражается с огромными косматыми монстрами. Их стрекотание сливается в один адский шум, когда они берут в плен своих гигантских членистых лапок мальчика с головой чёрной птицы, потерявшего сознание в высокой траве.       Сильный порыв ветра врезается в окно, заставляя его раму загрохотать. В дальней части дома, как будто желая переплюнуть сестрицу, смачно захлопывается форточка. Айзава просыпается, недовольно кряхтит и присаживается на кровати. Ему с трудом, но всё же удаётся удержать глаза открытыми и не рухнуть обратно на подушку. Тут же из своей постели выскакивает Яги. Он в лёгкой пижаме со звёздочками, не скрывающей длинные худощавые ноги, которые моментально приковывают взгляд Шоты, нетипично сонный даже для него самого. Заметив, что коллега (или же теперь некто больший) проявляет к его телу повышенный интерес, Тошинори спешит поправить слегка задравшуюся кофту. ― Я проверю. А ты засыпай, Айзава-кун. Ещё слишком рано, ― он отправляется к источнику шума, что посмел бессовестно оборвать, как думается Шоте, самый сладкий сон за последние несколько лет его жизни. ― Погода так быстро испортилась. Похоже, намечается нешуточная буря. Странно… В прогнозе, видимо, что-то напутали, ― голос до жути сиплый спросонья. Айзава прокашливается, ― Циклон должен был подобраться позже, уже после нашего возвращения. Даты поездки специально были так подобраны. Это ещё хорошо, что мы не оставили их там ночевать. ― Даже если всё кажется идеальным, что-то одно обязательно да пойдёт не по плану, ― грустно усмехается Тошинори, вглядываясь в помрачневший пейзаж за окном. ― Мы даже не обсудили, во сколько организуем подъём, ― зевает ответственный вожатый, ― И кто же, чёрт возьми, предупредит об этом Айхару-сан… ― он дотягивается до смартфона и поглядывает на время, ― в четыре утра? ― Знаешь, я почти уверен, что она это предвидела. Представляла, во что всё может вылиться. Поэтому Айхара-сан поймёт, полагаю, ― Яги оборачивается и смотрит на него через всю комнату, утонувшую в стылых и чахлых от непогоды предрассветных сумерках, тёмно-бирюзовых. ― Ты неплохо умеешь убеждать, ― не получившие должного отдыха мышцы Айзавы ноют тупо и невыносимо, и, наконец дав им волю, он падает на спину, ― Всемогущий…       В ответ до его слуха доносится тихий смешок. Первые крупные капли стукаются о стекло, и Шота наблюдает за тем, как стремительно они скатываются, оставляя за собой прозрачные дорожки, похожие на застывший во времени дождь. Веки тяжёлые и побаливают так, словно перед этим он проплакал не один час. В голове какая-то странная беззащитная нежность. Яги, закрыв окно, направляется в его сторону, и, когда он проходит мимо, Айзаве вдруг хочется быстро подняться, крепко обхватить его тонкую талию, скрываемую свободным силуэтом пижамы, или бёдра – он не может решить точно – и просто повалить с собой на кровать. Как связку гибких колосьев. Эта мысль кажется дикой, но теперь он знает, что ему за это ничего не будет. Тошинори не уедет, собрав вещи, не подумает испортить его репутацию. Ничего страшного, если он его обнимет. А если поцелует… Ему же можно, так ведь?       На миг Шота задумывается, а не было ли произошедшее ночью обычным сном. Пусть до чёртиков приятным, собравшим в себе то, в чём он действительно нуждался в последние несколько дней – такие сны ужасны тем, что отнимают всякое желание находиться в реальности, где нет ничего из тех даров, которыми наградил человека его собственный мозг. Уж он-то знает, каково это. Когда душевно беседуешь с лучшим другом, стоя у открытого окна с видом на какую-то итальянскую улочку и наблюдая за тем, как от ласкового ветра развеваются белые занавески и как в них играет летнее солнце. За что-то извиняешься, и он просит прощение у тебя. Чувствуешь его тёплые утешающие объятия, будто сотканные из этого самого солнца. А потом тебя будит злосчастный будильник – и всё. Этот момент всегда был и остаётся самым страшным для Айзавы. Когда он осознавал, что Ширакумо на самом деле больше нет.       И он не решается протянуть руку, коснуться, обрушивая своё сердце, пока виновник его порыва, потягиваясь, уходит на кухню.       Потом его одеяло поправляют заботливые руки, но Шота уже не чувствует этого. Не вспомнит он и аккуратно запечатлённое на его лбу лёгкое прикосновение сухих горячих губ.       На этот раз день в лагере начинается значительно позже обычного: часов в десять вместо привычных семи. Помощница, к изумлению классного руководителя, спешно признаётся в своём опоздании, едва завидев его в прихожей. Всемогущий, который проснулся немногим раньше Айзавы, посылает ему красноречивый взгляд, как бы гласящий: «А ты не верил в моё предсказание!» Все, не считая учеников, уже на улице. Айхара стоит на крыльце, облокотившись на балюстраду. Тошинори топчется в траве, ещё влажной после пролившегося в утренних сумерках дождя и поэтому скользкой. Пока его внимание не привлёк Шота, он озадаченно глазел под ноги и подумывал об отмене сегодняшней зарядки. А на ступеньках сидит, оглянувшись, какой-то новый незваный гость, не то, чтобы совсем незнакомый. Впрочем, как и Яги, Айзава быстро соображает, где он его видел. Тогда, на закате, Айхара обнималась с этим человеком. Слегка помедлив, юноша здоровается первым, добродушно улыбается, и в уголках его глаз появляются морщинки. Шота приветственно кивает ему в ответ. У него возникает странная мысль о том, что этому любые морщины пойдут, и с возрастом он станет только приятнее. Гостя представляют Онодэрой. Присутствие этого позитивного и трудолюбивого парнишки скрашивает утро и упрощает процесс приготовления завтрака, над которым они с Эйкой уже успели попотеть до пробуждения двоих бандитов, безжалостно сбивших режим целого коллектива.       А потом Онодэра изъявляет желание остаться до ужина. Смеясь, Айхара объясняет это тем, что прежде он был занят своим обучением, проходил практику. Теперь же, когда для него наступили официальные и заслуженные каникулы, бедный студент не находит себе места и рад приняться за любую попавшуюся работу, лишь бы заполнить пустоту, образовавшуюся в тот же миг, когда он получил последнюю оценку. Айзава ёжится, хорошо припоминая это мерзкое состояние спустя многие годы, и относится к юноше с пониманием.       За спинами раздаётся оживлённый звон столовых приборов, шутки, задорный детский смех, глуповатая болтовня обо всём, бодрее, чем обычно – Яги решился отменить утренние упражнения. Они отдыхают на веранде вдвоём, пока молодая пара прогуливается неподалёку. Свежо, но солнце начинает припекать, точно природа делает вид, что ничего не было. Игривым шепотком приказывает всем забыть её шалость, как возникшее в полудрёме сновидение. Но, в то время как первоклассники морщатся от кислого вишнёвого сока, не зная или не думая ни о том яростном ветре в зеленоватых сумерках, ни о дожде, ни о зябкой ночи, что предшествовала этой… В то время Яги видит, что Айзава, в общем-то, не собирается ей ничего прощать и сумрачно вглядывается в расползающиеся далеко на горизонте тучи. И в этом он с ним полностью согласен. — Могу представить, что у тебя на уме. «И речи быть не может о том, чтобы повторить ночное веселье при такой изменчивой погоде», — Тошинори пододвигает свой стул чуть ближе к его. — Почти. Я бы сказал, не без этого, — Шота поправляет свой разваливающийся пучок, — И всё же забавно, в такую живописную минуту нам остаётся говорить только о погоде. Про себя я уже решил: будь что будет, всё мы сегодня переживём, как и они, — он кивает в сторону детей. — Вот это да, откуда же у мрачного классного руководителя вдруг взялся такой завидный оптимизм? — неловко подтрунивает Яги, — В общем, так держать!       Шота фыркает, скрещивая руки на груди, и косится в его сторону. — Да ладно, может, я несколько пересмотрел свои взгляды на жизнь. За последние сутки, предположим. — И что так повлияло на тебя, любопытно?       Внутри у Айзавы начинает закипать по мере того, как он всё больше убеждается в том, что Всемогущий решил над ним поиздеваться. Но он быстро одёргивает себя, напоминая себе обо всём, что этот человек для него сделал. Его колючки разворачиваются в мягкие листья. «Ты. Ты повлиял. Прежде я щетинился на весь мир, что меня окружал. Позволял давней травме управлять моей жизнью. Не ценил, что дышу, хожу, вижу. От меня, наверное, несло мертвечиной. А ты дал мне понять, как сильно я ошибался», — хочет сказать он, но вместо этого задаёт чудной вопрос: — Мне же не приснилось? — Поцелуй? Нет. — Нет, я не… Что?! Так, подожди, — Айзава замирает и едва не краснеет, на что собеседник улыбается, слишком невозмутимо. — Значит, ты крепко спал под утро. Это не может не радовать. — Вообще-то я имел в виду другое, — учитель переходит на шёпот, чтобы чуткий ребяческий слух не уловил. Хотя детвора очень громко шумит, и скучная взрослая беседа вряд ли представляет для них интерес, — Ну, шалаш, тот разговор, а потом… Чёрт, да зачем я это говорю. Глупости, забудь. — Всё нормально, — Тошинори ловит его взгляд, и худое лицо приобретает серьёзное выражение. Под золотящимися бровями залегает тень, — Я тоже боялся, что вчерашнее могло оказаться всего лишь сном. Но то, что случилось, реально. И я думаю, мне так кажется… что мы перешли на новый этап. — Не верится, что ты это озвучил, — уголок рта под немного отросшей щетиной саркастически изгибается. — Когда-то же надо. Эта наша человеческая способность к вербальному общению дана нам для упрощения жизни, не иначе.       Айзава хмыкает и возвращается к молчаливому созерцанию. Прогоняя со стола позади себя назойливую муху, Яги поднимает с него тарелку, берёт палочки и захватывает дольку свёрнутого в рулет яичного омлета. Он откусывает немного и медленно пережёвывает. Ему приходится сидеть за завтраком, обедом или ужином дольше остальных, потому, когда другие – Шота и Эйка – заканчивают приём пищи, он ещё некоторое время напряжённо, с передышками доедает свою маленькую порцию. Помимо этого, бывший спасатель пропадает на кухне или осторожно перекусывает за выполнением обязанностей надзирателя ещё несколько раз на дню. — Сказать по правде, я не совсем уверен, что правильно поступил с тобой, — покончив с одним куском, понуро произносит Тошинори. — В плане? — Шота снова к нему оборачивается, кладёт локти на поручень и подпирает щёку кулаком. — Со мной может быть сложно. Очень, не представляешь, как. — Думаешь, я сразу не понимал, на что иду? — мужчина поднимает брови, — Это было трудно с самого начала. И я, поскольку всё видел и обдумывал, рассматривал всевозможные сценарии. Но мне это нужно. Нужно впутаться, к чему бы оно ни привело. — Ну что ж, мне приятно слышать, что ты так настроен, — Яги поправляет упавшую на лицо прядь, продолжая держать тарелку в одной руке, — Хотя я бы хотел ещё разок вернуться к этой теме в более… подходящей обстановке. — Не вопрос. Может, сегодня вечером, — Айзава коротко кивает.       Воображение рисует ему их тихую комнату, уже такую привычную и неизменно обласканную тёплым электрическим светом. Как скромный спасительный островок в буйстве стихии, которое, предположительно, вскоре должно разыграться. Косой дождь будет хлестать в окна, грузными каплями постукивать по подоконнику, просачиваться в незримые щели и незаметно опрыскивать его постель. А они вдвоём будут сидеть на диване, укрывшись ради комфорта тем самым пледом. Тошинори, наверное, будет пить чай, а сам он – кофе. И у них завяжется разговор об отношениях.       Темноволосый учитель поднимается со стула, сообразив, что в ванной его ещё дожидаются нестиранные вещи. Перед тем, как уйти, он бросает: — К слову, я всё вспомнил. Насчёт своих шрамов и того дня.       Тарелка едва не выпадает из рук Тошинори, а грудь будто взрывается вспорхнувшей стаей цветастых тропических птиц. Он уже примирился с тем, что взгляд окровавленного юноши с кожей белой, почти как у мраморной скульптуры, навсегда останется его личным драгоценным воспоминанием. Взгляд долгий, замученный, ничего не выражавший и вместе с тем заключавший в себе абсолютно всё, ради чего он, Всемогущий, жил на свете. Вот таким был этот взгляд, воздетый к нему из пыльных глубин памяти, словно только и ждал удобного момента, чтобы выползти из-под руин и показаться на солнечный свет. У спасателей есть свои призраки, которые их навещают. И этот юноша мог бы превратиться для Тошинори в одного из них, даже при том условии, что остался жив. Просто потому, что там, в воспоминании, Яги был с ним совершенно один. Но теперь он понимает, что больше нет. Владелец явился за потерянной вещью. Айзава, настоящий, живой и повзрослевший, разделит с ним этот значимый эпизод.       Тошинори приходит в себя и порывисто оборачивается, но коллега оказывается уже слишком далеко и, остановившись на мгновение, как будто что-то обдумывая, исчезает в стенах дома.       Весь оставшийся день они проводят в хлопотах, редко получая возможность перекинуться короткими фразами. Итогом завтрака, как назло, становятся две запятнанные сладким и концентрированным соком футболки. Из-за этого, кроме того, что они заранее заготавливают еду на завтра и жутко устают, приходится провести вторую стирку за день. За неё берётся уже Яги. Потом один сладкоежка по имени Рикидо, выклянчив у Айзавы конфеты, которых осталось уже не так много, умудряется разбить коленки и получить пару ссадин на ладонях. А Денки находит на улице спрятанную розетку и в результате только чудом остаётся жив-здоров. У Коджи наметилась новая фобия. После того, как на днях мальчик пострадал от укуса пчелы, он вдруг начал панически бояться насекомых, убегать и кричать при виде любой маленькой букашки, хотя прежде любил их собирать, заботиться, как обо всех остальных животных. Сегодня учителям приходится долго утешать его, когда тот случайно сталкивается с цикадой перед ужином. Остальные ученики, на удивление, ведут себя относительно тихо. На прогулке классный руководитель с улыбкой наблюдает за сблизившимися Тсую и Фумикаге, которые весьма оживлённо рассказывают друг другу о своих увлечениях. Уж он знает: увидеть Токоями таким светящимся – большая редкость. И даже взаимоотношения Мидории и Бакуго вернулись в прежнее русло, утратив недавнюю драматичность. — Стоит отдать им должное. Я чувствую себя менее уставшим, пожалуй, даже чем в обычные дни. И это после такого безумия, — Шота искренне выражает своё восхищение молодыми помощниками, одновременно с этим собирая со стола последние тарелки, оставшиеся после ужина, и отвлекаясь на снующих рядом учеников, — Да, спасибо, Бакуго. И ты сегодня прямо молодец. Сбегай на кухню, поставь его в холодильник. Вами я тоже горжусь. Мы почти закончили, Иида, проведай лучше остальных. — Это ещё ладно. Как бы всё безумие после отбоя не началось, — протирая салфетками деревянную поверхность, откликается Тошинори, — Смотри, а дождь пошёл. Капает с неба, редко пока. — И правда. Пора уже всем по домам.       Ветер гнёт и раскачивает деревья, угрожающе завывает в их кронах и раздувает лёгкие кофты и футболки. Срывает и уносит чью-то кепочку, бросая её перед опушкой леса, словно подносит трофей духам чащи, что повылазили из своих берлог размять кости в буйстве стихии. Всемогущий устремляется за ней, хватает и возвращает головной убор потоку забегающих в своё убежище детей. Те судорожно из рук в руки передают кепку хозяину. Небо снова преобразилось, открыв очередную из бессчётного множества своих личин. Теперь оно опасное, жуткое, бушующее. Пугает чернотой и молниями. Облака, будто отравленные чем-то, потемневшие, клубятся и громыхают, мерцают демоническими глазками пробивающегося света. И этой своей грандиозностью они походят на воюющих в небе великанов. В воздухе пахнет электричеством. — Девятнадцать! Слышишь, Яги? Зашло ровно девятнадцать. Там точно больше никого? — следивший за размещением учеников Айзава вылетает из дверей. Не на шутку встревоженный. — А? Одного не хватает? Нет, я… никого не вижу, — Тошинори нервно оглядывается по сторонам, — Кто же? Кого мы упустили? — Это… Нет, подожди, — мечется классный руководитель, — Да, я не видел Хагакуре. Это она. Она потерялась. — А, Хагакуре – это же та маленькая девочка с хвостиком? Ещё такая бледная, — уточняет Яги. — Именно. Чёрт, как я мог сразу не заметить её пропажи, — приглушённо выругивается Шота. — Срочно, нужно организовать поиски! — спасатель в отставке бросается к домику вожатых, но останавливается на полпути и кричит: — Можно было бы позвать деревенских, но у нас нет времени! Пока кто-то сбегает!       До Айзавы доносится его удушающий кашель, и он видит, как Яги хватается за грудь. — Стой! Успокойся! Так ты себя доведёшь, — Шота догоняет его и берёт за голые предплечья, — Вот уж не думал. Если бы только наши помощнички не ушли, — цедит он раздражённо. Сейчас ему явно не до сочувствия кому-то, кроме, пожалуй, коллеги и пропавшей ученицы. — Медлить нельзя, — сипит Тошинори.       Краем глаза на крыльце дома первого «А» он замечает движение. Это Тодороки вышел из-за двери в резиновых сапожках. Позже за ним показывается таким же образом экипированный Мидория. Слегка удивлённые, мужчины дружно направляются обратно. — Мы всё слышали, — решительно заявляет Изуку, — и решили помочь! — Нашли только пару сапог. Не наши. Мне вот маловаты, но что ж. Решено, что пойдём мы с Изуку, — добавляет второй мальчик. — Деку в девчачьих! — слышится из коридора насмешливое. — Ну вот, не хватало ещё, чтобы вы потерялись, — складывая руки на груди, ворчит Айзава. На открытые участки кожи попадает холодная морось, и он машинально её вытирает, — Промокнете все. Потом жалобы от родителей пойдут. — Мы плохо знаем эту местность, чтобы подвергать вас такой опасности, — неожиданно для детей даже Яги встаёт на сторону классного руководителя, — Айзава-кун, Хагакуре могла так учудить и уйти в лес? Я сознательно не взял с собой почти ничего, кроме компаса. Не ожидал, что здесь будет такой опасный ландшафт. Лес, и так близко. Озеро.       В небе на миг вспыхивают две ломаных линии, и всё озаряется фиолетовым. Дождь слегка усиливается. Не сразу, ещё отдалённо проносятся гулкие раскаты. Не дожидаясь ответа от задумавшегося Шоты, спасатель обращается к ребятам: ─ Пусть кто-нибудь из вас пойдёт и расспросит остальных, насколько давно и где они видели Хагакуре. ─ Не уходите за пределы дома, ждите, ─ распоряжается брюнет следом, метнув на друзей строгий взгляд.       Мидория активно кивает и возвращается к одноклассникам. — Если что, здешние крыши оснащены громоотводами, — между прочим отмечает Тошинори и тянет Шоту по направлению к их дому, — Надо одеться. По ходу дела обдумаем. — Точно. Даже мальчишки собрались в два счёта, а мы ещё вожатые, учителя. Спасатели.       Айзава вдруг вспоминает брошюру о походах на природу с детьми, которую весь педагогический коллектив школы заставили прочитать ещё зимой. В ней говорилось о том, что отбившийся от группы ребёнок без навыков выживания, скорее всего, умрёт от переохлаждения. А ещё там упоминалось утопление в ближайших водоёмах. В его голове вдруг отчётливо звучат слова Айхары, сказанные ею вчера за обедом. В том озере утопилась девушка. «Не так уж это сверхъестественно», – сказала она. Верно, такое вполне может происходить, скажем, пару сотен тысяч раз в год. Он представляет себе маленькое синюшное личико со впалыми щеками и приоткрытым ртом. И глаза, глядящие безмятежно оттого, что безжизненно. Белые волосы, развевающиеся в обманчивой невесомости, как водоросли. На миг зажмуривается, пытаясь прогнать жуткое видение. — Ты подумал об озере, ─ на бегу прерывает молчание Айзава, — Что, если она… — Она могла бы вот так? — повторяет Яги свой недавний вопрос. — Непохоже на неё, — мужчина хмыкает, — Но пока они дети, они же как пластилин. Если подумать, однако, Хагакуре всегда была спокойным и позитивным ребёнком. Странно, что она так спонтанно взяла и отправилась куда-то одна. — Может, испугалась чего-то? Ураганного ветра, молний? — предполагает Тошинори, врываясь в прихожую. — С их фобиями ознакомиться за год мне ещё не доводилось. Так что не исключено. — Я пока посмотрю, что можно взять с собой. Может, загляну в кладовые – так что не теряй. А ты смастери что-нибудь съестное, — он двигается быстро. Хватает большой рюкзак, аптечку с полки, — А термоса у тебя, случайно, не найдётся? — Должен быть. Я наливал в него кофе в дорогу, — отчитывается Шота, — Всё подготовлю. И, Яги, ты можешь позаимствовать мой плед. Снова.       Его незаметно передёргивает. Всего-то несколько часов назад эти слова он представлял совсем в другом контексте. Кто же знал, что всё так обернётся к вечеру. — Спасибо.       Они встречаются снаружи, уже одетые. Айзава помещает термос с тёплым чаем в боковой карман рюкзака на спине Тошинори. Дождь набирается в слетевший капюшон чёрной ветровки, становится противно и сыро. К подошвам кроссовок липнут влажные комки земли. Они прячутся под козырьком крыльца, где их молчаливо дожидается Тодороки. — Лампы из палаток, как и наш светильник, не годятся. Слишком рассеянные, тусклые источники, — вздыхает Яги, поправляя ремешки на плечах. — А у нас есть фонарь! — раздаётся из-за двери. Тарабаня по дощатому полу, на свет выскакивает Мидория. Или, точнее, свет выносится вместе с ним, — Мы знали, что вам пригодится! Юга отдал.       Он протягивает прибор Всемогущему, вид которого выражает изумление. — Надо же, настоящий. Не забудьте передать юному Аояме благодарность от меня. — Узнали что-нибудь? Кто видел Хагакуре последним? — темноволосый учитель сразу переходит к делу. — Она общалась со всеми девочками, а потом с Маширао. Он думал, что Тору вернулась к ним, но они сами не заметили её. Никто её не обижал, если что! Поэтому она, наверное, не могла сбежать из-за того, что ей… ну, стало грустно. А ещё он не помнит, когда это точно было. Но это было после ужина. Так что… — речь Мидории сливается в безостановочное бормотание, словно он разрабатывает стратегию или представляет себя детективом, расследующим сложное дело. — Стой, подожди, пожалуйста, Мидория, — Тошинори легонько встряхивает его, чтобы вернуть в реальность, — Она ничего не говорила о том, куда направляется? — Ой, я забыл это спросить. Сейчас сбегаю! — мальчик срывается с места. — Нет, у нас больше нет времени. Если Хагакуре ушла не так давно, то она и должна быть недалеко. Но с каждым нашим промедлением шансы на успешные поиски падают. Связь вообще пропала из-за грозы, я проверил, — погружается в размышления бывалый спасатель, — Никуда не дозвониться. — Да, я тоже проверял, — подтверждает Шота в задумчивости. — Я скачал карту этого района перед поездкой, так что примерно смогу ориентироваться. И у меня есть компас. Слушай, Айзава-кун, я пойду на озеро, а потом, если там следов не найду – вернусь, по периметру и в лес. По правилам поисковая группа должна состоять минимум из двух человек, но ты знаешь меня. Я справлюсь в одиночку. — В лес? Ты рискуешь… — перебивает его коллега, — Тебе нельзя рисковать в таком-то состоянии. Не геройствуй, будто тебе двадцать лет. Она может быть и где-то рядом, в конце концов.       В глазах Айзавы Яги видит пылающую, искреннюю тревогу и, не выдерживая, отводит взгляд. Застенчиво посматривает на Тодороки, но тот, кажется, не слушает: стоит, отвернувшись и сжимая дверную ручку. Этот наверняка что-то слышал про Всемогущего от своего отца. Но интересовал ли его легендарный спасатель вообще? Возможно, Тошинори и не стоит бояться выдать свою слабость перед ним. — Никто ничего не знает, — взмыленный Изуку снова оказывается на пороге. — Что ж, тогда поступим, как я и сказал, — твёрдо продолжает блондин. — Я пойду с вами, Всемогущий! Я сто процентов буду полезен, обещаю. Вам же нужен второй человек. — Нет, юный Мидория, при всём моём восхищении твоим стремлением помочь, я не могу на это пойти. Не хочу, чтобы ещё один из наших учеников оказался в опасности, — он опускает ладонь неугомонному мальчишке на плечо, наблюдая за уголками его рта, которые медленно ползут вниз.       В другой раз Тошинори обязательно взял бы его с собой в какое угодно приключение. Однако сейчас, когда буря ломает ветки, все дорожки превращаются в топи, а счёт идёт на часы или даже минуты, он знает, что делает. — Я – в лес. Учитель Айзава отправится в деревню, — оборачивается к насупившемуся коллеге, — Ты найдёшь Айхару-сан. Придётся её побеспокоить. Нужно провести оповещение местных жителей. Возможно, придётся задействовать кого-то из них, либо пусть свяжутся со службой, если выйдет. Я надеюсь, что всё закончится раньше. — Понял. Но – Яги – твоя обувь, — оба они смотрят на тканевые кроссовки Всемогущего, — Пока не с места, — и Шота, кажется, вмиг оборачивается лихим вороным конём, раздувающим ноздри и несущимся только к одной единственной цели, там, у коврика за порогом.       Яги лишь остаётся наблюдать, как его фигура, удаляясь, обрисовывается ливневой бахромой. Но без лишних мыслей и промедления он возвращается к Мидории и Тодороки: — На вас, юноши, я оставляю осмотр ближних зон. Только в пределах лагеря. Видимость сейчас плохая, поэтому не думайте отходить далеко. Держитесь стен домов, не упускайте друг друга из виду. И будьте осторожны. — Так точно, слушаемся, Всемогущий! — сразу ободряется Изуку. — Обещаем, мы сделаем всё, что в наших силах, — кивает Шото. — Можно начинать? — взлохмаченному малышу в бирюзовом дождевике настолько не терпится пойти по стопам кумира, что он с таким рвением, похоже, в обозримом будущем начнёт наступать ему на пятки. — Да, можете приниматься за дело.       Ребята дают друг другу пять и с деловым видом удаляются вдоль стены домика, пока шипение ливня не заглушает шелест влажной травы и их голоса. Не заставивший себя ждать Айзава ставит на крыльцо перед Яги свои сапоги. — Я заметил, что у нас почти одинаковый размер ноги. Может, не совсем подойдёт, но, как по мне, это лучше, чем глупо скончаться из-за простуды от промокших ног. — Спасибо. Но сам ты как? — Тебе нужнее, а я осторожно, — усмехается Шота.       Тошинори улыбается слегка виновато и опускает глаза. Пока он переобувается, рассказывает, что поручил детям. Айзава не слишком одобряет эту затею, однако и не возражает. Вожатые шагают вместе до неопределённой точки за домами и, не растрачивая время на сантименты, расходятся в разные стороны.       Все эти дни он не задумывался над тем, насколько крут этот склон. Песчаную дорожку развезло, и по ней вполне можно было бы скатиться, представив её чем-то средним между заледеневшей в зимнее время горкой, откуда детвора весело съезжает на ватрушках и ледянках, и аттракционом в аквапарке, но с грязью вместо воды. Скрипучей траве Айзаве доверяться тоже как-то не хочется. Но педагогический долг есть педагогический долг, а препятствия на дороге – это всё мелочи. Он кое-как взбирается, соскальзывая и хватаясь за рвущуюся растительность. Отряхивается прямо на ходу и ускоряет шаг, местами сменяя его на бег. Тяжёлый, утомительный, тщетный. До боли в груди и лихорадочного пота.       Адрес Айхары Шоте известен. Он всматривается в мутные номера строений за пеленой дождя. Шлёпает по лужам, окропляя джинсы и зачерпывая в обувь немного воды. Ругается, поправляя то и дело слетающий капюшон, и бежит дальше. Она ведь может быть и здесь. Прокралась тихо, пока они приводили стол в порядок, и ушла в селение. Тогда, вероятно, её кто-то даже приютил, и она сидит у кого-то в гостях за чаем, дожидаясь, пока дождь кончится, и новые добрые знакомые отведут её обратно в лагерь. В это хочется верить. Это было бы самым оптимистичным раскладом. Однако Шоте жизнь не раз преподносила незабываемые уроки, из которых он твёрдо усёк, что, кто бы там ни был на небе, они не всегда бывают к тебе столь благосклонны, чтобы реализовывать только самые позитивные сценарии.       Почему-то именно сейчас, когда он бежит совершенно один по улочкам меж деревянных домов, Айзава задумывается о том, что дождь способен быть похожим на кровь. Если долго, не моргая, смотреть на его иглы, попадающие в лужи, и возникающие затем на их поверхности пузыри, перед глазами вода может окраситься в красный цвет. Неосознанно ли это произойдёт или усилием разума – неважно. Будто это и есть то самое чудо её превращения в вино. И вот перед нами уже не нежный и безобидный – кровавый дождь из чьих-то мозгов, прямо как в ужастиках или высокорейтинговых супергеройских боевиках. Он уже видел такое в тот день. Когда кровь Ширакумо (он почему-то всегда был уверен, что это была именно кровь и именно его друга) смывалась и смешивалась с ливневыми потоками. Тогда она, казалось, пропитала всё вокруг, насытила каждую частицу воздуха. От острой боли под рёбрами и этих мыслей его начинает тошнить.       Тучам на небе не видно конца – дождь обещает быть долгим. Он то усиливается, то ослабевает. Мерзко покалывает лицо, метит в глаза, заставляя моргать часто-часто. Яги добирается до озера. Корни деревьев пружинят, а поломанные веточки хрустят под его ногами. Вся живность словно куда-то подевалась. Не видно ни одной птицы, все звуки смешались в вой со свистом. Где-то в лесу что-то трещит и визжит. «Это дерево валится», — объясняет себе Тошинори. Он оглядывает взволновавшуюся поверхность водоёма. Хаотичную рябь и гребни, разбивающиеся о сваи мостков.       А потом задаёт себе молчаливый вопрос: «Может ли Хагакуре быть здесь?» И приходит к мысли, что если в озере кто-то и был, то он давно уже покойник, и бросаться за ним в пучину сейчас уже нет никакого смысла. Его ужасает то, как быстро и с каким спокойствием он сделал такой вывод. Спасение людей со временем учит мыслить рационально. В большинстве своём хороший исход – это всего лишь удача, пусть её вероятность и возрастает в разы благодаря постороннему вмешательству и правильным действиям. Но всё же удача. И, когда через тебя проходит столько человеческих жизней-канатов, одни из которых получается перетянуть на свою сторону, а другие вырываются из рук, сколько бы мозолей ты себе ни натёр, остаётся только принимать и мириться с тем, что иногда ты оказываешься просто бессильным. Становится легче терпеть неудачи, пусть ненамного.       Сорванные листья деревьев печально осыпают его, и, несколько раз безрезультатно выкрикнув имя ребёнка, Тошинори уходит прочь, чтобы искать дальше. До последнего. Пусть он в отставке, пусть уже совсем не в той форме, чтобы так себя нагружать. Но он по-прежнему чувствует долг перед учениками и родителями Тору, перед всеми. Перед Айзавой.       Темнеет. Минуя поляну, Яги видит два маленьких огонёчка, снующих между домами. Послушные, доблестные. Не останавливаются, не теряют надежды. Ищут. Мужчина вздыхает и достаёт компас. Лес тёмный и подвижный, неприветливый и опасный для жизни. Но где-то там, под шатающейся, словно в ритуальном трансе или глубоком горе, елью, возможно, сидит до смерти напуганная девочка. Девочка в одном летнем платьице. Продрогшая до стука зубов и судорог по всему телу, если не потерявшая сознание. Обречённая, потерянная, как заблудшая душа в мире высоких стволов и крон, закрывающих небо. И эта мягкая подушка под ногами хитро чавкает. Чаща поглотила её и скоро переварит. Всемогущий ступает в лес.       Ткань джинсов промокла от дождя и липнет к коленям. Шота убирает назад спутанные волосы, которые так и лезут в лицо, и хмурится от адской боли в продутых чувствительных ушах. Они ходят от крыльца к крыльцу, и ему приходится проговаривать одну и ту же речь, по меньшей мере, раз пять. Эйка была ошарашена и рассержена. Айзава потревожил их с Онодэрой явно не в лучшую для визитов минуту. Однако негодование молодой пары быстро сменилось испугом и сочувствием. Они собрались и отправились по знакомым. Связи по-прежнему не было. При этом Айхара предложила учителю передохнуть в её доме, пока соберётся народ, но он наотрез отказался.       После того, как он подробно описывает ситуацию очередному жителю, он решает, что дальше деревенские справятся и без него. Благодаря репутации молодых волонтёров, расшевелить людей оказывается не так уж сложно. Пытаясь согреть свои уши, с беспокойными мыслями в голове и текущим носом Айзава направляется обратно в лагерь.       Тошинори пробирается через густые заросли, освещая путь ярким лучом фонаря. И в этом свете поблёскивают дождинки. Идти по мху тяжело, а ветви цепляются за одежду, бьют по щекам, как хлысты. Он уже не уверен в том, что девочка в здравом уме могла сюда сунуться и к тому же убежать так далеко. Этот поход больше не кажется ему разумной идеей. Однако Яги не может заставить себя повернуть назад.       Он зовёт Хагакуре, просит её подать знак. Но крики заглушают раскаты грома. Небеса трещат уже совсем близко, над его головой, будто горы раскалываются, сотрясая землю. Он запрокидывает голову и видит капли, летящие с серой высоты. Несколько попадает ему в глаза, заставив зажмуриться. Одно дело – наблюдать за грозой из дома с чашкой горячего чая в руках, совсем другое – слушать её одному в ночном лесу, когда за спиной смыкаются деревья, и дорогу обратно уже не разглядеть. Фонарь в его руках начинает мигать, но всего на секунду. Тошинори выключает его на время и прячет в карман. Вместо этого вынимает мобильный, сверяется с картой и в слабой подсветке рассматривает колышущуюся чёрную стрелку компаса.